Жизненная сила

Глава первая

Уошен была настоящим капитаном.

Высокая, как предписывала мода, с сильным телом вне возраста, с прекрасным лицом и светящимися мудростью густо-карими глазами. Ее черные, как обсидиан, волосы были собраны в пучок и отмечены той долей седины, которая обычно свидетельствует о наличии власти. В ней явственно читались доброжелательная открытость и спокойное знание. Быстрым взглядом или мягким словом она мгновенно умела добиваться от собеседника нужного результата. На людях она носила свою зеркальную капитанскую форму с королевским величием и гордостью, но, несмотря на это, имела счастливый дар не возбуждать ни зависти своим положением, ни раздражения своим присутствием. Но еще большим даром являлся ее талант понимать инстинкты и обычаи любых существ, которых Уошен по настоянию Премьера должна была принимать, объясняя, что представляет собой Корабль и какое поведение здесь требуется.

Этот день начинался на дне порта Бета.

Уошен сдвинула под нужным углом фуражку и поглядела наверх - такси длиною в километр заходило на посадку из воздушного люка. Опоясанное ракетами, массивными топливными баками, с широким бронированным носом, галактическое такси очень напоминало огромную иглу. Его обшивка из гиперфибры сверкала в свете портовых огней, в то время как вымуштрованная команда и ассистенты контролировали посадку тонкими, словно волоски, кабелями и щупальцами. Посадка производилась, как всегда, точно и мягко.

Но сейчас требовалось иное. Через имплантированную связь Уошен вызвала начальника команды.

- Пусть упадет, - сказала она.

Белое, как снег, человеческое лицо скривилось.

- Но, мадам?..

- Немедленно, - на сей раз потребовала Уошен. - Позвольте ему просто упасть.

Слово капитана весило, разумеется, больше, чем опасения начальника обслуги. К тому же корпус такси мог выдерживать и куда большие нагрузки, что было прекрасно известно им обойм.

Щупальца вдруг отпустили корпус.

Какое-то мгновение такси еще продолжало оставаться в том же положении, но вот сила притяжения Корабля - гораздо большая, чем допускали земные стандарты - сделала свое дело: такси грохнулось вниз, прямо в зарезервированный заранее конусообразный эллинг. Удар был значителен, хотя и смягчился гиперфибровым полом и изрядной дозой шумопоглотителя. Уошен, почувствовав волну удара ступнями ног, позволила себе на секунду улыбнуться, представив удивление пассажиров.

- Я буду вынужден составить рапорт, - проворчал белолицый.

- Естественно. Я принимаю все ваши замечания. Идет?

- Спасибо… Но, капитан…

- Нет, благодарю.

Уошен направилась к эллингу, где стояло такси. По пути ее улыбка растаяла, сменившись театральным выражением лица, необходимым для выполнения предстоящего дела.

Пассажиры высаживались.

Это были камбалоподобные.

Впрочем, на первый взгляд камбалоподобные напоминали, скорее, толстые шерстяные пледы на дюжинах сильных, но очень коротких ножек. Они прибыли из суперземных миров, привыкших к силе тяжести, превышавшей имеющуюся в порту раз в пять, и потому, как и остальные существа из подобных миров, требовали более сгущенной и обогащенной атмосферы, чем имелась на Корабле. Их судорожному, шелестящему дыханию помогали имплантированные компрессоры. С одного конца каждого длинного тела, который за неимением лучшего определения приходилось называть головой, смотрели на Уошен большие жутковатые человеческие глаза.

- Мы приветствуем вас! - громогласно объявила она. Ее переводчик издал низкий рокочущий звук.

- Хотя я и презираю вас всех, - неожиданно продолжила она и, следуя советам экзопсихологов, нагнулась, чтобы посмотреть прямо в глаза новоприбывшим. - Здесь у вас нет ни имени, ни положения. Ничего. Одно мое слово - и вы будете уничтожены самым мучительным образом.

В их обществе не приветствовалась человеческая вежливость.

