Жизнь взаймы

15

Камень смотрел Си-эн-эн. Он редко это делал — в сущности, он вообще редко смотрел новости. Он им не верил; все это сплошная пропаганда или раздувание сенсаций для поднятия рейтинга. Ирония в том, что он сам сейчас поднимает им рейтинг.

Лангл не должен звонить после того, как разберется с Ласситером и Килмером, он просто приедет забрать свои деньги и спрятать концы в воду. Он позвонит только в том случае, если Килмер выстрелит в Ласситера, но последние события зачеркивают такую возможность.

Сегодня телевидение покажет настоящую новость. Как только больница взлетит на воздух, операторы и репортеры займутся подсчетом ущерба и расскажут, задыхаясь, о каждой мелочи. Таким образом уведомив его и покупателя о том, что их интересовало.

Их тайна останется тайной; никого, кто работал над этим медицинским проектом, не будет в живых, в том числе и Гейтса. Выживет только Лангл — пока.

Как только деньги будут переведены, он отправит все данные и чертежи, подготовит самолет и через два часа его уже не будет в этой стране.

Марии Галассо безумно хотелось бежать прочь из этого здания.

Она не сомневалась, что Килмер говорил правду, и не имела желания остаться, чтобы проверить, не лгал ли он. Но она не могла бежать, она должна была вывести из здания и своих коллег.

Одного взгляда хватило, чтобы понять то, что она и так уже знала. Люди расслабились — они болтали, пили, слушали музыку. Чтобы заставить себя услышать и вывести их в отведенное время, потребуются чрезвычайные меры.

— Выходите! В здании бомба! Сейчас она взорвется!

Она прокричала это три или четыре раза. На нее смотрели удивленно и озабоченно, но никто не двинулся с места.

— О чем ты, Мария? — спросила ее подруга Сэнди.

Мария еще раз выкрикнула предупреждение, но коллеги решили, что она просто пьяна.

— Это шутка? — спросила Сэнди, но Мария ее уже не слушала. Пора было переходить к экстренным мерам.

Она стала переворачивать столы, сбрасывая с них кувшины с пуншем и опустевшие блюда. Начался хаос, но люди так и не поняли, что нужно срочно уходить.

Доктор Гейтс был в туалете. Когда он вышел оттуда и услышал, что говорит Мария, холодное понимание пришло к нему сразу. Она права; его партнеры явно планировали, что он умрет при взрыве. Он побежал прочь из пристройки.

Марии пришла в голову отличная идея. Она схватила еще не выключенную газовую горелку из-под какого-то горячего блюда и подожгла скатерть, крича: «Вон из здания! Быстро!»

Вспыхнувшее пламя заставило коллег пошевеливаться — не потому, что они поняли про бомбу, которая вот-вот взорвется, но потому, что боялись погибнуть в огне пожара. Мария тоже выбежала из здания, довольная тем, что сделала все, что можно. Девяносто четыре человека из ста трех успели отойти на безопасное расстояние, когда здание было уничтожено мощнейшим взрывом.

О взрыве я услышал по радио, когда подъезжал к аэропорту Тетерборо. У меня не было возможности узнать, насколько плохо все кончилось; в предварительном сообщении сказали только, что были жертвы. Но потом уточнили, что большая часть служащих успела покинуть здание.

Молодец, Мария!

Тетерборо — частный аэропорт, и в основном там или частные вертолеты, или корпоративные самолеты. Преимущество корпоративного самолета в том, что не нужно проходить ни контроль багажа, ни рамки, ни проверку документов. Собственно, зачастую там разрешают подъезжать на машине к самому трапу самолета.

Мужчина в костюме и галстуке ждал у ворот; увидев меня, он открыл ворота и пропустил меня, указав на самолет, рядом с которым стояли полдюжины одинаково одетых мужчин. Одного из них я узнал: это был агент Эммет Лютер.

Я остановил машину у самолета и вышел. Лютер и остальные взбежали по ступенькам в самолет, и я тоже. За дверью Лютер уже ждал меня. В пассажирском отсеке находилось восемь мужчин и две женщины — агенты ФБР, решил я, — но, кажется, официальных представлений ожидать не приходилось.

— Куда летим? — спросил Лютер.

— На север.

— Неплохо бы определить наш маршрут поточнее.

— Сначала надо заключить сделку, — сказал я. — А потом уже определяться. Делать будем так, как я скажу.

— Не говорите глупостей, Килмер. Не то выброшу из самолета, только подожду, когда поднимемся тысяч на тридцать футов.

Ссориться с ним мне не хотелось, и я решил просто изложить свои условия.

