Глава сорок четвертая


Все лица были уникальны, изысканны и красивы той тонкой красотой, что становится со временем только четче и явственней.

Памир оглядел их и прислушался к слабому плеску голосов.

- Таково было мое решение. Мой план. И моя ответственность. - Рот Орлеана сложился в подобие улыбки, а его янтарные глазки вдруг поменяли форму, сложившись в подобие еще двух улыбающихся ртов. - Я принимаю на себя позор и наказание в случае неудачи и вашу благодарность и благословение в случае победы. И как бы вы ни решили, ваша мудрость всегда будет справедливой.

Большинство реморских судей казались смущенными, и вовсе не потому, что Памир мог читать выражения на их лицах. Одна старуха - прямая наследница Вьюн, основательницы племени - процитировала кодекс реморов:

- Корабль - это великая жизнь. Нарушая ее, вы нарушаете собственное существование. - Ее единственный глаз, плававший, как рубин в желтом молоке, выкатился наружу почти до половины. - Ты знаешь наш кодекс, Орлеан. И я помню два случая, когда ты вырезал обидчика из скафандра за преступления куда меньшие, чем порча главного двигателя…

В алмазном строении находилось около ста судей и старейшин. Воздухозаборников не было, и потому атмосфера оказалась весьма разреженной. Две двери были распахнуты прямо на общественные улицы, где собравшиеся толпы боролись друг с другом за право поглазеть на полусекретное заседание суда, не передававшееся по каналам реморов.

Поэтому остальные, в отличие от Памира, должны были довольствоваться лишь наблюдением за лицами.

Поднялась еще одна старейшина и, шумно отфыркиваясь, заявила:

- Есть и другой пункт. Пункт, который Вьюн завещала нам как самый первый и главный.

Хор реморов тут же процитировал:

- Первейшей обязанностью реморов является защита Корабля от любых повреждений.

- Но это как раз может стать защитным пунктом в деле Орлеана, - заметила спикер, и ее синее лицо поголубело. - Повреждение признается вредом, если оно причинено столкновением с кометой или неправильным управлением Кораблем. - Ее шлем повернулся к обвиняемому. - На этом ты строишь свою защиту, Орлеан?

- Вот именно,- крикнул он и обернулся к своему компаньону, выкатив глаза из орбит.

Как и планировалось, Памир сделал шаг вперед.

- Уважаемые граждане, - начал он. - Прошу разрешения обратиться к суду. - На его скафандре значились все необходимые данные, и реморы одним взглядом тут же считали его имя, чин и официальный статус.

- Разве это законно? - воскликнула одноглазая старейшина. - Непойманный преступник защищает пойманного?

- Да, оставим сарказм. Говори, Памир. Я хочу тебя выслушать, - остановил старуху третий старейшина, маленький круглый ремор с огненно-красным лицом.

- Да, сейчас не время для сарказма,- подхватил капитан. - Приближаются отряды Бродяг. Они хотят заполучить Орлеана, но от меня тоже не откажутся.

- Ладно, - проворчала одноглазая.

- Я хотел бы, чтобы у нас было время. Время для размышлений, для споров. Для мудрого решения, вынесенного на основе мнений всех здесь собравшихся. Но каждая секунда увеличивает силы Бродяг. Каждую минуту с Медуллы поднимается еще одна стальная машина, привозя солдат, оружие и неся ту смехотворную веру, которая не нужна ни одному ремору. - Он сделал паузу и выслушал данные секретного канала, сообщавшего ему о передвижениях и успехах Бродяг. - Я не стремлюсь быть Премьером. Но законный Премьер мертв или того хуже. Я офицер высокого ранга и в соответствии с хартией Корабля, Премьером на данный момент являюсь я, а Миоцен - самозванка и предательница. И поскольку я уже стою тут перед вами, то осмелюсь напомнить вам вот что. - Он посмотрел на одноглазую, а потом и на остальных старейшин. - Вы служите Кораблю больше сотни тысячелетий, вы исполняете его законы и остаетесь верны заветам Вьюн. Вы служите преданно и храбро. И теперь я хочу от вас - нет, смиренно прошу! - следующего: окажите Бродягам сопротивление. Моей властью, властью временного Премьера, прошу вас не давать им ничего. Ни сотрудничества, ни ресурсов, ни специалистов, ни знания, ни опыта. Разве я прошу слишком многого? Наступила опасная тишина.

- Миоцен ждет беда, - прогудела одноглазая. - Мы еще ответим этим Бродягам…

- Ответим! - подхватила синелицая.

И все заговорили, по всем секретным каналам понесся шум, в котором смешались негодование, беспокойство и грусть. Но негодование звучало громче всего, и Памир подумал, что лучшего момента не будет.

- Так вы обещаете мне не дать им никакой поддержки!? Ничего!

Провели быстрое голосование, и двое из трех старейшин кивнули..

- Мы согласны.

И тогда Памир сделал следующий логический шаг.

- Благодарю. От всей души благодарю. - В принципе, он собирался ускользнуть сейчас из этого почтенного собрания точно так же, как и от Бродяг, но вместо этого он вышел на середину куполообразного здания суда и снова самым проникновенным из всех своих голосов попросил: - Не давайте им ничего.

И достаточно грациозным для тяжелого скафандра движением Памир подогнул колени и смиренно опустился на серую поверхность Великого Корабля.

Отряды Бродяг прокладывали свой путь через толпы прохожих. Памир уже слышал заунывный скрип их скафандров и видел сверкание их шлемов. Но он продолжал сидеть точно так же, как старейшины и Орлеан, ни от кого не скрывая своего хмурого решительного лица и напоминая себе, что ему уже не раз приходилось творить в жизни глупости, подобные только что совершенной.