Камбалоподобные - чье настоящее имя являлось лишь набором поэтически тикающих звуков - отождествляли доброту с интимностью. А интимность была принята только между членами семьи или в очень узком кругу, ибо она давалась лишь по крови или благодаря церемонии. Экзопсихологи были непреклонны. Если Уошен не удастся сразу запугать камбалоподобных, они почувствуют себя неуютно и неуверенно. Их состояние будет равносильно состоянию человека, к которому вдруг обратится какой-нибудь незнакомец, используя при этом прозвище, данное ему возлюбленной, да еще и наградит его влажным ласкающим поцелуем.

- Этот Корабль мой, - сурово объяснила она своим слушателям.

Несколько существ из стоявших поближе навострили крошечные ушки, пытаясь отделить ее голос от громовых раскатов переводчика.

- Вы уже заплатили за мое спокойствие, равно как и за пользование эллингом, - продолжала Уошен. - Заплатили новыми технологиями, которые мы давно получили, опробовали и внедрили.

Длинные усики зашевелились, дотрагиваясь друг до друга - камбалоподобные разговаривали ощущениями.

Уошен снова посмотрела в ближайшие ярко-синие, крайне подвижные глаза.

- Мои правила просты, маленькие чудовища. Усики замерли.

Слушатели затаили дыхание.

- Мой Корабль - это Корабль. В ином имени он не нуждается.. Он значителен и огромен, но не бесконечен. И не пуст. Вместе с вами его лабиринты разделят тысячи других существ. И если вы не будете относиться к другим пассажирам с должным уважением, то будете выброшены отсюда. Выброшены. Вышвырнуты за борт и забыты, - объяснила она.

Дыхание возобновилось с удвоенной силой. Не перебирает ли она?

Но вместо того, чтобы смягчиться, Уошен продолжала напирать.

- Для вас приготовлено пустое помещение. Как вы и просили. Оно запечатано и герметизировано. Там много места и в изобилии вашей идиотской пищи. В вашем новом доме делайте что хотите. За исключением размножения. На размножение требуется мое личное разрешение и дополнительная плата. Дети будут являться пассажирами, и потому их статус в полном моем распоряжении. Если я сочту нужным, то выкину их за борт в любой момент. Понятно?

Переводчик повторил вопрос, а затем мягким бесполым голосом сообщил Уошен ответы камбалоподобных.

- Есть, господин капитан.

- Разумеется, ваша честь.

- Вы меня напугали, господин.

- Когда все это кончится? Мама! Я есть хочу! Уошен подавила усмешку и, переведя дыхание, ответила на последний вопрос:

- Так будет всегда. До тех пор, пока однажды я не вышвырну вас с Корабля.

Другие капитаны практиковали изгнание, разумеется, вполне человеческим образом. Такси или иные звездолеты брали на борт беспокойных существ и развозили по домам или, чаще всего, в такие миры, где они имели несомненную возможность выжить.

- Но не ошибитесь! - прорычала Уошен. - Я люблю свой Корабль. Здесь я родилась и здесь умру, а до той поры буду делать все, чтобы защитить его древние стены и благородные камни от всего и всякого, кто не выкажет ему полного и совершенного уважения. Поняли меня, дурилы?

- Да, ваша честь.

- Вы божий посланник!

- Так она закончила? А то мой язык онемел от голода!

- Заканчиваю, - громче прежнего произнесла Уошен. - Но вы будете под присмотром. С этого момента и навсегда я стану следить за вами, как Фантом Ночи.

Последнее заявление вызвало почтительную тишину.

Фантом Ночи - это Бог камбалоподобных. Его имя, будучи произнесенным переводчиком на родном языке существ, вызвало дрожь даже у стращавшей их всех Уошен.

С привычным высокомерием она развернулась и пошла прочь.

Квинтэссенция капитана. Одна из хозяек галактики.

В этот момент она казалась тем самым мифическим чудовищем, что похищает души осмелившихся заснуть.

Уошен уже давно достигла того возраста, когда прошлое кажется слишком огромным, чтобы помнить его, когда даже наиострейшие, важные воспоминания теряют и свои мелкие детали, и целые столетия, и от любимого детства остается лишь ряд разрозненных фрагментов. Когда даже то, что врезано в память алмазом и неподвластно времени продолжительностью в десять миллионов лет, блекнет до смутных картинок.

