Кей
Когда Кристин на задании, ничто не стоит у нее на пути. А поскольку я не могу пить, она идет в магазин и приносит пять пинт Ben & Jerry's.
— Я не знала, какое из них захочешь в критической ситуации, — заявляет она, бросая пакет на мою кровать.
Я смотрю на ассортимент мороженого и начинаю копаться в нем. Если ты не можешь победить их, присоединяйся к ним. Я хочу погрязнуть в страданиях, набивая себя пустыми калориями.
— Ты знаешь, что все, что мы не съедим, скорее всего, растает, — предупреждаю я ее.
— Или того хуже, — добавляет Кристин зловещим тоном. — Мы положим все в общую морозилку, и кто-нибудь другой это съест.
Не представляю, как бы я обходилась без нее. Кристин — моя лучшая подруга, моя тихая гавань, которая защищает меня от жизненных бурь. С ней каждый день становится легче. Я не очень общительный человек, и хотя мне советуют притворяться уверенной в себе, это не всегда помогает. Но Кристин помогает мне становиться лучше. Ее поддержка вдохновляет меня каждый день становиться сильнее, опираясь на свои сильные стороны вместо того, чтобы прятаться от воображаемых недостатков. Когда мы вместе, я чувствую, что могу свернуть горы.
На следующее утро Кристин просыпается раньше меня. Я слышу ее шорох в течение нескольких минут, после чего дверь нашей комнаты открывается, и она выскальзывает наружу.
Когда я, наконец, готова встать и встретить новый день, она врывается в дверь с криком:
— Я обо всем позаботилась!
— Что? — Спрашиваю я, зевая, внезапно чувствуя, что мне следует вернуться в постель и проспать неделю. — О чем ты позаботилась?
Кристин едва может сдерживать свою энергию.
— Я позвонила в офис акушера-гинеколога. Они могут принять тебя сегодня днем. Кто-то неожиданно отменил визит, — говорит она, пожимая плечами. — И каждый вечер среды на Манхэттене проходят занятия для будущих мам, и я записала нас.
Не знаю, о чем она говорит, но я уверена, что не пойду на эти занятия.
— Я думала, что это упражнения для дыхания.
— Так и есть, — взволнованно говорит она. — Это обучение работе с дыханием и методами релаксации.
Это, должно быть, шутка. У меня никогда раньше не было детей, но я смотрела фильмы. Там много криков, чертова тонна боли, и у кого-то всегда отходят воды в драматический момент.
— Я не буду ходить на курсы для будущих мам.
Кристин беззаботно смеется, падая на кровать.
— Нет, будешь. Это по средам, в 7 вечера. Мы начинаем на следующей неделе.
Я не стану полагаться на то, что несколько дыхательных упражнений помогут мне справиться с родами. Я хочу, чтобы мне сделали эпидуральную анестезию. Я не слабачка, когда дело доходит до боли, но не хочу быть человеком, кричащим во все горло и угрожающим убить всех в палате. У меня не было времени подумать об этом, и, возможно, позже я передумаю, но я слышала много хорошего о том, что моей маме делали эпидуральную анестезию, когда она рожала меня.
У меня нет времени излагать эти факты, потому что у Кристин составлен целый список планов на сегодняшний день, и в него входит, в том числе, игнорирование всех попыток Ксавьера связаться со мной.
— Нет, — говорит она после его четвертого пропущенного звонка и двенадцатого сообщения. — Хватит с тебя мальчишеского дерьма. По крайней мере, на сегодня. — Кристин хватает мой телефон и кладет его в карман, чтобы у меня не возникло соблазна ответить. — Если он звонит, чтобы сказать тебе, что ты должна оставить его злого ребенка и стать его невестой-подростком, это может подождать двадцать четыре часа.
Я прикусываю губу, чтобы не выпалить, что она не может управлять моей жизнью так же, как и Ксавьер. Но раз уж она купила мне лекарства от тошноты и чашку горячего шоколада, потому что мне нельзя слишком много кофеина, я прощу ее на этот раз. И потому что знаю, что она пытается переварить это так же, как и я.
Кристин настаивает на том, чтобы отвезти меня в офис акушера-гинеколога. Она клянется, что пытается ограничить дискомфорт на ранних стадиях моей беременности, но, думаю, что она пытается справиться со своими эмоциями. Она ни разу не взбесилась, но я вижу, как страх скрывается под ее внешним спокойствием. Мы обе в ужасе от того, что будет дальше.
Когда мы учились в старших классах, Кристин и я часами обсуждали, что бы мы сделали, если бы забеременели до выпуска.
В четырнадцать лет я была уверена, что если когда-нибудь забеременею, то сделаю аборт. Моей матери было столько же лет, когда она родила меня, и даже с помощью моих бабушки, дедушки и отца она все равно изо всех сил старалась закончить среднюю школу.
Кристин всегда говорила, что выносит ребенка до конца, а затем отдаст его на усыновление. Ее мать посоветовала бы ей оставить его, но Крис знала свои возможности. Она чувствовала, что будет достаточно сильной, чтобы произвести на свет ребенка, но недостаточно сильной, чтобы обеспечить любовь и заботу, которых он заслуживал. По крайней мере, в четырнадцать лет.
Прошло четыре года с тех пор, как мы строили эти планы. Мое отношение к происходящему изменилось, но у Кристин — нет. Она все еще чувствует себя неуверенным, испуганным подростком, который не хочет заводить ребенка. И хотя беременна не она, она беспокоится обо мне и о том, что будет дальше.
— Знаешь, все будет хорошо, — говорю я ей, когда мы заезжаем на парковку у офиса врача.
Она резко оборачивается и смотрит на меня; я замечаю, что ее большие карие глаза не только широко раскрыты, но и полны слез. Думаю, поездка на машине заставила нас обеих задуматься о том, как изменится наша жизнь.
— Что будет хорошо?
— Все это. Ты. Я. Мы. Этот ребенок. — Я кладу руку на свой относительно плоский живот. Я видела, как мамы делают это в фильмах. — Знаю, что мы не так представляли себе учебу в колледже, но мы разберемся, Крис. Нам больше не четырнадцать, — напоминаю я ей.
— Слава Богу, — слабо отвечает она. — Я ни за какие деньги не соглашусь снова стать четырнадцатилетней.
Иногда мы забываем, что стали взрослыми. Когда мы учились в старших классах, у нас были определенные ограничения, но теперь, после окончания школы, они исчезли. Мы больше не те девочки, какими были раньше. Мы прошли через множество трудностей и испытаний, но стали только сильнее. Однако мы по-прежнему остаемся друг у друга.
— Ксавьер захочет участвовать в жизни этого ребенка; это его право, — предупреждаю я ее. — Но независимо от того, кем он станет для меня или как все изменится после рождения ребенка, я хочу, чтобы ты знала: ты — самый важный человек в моей жизни. — Я тянусь через всю машину, беру ее за руку и крепко сжимаю ее. — Я не смогла бы пройти этот путь без тебя, Крис. Мы вместе, сейчас и навсегда.
Некоторые люди женятся на своей самой большой любви. Другие позволяют им ускользнуть. Но моя лучшая подруга — моя родственная душа и любовь всей моей жизни так, на которую не может рассчитывать ни один мужчина. И если это все, что когда-либо давала мне жизнь, то мне этого достаточно.