Гибель титанов ч.1

Глава 11

В то же самое время. Апрель 641 года. Герцогство Сполето.

Оказывается, сидеть в осаде — это очень скучно. Валерий и не знал этого раньше. Он в свое время читал, что римский консул Марцелл взял Сиракузы, когда местные греки отмечали какой-то праздник, и что вандалы захватили Карфаген, когда весь город собрался в цирке. Надо ли говорить, что и там, и там горожане были пьяны в дрова. Тут же подобного безобразия не наблюдалось и в помине. За сон на посту казнили, а службу на стенах несли так, что и римским легионерам завидно стало бы. Виттерих оказался военачальником дельным, строгим и грамотным. Лангобарды попробовали было пощупать оборону городка, но, умывшись кровью при штурме, окопались неподалеку и больше подобными глупостями не занимались. Брать города они так толком и не научились. Только ослиное упрямство, железное брюхо, переваривающее дурную воду, и ненасытная жадность были источником их побед в Италии. Обычно они брали города измором. Один за другим. Впрочем, в начале пути они крушили стены римских городов таранами, но, по слухам, занимались этим контингенты славян, присланные в помощь их тогдашним союзником — каганом авар Баяном. А вот Атернум оказался им не по зубам. Во-первых, его довольно сильно укрепили, залатав стены, заменив ворота и расчистив ров, а во-вторых, он стоял на берегу моря, и к нему беспрепятственно подходил один зерновоз за другим, разгружая мешки с александрийской пшеницей. По словам опытных товарищей, это была лучшая осада в их жизни. А с учетом неплохой оплаты, они бы так еще лет десять просидели.

Римляне, жившие в окрестных селениях, тоже набились в город, как селедка в бочку. Они слишком хорошо знали цену своему государю и его войску. Проходили уже, и не раз. А вот римский патриций Валерий, которого они, говоря откровенно, считали человеком слегка не от мира сего, их как раз не обманул. В город пустили всех, кто успел зайти, да еще и пайку зерна выдавали, что и вовсе было удивительно. Римляне смотрели на новую власть пугливо и с надеждой. И впрямь, если не грабят и кормят, так может, и правду тот Валерий говорил. Освободит он их от проклятых варваров. Вот только осаду с города снимут, и сразу освободит. И тогда солнце сразу засияет ярче, и куры по три яйца в день нести начнут…

— А что, ваша светлость, — почтительно поинтересовался Валерий у нанятого им для этой войны командира, — долго герцог Теуделапий так в осаде просидит?

— Думаю, пару месяцев, — сплюнул на утоптанную землю Виттерих, — не больше.

Он лежал в тени могучего дуба, который рос тут с незапамятных времен. Герцог только что съел котелок каши и сковороду жареной рыбы, а потому в настроении пребывал чудесном. Он ковырял в зубах длинной щепкой и теперь тщательно разглядывал извлеченную оттуда добычу. Делать ему все равно было нечего. Карты, шашки и шахматы надоели еще в первую неделю осады.

— А почему так? — спросил Валерий.

— Так ведь ему скоро жрать будет нечего, — удивился Виттерих его непонятливости. — Я отряды милингов и берзитов пустил по их тылам. Они обозы на пути бьют. Ты же не будешь с каждым обозом по тысяче воинов слать. Раз обоз еду привез, два привез, и каждый раз десятка два-три воинов долой. Словене мастера исподтишка гадить. Лучше них засады никто не устраивает. На словена наступить можно, и не заметить даже. Ты не представляешь, как я с ними у себя в Далмации намучился. Один, я помню, два дня копной сена притворялся. Не жрал, не пил и даже ходил под себя. Так, обгаженный, в соломе и сидел.

— Для чего? — удивился Валерий.

— Зарезать меня хотел, сволочь такая, — равнодушно ответил Виттерих и повернулся на другой бок, устроившись поудобней.

— А если герцог нас на переговоры вызовет? — спросил Валерий.

— А он обязательно вызовет, — зевнул Виттерих так, что патриций не на шутку испугался, не случится ли вывих сиятельных челюстей. — И мы на них пойдем. В смысле, ты на них пойдешь…

— Я? — недоуменно посмотрел на него Валерий.