Первыми инопланетянами в жизни Уошен оказались фениксоподобные.

Это произошло, когда Корабль еще не вошел в Млечный Путь, сама Уошен была почти ребенком, а ее родители - инженеры, попавшие на Корабль с первыми звездолетами - составляли часть большой команды, создававшей для фениксоподобных их обиталище.

Этих чужих не любили. К тому же они попытались завоевать судно. Операция прошла, разумеется, неудачно, но простить такое было трудно. Отец Уошен, обычно весьма снисходительный к ошибкам других, открыто утверждал, что его работа напрасна, и что это, вообще-то говоря, не работа, а преступление. «Отведите этому дерьму какие-нибудь дрянные катакомбы, дайте немного воды и минимум пищи. И забудьте о них. Таково мое скромное пожелание».

Вспомнить, что говорила тогда мать, Уошен не могла, ибо не помнила и своих-то пристрастий в то время. Не помнила она и того, зачем в первый раз посетила тюрьму. Искала ли она родителей? Или это случилось позже, когда все работы были уже закончены и молодежь влекло туда простое любопытство?

Но зачем бы она ни пришла туда, сейчас ее воспоминания об этом имели весьма мрачный оттенок.

Уошен никогда не видела Смерти. На ее коротком счастливом веку на борту не умер ни один человек. Болезни и старость были приручены, и человеческие тела могли переносить даже чудовищные повреждения. Если человек поступал осторожно и здраво, ему не от чего было умирать.

Но фениксоподобные исповедовали иной вид убеждений. Они жили в маленьком горячем мирке. Жабры их были усилены трехстворчатыми, наполненными черной кровью легкими, и обмен веществ шел быстро и необычайно интенсивно. В то время как большинство крылатых разумных рас вяло парило или планировало, фениксоподобные реяли подобно соколам, будучи размером с человека. Умелые охотники и решительные воины, они обладали древней культурой, гораздо более древней, чем человеческая. И все-таки, несмотря на мощь новейших технологий, бессмертия они не достигли - и большинство из них благодарило за это судьбу.

В устах людей их название звучало двусмысленно.

Слово «феникс» принадлежало древнему египетскому мифу. Или это была история с Марса? В любом случае, название подходило им лишь отчасти. Во-первых, они не были птицами, а во-вторых, едва доживали до пятисот лет. У большей их части уже к тремстам годам физическая немощь и дряхлость отнимали способность полета, песен и величия.

После смерти тело вместе с церемониальным гнездом сжигалось. Однако вместо того, чтобы наградить их сладким воскрешением, семья или друзья забирали холодный белый пепел, а затем ветра и другие соплеменники разносили эти мягкие останки во все концы их огромной тюремной клетки.

Для них построили дом отнюдь не из милосердия. Премьер, как всегда, преследовала при этом далекоидущие цели. Если Корабль будет привлекать пассажиров иных рас, то команда должна знать, как, что и почему происходит на его необозримых окраинах, а потому решила превратить глубокие пещеры в жилища, где любые биологические виды чувствовали бы себя как дома. Главному инженеру было приказано попробовать осуществить это. Только вечность спустя, уже научившись понимать Премьера, Уошен смогла представить себе женское нетерпение, столкнувшееся с манерой ее отца - талантливого исполнителя, осмеливавшегося ворчать по поводу своей работы и не видевшего в явной ее сиюминутной бессмысленности всех грядущих выгод.

Обиталище фениксоподобных представляло собой род своеобразной магнитной бутылки.

Или контейнер с антивеществом, хотя таковое предположение являлось лишь дикой догадкой. В любом случае оно было настоящей тюрьмой.

