Глава 4

Март 641 года. г. Атернум, герцогство Сполето (в настоящее время — г. Пескара, провинция Абруццо, Италия).

Приморский городок на востоке Самния давным-давно превратился в сонную рыбацкую деревушку. Торговли нет, ремесла нет, порт зачах — обычная история для Италии. Дикая резня, устроенная поначалу германцами, осталась в далеком прошлом, и потомки гордых римлян кое-как приспособились к власти новых, диковатых хозяев. Лангобарды забрали себе лучшие поля и виноградники, а тех, кто там работал, превратили в литов, своих крепостных. Те же римляне, что умудрились свою землю сохранить, отдавали теперь треть урожая. Германцы на этой земле превратились в аристократию. Воины победнее воевали пешими и несли щит и копье. Воины знатные бились в конном строю, и в этом деле не уступали ни готам, ни аварам из старинных родов. Отличная конница была у лангобардов. И лошади у них были превосходные, раз могли нести всадника в доспехе и попону из железной чешуи. И даже седла с высокой лукой, что подсмотрели у словен, в Италии давно уже оценили. Лангобарды были парнями не шибко грамотными, но уж точно не законченными дурнями. Одного поражения от мораванской конницы им хватило за глаза.

Тут, в герцогстве Сполето, общины могли выставить тысяч пять, а то и все шесть войска, из них полутысяча тяжелых всадников и четыреста мечей газиндов, личной дружины герцогов. Огромная сила, которая теснила понемногу ромеев, отгрызая деревню за деревней, городок за городком уже семьдесят лет.

Крошечный домик у ворот Атернума был куплен Валерием за какие-то смехотворные деньги, и теперь он сидел там вместе с человеком, одного взгляда которого боялся больше, чем адских мук. Незнакомец в маленьком городке всегда режет глаз, и по округе уже пошли слухи. Того и гляди кто-то из куриалов заглянет и поинтересуется, а чем, собственно, дышит пришлый горожанин. Чем занимается, и не станет ли прятаться от податей. Пока что отсутствие интереса к ним вызвано было тем, что Валерий вовремя занес мзду местному гастальду, объясняя, что прячется от суда, который ждет его в землях ромеев.

Он рассказал ему возвышенную историю несчастной любви, наполненную патетическими чувствами, стремлением к обладанию прекрасной девой, и еще более, ее приданым. План поначалу казался безупречным, но почему-то не сработал. И несмотря на то, что деву ту он успешно и не без приятности для обеих сторон невинности лишил, суровый отец своего благословения не дал, блудную дочь отправил в монастырь, а самого незадачливого жениха захотел судить по всей строгости римского закона. Потому-то он, несчастный влюбленный, в этой дыре и прячется. Ибо жениться на богатой невесте он согласный, а судиться с самим патрицием нет. Нет у него в суде ни малейшего шанса. Оберут его до нитки и кнутом шкуру спустят. А ежели та девица по наущению отца покажет, что он ее силой взял, то можно головушки буйной лишиться. А это и вовсе полнейшая грусть. Могучий германец понимающе оскалился, сочувственно похлопал его по плечу и позволил беглому ромею со слугой жить в городе.

Жила странная пара незаметно. Валерий из дому выходил редко, а его сосед не выходил оттуда вовсе. Уж больно он был приметен. Коренастый здоровяк с тяжелым взглядом отпетого душегуба пугал Валерия до дрожи. И даже когда тот улыбался, демонстрируя неполный комплект зубов, это ситуацию не улучшало. Скорее наоборот. Потому как улыбка его напоминала волчий оскал. Собственно, человека этого так и звали, Волк. А поскольку он сидел в хижине безвылазно и ждал условленного времени, то волей-неволей им приходилось о чем-то говорить.

— А давно ты князю служишь? — спросил как-то Валерий после ужина, подкидывая валежник в очаг.

— Да как борода расти стала, — пожал плечами Волк. — Сначала в войске служил, а потом в егерях. Я мальцом еще на охоту часто ходил. Лучше меня никто не мог зверя выследить. Я по лесу тише иной рыси крадусь. К оленю на десять шагов могу подобраться, из лука его приложить, а потом загнать подранка. Для потайных дел самое нужное умение оказалось.

— Скажи, Волк, а чем княжеские егеря занимаются? — с замиранием сердца спросил Валерий.

— А завтра у нас какой день? — возвел глаза к соломенной кровле Волк.

— Памяти святого Кирилла Иерусалимского, — непонимающе посмотрел на него Валерий. — Восемнадцатое марта.

— О! — непритворно обрадовался Волк. — Вот завтра и узнаешь. Недолго осталось.

