О подготовке немцами нового грозного наступления на Курской дуге весной 1943 года первыми вызнали те разведчики, что носили немецкую форму и работали в глубоком тылу врага, в его штабах и государственных учреждениях. Но и для Ромашкина вместе со всем его взводом перед этой битвой дел было невпроворот. Недаром зачастил в блиндаж разведвзвода Гарбуз – теперь уже не комиссар, а замполит.
Разведчики с интересом разглядывали его темно-зеленые погоны с малиновыми просветами и звездочкой в центре. По приказу погоны полагались всем еще с января, но, пока их шили в тылу, пока везли на фронт, времени прошло немало.
– Скоро, скоро и вас обрядим, – обещал Гарбуз. – В дивизии погоны получены. На днях привезут и нам. А сейчас прошу внимания.
И в который уже раз заводил речь о задуманной в немецком Генеральном штабе операции, о том, какие надежды связывает с нею Гитлер и насколько важно для нашего командования постоянно быть в курсе событий, происходящих по ту сторону фронта.
А тем временем весь полк все глубже и глубже закапывался в землю. Сеть свежих траншей покрыла поля, холмы, опускалась в лощины, уходила в перелески. Каких только позиций не настроили многострадальные солдатские руки – основные, запасные, отсечные, ложные, передовые, тыльные! Руки эти перелопатили столько родной земли, что ладони покрылись сначала твердыми, как роговица, обычными трудовыми мозолями, потом стали появляться белые прозрачно-водянистые волдыри, потом волдыри заполнились розовой сукровицей, а затем кожа порвалась в клочья, обнажив живое мясо, прилипавшее к рукояткам лопат.
Строительство оборонительных сооружений ежедневно проверяли офицеры из управления дивизии. Не сидело в штабе и армейское начальство. Однажды в полк прибыл член Военного совета армии генерал-майор Бойков. Командиру полка, начальнику штаба, начальнику артиллерии и другим, кто намеревался сопровождать его, сказал:
– Свиты не надо. Пойду по батальонам только с Гарбузом. Свиту немец заметит, работать не даст, больше придется лежать под обстрелом.
Начальника политотдела дивизии, который приехал вместе с ним, тоже вернул.
– Ты, Борис Григорьевич, действуй по своему плану…
К середине дня Бойков обошел почти всю оборону полка и позвонил Караваеву из правофлангового батальона:
– Кирилл Алексеевич, мы закончили, сейчас возвращаемся. Соберите-ка минут через двадцать работников штаба и командиров специальных подразделений, которые поблизости окажутся.
– Пообедать бы надо, товарищ одиннадцатый, – напомнил Караваев.
– А мы уже пообедали, – ответил Бойков. – Вот здесь, где я теперь нахожусь. Должен сказать, харч мне понравился. Солдат любит, чтобы в супе ложка стояла. Мы с Андреем Даниловичем проверили – ложка стоит! И мы, и солдаты довольны…
Среди приглашенных на совещание оказался и Ромашкин. Собрались в самом большом из штабных блиндажей. От скопления людей здесь было душно, хотя двери раскрыли настежь.
Генерал сбросил пыльную плащ-палатку у входа. Румяный и бодрый, шагнул, пригибаясь, под низкую притолоку. На груди у него маленьким ярким солнышком светилась Золотая Звезда Героя Советского Союза. Василий первый раз в жизни увидел так близко человека, удостоенного самой высокой боевой награды.
– За что? – показав глазами на Звезду, шепотом спросил он капитана Люленкова, сидевшего рядом.
– За штурм линии Маннергейма, – тоже шепотом ответил капитан. – Он тогда комиссаром полка был…
Бойков сначала высказал свое мнение о состоянии обороны полка. Похвалил – хорошо поработали. Посоветовал обратить внимание на стык с соседом справа.
Подробно рассказал о положении на фронтах. Много и с уважением говорил также о тружениках тыла. Приводил цифры и заверения рабочих, колхозников в том, что они дадут все необходимое для победы.
Перед отъездом Бойков спохватился:
– Кирилл Алексеевич, чуть не забыл спросить: среди ваших знакомых есть инженер Початкин?