Тюрьма имела пять километров в диаметре и более чем двадцать в глубину и являла собой настоящий колодец густого теплого воздуха, прикрытый плотными облаками и с массой плавающих растений. Там находились всевозможные биологические формы, взятые со звездолета фениксоподобных, а затем окультуренные и приспособленные к местным условиям. Света в звездолете не было, поэтому на искусственном небосклоне установили специальные лампы, зажигающиеся и гаснущие с необходимыми интервалами. Ни тайфунов, ни бурь в помещении не предусматривалось, поэтому воздух циркулировал благодаря спрятанным вентиляционным трубам и другим инженерным хитростям. А для того, чтобы скрыть круглые стены, любые поверхности прикрывались подобием бесконечных облаков - иллюзией, правдоподобной лишь для людей, но не для фениксоподобных, подлетавших к ним слишком близко.

Тюрьма предназначалась для содержания побежденных и врагов, но и те, и другие быстро старели и оставляли ее навсегда.

Уошен довелось наблюдать похороны одного старого воина. Теперь это казалось невероятным, но она помнила, как стояла среди тысячи себе подобных на платформе рядом с огромной полукруглой стеной, вцепившись в поручни и глядя на крылатые тени, пролетавшие мимо грациозно и смело, с громкими песнями, слышными даже за неумолчным шумом ветра и уносившиеся все выше и выше.

Когда же начали развеивать пепел, понесшие утрату оказались слишком далеко, чтобы рассмотреть их. Никто не сомневался, что они это сделали нарочно.

Юная Уошен долго обдумывала увиденное и на следующий день, а, может быть, и год, предложила:

- Давайте отпустим оставшихся фениксоподобных на свободу, ведь все те, кто были когда-то нашими врагами, давно уже умерли.

Отец был озадачен таким поворотом мыслей и решил на всякий случай предупредить свою мягкосердечную дочь.

- К твоему сведению, фениксоподобные - не люди, а просто говорящие существа, утверждающие, что «образ жизни ты получаешь прежде крыльев». Это, моя милая, между прочим, означает еще и то, что их дети и внуки вовеки предопределены ненавидеть нас, как ненавидели нас и их предки.

- Если не больше, - неожиданно мрачно добавила тогда мать.

- Эти существа затаили недоброжелательность по отношению к нам, - продолжал отец. - И, поверь мне, они смогут быстро снова превратить ее в ненависть.

- Люди не такие, - усмехнулась острая на язык дочь. Но ее ирония осталась незамеченной, а, возможно, даже и не понятой.

Остального Уошен вспомнить не могла. Современный мозг - сочетание биокерамики, сверхпроводимых протеинов, древних жиров и квантовых сосудов - невероятно долговечен. Но, как и обычный мозг, склонен упрощать все, что ему известно. Он выпрямляет. Выравнивает. Его первейшими союзниками по-прежнему являются инстинкт и привычка, и даже мудрейшие души до сих пор используют искусство экстраполяции, что чаще всего является не чем иным, как обыкновенной поспешностью в суждениях.

Собравшись с мыслями, Уошен могла бы припомнить еще десятки стычек с родителями. Детство порождает свободу, избегающую ответственности; и она вспомнила несколько нелепых некрасивых скандалов, являвших собой разновидности обычных эмоциональных всплесков или, попросту говоря, истерик. Однако эти всплески не раз заставляли двоих способных инженеров сидеть в темноте спальни и недоуменно спрашивать себя, как и когда они успели превратиться в таких ужасных и бестолковых родителей.

Фениксоподобные стали для Уошен и ее ближайших друзей событием, настоящим поворотным пунктом или тем, о чем можно в просторечии сказать: «Клюнул жареный петух».

Родилось небольшое и нестройное политическое движение. Его самые отчаянные последователи, вроде Уошен, публично протестовали против существования тюрьмы. В конце концов, кульминацией их усилий стала шумная демонстрация, устроенная прямо перед станцией Премьера. Тысячи молодых людей требовали свободы и милосердия. Мелькали плакаты с изображениями бескрылых фениксоподобных в черных железных цепях. Это было значительной и смелой акцией, принесшей даже некоторую победу: юным делегатам разрешили посещать тюрьму, лично наблюдать за соблюдением условий содержания узников и даже разговаривать с несчастными чужими под бдительным оком капитанов.

Именно там Уошен и встретила первого в своей жизни чужого.