— Ну не я же, — резонно возразил Виттерих. — Ты же ему кровную месть объявил. А я тут просто за деньги воюю. Он тебе чего-нибудь предлагать будет, а ты замотаешься в свою тогу и гордо так скажешь: «сдавайся, проклятый варвар, и тогда я пощажу тебя!» Ну, или еще какую-нибудь глупость. Он должен на тебя очень сильно разозлиться и нипочем осаду не снимать, чтобы посмешищем не выглядеть.

— А в это время тимочане и струменцы за Аппенины пойдут и запад герцогства разорять будут, — задумчиво произнес Валерий.

— А еще герцог Беневенто Арехис помер, — подсказал ему Виттерих. — Эх, жаль! Сам бы прирезал старого козла! Ему сынок Айо наследует.

— Так он же слабоумный! — несказанно удивился Валерий.

Прожженного хитреца Арехиса Беневентского, который держал власть в своих руках пятьдесят лет и помер в собственной постели, господь наградил наследником, который оказался не умнее пятилетнего ребенка. Валерий уточнил на всякий случай.

— Он же дверь с окном путает! Как он править будет?

— Соображаешь! — одобрительно подмигнул ему Виттерих и прикрыл глаза. Послеобеденный сон понемногу сморил его.

Валерий сидел рядом и размышлял. Странная получилась эта война, очень странная. Так никто не воевал, Валерий знал это точно. Обычно армии строились для сражения и бились от рассвета до заката, выясняя, кто из них сильней. Или наоборот, чьи-нибудь воины разбегались после двух залпов дротиков и первого же натиска. В бою погибал много, если каждый пятый, и на этом война часто заканчивалась. И нападавшим, и обороняющимся нужно было успеть засеять поля. Впрочем, иногда те же франки устраивали чудовищных масштабов походы, доходя до северной Италии и готской Септимании, но такое случалось редко. Раз в поколение примерно. А лангобарды и вовсе из Италии почти не выбирались. Один раз в словенские земли сходили, да у императоров отгрызали кусок за куском. Король Ротари дотла разорил Лигурию, что омывается Тирренским морем. Этот край каким-то непостижимым образом все еще принадлежал василевсам, а Генуя оставалась имперским городком. Ненадолго, впрочем.

Герцог Теуделапий запер их в Атернуме, а по всей стране рассыпались небольшие отряды словен, которые кроме как истреблением германцев ничем и не занимались. Местность тут гористая, а ловить варваров в ущельях и лесах — дело заведомо бессмысленное. А если и поймают их, то Виттерих четко дал понять: на их гибель ему плевать. Если понадобится, еще привезет. Что это значит? Это значит, что лангобарды не станут сидеть в осаде, пока разоряют их дома. Как только сюда дойдут вести с родных хуторов, войско взбунтуется.

Валерий критически посмотрел на мирно похрапывающего Виттериха и вспомнил, что неподалеку отсюда лежит целая копна сена. Там-то он и устроится, ведь осада — это время немыслимых лишений. Он будет репетировать свою торжественную речь. Он уязвит герцога в самое сердце. Он припомнит ему неласковый прием в Сполетии… Впрочем, это были всего лишь мечты. Через пару минут Валерий крепко спал.

В то же самое время. Южная Бавария. Безымянный замок где-то в районе современного Инсбрука.

— Кузены! — Теодон раскинул свои медвежьи объятия и облапил Ариперта и Гундоперта, герцогов Асти.

— Рады видеть тебя брат! — ответили те. — Чего позвал?

Лангобардские герцоги из баварского королевского рода были рослыми воинами с длинными светло-русыми локонами и густыми бородами, расчесанными волосок к волоску. Их алые рубахи, зеленые плащи и чеканные пояса, украшенные золотыми бляхами, меркли на фоне кричащей роскоши короля Баварии, витое ожерелье на шее которого поражало не столько изяществом, сколько своим непомерным весом. А кинжал, усыпанный самоцветами, который Теодон носил на поясе, и вовсе вызвал у его кузенов лишь завистливый стон. Доходы захолустного герцогства не позволяли так шиковать.

Братья уселись за грубый деревянный стол, куда Теодон выставил несколько бутылей из мутно-зеленого стекла и серебряные кубки.

— Все дела — потом! — многозначительно сказал он и открыл первую.

— Чем это так пахнет? — герцоги, которые, как и все германцы, были не дураки выпить, жадно зашевелили густыми усами.

— Надо в руке подержать и потом покатать на языке, — с заговорщицким видом подмигнул им Теодон. — Иначе не поймете ничего. Это вам не брага. Эту выпивку владыка Григорий Братиславский лично благословил! Ну, за встречу!