– Инженер? У меня сосед под Москвой – Початкин. Старик, участник Гражданской войны.
– Нет, этот молодой. Сегодня утром его задержали тут поблизости. Думали, местный житель. Проверили документы – москвич.
– Подождите, не Женька ли Початкин?
– Точно, Евгений!
– Так это сын моего соседа!
– Вот и он так отрекомендовался. И еще сказал, что хочет у вас служить. Некоторые горячие головы в трибунал его направить собирались. Если не как шпиона, то уж как дезертира. А я говорю: какой же он дезертир? Дезертиры убегают с фронта, а этот на фронт прибежал… В общем, забирайте его. Опознаете – ваш. Оформим – и пусть служит. Парень, видно, хороший. Пошлите за ним кого-нибудь в особый отдел. Попутно могу довезти туда.
– Старший лейтенант Ромашкин! – позвал Караваев.
Василий подошел.
– Поедете в штаб армии с генералом. Обратно на попутных привезете задержанного Початкина. Только не как «языка» везите, – улыбнулся подполковник, – хоть он и задержанный.
– Это не тот ли Ромашкин, который на Новый год отличился? – спросил генерал.
– Тот самый! – подтвердил Караваев. – Он теперь у нас разведвзводом командует.
– Рад познакомиться. Поехали, старший лейтенант…
В эмке Бойков сел рядом с шофером и сразу задремал – намаялся за день. Но дремал он недолго. И, открыв глаза, повернулся к Ромашкину.
– Здорово вы, старший лейтенант, в новогоднюю ночь действовали. А как сейчас дела?
– По-всякому. Разведка – дело мудреное.
– Учиться надо. Карту читаешь хорошо?
– Вроде бы ничего.
– А вот посмотрим. Ну-ка, Степаныч, притормози. – Генерал вышел, раскрыл планшетку с картой, подал Ромашкину. – Определи точку стояния и что вокруг нас.
Василий в первый момент смутился, потом нашел на карте, где стоит полк. Прикинул, сколько отъехали от передовой, огляделся и начал докладывать:
– Вот здесь мы. Вот лес, на юг от нас восемьсот метров. Вон деревня Лукино – трубы торчат. Вот дорога, по которой едем. Впереди мостик через речку.
– Верно! Садись, поедем дальше.
Эмка виляла по избитой, тряской дороге, делала повороты. Ромашкина тоже стало убаюкивать. Сам не заметил, как заснул, привалясь в угол.
Пробудился от толчка на каком-то ухабе.
– С добрым утром! – пошутил генерал и опять остановил машину. – А ну-ка, старший лейтенант, определись, где мы теперь.
Василий выбрался из машины и, даже не поглядев как следует вокруг, показал на карте точку.
– Ну, молодчина! Ориентируешься, как летчик, мгновенно.
– Не взяли меня в летчики, – признался Ромашкин.
– Напрасно. Очей не успел продрать, а на местности уже сориентировался…
Когда подъехали к особому отделу и Бойков стал прощаться, Василий сказал:
– А ориентировался я, товарищ генерал, по спидометру вашего автомобиля. Вижу, проехали шесть километров, откладываю их на дороге, и – порядок. Проехали четыре – снова отмеряю, и опять точно все получилось.
– Ах ты, бестия! – рассмеялся генерал. – Для разведчика и это недурно. Будь здоров! – И коротко бросил работнику особого отдела, вышедшему навстречу: – Отдайте старшему лейтенанту задержанного Початкина.
Початкин вышел в сопровождении сержанта. В прифронтовой полосе внешность его действительно могла вызвать подозрение: гражданское демисезонное пальто, меховая черная шапка, сам слегка припадает на правую ногу. Лицо заросло щетиной, взгляд угрюмый.
– Узнаете? – строго спросил дежурный.
Ромашкин молча переглянулся с Початкиным, но врать не стал.
– Его хорошо знает наш командир полка. А мне поручено только доставить этого товарища на НП.
– Распишитесь вот здесь в получении задержанного, – подсунул дежурный какую-то бумажку. – Да смотри, чтобы не ушел по дороге. Может, он и не тот, за кого выдает себя.