Фениксоподобные отличались замечательной красотой. Однако этот был просто исключительным. Сильные крылья оканчивались ярчайшей золотой бахромой с отливом в черноту, а тонкое значительное лицо состояло, казалось, лишь из клюва и глаз. Эти глаза цвета медного купороса сверкали, как отполированная гемма, а клюв, переливающийся гагатом, казался невероятно острым. Неожиданно представший изумленному взору во всей своей красе Уошен фениксоподобный мужчина открывал его во время пения и затем подолгу держал открытым, жадно заглатывая кубометры воздуха, необходимого для того, чтобы перелетать с места на место - и жить.

Аппарат на его груди переводил изысканные песнопения на человеческий язык.

- Здравствуй, - сказал он Уошен и назвал ее «человеческой наседкой»..

В их делегации было еще несколько молодых девушек, но Уошен явно выделялась из всех. Следуя заранее принятому и согласованному еще несколько недель назад протоколу, она взяла на себя роль посредника при переговорах с заключенными.

- Мы хотим помочь вам, - настаивала она. Ее переводчик мгновенно переводил слова в песни. - Мы хотим добиться вашего свободного передвижения по всей территории Корабля. А пока это недостижимо, хотим устроить вашу жизнь здесь наиболее удобным образом.

Коробка на груди фениксоподобного ворчала в ответ:

- Будь прокляты все удобства.

Делегация молодых людей даже растерялась, услышав такой ответ.

- Как тебя зовут, человеческая наседка? - неожиданно пропел фениксоподобный, обращали свой взор на смутившуюся девушку.

- Уошен.

Перевода не последовало. Это означало, что на язык фениксоподобных перевести ее имя невозможно. Но молодой фениксоподобный напрягся, набрал побольше воздуха и пропел в переводе на человеческий язык - «белоснежное перо».

Ей понравилось такое имя, о чем она не преминула тут же сказать ему, а спустя мгновение рискнула даже задать встречный вопрос.

- А как твое имя?

- Суперэкземпляр мужественности, - последовал ответ. Уошен было засмеялась, но тут же прервала смех и тихо

спросила:

- Мужественный… Можно я стану называть тебя просто Мужественный?

- Да, Белоснежное Перо. Ты - можешь. - Перья веером поднялись над гагатовым клювом - так улыбались фениксоподобные - длинная рука коснулась плеча Уошен, и сильная маленькая ладонь нежно, очень нежно погладила верхние перья ее собственного огромного крыла.

Вся делегация имела специальные крылья.

Эти крылья были снабжены крошечными реакторами, приводившимися в движение мускулами владельцев, но что самое главное, крылья имели тончайшие сенсоры чувствительности. Последующие десять дней по человеческому времени молодежь предполагала прожить среди фениксоподобных в качестве наблюдателей. Поскольку никто в обозримом пространстве и не собирался угрожать им, опасности не предвиделось. Но даже не обращая внимания на то, что тучи слишком плотны, а гром слишком громок, они мало что могли увидеть и записать. И все-таки каждый на свой лад пытался общаться с многочисленной, подозрительно настроенной аудиторией.

Может быть, именно поэтому Уошен и сделала Мужественного своим любовником.

Это был провокационный, эпатирующий своей откровенностью поступок, и ей оставалось только надеяться, что слухи о нем не дойдут до ее родителей.

Но в этом поступке не было цинизма. Может быть, было нечто, действительно похожее на любовь, по крайней мере, желание. Желание, возбужденное и обликом чужого, и роскошными, похожими на сон декорациями, в которых все происходило, и тем радостным чувственным счастьем, которое пришло с ощущением мощи крыльев за спиной и ветра, ласкавшего обнаженную плоть.

Или она решилась на такое лишь из простого любопытства?

Или, отставив в сторону любопытство, за этим стоял политический акт, совершенный ради куража, из идеализма или элементарной наивности?

Но как бы то ни было, она соблазнила Мужественного.

Посреди рожденных в воздухе джунглей, прислонившись длинной спиной к теплой и гладкой поверхности какого-то растения, Белоснежное Перо захватила внимание чужого. Прямо-таки потребовала его. Он быстро кончал, но столь же быстро был снова готов к соитию, неутомимый, с мощным, подобным огромной домне телом, он удерживался над ней с непостижимой грацией. И, наконец, она уже умоляла его:

- Остановись, довольно, дай мне передохнуть…

Ее тело было растерзано, растерзано жестоко.

