Глава 15

25 мая 641 года. Константинополь.

Бунт в городе и пропажа казны, на которую Константин почти уже наложил руку, привели дела империи в состояние первозданного хаоса. С одной стороны, Мартина потеряла свою казну, и это ослабило ее в борьбе с ненавистным пасынком Константином, а с другой стороны — сам Константин сильно рассчитывал на эти деньги, и почти уж было конфисковал их, издав соответствующий указ. Но тут деньги кто-то украл самым наглым образом, а сотни оборванцев с окраин устроили беспорядки по всему городу. Когда же экскубиторы-исавры перебили всю эту шваль, выяснилось, что ситуация напоминает положение фигур в шахматах, модной словенской забаве. Это состояние называется пат. У императрицы нет денег, и у императора тоже нет денег. Они, а точнее, верные им патрикии и евнухи, стояли друг напротив друга, словно псы, оскалившие зубы, с поднятой на загривке шерстью. И только сам господь бог сумел доиграть эту партию, небрежным взмахом руки убрав с доски лишнюю фигуру. Император Константин III умер во цвете лет. Его доконала чахотка.

И вроде бы не случилось ничего неожиданного, ведь василевс болел не первый год. Но вот именно сейчас это было весьма некстати. Конфигурация власти поменялась самым радикальным образом, и перепуганные евнухи носились по дворцу со скорбными лицами, стараясь оказаться поближе к покоям госпожи и ее сына, Ираклия молодого.

— Да! Да! Да! — кричала Мартина, подняв руки к расписанному фресками потолку. Впервые за много лет она ощутила себя абсолютно счастливой.

Ираклий второй, оставшийся единственным василевсом Римской империи, смотрел на мать с легкой опаской и недоумением. Он разделял ее радость, но только частично. Императору ведь и пятнадцати нет, а тащить такой груз в одиночку ему совсем не по силам. А его мать ненавидят почти все в Константинополе. Даже он, мальчишка, знал это. Его отец был отважным воином, которые не раз сражал в поединке врага, а ни он сам, ни его братья не брали в руки оружия. Они и на лошади ездить не умели, служа лишь куклами, участвующими в дворцовых церемониях.

— Мы победили! Мы победили, сын! — кричала Мартина, смотря на Ираклона полубезумным взглядом. — Столько лет! Столько лет я тряслась в страхе за свою жизнь! И за жизнь твоих братьев! А теперь нам нечего бояться! Пусть боятся ОНИ!

— Кто они, матушка? — смиренно спросил Ираклон.

— Те, кто сейчас ждут за нашей дверью, — показала она на резные створки. — Там стоит толпа, которая спешит припасть к нашим ногам. Хочешь, я прикажу им драться за право сделать это первым? Хочешь это увидеть?

И она крикнула своим евнухам.

— Открыть двери!

Те склонились и исполнили приказание, и Ираклон получил очередное подтверждение той науке, что преподавала ему многоопытная мать. Она всегда уверяла его, что подлость людская совершенно безгранична, и оказалась в этом права. Коридор за дверями покоев императрицы был забит патрикиями и сенаторами, которые униженно ждали, когда им позволят облобызать пурпурную туфлю.

— Сейчас ты увидишь, чего они все стоят! — хищно улыбнулась императрица.

— Нет! — испуганно крикнул Ираклон. — Не надо!

— Как хочешь! — презрительно произнесла Мартина и велела снова. — Закрыть двери! Всех вон из моего дворца! Пусть ждут, когда я их позову!

— Стоило ли так поступать с ними, матушка? — осторожно спросил Ираклон. — У нас и так хватает врагов. Зачем нам новые?

— Они все наши враги, — холодно посмотрела на него Мартина. — Все до единого. Даже те, кто поддерживал нас последние месяцы. Их преданность проистекает из тех милостей, что наша царственность даровала им. Но теперь казна пуста, мой василевс. И нам придется очень нелегко. Не верь этим людям. Они стерпят любое унижение с умильной улыбкой на лице, но сами будут думать, как захватить еще больше власти и золота.

— Но ведь мы победили, мама, — непонимающе посмотрел на нее сын. — Кого нам теперь опасаться? Теперь именно я единственный василевс, римский император, представитель бога на земле. Нам нужно просто вести себя разумно, и не злить людей без особой нужды. И тогда мы удержим власть.