Наступивший день казался Валерию бесконечным. Обычное ничегонеделание тяготило его невероятно. Все же он был человеком молодым и горячим. И даже карты, до которых Волк оказался большим охотником, увлечь его не могли. Валерий раз за разом получал какие-то погоны, отчего Волк веселился, как ребенок, и громко хохотал, хлопая себя по ляжкам. Очевидно, эти самые погоны несли какой-то скрытый смысл, который остался Валерию непонятен. И даже в шахматы патриций проигрывал княжескому егерю вчистую. Несмотря на звероподобную внешность, варвар неплохо просчитывал ходы и даже мог подсунуть фигуру под удар, что неизменно приводило порывистого римлянина к поражению. Давно уж наступила ночь, а они все играли…

— Слышишь? — Волк упругим движением вскочил на ноги и застыл.

— Нет! — помотал головой Валерий.

— Тихо! — шикнул на него Волк. — Ни звука!

Он молчал с напряженным лицом, а потом заулыбался довольный. Что-то хорошее случилось, видимо, и Валерий сгорал от любопытства.

— А что услышать надо было? — спросил он наконец.

— Соловья! — улыбнулся во весь щербатый рот Волк.

— И что? — несказанно удивился Валерий.

— А то! — назидательно поднял палец егерь. — Не поют сейчас соловьи. Понял?

— Нет! — помотал головой Валерий.

— Ничего, поймешь еще, — сочувственно посмотрел на него воин.

Волк отбросил в сторону топчан и в несколько движений откопал кожаный мешок, перетянутый витым шнуром. Он достал оттуда какие-то деревяшки, которые через пару минут превратились в маленький, меньше локтя в длину, словенский самострел. Валерий читал про ручные баллисты, но вблизи их никогда не видел. Оружие, хоть и выглядело как игрушка, было, вне всякого сомнения, смертоносным. И оно казалось совершенным в своей опасной красоте. Особенно когда Волк достал из мешка дюжину коротких, толстых стрел, перевязанных в пучок. Егерь положил арбалет на стол, повесил на пояс нож, а еще два странных ножа без рукояти вложил в чехлы на предплечьях. Волк попрыгал, подтянул ремни и присел на трехногий табурет.

— Помоги мне, Морана, — он сложил руки и прошептал едва слышно. — Прими мою жертву. Она не корысти ради, а во имя высшей справедливости. То зло, что я сотворю сегодня, послужит благому делу.

Он встал и придавил Валерия тяжелым, как наковальня, взглядом.

— Тут сиди и не вздумай из дому выйти, пока я не приду. А приду я скоро, стражу тут несут из рук вон плохо.

— Хорошо, — патриций проглотил тягучую слюну. Теперь-то он понял все.

Валерий просидел так почти до рассвета, когда дверь отворилась, и в дом ввалился Волк и с ним еще десяток человек, которые заняли собой всю лачугу без остатка. Мужики были крепкие, бородатые, ухватками похожие на диких зверей. Кровью от них разило и смертью. Этот запах был до того явным, что Валерия даже дрожь пробрала. Один из воинов шлепнул на стол заплечный мешок, из которого вытащили хлеб, копченое мясо, мешочек с солью и луковицы. Домик наполнился сосредоточенным чавканьем, сочным и громким. А запах мяса, изрядно сдобренного специями, выбил из Валерия невольную слюну.

— Солнце занимается, пан майор, — сказал один из воинов.

— Скоро пойдем, — ответил Волк, отрезая себе кусок мяса странного вида ножом с хищным носом. Нож был хорош, и Валерий буквально прикипел к нему взглядом.

— Нравится? — щербато улыбнулся Волк. — Это Искатель душ. Хочешь себе такой?

Вопрос был с подвохом, и Валерий напрягся. Да и мужики за столом посмотрели на него так, словно ждали чего-то.

— Н-нет, — выдавил из себя Валерий. — Обойдусь своим.

— Ну, как знаешь, — коротко хохотнул Волк и любовно протер лезвие, прежде чем спрятать его в ножны на поясе. — Пошли, что ли. Пора!

Население городка выгнали на улицу, а звероватого вида мужики с копьями расположились кругом, лениво переступая с ноги на ногу. Горожане были без оружия, а господин гастальд стоял на коленях перед собственным домом, избитый в кровь, и со связанными руками. Он злобно смотрел по сторонам, но не понимал ничего. Ничего не понимали и горожане, кроме того, пожалуй, что происходит что-то настолько скверное, что хуже и быть не может. И они не ошиблись.

