Журнал "Здоровье" №3 (51) 1959

Ползущие из мрака…

Кандидат юридических наук Аркадий Ваксберг

Рисунки К. Ротова

Все дела были закончены, поручения выполнены, чемодан уложен, а до отхода поезда оставалось еще добрых шесть часов.

Мой университетский товарищ, ныне работник местной прокуратуры, Юрий Иванович Бессонов, решил показать мне город. Идет дождь, но он — не помеха. Подняв воротники плащей, мы бродим по улицам, толкуем, вспоминаем о всяких пустяках.

В этот поздний, ненастный час мало кто рискнет выйти из дома. И, может быть, оттого, что улицы так пустынны, наше внимание невольно привлекает понурая маленькая фигурка, невесть откуда взявшаяся шагах в сорока от нас.

Я всматриваюсь в нее без особого любопытства, но мой друг неожиданно обрывает разговор, и по тому, как сузились его глаза и задержалось дыхание, я чувствую, что что-то случилось.

Фигурка приближается, и вот уже можно разглядеть худенькую девочку, до нитки промокшую в своем потрепанном пальтишке.

— Нина! — окликает ее Юрий Иванович.

Девочка останавливается, поднимает голову. На бледном измученном лице — ссадины и синяки. Крупные капли одна за другой, быстро-быстро стекают по ее щекам, и я не знаю, что это — дождь или слезы.

Если бы я своими глазами не видел Нину, не слышал ее шепота — спасите! — я, быть может, и не поверил бы всему, что рассказал мне мой друг в последний час перед тем, как нам расстаться. Слишком это было страшно и нелепо. Но увы, все это была правда.

…Комната, куда впервые привели Нину, казалась особенно просторной из-за того, что в ней почти не было мебели, только вдоль стен стояло множество стульев. Постепенно стали появляться люди — женщины, мужчины, старики; мелькнуло несколько молодых лиц. Нина заметила, что пришедшие были в нарядных платьях и костюмах, долго и торжественно рассаживались и замолкали, с волнением ожидая чего-то.

Наконец в комнате появился здоровенный мужчина лет пятидесяти с лисьими глазками и лохматой бородкой на круглом лице. «Пророк, пророк идет!» — понеслось по рядам. Все рухнули на колени и начали что-то бормотать. Нина не могла разобрать слов, она вообще не понимала, что происходит, но, повинуясь общему движению, тоже опустилась на колени, вопросительно глядя на приведшую ее сюда соседку.

— Молись, доченька, не бойся, молись, — зашептала та. — Проси для себя здоровья, счастья, покайся в грехах своих… Всевышний услышит тебя и простит.

Нина никак не могла вспомнить, чем грешна она в свои четырнадцать лет и в чем ей следует покаяться. Но все молились, все каялись — вон и сверстницы ее в другом углу комнаты тоже били поклоны. Значит, и она в чем-то виновата, значит, и ей надо замаливать грехи. И Нина стала бормотать в тон остальным неизвестно что и неизвестно зачем. Видно, так надо…

Вдруг «пророк» закричал:

— Слава творцу нашему, духу великому! Поднимайтесь братья и сестры, воспоем ему славу!

И началось… Все повскакали и с воплями, перешедшими в звериный визг, стали носиться по комнате. Они налетали друг на друга, тряслись, подпрыгивали, приседали, опять бегали, продолжая гнусавыми голосами выкрикивать какие-то нечленораздельные звуки.

Нина, ничего не понимавшая, совершенно сбитая с толку и захваченная этим помешательством, тоже начала носиться по комнате, размахивая руками и ничего не видя перед собой.

Вдруг одна женщина упала ничком на пол и забилась в конвульсивных рыданиях. Она корчилась, выламывала себе руки и истошно вопила, остервенело колотя головой по полу. Багровые пятна крови расползлись по ее белоснежной крахмальной кофточке, по исшарканным ногами половицам…

Хотелось кричать. И все, действительно, кричали.

— Дух сошел на нее! Всевышний ее отметил, — раздавалось со всех сторон, и еще громче завывала обезумевшая толпа, прыгая и трясясь.

«Радения» закончились только под утро…

Весь этот кошмар — не выдумка. Подобные безумства совершаются в тайных молитвенных домах секты так называемых «пятидесятников — трясунов», пустившей свои ядовитые побеги в некоторых районах нашей страны. Смысл учения этой секты фанатиков и мракобесов (если вообще здесь можно говорить о каком-либо смысле) заключается в том, что во время многочасовой исступленной пляски и невнятного громкого бормотанья на человека может сойти «божий дух», подобно тому, как он будто бы сошел на апостолов на пятидесятый день после мифического воскресения Христа. И тот, на кого этот «дух» сойдет, обретает будто бы здоровье, покой, счастье и впоследствии — райский «вечный Ханаан» (загробную жизнь).

Не знаю, как насчет «вечного Ханаана», но к чему все это приводит в «здешней» жизни, — знаю наверняка. Об этом свидетельствует печальная судьба многих сектантов.

Бившаяся в истерике пятидесятница Анна Гаврилюк пролежала в больнице несколько месяцев с сотрясением мозга. Здоровье ее подорвано навсегда. Кстати, фанатичные сектанты оказывали сильный нажим на нее и на ее семью, требуя, чтобы «заблудшая сестра» отказалась от услуг «врачей-безбожников»». Если бы этот нажим возымел свое действие, она бы наверняка не выжила.