— Я думаю, человеком, за которым мы охотимся, удерживается в заложницах Элисон Тайнс. Дайте мне слово, что ее жизнь будет для вас приоритетна и что вы приложите все усилия, чтобы она осталась невредима.

Лютер подумал секунду и сказал:

— Ладно.

— И я все время буду с вами, не отставая ни на шаг.

— Вы хотите стать героем?

— Ничего подобного. Но я хочу видеть вас, героев, в деле. Иначе сделка не состоится.

— Ну и геморрой же вы, Килмер. Ладно, даю слово. Так куда же мы, наконец, летим?

— Дамарискотта, штат Мэн.

— И кто еще будет там? Кроме вашей подружки.

— Филипп Гарбер. За все этим делом стоит он, с самого начала.

Я не тратил времени на рассказ о том, как я это узнал, а Лютер меня не спрашивал. Федералы тоже с самого начала следили за этим делом, но для целостной картины им не хватало некоторых фрагментов, Я догадывался, что они знали, в чем заключается это исследование, может быть, знали даже, что я — подопытный кролик. Но они не знали, кто главный.

Правду сказать, мне было нетрудно вычислить Гарбера, когда я узнал, что Ласситер ни при чем. Гарбер сказал, что я приходил к нему на прием три раза и упоминал, что работаю над статьей о Ласситере. Это была явная неправда.

Кроме того, он сказал, что как-то на сеансе, который случился до «исчезновения» Джен, я жаловался, что схожу с ума и не понимаю, не является ли Джен всего лишь моей фантазией. Это уже была откровенная чушь; пока не было импланта, я и не думал о Джен, а потом я не сомневался в ее существовании.

Следовательно, о сеансах Гарбер лгал. Я их не помнил, потому что их не было. Его номер был в памяти моего мобильного, потому что я звонил ему в процессе расследования для статьи, над которой я действительно работал, — для статьи об ученых, создающих воспоминания. Должно быть, я подобрался очень близко.

Я сказал Лютеру, что Гарбер должен находиться в автосервисе, который в телефонной книге обозначен как «Джефферсон автопартс», под Дамарискоттой. В телефонном счете, который я нашел после исчезновения Джен, он фигурировал дважды.

Самолет Гарбера упал у побережья штата Мэн, неподалеку от Дамарискотты. Наверняка он устроил аварию нарочно, а сам выпрыгнул. А его якобы смерть должна была отвести от него какие бы то ни было подозрения.

Лютер сделал несколько звонков насчет приземления и, кажется, поговорил с Вашингтоном, обсудив нашу стратегию в Мэне.

Ему сообщили последние сведения о взрыве в больнице, и он был настолько добр, что пересказал их мне. Там было девять подтвержденных трупов. Это ужасно; но я-то знал, насколько могло быть хуже.

Я в ответ рассказал о событиях в доме Ласситера.

— А вы круче, чем кажетесь, — сказал он.

— Не думаю.

Я спросил, не может ли он узнать, жива ли Мария Галассо, и он по телефону задал кому-то этот вопрос, а потом рассмеялся ответу:

— Она в порядке. Она устроила пожар, чтобы заставить народ выйти. Она тоже куда круче, чем кажется.

Я сел на место и стал думать о том, что сейчас произойдет. Мы найдем человека, который подверг меня этому, и, если мы не опоздаем, он останется ни с чем. Но больше всего мне хотелось, чтобы там была Джен, и чтобы с ней все было в порядке, и чтобы мы вытащили ее оттуда.

И тут я спохватился: я думаю об Элли как о Джен, а о Джен — как о реальной женщине, а не металлическом чипе у меня в мозгу. Возможно, те, кто считает меня сумасшедшим, все-таки правы.

Это был самый длинный полет в моей жизни.

Филипп Гарбер был реалистом, а сказанное Си-эн-эн было реальностью. Все эти люди спаслись, что само по себе плохо. Но хуже всего то, что спасся и Гейтс и что он уже арестован.

Гейтс не станет молчать. Он будет мстить. Он скажет, что во главе дела стоял Гарбер и что его смерть — фальсификация. Хорошо еще, что Гейтс не знает, где сейчас Гарбер.

Единственный человек, который знает, где он, — это Лангл, и нет никаких причин думать, что в доме Ласситера случилось что-то непредвиденное. Гарбер решил, что Лангл, как и планировалось, на пути к нему — чтобы забрать свою долю денег и убить женщину.