— Добрые люди! — прокричал Волк на латыни. — Волей нашего светлого короля Ротари римскому патрицию Луцию Валерию Флакку даровано право на кровную месть. Его кровник — герцог Сполетия Теуделапий. Герцог этот — негодяй, убийца и расхититель чужого добра. А стоящий перед вами гастальд Гундоперт — его сообщник. Волей патриция Луция Валерия Флакка виновные будут наказаны. Прямо сейчас!

Волк призывно посмотрел на Валерия и вытащил из ножен Искатель душ.

— Давай, патриций, верши свою месть! Ты же мечтал о том, чтобы тебя боялись! Так твое время пришло!

— Не хочу… — еле слышно прошептал Валерий.

— Поздно, — сурово взглянул на него Волк. — Шутки закончились. Или он, или ты. Выбирай.

Валерий словно сомнамбула взял нож и неумело секанул по горлу гастальда. Тот упал на землю, заливая ее темной кровью, засучил ногами и затих. А в толпе страшно завыли бабы. Тут все понимали, что войско герцога от города камня на камне теперь не оставит.

— Ну вот! — удовлетворенно сказал Волк, и тщательно вытер нож об одежду убитого. — Вот теперь ты по-настоящему наш, со всеми потрохами. Ты пойдешь до конца, парень. У тебя и выхода другого нет. Ведь теперь все германцы Сполето и Беневенто передерутся, чтобы перерезать тебе глотку. Но ты не бойся, корабли герцога Виттериха уже на подходе. Ты потом бойся, когда они отсюда уйдут…

* * *

Пару недель спустя. Окрестности г. Теате (в настоящее время — г. Кьети, провинция Абруццо).

Виа Валерия, старинная римская дорога, на которой стоял городок Теате, сохранилась вполне неплохо. А кое-где и вовсе отлично. А вот про город сказать такое было никак нельзя. Средняя Италия лежала в руинах и не собиралась это свое состояние как-то менять. Императорские полководцы Велизарий и Нарсес прошли по этим землям с армией наемников, и те, что совершенно закономерно, не оставили тут камня на камне. А последующее вторжение лангобардов и вовсе добило городскую жизнь. Полутысяче душ, прозябавших в руинах античного полиса, противопоставить армии Виттериха было просто нечего.

Тимочане, наречане, травуняне, струменцы, смоляне, берзиты… Множество парней из словенских племен, окопавшихся в Греции и Македонии, пришли подзаработать и потешить силушку. С последним было плохо. Их наняли за соль, железо и одежду, поставив жесткие условия: с нанимателя — кормежка и оплата, а с них — беспрекословное исполнение приказов. Эти парни правильный строй знали, но на этом их представления о порядке заканчивались. И удержать их от грабежа и убийств оказалось невероятно сложно, хоть и поклялись они Велесом, скотьим богом. И на мече поклялись, у кого он был. Поначалу страшно было Валерию до икоты, а потом ничего, привык. Он же свой для них был. И именно он считался в этом разношерстном войске подателем благ, а вовсе не герцог Далмации, который даже немного в тени был. Впрочем, он и из тени неплохо походом командовал, приводя Валерия в состояние самой лютой зависти. Именно такими он и представлял своих славных предков, ведущих консульский легион на покорение каких-нибудь марсов, осков или эквов.

— А скажите, ваша светлость, — спросил он как-то вечером, когда Теате был уже взят, местный гастальд прирезан, а окрестные германские хутора истреблены до последнего человека. — А как вы этот сброд в кулаке держите? Ведь дикари же!

— Где дикари? — Виттерих так удивился, что даже головой завертел по сторонам, чтобы увидеть дикарей.

Вокруг ходили словене, одетые в холщовые штаны, перетянутые поясом с тяжелым ножом. Те, кто побогаче, щеголяли в рубахах, но такая вызывающая роскошь не находила отклика в сердцах воинов. Зачем, спрашивается, хорошую одёжу марать. Доброй обувки не было ни на ком, а большая часть и вовсе ходила босиком, споря твердостью своих ступней с конскими копытами.

— Эти, что ли, дикари? — изумился Виттерих. — Да ты, Валерий, дикарей не видел. А эти — нормальные парни. С ними даже договариваться можно. И доверять с оглядкой.

— А с оглядкой — это как? — обмирая от любопытства, спросил Валерий, который вырос за Аврелиановой стеной, и видел до того мало, что даже сам порой удивлялся. Ведь за стену ту даже выходить опасно было. Того и гляди людоловы схватят, и пойдешь ты на виллу какого-нибудь магната рабом. И не найдет тебя никто, и даже искать не станет. Это же Италия!