Совершенно спокойно и даже с интересом ее возлюбленный смотрел, как кровь струится меж ее широко раздвинутых ног, алая поначалу, но быстро чернеющая в обогащенном кислородом воздухе. Кровь свертывалась, и истерзанная плоть начинала восстанавливаться, восстанавливаться без шрамов и с минимальной болью, которая в более раннем возрасте неизбежно привела бы Уошен к смерти. Теперь же все исчезало, словно ничего и не было.

Мужественный молчал и лишь усмехался в свойственной ему манере мерцания крыльями.

А ей захотелось слов.

- Сколько тебе лет? - Но он не ответил, и тогда она спросила погромче. - Сколько?

Он сказал, используя календарь фениксоподобных.

Мужественному, по человеческим меркам, было немногим более двадцати лет. Что говорило о среднем возрасте. Даже о зрелом среднем возрасте по их меркам.

Уошен нахмурилась.

- Я могу помочь.

- Чем и в чем? - пропел фениксоподобный.

- Я могу заменить твои ДНК на более перспективные в генетическом отношении; липидный обмен будет происходить гораздо лучше. - Она говорила и видела, что эти слова удивляют ее саму даже куда больше, чем его. - Конечно же, эта техника сложная, но она надежна. Родители моих друзей настоящие врачи, они без труда изменят твою плоть, и ты станешь бессмертным.

Раздался странный звук, понятный по холодности и резкости тона даже без переводчика.

- Нет. Никогда, - прорычал фениксоподобный, и его прекрасные золотые перья вздыбились, увеличивая и без того массивное тело. - Я не верю в твою магию.

- Это не магия, - настаивала Уошен, - подобное практикуют многие, не только люди.

- Многие слабы… - последовал ответ.

Уошен чувствовала, что пора пустить в ход последний козырь, и со странным смешанным ощущением сострадания и жалости, приправленным изрядной дозой безнадежного отчаяния, предупредила:

- Изменения в вашей жизни произойдут еще не скоро. И если ты ничего не будешь предпринимать, то навсегда останешься здесь, в этой отвратительной тюрьме.

Молчание.

- Ты никогда не попадешь в другие миры, не говоря уже о собственном.

Раздалось нечто, похожее на свист, и по перьям на плечах фениксоподобного прошла волна.

- Для истинной души достаточно одного дома, - послышалось в наушниках. - Даже если этот дом и тесная клетка. - И опять свист. - Только слабым и бездушным нужны целые эпохи для жизни.

Но Уошен, Белоснежное Перо, не обозлилась и не сдалась. Ее голос оставался уверенным и твердым.

- Следуя твоей логике, я тоже слаба.

- И бездушна, - согласился он. - А, значит, и смертна.

- И ты можешь попытаться спасти меня, не так ли? Лицо фениксоподобного стало на секунду маской, его клюв наклонялся все ближе, и Уошен уже чувствовала на своих губах его дыхание, похожее на ветер. Внезапно на какую-то долгую, бесконечно долгую долю секунды Уошен стал отвратителен его напоенный мясом запах.

- Разве меня не надо спасать? - настаивала она. Зеленые глаза закрылись - и это было ответом. Уошен встряхнула волосами, села и расправила свои крылья.

- Ты не любишь меня?

Мощная гордая песня заклокотала где-то в мускулистой груди фениксоподобного, а металлическая коробка свела все это торжество и страсть на уровень обычных слов.

- Великое Ничто создало меня, и я должен жить лишь один день. Каждый должен прожить лишь один день. Наглый, крикливый и похотливый эгоист, живя второй день, похищает чужую жизнь. Кто-нибудь из рожденных остается без места в этом мире. А если мы живем три дня, похищаем уже две жизни. А если каждый станет жить столько, сколько захочет… миллионы дней… Сколько наций останутся нерожденными?..

Он говорил еще долго, но Уошен больше не слушала его слов.

