Жестокие намерения

Глава 12

Ксавьер

Когда я вижу Кей, лежащую на лужайке перед домом в Блэкморе, мне приходится дважды проверить свое приложение для отслеживания, чтобы убедиться, что это она. Ее волосы распущены за спиной, как веер, а глаза закрыты, словно она спит. Полдюжины людей проходят мимо нее, а она не двигается.

Каждый шаг к ее распростертому телу заставляет мое сердце биться быстрее, как у влюбленного кролика. Чем ближе я подхожу, тем больше деталей запоминаю. Например, оттенки русого, пробивающиеся сквозь ее локоны цвета красного дерева. И бледно-розовый оттенок, покрывающий ее свеженаманикюренные пальцы ног. И то, как ее рубашка задирается на несколько дюймов, обнажая пупок. Кей похожа на голливудскую эльфийскую девушку мечты, и я ненавижу то, что чувствую из-за этого.

— Надеюсь, ты пользуешься солнцезащитным кремом, любимая. Мне бы не хотелось, чтобы ты обгорела.

Кей не открывает глаза. Она стонет, закрывая лицо рукой, и говорит:

— Это все плохой сон. Это все плохой сон. Это. Все. Плохой. Сон. — Когда она медленно выглядывает из-под руки, я слегка машу ей. — Мне следовало уйти, когда Кристин ушла на занятия, — говорит она со стоном.

Без приглашения я плюхаюсь на ее одеяло для пикника — желанный барьер между моей ухоженной одеждой и землей. Я провожу осенние и зимние месяцы, играя в футбол в условиях более жарких, потных и грязных, чем эти. Приятно лежать на траве и не видеть ее пятен на своих белых штанах.

— Но ты не ушла. Теперь появился Большой Злой Волк, и он съест Красную Шапочку.

Она с отвращением смотрит на меня, когда садится; ее лицо всего в нескольких дюймах от моего.

— Он не ест ее в той версии, которую мой отец читал мне перед сном.

— Это версия Ксавьера. Это как если бы Тейлор Свифт перезаписала песню Speak Now. — Эту информацию я узнал только потому, что услышал, как Кей обсуждала это с Кристин, и любопытство взяло верх.

— Тебе нравится Тейлор Свифт? — Она недоверчиво выгибает бровь.

— Да. Вся десятиминутная песня про шарф великолепна. All Too Sad или что-то в этом роде, — пожимаю я плечами.

Кей вздыхает, как будто знает, что я все это время подшучивал над ней.

— All Too Well, — поправляет она. — Чего ты хочешь?

— Почему я всегда должен чего-то хотеть? — Потому что я хочу. — Ты настолько низкого мнения обо мне, что кажется немыслимым, что я просто хочу насладиться твоим обществом? — Так и есть — она действительно так плохо думает обо мне.

Напряженность разрушает тишину между нами, и Кей отодвигается от меня.

— Что кажется немыслимым, так это то, что мне хотелось бы насладиться твоей компанией, Ксавьер. Ты вывихнул мне запястье, — она машет забинтованной рукой, — и ты неуместно прикоснулся ко мне прошлой ночью в Red Dawg.

— Ты очень любишь держать обиду. Кто-нибудь говорил тебе, что станет легче, если ты простишь и забудешь?

Кей дает мне пощечину, и эхо прикосновения ее кожи к моей разносится по двору. Несколько глаз поворачиваются в нашу сторону, и люди начинают перешептываться. К вечеру об этом будут сплетничать в кампусе.

Оглядываясь назад, я, наверное, должен был ожидать этого. За эти годы я сделал ей много дерьма. Разумеется, все это было заслуженно, по крайней мере, в моем понимании.

— Это за тот раз, когда ты прижал меня к стене, когда я выходила из ванной в коридор в одном лишь полотенце. Хочешь знать, что я тебе дам за тот раз, когда ты пролил газировку на мое белое платье на пикнике в компании Малкольма?

Я отвечаю, подмигивая.

— В тот день ты устроила мне чертовски интересное шоу, как и всем остальным. Мы должны как-нибудь повторить это. — Ее рука сжимается в кулак, и я отстраняюсь от нее на случай, если она начнет замахиваться. — Успокойся, Кей. Я здесь не для того, чтобы испортить тебе день.

— Тогда зачем ты здесь?

Полагаю, это моя вина, что она мне не доверяет. Когда долго мучаешь человека, у него появляется веская причина держаться от тебя подальше.

— Малкольм звонил тебе в последнее время?

На улице 85 градусов⁴, но на ее руках появляется толстый слой мурашек.

— Нет. А что?

— Твоя мать, — я стискиваю зубы, чтобы не выпалить, что чувствую к Кэрри Пеннингтон-Маккейд, — сказала ему, что ты ищешь работу. Мы виделись в понедельник, и он упомянул, что обращался к тебе.