Однако это меняет расчет времени. Надо скорее завершить сделку и бежать, пока никто не догадался, где он. Лангл останется без денег, но это не его забота. Тогда убить женщину придется самому, а эта перспектива ему не нравилась.

Гарбер вызвал покупателя и объяснил, почему нужно скорее завершить сделку. Тот напрягся в ожидании того, что скажут его боссы, то есть правительство.

Гарбер дал ему десять минут. Он понимал, что сделка не расстроится. Для его покупателей она слишком важна. Возможность контролировать память даст им то, что важнее всего для людей во власти: прочность их положения.

Гарбер собрал все материалы. Вот забавно: плоды долгой работы стольких людей уместились в спортивной сумке. И когда он совершит ее передачу, не будет преувеличением сказать, что мир изменился безвозвратно.

Через восемь минут поступил звонок. Деньги переведены, он получил подтверждение. Гарбер никогда не видел столько нулей. Пьянящее зрелище, но наслаждаться им не было времени. Надо думать, по его следу уже идут, хотя и не знают, где он сейчас находится. Покупателю тоже не терпится удрать: он не обладает дипломатической неприкосновенностью, а они двое совершают сейчас самое серьезное преступление против Соединенных Штатов Америки.

В подвале, связанная, Элли понимала, что Гарбер ее в живых не оставит. Остается только ждать и надеяться, что у нее появится шанс спастись. Ей никогда еще не было так страшно.

В подвал спустился Гарбер, и по его виду было понятно: что-то случилось. У него был пистолет, и он направил пистолет на нее.

— Пошли, — сказал он. — Наверх.

— Куда мы пойдем? — спросила она.

— Наверх, — повторил он. — Если только вы не хотите получить пулю в голову прямо здесь. Но смерть в подвале выглядит как-то недостойно, вам не кажется?

Она послушалась, и вот следующий шаг — ее посадили в машину, куда сели также Гарбер с каким-то высоким мужчиной, которого она раньше не видела. Гарбер на водительское место, мужчина на пассажирское, а ее со связанными руками затолкали на заднее сиденье. Ни тот ни другой с ней не разговаривали. Гарбер не оставил ей возможности сбежать.

По сравнению с аэропортом Дамарискотты Тетерборо был просто аэропорт Кеннеди.

Когда мы подрулили к месту остановки, машины нас уже ждали: не прошло и десяти минут, как мы были у нужного дома. Меньше трех минут ушло, чтобы ФБР окружило его.

Верный своему слову, Лютер разрешил мне остаться на месте событий, хоть и в задних рядах. Его агенты взяли здание в клещи, он дал приказ входить, и я приготовился услышать выстрелы. Но слышны были только крики.

Лютер сам вошел в дом, попросив меня подождать. И вышел оттуда меньше чем через минуту.

— Ушли, — сказал он. — Возвращаемся в аэропорт. Мы нашли план полета.

Мы попрыгали по машинам, но я был раздавлен.

— Мы их не поймаем, — сказал я. — Они могли удрать несколько часов назад.

Лютер повернулся ко мне:

— Четырнадцать минут назад из этого дома был сделан звонок. Мы просто разминулись.

Гарбер все понял, как только они подъехали к взлетному полю.

Там стояло два самолета: тот, на котором они должны были лететь, и еще один, с надписью на фюзеляже «Соединенные Штаты Америки». Значит, федералы нашли их; они уже в Дамарискотте.

Покупатель этого не понял; может быть, он просто не знал, что это за самолет, хотя должен бы. Но Гарбер предвидел такую возможность, и на этот случай у него был запасной план. У него всегда был запасной план.

Гарбер выглянул в окно, замедлил ход, проезжая мимо дежурного в будке, помахал ему рукой, потом объехал самолет и остановился так, чтобы самолет закрывал машину от дежурного. Чтобы тот никак не мог их увидеть.

Они быстро вышли, не заглушив мотора. Пилот включил двигатель самолета. Покупатель, крепко сжимая в руках спортивную сумку, взбежал по ступенькам трапа.

Гарбер поднял пистолет и посмотрел на Элли.

— В самолет.

— Нет.

Он прицелился и положил палец на спусковой крючок.

— Вон из машины или убью.

Но Элли понимала, что он не станет стрелять здесь: шум привлечет внимание. А как только она войдет в самолет, шансов у нее не останется. Так что пришло время проявить твердость.

— Нет.

На страшной скорости мы помчались назад, в аэропорт.

Я понимал, так же как наверняка понимал это и Лютер, что если Гарбер опередил нас хотя бы на пять минут, он тотчас поднимет самолет в воздух. Из Дамарискотты можно за десять минут долететь до границы воздушного пространства США. И тогда решение может быть принято только одно — то самое, о котором мне не хотелось даже думать.