— Твой племянник Констант, — Мартина посмотрела на наивного юношу, слегка наклонив голову. — Ты забыл про него, мой лев. Сейчас всё будет крутиться вокруг этого мальчишки. Ему одиннадцать, и он все уже понимает. А сколько людей склоняется к его уху! Ты бы знал! И это именно те люди, которых ты видел сейчас за дверью. Прогнав их, я подала им сигнал: я сильна и готова к драке. Пусть выбирают, с кем им по пути.

— Я вас понял, матушка, — покорно ответил Ираклон, который слепо верил той, кто оберегал его столько лет. — Самым разумным выходом было бы отсечь ему нос и сослать на острова. Но пока мы ничего не можем сделать нашему племяннику? Ведь так?

— Конечно, — одобрительно посмотрела на него любящая мама. — Сейчас не можем, но мы обязательно так и поступим, когда станем сильны. А пока это не ко времени. Только что умер его отец, и охлос[3] бурлит. Мы не можем себе позволить еще один бунт. Наша власть пока еще качается, сын. Нам нужна верная армия, а денег у нас больше нет.

— Значит, нам придется договариваться с сенаторами и церковью, — задумчиво произнес Ираклон. — Или с архонтом Само. Кстати, матушка, а почему бы нам не договориться с вождем варваров? Он весьма богат и силен. Он сможет помочь нам.

— Я пыталась, — с горькой усмешкой ответила Мартина. — Ты даже не представляешь, сколько золота я предлагала ему за эту услугу. Но он не согласился.

— Что же он хочет? — удивленно посмотрел на нее Ираклон.

— Он хочет все! — жестко ответила Мартина. — Ему не нужен римский император на троне. Ему нужна послушная кукла, какими были последние императоры Запада при германских вождях. Я никогда не пойду на это. Мы государи волей господа нашего, и не этому поганому язычнику приказывать нам.

— На кого же тогда мы будем опираться, мама? — спросил Ираклон.

— Только святые отцы могут помочь нам, — ответила Мартина. — Мы заберем все золото и серебро, что у них есть. Мы уже делали так не раз, мой василевс, когда воевали с персами. И мы всегда возвращали свои долги.

* * *

Пару недель спустя. Окрестности Константинополя.

Мартина и все ее сторонники ликовали, закатывая богатые пиры. Они были счастливы без меры. Счастливы все, кроме одного. Он был куда умнее этих недалеких людишек. Да и куда умнее своей госпожи, которую ослепил самый важный в ее жизни успех. Патрикий Александр очень тщательно прятал свою обеспокоенность. Настолько тщательно, что даже гость, который постучал в ворота его усадьбы, не смог заметить ее. А этот гость был весьма изощрен в чтении человеческих душ. Сам государь учил его не один год.

— Вина? — патрикий приглашающе взмахнул рукой.

Он даже не сделал вида, что удивлен. Всегда, когда в Константинополе начинается какая-то заваруха, появляется этот человек с оловянными глазами матерого убийцы. Пес государев, так он себя называет. Только, в отличие от пса, у него есть свой, какой-то очень странный кодекс поведения. А еще он весьма умен, и патрикию нравится общаться с ним. Его суждения неожиданны и остроумны, и совсем не похожи на суждения варвара. Александр уже не в первый раз пытается понять этого человека. Мотивы его оставались для многоопытного царедворца туманны, но игра ума так порой увлекает!

— Это вы украли казну госпожи? — небрежно спросил Александр, когда гость осушил первый кубок и довольно крякнул. Вино достали из подвала, и оно было в меру прохладным. То, что нужно для начала лета, радовавшего ласковым теплом.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — Вацлав посмотрел на патрикия и поднял руку. — Я клянусь высшей справедливостью, что не крал никаких денег. Этого тебе достаточно?

— Ты сам, может быть, и не крал, — тонко усмехнулся Александр, которого было не провести такой наивной уловкой. — Но ты знаешь того, кто крал. Все равно нет никого больше, кто смог бы это сделать с такой изощренной хитростью и цинизмом. Переодеться в монахов! Только безбожники, подобные вам, могли так поступить.

— Я пришел сюда не за тем, чтобы обсуждать веру в твоего распятого бога, патрикий, — поморщился Вацлав, но оспаривать сказанное не стал. — У вас большие проблемы, и ты это знаешь.