Сентант Андрей Хохлан в результате многодневных радений получил тяжелое нервное заболевание и более полугода находился в психиатрической лечебнице. Такая же участь постигла пятидесятниц Марию Стоянову. Галину Лактионову и других.

Сектантка Эрнестина Барчке, объявив, что ей «открылся дьявол», полураздетая выбежала на улицу и бросилась в реку, по счастью не глубокую. В ледяной ноябрьской воде она просидела около часа, выкрикивая какие-то молитвы. Из реки ее вытащила милиция, а от воспаления легких спас пенициллин…

Главари пятидесятников категорически запрещают своим «братьям» и «сестрам» лечиться у врачей, пользоваться какой бы то ни было помощью медицинских учреждений. Истинных «божьих избранников», утверждают они, исцелит сама их вера. Медицина же — «порождение духа бесовского».

В это поверила сектантка М. А. Таборова, страдавшая от жестоких болей, вызванных приступом острого аппендицита. Для спасения ее жизни требовалось срочное вмешательство хирурга. Таборова жила не на краю света, а в Кунцеве, всего в нескольких минутах езды от Москвы. И в самом Кунцеве и вблизи есть много больниц, где ей немедленно сделали бы несложную операцию. Но больная была преданной сектанткой и по боялась ослушаться своих «пророков». Она терпела мучительные боли, тщетно ожидая чудесного исцеления. В результате у Таборовой развился перитонит, и она погибла.

Даже те из пятидесятников, которые обошлись без сверхсильных потрясений, — люди с извращенной психикой, чуждые всех радостей бытия, всей красоты, заключенной в емком и замечательном слове «жизнь». Пятидесятники чураются людей, они лишают себя даже самых простых, самых скромных удовольствий, ибо это «грех». Им строго-настрого запрещено ходить в театры и кино, читать книги, журналы, газеты, слушать радио. Мрак, уныние, сознание обреченности и безысходности — вот та атмосфера, которую культивируют в своей пастве «пророки».

Секта пятидесятников внушает своим членам неприязнь ко всем мероприятиям партии и правительства, запрещает им состоять в общественных организациях.

Во главе пятидесятников, как правило, находятся совершенно разложившиеся люди, уголовные преступники. В своих проповедях они призывают не пить, не курить, не греховодничать, отрешиться от мирских забот во имя рая на небесах, но сами они вовсе не чужды всего земного и являют собой образцы морального падения.

Например, «пророк» вильнюсских пятидесятников Григорий Авдеев — развратник, человек с темным прошлым. Его ближайший помощник Михаил Ива нов — расхититель общественного добра, бывший гитлеровский каратель, осужденный за изнасилование. Вожаки молдавских пятидесятников Дмитрий Формузал и Василий Кирка — вымогатели и спекулянты, вожак павлово-посадских «братьев» Михаил Афонин — лодырь и сутенер. Таковы «борцы» за высокую мораль.

Пятидесятники избегают всякой работы. Это — тунеядцы, стремящиеся прожить за счет чужого труда. Точно ядовитые пауки, вытягивают они свои лапы из темных углов, пытаясь захватить доверчивую жертву.

Вот — Нина. Как попала в сети изуверов эта тихая и беззащитная девочка? «Трясуны» воспользовались ее горем: Нина рано потеряла мать, умершую от тяжелой болезни. Соседка внушила девочке мысль, что это — результат материнского безверия и нежелания стать пятидесятницей. Когда же Нина сдалась и впервые пришла в молитвенный дом, на ее неокрепшее сознание подействовала мрачная ритуальная обстановка и тот коллективный психоз, который, как трясина, засасывает нестойких людей. Так Нина стала сектанткой.

Впоследствии отцу и товарищам Нины удалось отвлечь ее на какое-то время от секты, устроить на работу, познакомить с нормальными людьми, живущими обычной нашей трудовой, полнокровной жизнью. Но не так просто выпутаться из сектантской паутины.

В тот день, когда мы встретили Нину под проливным дождем, она возвращалась с очередной вакханалии. Мракобесам удалось вновь завлечь ее на свои оргии. Зримые следы этих оргий я видел на ее лице. А ведь она хотела, искренне хотела порвать с сектой. Но, видно, сразу не смогла. Воли не хватило.

Не так давно я получил от Юрия Ивановича письмо, из которого узнал, что Нине помогли переехать в другой город, где она поступила работать, оказалась в дружном и заботливом молодежном коллективе и постепенно стала забывать о жутком своем прошлом. Ее жизнь — хочется верить в это — еще сложится счастливо.

Но нельзя без боли и гнева думать о том, что Нина — не единственная, что есть еще, пусть очень мало, но есть люди, которые духовно и физически калечат себя, запутавшись в сектантских сетях.

И каждый раз, когда я думаю об этом, передо мной вновь и вновь встает измученное лицо девочки, похожей на старуху, ее синяки и кровоподтеки, по которым текут разбавленные дождем слезы, и я вновь слышу ее отчаянный шепот:

— Спасите, Юрий Иванович! Юрий Иванович, спасите…