Наша машина вернулась не первая, и, когда мы подъехали, на летном поле нас уже ждали другие агенты, а с ними мужчина — дежурный по аэропорту.

— Он говорит, их было трое, — сказал один из агентов. — Двое мужчин и женщина. Они взлетели пять минут назад.

— Что за самолет? — спросил Лютер.

— «Гольфстрим-4». Полетел на восток.

Лютер вынул телефон и стал объяснять ситуацию — вероятно, начальству.

— Отсюда мы уже ничего не можем сделать, сэр, — говорил он. Потом: — Согласен, сэр. — Потом он убрал телефон и обратился ко мне: — Истребители попытаются перехватить самолет над международными водами. Его постараются повернуть обратно.

— Вы же понимаете, они не повернут обратно, — сказал я. — Это для них конец. А над международными водами они будут считать себя в безопасности. Их просто собьют.

К чести его, Лютер не стал выкручиваться.

— Я тоже так думаю, — сказал он.

— Вы же обещали, что на первом месте будет ее жизнь, — сказал я.

— Это не мое решение, — ответил он. — Но я с ним согласен. Такие материалы не должны уходить из страны. Мне очень жаль.

И тут меня осенило: она не могла просто так сесть в этот самолет. Как тогда, на шоссе, когда мы встретились лицом к лицу с неминуемой, как нам казалось, смертью. Она бы оставила след.

На противоположной стороне летного поля стоял огромный ангар, и я спросил дежурного по аэропорту:

— А что у вас в том здании?

— Ничего. Оно пустое, мы больше его не используем.

Я побежал к ангару. Я вовсе не звезда беговой дорожки, но я покрыл это расстояние со скоростью почти невозможной, на бегу вынимая из кармана пистолет. Дверь ангара была распахнута.

Надо было подождать, не врываться; позвонить Лютеру, вызвать несколько агентов на подмогу. Но я без колебаний ворвался в ангар и огляделся.

— Ричард!

Я ринулся на звук голоса Элли. Она стояла со связанными за спиной руками, рядом стоял Гарбер, одной рукой обхватив ее за шею, а другой держа пистолет у ее виска. Футах в десяти от них стояла машина.

Но все же она была жива. Это принесло мне облегчение едва ли не более сильное, чем страх, что я не смогу ее спасти.

Огромные задние ворота ангара были открыты, и я сразу все понял. Гарбер заставит агентов думать, что он в самолете, и, когда самолет собьют, все будут уверены, что он мертв. Он бы не оставил план полета, словно бы специально для фэбээровцев, если бы собирался лететь на этом самолете. Он во второй раз разыграет собственную смерть и уедет в Канаду на машине. Блистательно!

Но почему же лицо его искажено паникой? На меня он всегда производил впечатление мужчины уравновешенного.

— Килмер, бросьте оружие на пол, — сказал он.

Я не спешил это делать.

— Быстро! — крикнул он.

— Ричард, не делай этого, — сказала Элли, но я и не собирался.

— Нет, — сказал я. — На ваш выстрел через две минуты сбежится десяток агентов ФБР.

— Килмер, вы должны умереть, — сказал он и стал толкать Элли к машине.

Они прошли примерно половину расстояния до машины, когда Элли, резко откинув голову, боднула его в челюсть. Он на секунду растерялся, и она отпрянула на фут. Он поднял пистолет, но выстрелить не успел.

Потому что я прострелил ему голову. Я неудачно прицелился: хотел попасть ему в грудь. Но уж если суждено промахнуться, то лучше промахнуться так.

Гарбер упал на пол. Элли подбежала ко мне, и я бросил пистолет. Она обняла меня и заплакала. Я тоже обнял ее, но не заплакал: слишком испугался.

Только когда Лютер и его люди входили в ангар, я набрался духу посмотреть на тело Гарбера. Он выиграл, я проиграл: он таки сделал из меня убийцу.

Но вкус поражения оказался на удивление сладок.

В прессе не появилось ни слова о том, что сбит какой-то самолет. Я знал, что это так, потому что на аэродром он не вернулся, а ускользнуть со столь ценным грузом ему никак не могли позволить, так что напрашивался вывод, что эта операция получила статус сверхсекретной.

Я уверен, что федеральные власти могли бы завладеть ценным грузом, но в этом не было необходимости, поскольку доктор Гейтс и многие другие остались в живых после взрыва в пристройке. Не сомневаюсь, что большинство или даже все ключевые персоны сотрудничают с ФБР.