— Знаю, — горестно вздохнул Александр. — А вот откуда это знаешь ты? Ведь наши беды проистекают из того, что анатолийской армии нечем платить. Украденные деньги должны были пойти именно туда. Василевс уже дал свое распоряжение, но мы не успели…

— Я знаю, потому что только что приехал из Анатолии, — не меняясь в лице, ответил Вацлав. — Валентин, магистр милитум Востока и комит фемы Опсикий[4] верен Константину и его наследнику Константу. Он ненавидит Мартину и ее выводок. Вы изгнали великого сакеллария Филагрия, а он уже на пути в Анатолию. Валентин — его ставленник. Нужно продолжать дальше, или ты уже и сам понимаешь, чем все это закончится?

— Валентин Аршакуни поднимет бунт? — побледнел Александр, который именно этого и боялся. — Он же клялся в верности! Он из древнего армянского рода. Его предки — парфянские цари! Его засыпали милостями с головы до ног!

— И он еще не забыл, как резали руки и ноги его родне, — усмехнулся Вацлав. — А еще он руководит самым боеспособным войском, которое у вас осталось. И он недавно раздавал деньги воинам от имени Константина. Двести шестнадцать тысяч солидов. Это было три месяца назад. Помнишь? А сейчас этому войску никто не заплатит. Скажи, патрикий, что может помешать ему двинуть свои войска на север?

— Ему не взять Константинополь! — в горячности воскликнул Александр. — Его стены неприступны. Мы будем сражаться!

— Спустись на землю, — с жалостью посмотрел на него Вацлав. — Кто будет сражаться? Походи по рынкам и харчевням, послушай людей, которых ты так презираешь. Весь Константинополь знал, что молодой василевс харкал кровью, но спроси любого горшечника, и он тебе скажет, что это ведьма Мартина отравила государя. Я не могу понять, что в головах у этих людей. Где логика, скажи, патрикий?

— Ты знаешь слово «логика»? — Александр так удивился, что даже не обратил внимания на неприятные для него новости. Впрочем… Он ведь и так всё это прекрасно знал. Для этого не нужно толкаться по форумам и нюхать тамошнюю вонь.

— Я не только знаю это слово, я ее даже изучал, — непонимающе посмотрел на него Вацлав. — Для высшего командного состава это совершенно обязательно. Без экзаменов звания не получить. А я так и вовсе учился с ранних лет. Со мной лучшие наставники занимались. Сам государь их труд оплатил. Я даже представить боюсь, сколько это ему обошлось.

— Святая Дева! — побледнел патрикий и начал говорить, постепенно повышая голос до крика. — Худшая новость за год. Все идет именно так, как я и боялся. Варвары становятся большими римлянами, чем сами римляне. А еще твой государь поставил легионы по южной границе. Он пойдет войной? Он хочет захватить Константинополь? Говори! Говори!!!

— Успокойся! Он не хочет брать Константинополь, если его к этому не принудят, — покачал головой Вацлав. — Ваш город — это… Он как заплечный мешок без лямки… Вот! Или как ремень без пряжки. Понимаешь? Взять можно. И даже ограбить можно. Но что с ним делать дальше? Ведь его придется защищать, потому что все ваши азиатские диоцезы вплоть до Трапезунда и Халкидона завоюют арабы. А у нас таких сил нет. Мы получим разоренную Фракию, Македонию и Грецию, заселенную немирными словенскими родами, и в придачу — огромный город без торговли и ремесла, где живут сотни тысяч голодных людей. Ну и зачем нам это, скажи на милость?

— Но твой государь может ограбить Константинополь и обессмертить свое имя в веках, — непонимающе посмотрел на гостя патрикий. — Как Аларих или Аттила. Все варвары так делают!

— И сколько после этого прожил Аларих? — усмехнулся Вацлав. — Он даже потратить не успел свою добычу. И что стало с государством Аттилы, когда он упился и залез после свадьбы на свою двухсотую жену? Не смотри на меня так, патрикий! Да, ты угадал, историю нам тоже приходится учить.

— Проклятье, — простонал патрикий, потирая где-то в области сердца. — Историю! Варвар и душегуб изучает историю! Зачем она тебе? Ты же и так умеешь резать глотки!

