Жизнь Иисуса

В те дни Иисус пришел в Наин и вернул матери сына, которого она потеряла. Эта вдова не звала Его, ничего не просила, потому что до того Он еще ни разу не побеждал смерть. Несомненно, многие говорили о Христе: «Да, расслабленные, одержимые, — это пожалуйста! Но Он никого не воскрешает».

Такое чудо должно было способствовать известности Иисуса больше всего, что Он совершил до сих пор. Особенно встревожились многие из учеников Иоанна, относившиеся к новому Пришельцу враждебно. Беспокоился ли их учитель, находившийся в темнице, куда заключил его Ирод, поколебалась ли теперь его вера? О чем он думал, посылая двух учеников к Иисусу спросить Его: тот ли Он, который должен прийти, или ожидать им другого?

Иногда доверие к какому-нибудь человеку начинает колебаться, если его поведение становится непонятным. Ученики рассказывали Иоанну, что Назарянин ест и пьет с блудницами, а когда Его упрекают, Он не только не возражает, а скорее этим хвалится. Он позволяет Своим ученикам не поститься под тем предлогом, что «не могут печалиться сыны чертога брачного, пока с ними Жених, но придут дни, когда отнимется у них Жених…» Такие речи смущали Иоанна Крестителя. А что если он ошибся? Что если голос, который он тогда услышал, исходил не с небес? Фарисеи клянутся, что Иисус творит чудеса не иначе как силою Веельзевула. Они обвиняют Его в том, что Он соблазняет души… и ведь действительно Он увел у Иоанна лучших его друзей.

И правда, что говорит о Себе Сам Иисус? Что скажет Он посланцам Крестителя? Отправляя учеников, Предтеча испытывает Агнца Божия: он не может не верить в Него, но Его поведение смущает. А может быть, не умея убедить друзей, он все же молится втайне: «Господи, просвети Ты Сам учеников моих, кто сомневается в Тебе, кого соблазняют или смущают Твои дела…»

Иисус совершил много чудес на глазах у последних, а затем сказал им: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют. И блажен, кто не соблазнится о Мне».

Когда они ушли, Иисус заговорил об Иоанне Крестителе. Он говорил о нем не как о Своем противнике, а как о таинственном пророке, который возвещает Царство, но к нему не принадлежит: «Меньший в Царстве Божием больше его». Иоанн, как огромное безлистное дерево, одиноко возвышается посреди пустыни: его корни уходят в старый Закон, а верхние ветви почти достигают Христа. И Христос говорит о нем скорее с восхищением, чем с любовью. Они были знакомы с детства и при встрече узнали друг друга. Бог уничижил Себя перед Своим последним пророком, но между ними не было единения, не произошло полного слияния сердец; они словно разделены во времени и пространстве. Иоанн идет перед Ним, он не может ни подождать Агнца, ни вернуться назад; тот, кто идет впереди, не может следовать сзади. Предтеча горит и сгорает между двух Заветов.

Сына Человеческого сердят упреки Иоанновых учеников из-за поста: в Царство можно войти и через смех, и через слезы. Но иудеи не хотят ни слез, ни смеха. И поныне есть люди, которых не трогают ни гимн Солнцу Франциска Ассизского, ни плач Хуана де ла Круса.

«С кем сравню людей рода сего? — спрашивает Иисус, — и кому они подобны? Они подобны детям, которые сидят на улице, кличут друг друга и говорят: „Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам плачевные песни, и вы не плакали“. Ибо пришел Иоанн Креститель: ни хлеба не ест, ни вина не пьет; и говорите: „в нем бес“. Пришел Сын Человеческий: ест и пьет, и говорите: „вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам“».

Трапеза у Симона

Сын Человеческий, который ел и пил с грешниками, не отказывается сесть и за стол фарисея Симона, о чем рассказывает только евангелист Лука. Симон принимает Назарянина с почтительностью, не лишенной опаски. Это видно по тому, как он остерегается быть слишком гостеприимным и щедрым — чтобы потом можно было говорить, что он принял Иисуса лишь из любопытства. Он очень вежлив, не бросается Ему на шею, скорее даже несколько холоден… Но Иисус все-таки садится за этот стол, потому что видит идущую к Нему из глубины времен женщину с алавастровым сосудом, одну из тех, кто отдавал себя, кто растлевал свое тело и сердце, кто смертельно страдал ради людей. Она появляется во всех четырех Евангелиях с благовониями в руках, с чудными волосами и заплаканным лицом. У Луки она входит в дом фарисея. У евангелистов Матфея и Марка — приходит накануне страстей Господних к другому Симону, прокаженному, который живет в Вифании. Иоанн же называет ее Марией. Одни полагают, что это та Мария Магдалина, из которой Иисус изгнал семерых бесов; другие считают ее сестрой воскресшего Лазаря и Марфы.

В сущности, это неважно. Женщина эта так занимала людское воображение, что рассказ о ее поступке мог претерпеть изменения; но остается главное: эта встреча воплощенной Чистоты и воплощенного греха, которая дана в утешение тем, кто не прекращает борьбы, кто не перестает воздвигать непрочные преграды против натиска страстей и вожделений.

Иисус возлежит за трапезой, и Его босые ноги выступают за край ложа. Грешница приближается сзади. Покрытая позором женщина не посмела подойти к Агнцу Божию спереди, «и став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его и мазала миром».

Наблюдая эту сцену, Симон с облегчением вздыхает: теперь все ясно! Если бы Иисус был пророк, Он с отвращением содрогнулся бы от ее прикосновения.

«Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его?

Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил. И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи. И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: кто это, что и грехи прощает? Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя; иди с миром».

«За то, что она возлюбила много…» Много возлюбила Христа, само собой разумеется. Но не подразумевается ли здесь также и то самозабвение, самопожертвование и мука, которые могут присутствовать в самых жалких любовных страстях? Все ли потеряно для Бога, если одно существо безрассудно отдается другому? Да, надо полагать, — все потеряно.

Но вдруг звучат слова, сказанные до этого расслабленному — самые соблазнительные из тех, которые посмел произнести этот Назарянин: четыре слова, неопровержимо выдающие в Нем Бога: «Прощаются тебе грехи твои…»

Иудеи уже не удивлялись чудесам, Иисус творил их столько, что немудрено было и привыкнуть. К тому же никогда нельзя знать наверное: а вдруг это обман или сила Веельзевула; всему ведь можно найти объяснение. Но эти простые слова, это голословное утверждение смущает их больше, чем любое чудо. Ибо что такое воскрешение умершего по сравнению с возрождением души?

На этот раз Сын Человеческий безразличен к тайным мыслям окружающих Его людей — Он всецело поглощен плачущей женщиной с ее пустым сосудом и распустившимися волосами. Он смотрит на тело, распростертое у Его ног, Он знает прошлое этого тела, этого поруганного храма, в котором сейчас пребывает Святая Троица.

Однако пусть закоренелые грешники не прикрываются этим примером. Та, которой Он больше простил, и любит больше. Любовь этой раскаявшейся грешницы так же велика, как и прощенные ей грехи. Но у большинства из нас грехи соразмеримы лишь с нашей неблагодарностью, и мы падаем тем ниже, чем выше возносит нас прощение. Но если все-таки этой женщине случится однажды вечером вновь уступить желанию… Ну что ж. Мы вновь увидим ее накануне смертных мук Господа, опять идущей с сосудом благовоний для последнего миропомазания и последнего прощения.