— С оглядкой… Ну как тебе объяснить… — Виттерих развалился у костра на кошме и жадно смотрел на котел, где булькала каша из египетского зерна. — С оглядкой, это когда ты отряд словен нанял, а жены и дети их владык у тебя со всем уважением в заложниках сидят, и в карты с твоей собственной прислугой дуются. Вот когда вождь знает, что его семья на кольях сгниет, если он клятву нарушит, тогда и ты ему доверять можешь. Правда, с оглядкой…

— И вы целую семью на кол посадите? — выпучил глаза Валерий, который о Виттерихе был лучшего мнения.

— Посажу, конечно, если понадобится, — пожал тот могучими плечами. — А если не посажу, то меня уважать перестанут. И тогда я вообще ни с кем договориться не смогу. Меня же ни во что ставить будут. С этими людьми, парень, по-другому никак нельзя.

— И уже случалось такое? — обмирая от ужаса и отвращения, спросил Валерий.

— Не-а, — лениво помотал головой Виттерих. — Все знают, что если я сказал, что на кол посажу, то, значит, посажу. Я, бывало, немирные роды под корень изводил, а потом вдоль дороги в живописных позах развешивал. Ты удивишься, но после такого преступность в герцогстве очень сильно падает. Исчезает практически. Знают меня эти сучьи дети, не хотят связываться.

— А почему мы именно здесь пошли? — спросил Валерий. Он не стал за сегодняшний день в сотый раз как бы невзначай произносить «Виа Валерия», это был бы перебор. Виттерих и так уже запомнил, кто построил эту дорогу, на которой даже каменные плиты сохранились почти везде. — Тут же дальше. Эта дорога идет через Теате и Корфиний прямо в Рим. А нам надо в Сполетий. А он севернее…

— Рано еще, — с сожалением ответил Виттерих. — Его светлость сказал, что мы тут должны все лето прокуролесить. А что этой Италии? Полтораста миль поперек! Отсюда до Сполетия пять дней пути. Обложим город, возьмем в осаду, и сами с голоду пухнуть будем. Туда зерно нужно по горам везти. И как ты понимаешь, хрен тебе позволят его туда доставить. А сидеть придется долго, город тот неприступный. Я там бывал уже, когда в клибанариях у равеннского экзарха служил. Славно нам тогда лангобарды навешали, мы едва ноги в Равенну унесли.

— Вы хотите, чтобы герцог сам сюда пришел? — Валерия посетило озарение.

— Ну да, — непонимающе посмотрел на него Виттерих. — Я осады терпеть не могу. У нас половина армии от поноса сдохнет, а вторую половину из засад перебьют. Мы по дороге города помельче возьмем, а значит, кучу народа придется в гарнизонах оставить. Они там начнут безобразничать, а его светлость все убытки с меня вычтет. В гробу я все это видел. Тут же до порта десять миль всего. Харчи прямо сюда привезут, река чистая рядом. Можно даже рыбки в море наловить, если свежатинки захотелось. Не война, а сказка.

— Но ведь так потери будут выше! — никак не мог уняться Валерий.

— Да и насрать, — равнодушно пожал плечами Виттерих. — Моих парней тут едва сотня, а словен, сколько понадобится, столько и привезем. Их по Греции такие толпы бегают, что того и гляди, скоро ноги друг другу отдавят. Ведь третье поколение уже подрастает, которое ту землю считает своей. Тесно им там. А отсюда до Салоны всего день плыть. Я тебе по секрету скажу, через месяц к нам еще пять сотен подкрепления придет. Вместо погибших.

— А они точно погибнут? — по-гусиному вытянул шею Валерий. Пока к этому никаких предпосылок не имелось. Потери в войске были просто смехотворны.

— Даже не сомневайся, — лениво махнул рукой Виттерих. — Сейчас эти придурки начнут из лужи пить, и сам увидишь. Это у его светлости Само Устав есть. Там, если некипяченую воду попил, месячного жалования лишишься. Так вот. Сначала пять сотен, а потом еще пять. А потом посмотрим. Сильно много тоже не нужно. Нам ведь с ними еще расплатиться придется. Если они все выживут, то никаких денег не хватит.

Валерий лежал на кошме, слушая, как булькает котелок на огне. Он смотрел на закат, на смену которому придет усыпанная иголками звезд итальянская ночь. Пронзительная и безлунная. Суровая правда жизни понемногу вытесняла из него то, что он читал в старых, пыльных свитках. Да и смерть второго гастальда далась ему куда легче, чем первого. Валерий поежился. К этим людям он теперь прикован крепче, чем кандальник к своему веслу. А! Плевать! Он свой выбор сделал.

Загрузка...