Живой Журнал. Публикации 2014, июль-декабрь

История про то, что два раза не вставать (2014-07-30)

Заговорили о волнении. Как-то принято считать, что волнение, особенно в творчестве, — это очень даже хорошо.

Прот любви моих соотечественников к цитированию, сразу появляется известная фраза: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих» (Откровение 3:15–16).

Там, правда, дальше идёт описание этой «теплохладности»: «Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чём не имею нужды»; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг», но до него, как правило, никто не дочитывает..

Между тем, священным волнением сейчас объясняются вовсе ужасные вещи.

Какие-то чудовищные слухи, психотерапевтическое выговаривание и вовсе бормотание толпы.

Вот, кстати, есть известный афоризм, которым набит Интернет и все продающиеся у вокзалов сборники мудрых цитат: «Самые раскалённые места в аду предназначены для тех, кто во времена великих моральных испытаний хранил нейтралитет» — в конце пишется «Данте» и деликатно приводится инициал «А».

То есть, великий человек прямо говорит нам о пагубности нейтралитета, и подталкивает потомков: надо, надо примкнуть.

Обыватель действительно помнит, хоть и смутно, что что-то было в «Божественной комедии» такое — Данте порицал своих соотечественников за неучастие в гражданском противостоянии.

Но история этой фразы хоть и давнишняя, но не давняя — и её автор не Данте, а Джон Фицжеральд Кеннеди.

Это его речь в городе Тулса (Оклахома) 16 сентября 1959 года. И вот одно дело следовать за Данте, а другое — за 35-м президентом США, который в этот момент ещё не президент, а только рвётся к этому посту.

Он ссылается на Данте, прибирая мёртвого поэта в союзники.

Я эту цитату встречаю довольно часто, и вижу, насколько далеко она ушла от слов «То горестный дел тех душ, что прожили, не зная, ни славы, не позора смертных дел. <…> Они не стоят слов: взгляни и мимо!» (Перевод М. Лозинского).

Я как раз за то, чтобы прислушаться к себе, чтобы понять — холодеешь ли ты, или у тебя жар.

Что с тобой происходит.

Сделать это лучше в тишине и спокойствии.

Толстой много говорил и о волненни, и о заблуждении.

Когда он писал «Войну и мир», то однажды упал с коня, сломал и вывихнул руку.

Пришлось диктовать, но дело не шло.

«“Нынче поутру около часа диктовал Тане, но не хорошо — спокойно, без волнения, а без волнения наше писательское дело не идет… Я начинаю охладевать к своему писанию, и, можешь себе представить, ты, глупая, со своими неумственными интересами, мне сказала истинную правду. Все историческое не клеится и идет вяло. Я утешаюсь, что от этого не идет вперед. Я расклеился” (письмо от 7 декабря 1864 года).

Этот хорошая тема о волнении — во-первых, что понимал под этим Толстой. Волнение, как азарт, волнение, как отстутствие равнодушия и лени.

Степени волнения бывают разные.

Бывает и волнение, как раздражение — болит рука, хочется писать, а приходится диктовать.

Роман строился как дом, перестраиваясь и достраиваясь.

В архитектуре волнение часто вредно, а вот вдохновение — незаменимо.

Только в процессе строительства вдохновение и черновая работа, требующая размеренной аккуратности часто меняются местами.

Извините, если кого обидел.

30 июля 2014