Кей оживляется, прежний гнев исчезает с ее лица.

— Правда? То есть, он знает, что я хочу быть адвокатом по семейному праву, верно?

Я не знаю, что знает Малкольм. Честно говоря, я недооценивал его годами и до сих пор корю себя за это.

— Он знает, что ты не хочешь быть именно адвокатом по разводам. Но ты же знаешь, что семейное право — это почти одно и то же, верно?

— Нет, — возражает она, в ее взгляде появляется разочарование. — Малкольм занимается легкими делами. Если развод является спорным или требует борьбы за опеку, он не хочет в этом участвовать, независимо от того, сколько денег у его клиента. Он будет бороться за имущество, но не за детей.

— Ты хочешь бороться за детей? — Я сохраняю невозмутимое выражение лица.

Лицо Кей, с другой стороны, настороженное, но выразительное.

— Да, — твердо отвечает она. — В семейном праве много узких специальностей. Развод и раздельное проживание — одни из них, но есть также процесс усыновления, планирование наследства, соглашения об опеке и многое другое. Именно в этой области жены и дети, подвергшиеся насилию, обращаются за юридической помощью, чтобы освободиться от своих обидчиков.

В самом начале отношений моего отца с Кэрри я узнал, что ее бывший муж бил ее и несколько раз прикладывал руки к Кей. Год спустя я разыскал Оуэна и нашел его в маленьком городке в пятидесяти милях отсюда. Он был женат на новой женщине, которая не была знакома с его скрытыми сообщениями о домашнем насилии. Хотя я не испытывал любви к своей мачехе, я позаботился о том, чтобы новая жена Оуэна получила копию протокола о предыдущем аресте, который скрывало его полицейское управление, и документы о разводе между ним и его бывшей женой. Это была моя благотворительная акция в этом году. Я слышал, что он снова развелся. Какой позор.

Если бы я был другим мужчиной, я бы утешил Кей. Я бы обнял ее и похвалил за большие мечты. Был бы рядом с ней, когда она боролась за детей, которые боялись, что разозлив родителей, останутся без ужина.

Но я не могу изменить свою сущность. Я хочу быть хорошим человеком, но мое определение не такое, как у всех остальных. Поэтому я говорю ей то, что могу; то, что запрограммировано в глубине души.

— Твои намерения достойны восхищения, но не работай с моим отцом.

— Почему? — быстро отвечает Кей.

Я не могу сказать ей правду. Хороший человек сказал бы, но, возможно, я все-таки плохой человек.

— Тебе не место в этом офисе.

Я знаю, как это звучит, и Кей принимает мои слова за чистую монету. Она садится прямее, поднимает голову немного выше и смотрит на меня.

— Мне все равно, что ты думаешь обо мне, Ксавьер. Мне все равно, что ты считаешь меня и мою мать отбросами. Мы хорошие, трудолюбивые люди, и если Малкольм хочет дать мне работу в своем офисе, я соглашусь.

— Тогда я расскажу всем, что произошло между нами. — Я пытался быть хорошим парнем. Пытался поступать правильно. — Если ты пойдешь работать к моему отцу, я расклею твои фотографии по всему кампусу и пусть все знают, что в прошлые выходные ты кончила прямо на пальцы своему сводному брату, и тебе это понравилось.

Кей бледнеет, а затем ее лицо приобретает болезненный оттенок зеленого.

— Тебе не запугать меня, Ксавьер.

Я протягиваю руку, чтобы провести большим пальцем по ее подбородку, и она вздрагивает от моего прикосновения, отстраняясь.

— Но я могу, любимая. Это называется шантажом, и он очень эффективен.

— В процессе ты только запятнаешь свою репутацию. — Она держится стойко еще минуту; ее подбородок вздернут, демонстрируя силу.

Но я играю в игры с манипуляциями и обманом с дошкольного возраста. Богатые и знаменитые люди не добиваются своего успеха без тайных соглашений и без рукопожатий с сомнительными людьми.

— Я выживу, — говорю я ей. — Я — Маккейд. Люди похлопают меня по спине, когда узнают, что я сделал. Но ты девушка, которую никто не знает. Они опозорят тебя, любимая, и ты будешь уничтожена. Ты этого хочешь?

Знаю, я — чудовище, и ненавижу себя за то, что вызываю слезы на глазах Кей. И наоборот, я хочу увидеть, как она понесет наказание за грехи своей матери. Я хочу отомстить за то время, когда мы впервые встретились. Хочу видеть, как она засияет, как бриллиант; как кусок угля, под давлением превращенный в красоту. Но я не хотел причинить ей боль… не так.

Кей с трудом поднимается на ноги и уходит, оставив свое одеяло для пикника. Хотел бы я сказать ей правду, но я не так запрограммирован. Надеюсь, однажды она поймет, что я просто пытаюсь защитить ее от зверя, более дикого, чем я.