– Да ведь к фронту шел, – вспомнив рассказ Бойкова, заметил Ромашкин.
– К фронту! Всех нас это гипнотизирует. А если фашистскому агенту надо к своим вернуться, куда он пойдет? К Уралу, что ли?
Ромашкин насторожился: «Чем черт не шутит! Караваев-то пока что не видел этого Початкина. Может быть, достал чужие документы и вынюхивает здесь что-то. У немцев в тылу я тоже мог бы так поступить».
Початкин заметил настороженность старшего лейтенанта и молча шел рядом, не набиваясь на разговор.
Встали на дороге. Ромашкин поднимал руку перед каждой мчавшейся к фронту машиной, однако ни один шофер не затормозил, все проносились мимо.
– Тут не выгорит, идем к регулировщику, – подсказал Початкин.
– А ты, оказывается, опыт имеешь.
– Я ж от самой Москвы на попутных ехал.
– Как же тебя раньше не задержали?
Початкин промолчал.
Подошли к девушке-регулировщице. Ромашкин попросил ее:
– Посади нас, милая, в сторону генерала Доброхотова. Слыхали о таком?
– Слыхала, слыхала. Я все ваши хозяйства знаю, – ответила деловитая регулировщица. – Идите в сторонку, не мешайте. Позову, как попутная будет.
Ромашкин с Початкиным присели на бугорок у дороги. Здесь уже дымили цигарками несколько человек. Девушка время от времени вызывала:
– Хозяйство Никишина! Садитесь.
– Хозяйство Трегубова кто спрашивал?
С бугорка к машинам сбегали пассажиры. На бегу благодарили регулировщицу:
– Спасибо, красавица!
– Спасибо, милая, дай бог тебе хорошего жениха!
Вскоре дошла очередь и до Ромашкина с его подопечным. Не более как через час они уже входили в землянку командира полка. Караваев обнял Початкина, обрадованно воскликнул:
– Женька! Ну и вырос ты! Совсем взрослым стал. Правда, что инженер?
– Только что испечен. Вот диплом. – Початкин достал синюю книжечку из бокового кармана.
Ромашкин стоял у двери, ожидая указаний. Их, однако, не последовало. Караваев сказал запросто:
– Раздевайся, Ромашкин, садись… Я хочу, чтобы вы подружились. – И тут же опять обратился к Початкину: – Это наш разведчик, очень хороший парень.
Початкин взглянул на Ромашкина с укором, будто хотел возразить командиру полка: «Какой же хороший? Я к нему всей душой, а он замкнулся на все запоры. Вез меня, как шпиона».
Ромашкину не хотелось оставаться здесь, испытывать и дальше неловкость. Да и незачем мешать, когда встретились близкие люди, пусть поговорят без постороннего. Деликатно, но настойчиво попросил:
– Разрешите идти, товарищ подполковник. Дела у меня…
– Да что вы не поладили? – изумился Караваев. – Что у вас произошло, Женя?
– Ничего. Взял он меня под расписку и приконвоировал. Вот и все.
– Не обижайся, его обязанность такая, – примиряюще сказал подполковник. – Идите к столу, ребята. Ты, Женя, голоден, наверное? Ну и арестант! Кстати, мать-то с отцом уведомил, когда в бега подался?
– Письмо на столе оставил.
– Сегодня же напиши, что добрался благополучно.
– Мне бы умыться, побриться, Кирилл Алексеевич!
– Извини, сразу не предложил. Гулиев! Дай бритву. Да помоги умыться гостю. У нас, Женя, ванной здесь нет, привыкай. Иди вон туда, в уголок, Гулиев тебе сольет.
Пока Женя приводил себя в порядок, подполковник рассказывал:
– Он не первый раз в бегах. Лет двенадцати в Африку бежал. Где тебя тогда поймали? В Клину, кажется?
– В Волоколамске, – рассеянно ответил Початкин.
Голый до пояса, он нагнулся над ведром. Ромашкин сразу определил: «Спортсмен. Мышцы на плечах и руках плотные, бугристые».