Секретность должна бы распространяться и на мое участие, но куски истории то и дело вылезали наружу. Мария Галассо, к примеру, стала национальной героиней и звездой многочисленных ток-шоу. Наша эпоха — эпоха видео; оказалось, какой-то ее коллега записал на свой мобильный, как она опрокидывала столы и устраивала пожар. Эта запись стала самым популярным видеосюжетом ютюба всех времен.

В каждом интервью она рассказывала о том, как познакомилась со мной и сразу поверила, когда я предупредил ее о взрыве. Таким образом я стал предметом вожделений каждого журналиста Америки. Заполучить меня на интервью считалось удачей, выше которой не бывает. Но я не соглашался на интервью и вот пишу сам.

Но, поскольку власти не информируют об этой истории ни меня, ни кого-то другого, я заполняю пробелы собственными догадками.

Должно быть, я подобрался к этой истории достаточно давно; Крейг Лангл единственный раз не солгал, сказав, что «это тянет на Пулитцеровскую премию». Поэтому Гарбер заинтересовался мной и решил, что я — идеальный подопытный кролик. Если похитить меня и превратить в пациента-испытателя, я перестану представлять для него опасность, наоборот, обеспечу шоу феерический успех. Стану живым и красноречивым доказательством мощи его изобретения.

Ирония в том, что все мои действия лили воду на мельницу Гарбера. Какой бы опасности я ни подвергался, каких бы успехов ни достигал в своем расследовании, все, буквально все позволяло ему сказать: «Видите? И при всем при этом воспоминания, которые мы ему внушили, остаются действенными».

Точно так же и Ласситер оказался не в то время не в том месте. Поскольку когда-то у нас был конфликт, его выбрали на роль моего врага. К тому же Гарбер понимал, что, когда испытания нового препарата провалятся, Ласситер будет в такой ярости, что полиция станет рассматривать его в качестве возможного виновника взрыва.

Другие журналисты тем временем раскапывали информацию о Филиппе Гарбере. Он был гений, первопроходец, в своем открытии сливший воедино биофизику, неврологию и психологию. Долгие годы его теория не получала признания, ему отказывали в грантах, не говоря уже о заслуженном, по его мнению, уважении. Какую это сыграло роль в его решении сделать то, что он сделал, я не могу сказать.

Джен и Джули действительно были одной и той же женщиной. Джули стала случайной жертвой; ее похитили на дорогах Айовы, потому что вряд ли можно было усмотреть связь между нею и событиями, происходившими в штате Нью-Йорк. Телефонный звонок ко мне был специально записан на пленку на будущее — ее убили за несколько месяцев до этого звонка.

Что же касается постороннего объекта у меня в мозгу… Операция по его извлечению сопряжена с некоторым риском, но я не тороплюсь ее делать не поэтому. Я ее не делаю, потому что в этом крошечном чипе живет Джен и это моя единственная связь с теми шестью месяцами, что мы были вместе.

Я отдаю себе отчет в том, что наших разговоров, чтения «Нью-Йорк таймс», шуток, любви — всего, что нас связывало, — в реальном мире не происходило. Но в моем-то мире все это было и есть. Воспоминания о Джен так свежи, так ярки, так пронзительны. Они меня радуют или безумно печалят, но они мои. Я хочу, чтобы Джен присутствовала в моей жизни.

К сожалению, взрыв в больничной пристройке уничтожил почти все, что называется «рабочими съемками» эксперимента. Включая видеозаписи Джен и других людей, съемки разных мест — то, из чего создавался для меня фантастический мир. Я бы хотел просмотреть все это, хотя, наверное, мне и было бы больно.

И потом, Элли. Она со мной, живет у меня. Все время говорит, что надо ехать домой, но никуда не едет. Я так рад, что она со мной, так рад, что, если она действительно решит уезжать, я просто прикую ее наручниками к холодильнику.

Уже неделю мы каждую ночь занимаемся любовью. Я люблю ее так, как никогда и никого не любил.

Забавно, что присутствие Элли заставляет меня обдумывать проблему чипа. В том смысле, как говорил Дэн Лавинджер: мол, Гарбер и его подручные дают лишь материал для создания воспоминаний, но пустоты между вешками ты заполняешь сам. Эти пустоты я заполнил, чем хотел, и создал Джен — женщину, которую любил и с которой хотел прожить всю жизнь. В чем-то Элли непохожа на Джен, но в основном так похожа, что просто не отличить. И таким образом, получается, что Элли — воплощение той самой идеальной женщины, которую я сконструировал в своем воображении.