— За встречу! — сдвинули кубки герцоги.

— Воистину, святой человек! — восхитились братья, когда первый кубок был осушен со всеми возможными церемониями. — Неужто он воду в вино превращает?

— Не знаю, — сожалеюще развел руками Теодон. — Но тут явно без высших сил не обошлось. Точно говорю вам, братья, он могучий колдун!

— Тьфу на тебя, язычник, — дружно перекрестились герцоги. — Святого епископа колдуном назвал! Еще наливай.

Когда две бутылки волшебного пойла сиятельные потомки баварских вождей осушили до дна, то пришли в необычайно благостное расположение духа. Они, привычные к более легким напиткам, с удивлением прислушивались к своим новым ощущениям. И ощущения эти им весьма понравились. Нечасто по твоим жилам течет жидкий огонь и солнце.

— Я так понимаю, наши дядюшки Родоальд и Гримоальд не приедут? — испытующе посмотрел на них Теодон.

Дядюшки были сыновьями фриульского герцога и достославной Ромильды. Той самой, которую каган авар Баян II взял за себя замуж, а наутро отдал на потеху нукерам и велел посадить на кол. Они были родными братьями Гайлы, матери баварского короля. И их отсутствие не на шутку того обеспокоило.

— Не приедут они, — объяснили кузены. — Арехис Беневенский помер, а сынок его Айо — дурак дураком. Так Арехис, хитрый черт, их обоих усыновил и регентами при этом недоумке поставил. Они сейчас в Беневенто власть делят.

— Но герцогом там все-таки Айо? — на всякий случай уточнил Теодон, который слегка ошалел от столь необычной новости. Мало того что самый сильный из герцогов сыну власть передал, не спросив разрешения у короля Ротари, так еще и сын этот на голову тронутый. Впрочем, в Лангобардии и не такое случалось. Вон, еще лет пятнадцать назад целый король, скорбный на голову, правил. И ничего, даже удобно было. Не лез никуда.

— Герцогом там Айо, — согласно мотнули головами кузены и перевернули бутыли в тщетной надежде извлечь из него еще хоть самую малость волшебного эликсира.

— Потом выпьете! — поднял палец вверх Теодон. — У меня еще есть. Перейдем к делу, братья! Скажи мне, Гундоперт, ты хочешь стать самостоятельным герцогом Асти?

— Хочу! — честно признался младший из братьев, который на трезвую голову такого сроду бы не сказал. Он своего старшего брата искренне уважал.

— А я как же? — возмутился Ариперт. — Я же герцог!

— А ты, брат, — ухмыльнулся Теодон, — можешь стать королем. Но там не все так просто. Будет ряд условий. И если ты согласен, то сейчас мы их с тобой обсудим.

— Плевать на условия, — решительно ответил Ариперт. — Я хочу получить Железную корону. Я ничем не хуже этого ублюдка Ротари.

Пару недель спустя. Окрестности Павии.

Королевская охота! Когда-то ее вели ради еды, а теперь знать Европы берет в руки короткое и толстое копье только для того, чтобы погонять кровушку по жилам. Не дошли еще короли и герцоги до такой низости, чтобы бить оленя или лося. Они не деревенщина какая-нибудь, которой это мясо для пропитания нужно. Они — белая кость, плоть от плоти древних германских вождей, потомственные воины, долг которых встречать опасность лицом к лицу. Иное станет для них немыслимым позором.

Владетельный гастальд Аго балует своего короля далеко не в первый раз. И его охоты славились по всему королевству. Потому как кабана добыть любой дурак добыть может, а вот сделать из этого целый праздник, длиной в неделю способен далеко не каждый. Аго был очень способным, потому и любил его король Ротари безмерно. Ведь столы гастальда всегда ломились от изысканных яств и выпивки, а развлекали гостей мимы, шуты и актеры, выписанные из самой Братиславы. Ничего гастальд Аго для своего короля не жалел. Лучшие ловчие и лучшие псы-алаунты, купленные в Солеграде за баснословные деньги, развлекали его величество в этот день.

Кабанья охота — дело и сложное, и опасное. Сначала ловчие ищут лежку, а потом гонят с собаками обезумевшее от ярости животное на охотника. И тонкость тут в том, чтобы измотать свирепого зверя до того, как он добежит до охотника. Иначе и копье не всегда остановит его. Опрокинет зверь, что может весить восемь сотен фунтов, такого охотника, и ударом клыков вскроет жилы на бедре и распорет брюхо. А если самка с выводком, то и вовсе рвать будет, пока кровавые клочья не останутся от врага. И ни собаки, ни копья не помешают озверевшей свинье, защищающей свое потомство.