Караваев, проследив за взглядом Ромашкина, пояснил:
– Гимнаст первого разряда. И с детства сорвиголова. Однажды выхожу из дома, вижу, Женькина мать стоит во дворе, руки сцепила перед грудью, глядит вверх, будто молится. «Что с вами?» – спрашиваю. А она мне: «Тихо». И на крышу дома нашего показывает. Гляжу, а там на печной трубе Женька вверх ногами стойку делает. Мать пикнуть боялась, чтобы не испугать свое дитятко… Ты сейчас-то в форме? – спросил подполковник Початкина. – Стойку делаешь?
– Пожалуйста, – с готовностью откликнулся Початкин и, упершись в края табуретки, легко вскинул тело вверх ботинками, дотянулся ими до бревенчатого наката.
Гулиев ошалело глядел на гостя. Его изумила не ловкость Початкина, а то, что этот парень встал вверх ногами в присутствии командира полка. Караваев же явно залюбовался Женькой.
– Видал миндал? Силенка есть. Куда же тебя определить?
– В разведчики, – попросил Початкин, опуская ноги на пол. Кивнул на Василия. – К нему вон.
– Не выйдет! – погрозил пальцем подполковник.
– Почему?
– А если убьют тебя, что я родителям скажу?
– Я бы на месте Ромашкина обиделся. Ему, значит, можно рисковать, а меня поберечь надо?
– Погоди, не петушись. У тебя высшее образование, ты инженер – пойдешь ко мне адъютантом.
– Нет уж, дядя Кирилл, в адъютанты не пойду. Лучше назад в особый отдел отправляйте.
– Пререкаешься?
– Я ж пока что не военный, – усмехнулся Женька.
– И то правда! – согласился Караваев. – Ну ладно, сейчас присвою тебе своей властью звание сержанта и упеку… Куда же тебя упечь? Да, ты же инженер, значит, быть тебе сапером!
– Ну, это еще куда ни шло! А может, все же в разведку?
– Саперы тоже в разведку ходят. Спроси Ромашкина: кто им проходы делает?
– Саперы, – подтвердил Василий, а сам подумал: «Из Женьки разведчик получился бы».
– Итак, решено: примешь присягу, подучишься кое-чему и будешь вместе с нами бить фашистов.
– С вами, дядя Кирилл! – воскликнул как-то по-мальчишески Початкин, влюбленно глядя на подполковника.
И Василий ясно представил, как этот самый Женька в свои школьные годы с завистью смотрел на красивого соседа в командирской форме, как ему хотелось быть похожим на Караваева!
Гулиев уже поставил на стол тарелки с консервированной тушенкой, свиным салом, копченой рыбой, миски с пшенной кашей и совсем домашнюю хлебницу с крупными, будто топором нарубленными кусками черного хлеба.
– Давайте, ребята, заправляйтесь, – пригласил подполковник.
Початкин брал еду, не торопясь, и жевать старался так же медленно. Но по тревожному взгляду, который он устремлял иногда на пустеющие тарелки, Ромашкин понял – парень наголодался. Караваев тоже понимал Женькино состояние и, чтобы не смущать его, повел разговор о делах семейных:
– Отец-то чем сейчас занимается? Мама как?
Женя рассказывал:
– Сейчас все работают. Отец опять на завод вернулся. «Не до пенсии теперь», – говорит. Мама работу берет на дом, белье шьет солдатское. На здоровье не жалуется… У ваших также все вроде бы хорошо. Валерка в школу ходит. Любаша бегает, щечки румяные. Был я у них на прошлой неделе. Тетя Аня усадила меня чай пить. Любаша у нее на руках вертелась, а потом говорит: «Я к дяде Жене хочу». Забавная такая! Спустилась на пол, топ-топ ко мне, забралась на колени. И вдруг вытаращила глазенки, спрашивает:
«А сахар куда убежал?» Мы все рассмеялись. Оказывается, она ко мне из-за сахарницы пришла. А тетя Аня догадалась и, пока та по полу топала, сахарницу спрятала… – Початкин осекся и тут же поправился: – Это я так, к слову про сахар вспомнил. Все дети сладкое любят.
– Ладно, дипломат, не выкручивайся, – невесело улыбнулся подполковник. – Понимаю все. Но вот что странно, ребята, чем дальше мы уходим от дома, тем спокойнее на душе…