— Чтобы знать то, что будет, надо знать то, что уже было, — пожал Вацлав плечами. — Так сказал государь! Я тоже сначала не понимал, за что мне такая напасть, а потом даже понравилось. Так вот! Уничтожив вас, мы столкнемся с врагом, куда худшим, чем вы. Ты и сам знаешь об этом, патрикий. Мы ведь с тобой это обсуждали уже не раз. Если арабы заберут Анатолию и Армению, то падение Египта — лишь вопрос времени. Мы потеряем торговлю пряностями, а значит, и свои доходы. Напротив, эти доходы перейдут к арабам, и они резко усилятся. Знаешь, что случится потом? Наши внуки будут останавливать мусульман на Дунае и Луаре. И поверь, им придется очень нелегко.

— Ты сейчас серьезно? — выпучил глаза Александр. — У тебя помутился разум?

— Ничуть, — покачал головой Вацлав. — Так говорит государь, а значит, это так и есть. Ему ведомо то, что сокрыто от других.

— Я ничего не понимаю, — прошептал совершенно уничтоженный патрикий. — Я готов признать многое из того, что ты рассказал. Это весьма логично. Я и сам думаю о чем-то подобном. Но прошу, объясни про Луару. Как арабы могут дойти туда? Ведь их совсем немного, а Галлия немыслимо далеко.

— Догадайся сам, — жестко ответил Вацлав. — Ведь ты весьма умен. И я не говорил, что до Галлии дойдут именно арабы.

— Я понял, — патрикий даже почернел от свалившегося на него осознания. — Их вера дает много преимуществ тем, кто ее принимает. А это значит, что на запад пойдут новые мусульмане. Те же ливийцы и мавретанцы. Они немногим отличаются от бедуинов. Они так же отважны и неприхотливы. Помоги нам, господи!

— Все так, — Вацлав отхлебнул из кубка. — Развей свою мысль, патрикий. Ты же проходил риторику, я уверен. Ливийцы — дикари. А вот что будет, если ислам примут жители Сидона, Бейрута или Кесарии?

— Нет! Нет! Не-е-ет!!! — патрикий бросил кубок, и на каменной стене расплылось кроваво-красное пятно. Он заорал, захлебываясь от ярости. — Ты лжешь! Ты лжешь, проклятый варвар! Этого быть не может! Ведь тогда они выйдут в море, а мы потеряем морскую торговлю и все острова!!!

— Я не лгу, — укоризненно посмотрел на патрикия Вацлав. — Это недостойно воина. Я сейчас вообще ни слова не сказал. Ты сам пришел к этому выводу!

— Да, похоже, ты прав. Нас ждут тяжелые времена, — патрикий снова успокоился и отхлебнул из кубка, который ему принесла перепуганная служанка. — Вы не хотите нас уничтожить. Вы даже грабить нас не станете! Вы хотите сделать из нас щит от арабов, а без денег мы на это не способны. Что же конкретно хочет твой государь?

— Договориться, — просто сказал Вацлав. — Мой государь хочет договориться. С твоей императрицей он договариваться больше не станет. Ты и сам знаешь почему. Мартина высокомерная дура, и она неизбежно приведет вас к катастрофе. Она с ослиным упрямством насаждает монофелитство, а иерархи Запада считают это тягчайшей ересью. Ни Италия, ни Африка не приняли Эктезис Ираклия с его догматами. Достаточно толчка пальцем, и эти провинции взбунтуются. Епископы Рима и Карфагена в ярости от ваших действий. Патриарх Пирр предписывает им принять новые правила, но они никогда на это не пойдут. Если вы продолжите настаивать, то потеряете Запад точно так же, как потеряли Египет. Там осталось весьма немного из тех, кто исповедует православие. Почти весь он под властью монофизитов и их папы Вениамина.

— Тогда выбор у нас невелик, — грустно усмехнулся патрикий. — И в нем нет ничего хорошего. Нам придется выбирать между плохим, очень плохим и ужасным.

— Все именно так, — кивнул Вацлав. — Я рад, что мы понимаем друг друга. Сейчас я изложу тебе суть нашего предложения. И ты должен знать, что-то, о чем мы договаривались ранее, уже началось. Болгары, башкиры и мадьяры уже ударили по хазарам. Скоро мы увидим этот народ за Кавказским хребтом. Готовьте свою невесту, патрикий. Ведь вы обещали их хану дочь императора. Если вы обманете их еще раз, вам точно конец. Удара с двух сторон вам не выдержать.

Загрузка...