— Собаки залаяли, ваше величество! — граф Аго угодливо наклонился к уху повелителя. — Зверя гонят прямо сюда.

— Копье мне! — рыкнул на слуг Ротари, который был в слегка приподнятом настроении. Аго угостил его таким пойлом, что он от него просто оторваться не мог. Король слез с коня, которого слуги отогнали с тропы. Благородный жеребец нюхал воздух и прядал ушами. Он рвал удила, он хотел уйти подальше отсюда. Конь боялся. Он чуял ярость загнанного зверя, и он хотел убраться поскорее с его дороги.

Король был немолод, но крепок и силен, как и все герцоги лангобардов. Они не знали роскошной жизни и росли просто, мало чем отличаясь от своих собственных дружинников. Война, охота и тренировки с оружием — вот и весь досуг германской знати. Этот досуг изредка украшали пиры, заключавшиеся в поедании большого количества снеди и поглощении неимоверного количества вина. Гастальд Аго разнообразил королевскую жизнь, за что и пользовался милостью его величества, который знал о мутных делишках своего графа, но закрывал на них глаза.

Звонкий лай слышался все ближе и ближе. Искусные ловчие, которые не зря ели свой хлеб, управляли яростью кабана с мастерством музыканта. Рассерженного зверя гнали прямо на короля, который ждал на широкой лесной тропе, крепко перехватив толстое древко копья с широким, похожим на лист наконечником. Только таким брали кабана, и он делал это десятки раз. Возьмет и сегодня.

Вот совсем близко затрещали кусты, и на тропу вывалился огромный секач, полный сил. Семь или восемь сотен римских фунтов, никак не меньше. Ловчие расстарались на славу! Маленькие глазки, налитые яростью, уставились на человечка, который посмел заступить ему дорогу. Ротари не любил добивать зверя, облепленного собаками. Это для слабаков. Он бился с кабаном, как подобает воину. Кабан сильнее человека, а человек — умней, и это делает их равными. Кабан надеется на свою силу и несется напролом, не забирая дороги. Он и не понимает, что человек выставляет перед собой копье, упирая его в землю. Короткое ясеневое древко и наконечник с широкой перекладиной встречают зверя, который насаживается на него всем своим весом. Тут уж охотник не должен оплошать. Малейшая ошибка, и ты — покойник. Нужно вовремя уйти в сторону и добить кабана, если он будет только ранен. Это дело требует стальных нервов и таких же яиц, а германская знать тех времен имела и то и другое.

Король привычно выставил копье вперед и наклонил его в сторону взявшего разгон дикого зверя. Он воткнул железный подток копья в землю, придавил его ногой и приготовился к удару огромной туши. А потом он должен резко уйти в сторону. Все как всегда…

— Рано! — шептал себе под нос король. — Рано! Рано! Рано! Сейчас!

Резкую боль Ротари ощутил, как яркую вспышку. Что-то ударило его в голову чуть повыше уха, и его рука дрогнула, отведя наконечник копья в сторону. Кабану хватило и доли секунды. Он сбил короля с ног, а потом начал рвать, выбирая места, не закрытые кольчугой. Из бедра, которое кабан распорол клыками, ударил фонтан крови, а вместе с кровью из могучего воина уходила жизнь. Сильный, нетронутый собаками зверь порвал тело короля в клочья так быстро, что никто и понять ничего не успел. Королевская свита застыла в ужасе.

— Бейте его! — страшным голосом заорал Аго, и первым всадил копье в кабана. Но было уже поздно.

— Лекаря сюда! — кричали слуги.

— В охотничий домик короля тащите! — перекрикивал их Аго.

Ротари, истекающего на глазах кровью, понесли от места его последней битвы, а в ветвях соседнего дерева хмурый мужик с арбалетом прикрыл глаза и успокоил мысли. Мешочек со свинцовыми пулями он положил рядом с собой. Никто не должен почуять его взгляд. Он уйдет ночью, когда все успокоится. В двадцати шагах от него два его товарища аккуратно сняли тетиву с мощных степных луков. Их вмешательство не понадобилось. Все было исполнено чисто.