Она не была больше Белоснежным Пером, она снова стала человеком, молодой женщиной. Встав, она оборвала речь переводчика режущим смехом. Поднявшееся в ней презрение заставило ее выкрикнуть прямо в лицо этому Суперэкземпляру мужественности:

- Знаешь, кто ты?! Тупой, зацикленный на себе индюк!

Коробка какое-то время молчала, справляясь с переводом.

Не дожидаясь, пока переводчик пропоет ее ответ, он оторвалась от растения, расправила механические крыл! и нырнула вперед, не оглядываясь, прямо к темно-синим зарослям наверху, и попутный ветер понес ее к наблюдательной палубе.

Встав на ноги, Уошен отстегнула почти не потрепанные крылья и швырнула их через заграждение, после чего спокойно отправилась домой. И в тот же день, а может быть, в ближайшие месяцы, поинтересовалась у родителей, как они посмотрят на то, если она поступит в Академию Капитанов.

- Это было бы замечательно! - промурлыкал отец.

- Как хочешь, - заявила мать, но ее улыбка говорила о явном одобрении.

О фениксоподобных никаких разговоров больше не было, и Уошен так никогда и не узнала, известна ли родителям эта история. Однако после ее поступления в Академию под влиянием выпитого по этому поводу зелья отец неловко обнял ее и с мудрой убежденностью пьяного сказал:

- Есть разные способы летать, родная. Разные крылья. И мне кажется… ты выбираешь самые лучшие!

Уошен всегда жила в одном и том же здании, спрятанном в самой глубине популярного среди капитанов района. Но постоянное жительство в одном месте вовсе не означало, что жилище ее не менялось на протяжении всей долгой жизни. Для этого были мебель, произведения искусства, комнатные растения и домашние животные. Со временем появились и несколько гектаров земли с регулируемым климатом и земным притяжением - прекрасное место для давно забытого отдыха. Имея в своем распоряжении неисчерпаемые ресурсы Корабля, оставалось опасаться лишь того, что возможностей слишком много, и воображение, в конце концов, устанет уносить ее в новые миры, не успев даже толком насладиться уже имеющимся.

Возвращаясь домой из порта Бета, Уошен сначала составила дневной отчет, а затем изучила следующую партию, прибывающую на Корабль: это была раса машин, крошечных и сверхчувствительных, собиравшихся создать новую нацию на пространстве меньше ящика письменного стола.

Как только Уошен начинала чувствовать, что устает, она тут же отдавалась во власть новых преобразований в доме и в саду.

Надо непременно сделать то-то и то-то, размышляла при этом она про себя.

В течение года или десяти.

Кар доставил ее прямо к двери, и, выходя из машины, она решила, что день сегодня идет на удивление хорошо.

Тысячи столетий неустанной практики сделали ее прекрасным специалистом в области психологии чужих и хорошим знатоком методов, которыми следовало с ними управляться. Как любой хороший капитан, Уошен позволяла себе гордиться этим, зная, что выполняет свою работу лучше, чем большинство на этом борту.

А, возможно, и просто лучше всех.

Она редко вспоминала о своем давно умершем любовнике, как и о фениксоподобных вообще. И о том судьбоносном дне, когда решила стать капитаном. Но все, чем она стала теперь, имело свои корни именно в тех событиях. Юная Уошен не испытывала никаких особых чувств ни к каким чужим и менее всего к Мужественному. Не подозревала она и о том, на что еще способны фениксоподобные. Тогда все произошло совершенно внезапно, и только ее везение и необычайная популярность уберегли Уошен от пятна на репутации.

Несколько человек из ее окружения тоже завели себе любовников. Или фениксоподобные просто позволили, чтобы ими воспользовались. Но, как бы то ни было, политические надежды оказались напрямую связанными с эмоциональными путами, и медленно все последующие годы люди помогали своим возлюбленным способами, бывшими: поначалу сомнительными, затем незаконными и под конец - вообще изменническими.

Тюрьма под тысячами всевозможных предлогов наполнялась запрещенной техникой.