Правда, глупостей таких было не так уж и много, и все они касалась только его лично. Никто другой при этом риску не подвергался.

Но вот, растолкав последних прохожих, в сумраке появились черно-пурпурные скафандры, марширующие от дверей с высоко поднятыми лазерами. За стеклами шлемов виднелись серые лица - лица потомков пропавших капитанов, чьи суровые черты растворились в мягкой неопределенности бродяжьих черт.

Амуниция солдат выглядела легкой, но их вооружение бесспорно являлось серьезным. Миоцен, или кто-то там еще, сумели рассчитать все как следует.

Памир набрал в грудь побольше воздуха и задержал дыхание, насколько смог.

Два отряда блокировали двери. Третий обшаривал неизвестную им лестницу, ведущую в основание города. Два последних сразу же обнаружили Орлеана и начали его сканировать, так и не опустив лазеров.

- Властью Капитан-премьера, - начал командир.

- Чьей властью? - нестройным хором перебило несколько десятков голосов.

- Мы забираем этого человека в соответствии с законом…

Неожиданно раздался смех. Одноглазая склонила голову, оглядела всех и предупредила:

- Сделаем, как они хотят.

Решительным голосом командир зачитал список остальных подозреваемых в саботаже, а потом, резко взмахнув свободной рукой, поторопил солдат, все еще продолжавших сканирование.

- Быстрей и точней! - пролаял он. - Быстрей и точней!

Но остальные члены команды Орлеана исчезли. Солдаты изучали одного ремора за другим, и на их лицах постепенно стало появляться чувство захватывающего возбуждения от этой дикой охоты, смешанного с чувством страха и инстинктивного отвращения. Сначала они работали сканерами, потом стали просто заглядывать под шлемы.

- Это не тот. Не тот. Не тот. Посмотрите, сэр… Памир скривился и, наконец, выпустил воздух из легких.

На лицах Бродяг изобразилось удивление, и, немного придя в себя, осматривавший его сказал:

- Это же пропавший капитан первого ранга! Это Памир! Командир обернулся, но ничего не сказал.

Все стояли в растерянности, которая была прервана восклицанием синелицей старейшины:

- Это Капитан-премьер! Он наш гость и находится в нашем доме. Что означает…

- Взять его! - крикнул командир.

- Нет! - оглушительно рявкнула половина реморов.

Командир вскинул лазер.

- Прочь с дороги или я раскрошу к чертовой матери все ваши панцири! Ясно?

Все спокойно остались на своих местах.

Одноглазая сидела на упаковке стандартных компактных бомб. Неизвестно, что подвигло ее на то, что произошло в следующие мгновения. То ли таким образом она захотела выразить свое несогласие с прошедшим голосованием, то ли решила, что после этого ее уж точно не станут так унизительно сканировать - но, как бы там ни было, она сорвала предохранитель и швырнула одну из бомб прямо в середину зала. Все реморы и Памир остались сидеть, как и прежде, только повернулись лицом к стенам, подставив взрыву бронированные спины.

Взрыв был сильным и совершенно беззвучным.

Памир, зажавший голову между ног, оказался едва ли не сплющенным о серую поверхность и сильно ушибся о стену плечом.

Разреженная атмосфера в помещении раскалилась, всех резко подкинуло вверх, лазеры выпали из рук Бродяг - и в следующую же секунду в этой сумятице и хаосе новые руки подхватили оружие и немедленно вывели его из строя.

Памир с трудом встал на ноги.

Его левое колено было выбито, но жесткий скафандр давал возможность ноге кое-как выдерживать его вес.

- Орлеан! - крикнул он трижды, и рядом с ним возникла невысокая фигурка, мотнула головой и скрылась в глубине лестницы.

По круглому потолку полоснул лазер.

- Сюда! - крикнул Орлеан, махнул рукой и помчался со всех ног по узкому едва освещенному проходу. Его скафандр был пробит в нескольких местах, и Памир видел, как из дыр вырываются белые фонтанчики. Сущность Орлеана вытекала в вакуум. Правда, не очень быстро, успел подумать он, больше надеясь, чем зная.

Коридор расходился по трем направлениям, налево, направо и прямо.

Орлеан обернулся и древним привычным движением прижал к подобию рта один из пальцев в перчатках.

- Спокойно, - сказал он и ухнул в черную бездонную дыру.

За ним ногами вперед отправился и Памир.

В этой непроницаемой тьме даже не было ощущения падения. Тело в своем бешеном ускорении не чувствовало ничего, время, казалось, почти застыло, и Памир даже попытался расслабиться, готовя себя к удару о далекий и неведомый пол. Но тут в его ушах раздался неожиданный шепот:

- Памир? - спросил голос. - Ты можешь говорить? Уошен.

- Ты слышишь меня, Памир?

Но он не рискнул воспользоваться даже засекреченным каналом. Кто-нибудь мог услышать его зашифрованную речь и таким образом все равно напасть на след. Но, вероятно, Уошен знала ситуацию, поскольку она продолжала говорить сама, словно они находились совсем близко.

- У меня новости,- сообщила она. - Нашему другу помогли, помогут и нам…

Отлично.

- Но мне надо знать, будут ли помогать остальные друзья. Согласились ли они сражаться на нашей стороне?

В этот момент что-то тяжелое шарахнуло Памира по голове - это он врезался в стену шахты. От этого удара сознание его поплыло, и тут его снова ударило, завертело, и он поплыл в невесомости, как крошечный звездолет… Прикрыв глаза, но не забывая дышать, он сказал Уошен, а заодно и себе:

- Реморы будут сражаться. Кажется, мы начинаем войну.


Загрузка...