Под неусыпными взглядами бдительных капитанов изобреталось и создавалось новое оружие; оно пряталось в плавающих по тюрьме шарах - невидимое, поскольку датчики капитанов выводились из строя сочувствующими

Восстание началось без предупреждения. Пять капитанов были убиты, а спустя какое-то время их число пополнили девятьсот прочих членов команды - инженеры и просто молодые люди, бывшие когда-то приятелями Уошен. Их тела и биокерамические мозги облучались лазерами, чтобы не оставить и клочка памяти. Великое Ничто воззвало к своим слабым детям - этим возгордился бы Мужественный - и на какое-то время сам Корабль, казалось, был в опасности.

Но тут все взяла в свои руки Капитан-премьер, и за несколько часов восстание было подавлено. Война выиграна. Нераскаявшихся обитателей тюрьмы силой загнали

вновь в узилище, и его древняя машинерия, кажется, впервые за последние пять миллиардов лет, заработала. Температура в цилиндре упала, все постепенно превратилось в лед. Немевшие от холода фениксоподобные жались к полу, льнули друг к другу в поисках тепла, и в своих прекрасных песнях проклинали Премьера. Вскоре их дыхание стало затрудняться, плоть превратилась в твердую стеклообразную массу, и, таким образом, они все-таки обрели свое сверкающее бессмертие.

Тысячу лет спустя, когда Великий Корабль проходил через пространство фениксоподобных, эти замороженные воины были погружены в такси и возвращены домой.

Уошен лично наблюдала за транспортировкой тел. Она не сама взялась за это дело, но Премьер, у которой, без сомнения, имелись свидетельства о нескромном поступке молодой женщины, решила, что это будет правильно.

Наверное, так оно и было.

Но память взорвалась как восстание. Выходя из дома, Уошен неожиданно вспомнила тот давно прошедший миг, когда увидела фениксопобного мужчину, застигнутого бессмертием на полувздохе, с раздутыми жабрами и черной кровью, все еще сохранившейся после тысяч лет бессонного сна. Это был Мужественный, все еще прекрасный и гордый. Все они так и остались навсегда красивыми. И на мгновение Уошен чувствительной перчаткой своего скафандра дотронулась до замороженных перьев и вызывающе разинутого клюва.

Теперь Уошен пыталась вспомнить, что ощущала она в тот момент, когда осязала его еще живую и трепетную плоть. Но испытывала она при этом лишь некое странное смешанное чувство. Возможно, это были остатки печали и отчетливое сознание неизбежности, свойственные повзрослевшему человеку - а, может, и чувство настоящего капитана, гордого за то, что Корабль выиграл этот бой. Ведь Корабль был не просто механизмом, но тайной, наполненной живыми душами, за чью безопасность и она тоже была в ответе…

В тот момент, когда она входила в знакомый до мелочей холл своей квартиры, мысли Уошен оказались прерванными голосом автоматического радио:

- Вам письмо.

Вестибюль был сделан из гладкого мрамора, стены его украшали гобелены, сплетенные коллективным разумом похожих на муравьев организмов. И не успела Уошен сделать второй шаг, как радио повторило:

- Важное письмо. Закодированное. Неотложное.

Уошен моргнула, концентрируя внимание.

Черный уровень,- услышала она.- Протоколы Альфа.

Это была тревога. Протоколы Альфа применялись только при наихудших обстоятельствах и высочайшей секретности. Уошен кивнула и включила один из своих внутренних передатчиков. После нескольких минут, в которые удостоверялась ее личность, послание было расшифровано и передано.

Уошен прочла его дважды от начала до конца, а затем отправила запрос на подтверждение, зная, что это учебная тревога и что штаб Премьера поблагодарит ее за своевременную и точную реакцию. Но на этот раз произошло невозможное. После короткой паузы она услышала: «Выполняйте!»

Уошен вслух повторила это слово, а затем почему-то шепотом и остальные: «Выполняйте задание с крайней осторожностью! Приступайте немедленно!»

Старая женщина удивилась. Все-таки она была настоя щей старой женщиной, которая теперь действительно удивилась до оцепенения и, возможно, даже немного испугалась, что не мешало ей одновременно испытывать настоящее счастье при мысли о дерзком, совершенно неожиданном вызове.