Гибель титанов ч.1

Глава 16

Первый удар был страшен. Орды болгар и кочевников, пришедших из-за Итиля, набросились на полупустые хазарские кочевья как голодные волки. Слишком много воинов ушло на юг, чтобы рвать ослабевшую Персию. Слишком хорошую добычу они взяли в прошлый раз. Слишком многие батыры с затуманенным жадностью взором снова собрались в этот набег.

Шахматные фигуры, которых в этой игре было куда больше чем шесть, пришли в движение на доске, клетки на которой разрисованы в десятки разных цветов. Это не те шахматы, в которые уже играют по всему миру. Эта игра называется «высокая политика», а в качестве гамбита тут разыгрывают порой целые страны. В этой игре можно пожертвовать не только свою фигуру, но и чужую. И именно так поступил колдун с далекого запада, о котором здесь слышали лишь краем уха. Хазарские ханы, которым не хватило прозорливости раскусить эту комбинацию, теперь пожинали плоды собственной алчности. Им бросили наживку, и они ее проглотили, давясь от нетерпения. Они и не знали, что жадность — причина бедности. Ведь им никогда не приходилось общаться с одним из тех, кто двигал фигуры по игровой доске, в которую превратился этот мир.

Хазар громили раз за разом, ведь каган болгар Кубрат привел в набег отряды мадьярских и башкирских ханов. А это значит, что воинов у него было раза в два больше, чем могли выставить хазары. Тюркские батыры, забыв о былых распрях, резались отчаянно, пытаясь прикрыть отход своих семей и скота. Получалось так себе, и если коней, по большей части, удалось увести, то баранов пришлось бросить. Не до них, когда на кону жизнь детей.

Июнь 641 года. Хазарская степь. Где-то на территории современного Дагестана.

Эскадрон кирасир с приданной к ним ротой сирот разбил свой лагерь посреди болгарской орды. Ряд палаток из кожи зубра и лося стоял ровно, как по ниточке, что для кочевников было непривычно. Ровные линии — не для людей степи. Они думают иначе. В их жизни прямых линий не бывает. Все балки и ручьи изгибаются прихотливо, а конная лава дышит, то выпуская вперед острые рога флангов, то наоборот, отводя их назад, словно плечи туго натянутого лука. Потому-то и смотрели всадники на невиданный для степи порядок и дивились капризу далекого хана-колдуна. Дивились, но лишнего не говорили, потому как эскадрон княжеских кирасир, вооруженных тяжелыми саблями и пиками, сразил столько тюрок, сколько любому из них сразить за счастье будет. А все потому, что у каждого из них конь добрый, шлем и нагрудник из железного листа, который не взять копьем. Выпускали их тогда, когда хазары плотно вязли в сече и не могли, по степному обычаю, отхлынуть назад. Тогда кирасиры оказывались незаменимы. Они врубались в плотный строй врага и взламывали оборону, кроша бездоспешную конницу. А вот сирот в бой не допускали. Они ставили палатки, таскали воду и варили кашу. Ну и лагерь охраняли, потому как обучены были караул нести и с коня из лука бить. Не как люди степи, конечно, но вполне достойно.

Войско хазар стояло в получасе отсюда, и битва может начаться в любой момент. Это знали и те и другие. Два войска разделяла лишь река Сулак. И тот, кто первым попытается перейти реку, проиграет. Это тоже понимали все, а потому никто не спешил. Кубрат послал отряды на запад, чтобы поискать пути обхода, а хан Хедыр, напротив, высылал свои отряды им навстречу, чтобы этого не позволить. Река Сулак широка и своенравна, и пересекать ее под градом стрел — дело заведомо гиблое. Именно поэтому так никто и не поступал. Одни, чтобы не растерять результатов предыдущих побед, а вторые — чтобы не проиграть окончательно. Ситуация зашла в тупик, и оба войска просто стояли друг напротив друга. Хазарские кочевья ушли далеко на юг, к самым Железным воротам. Они будут ждать. Если их мужья и братья одержат победу, они вернутся назад. Если нет — они пройдут насквозь Кавказскую Албанию[5] и откочуют туда, где воевали совсем недавно — на север Персидских земель.

Воин четвертой роты, которого здесь знали под именем Юрук, решительно шагал к ханскому шатру. В роте прошел ужин, и он отлучился из палатки с целью отлить, да так туда и не вернулся. В голове княжича созрел дерзкий план, выполнение которого решало сразу множество проблем: начиная от немыслимой скуки, охватившей войско, и заканчивая тем, что после этого его никто и никогда не назовет девкой. Дело было рискованное, но того стоило, потому как про подвиг Святослава Кий знал, и уступать старшему брату был не намерен.

— Куда? — стражник у ханской юрты встал у него на пути. — Пошел прочь, пацан!

— Передайте хану, что сын его побратима и деверь его дочери Юлдуз просит принять, — настойчиво произнес Кий. — Это важно.

— У него наложница, — покачал головой воин. — Слышишь, как стонет? Утром приходи.

— Утром я не могу, — упрямо ответил Кий. — Мне сейчас надо. Я сын хана, он примет меня.

— Проваливай! — повысил голос стражник.

— Пусть заходит, — послышалось из шатра. — У меня всего один побратим, за сына которого я выдал дочь. Если это тот, о ком я думаю, он все равно не уйдет. У них порода такая, упрямая.

— Прости, великий хан, — Кий склонился перед повелителем степи, из-за могучего плеча которого выглядывала хорошенькая девичья мордашка. Раскосые глазки впились в пригожего мальчугана с жадным любопытством.

Кубрат спал на простой кошме, и лишь засаленная подушка, обтянутая пестрым шелком, говорила о том, что здесь живет самый могущественный человек от Каспия до Карпат. Ну и, конечно же, об этом говорили бунчуки из красных конских хвостов у входа.

— Ты очень похож на свою мать, — внимательно посмотрел на гостя Кубрат.

— Я пришел сюда не поэтому, — с каменным лицом ответил Кий. — Я прошу, чтобы ты разрешил мне сделать кое-что.

— Что же? — усмехнулся Кубрат. Ему понравился этот мальчишка. Худощавый, лет одиннадцати от роду, но дерзкий не по годам и отчаянно смелый. Кубрат хорошо понимал людей, и редко в них ошибался.

— Я убью хана хазар и принесу тебе доказательство его смерти.

— Убей, если сможешь, — пожал плечами Кубрат. — Я не стану мешать батыру, который хочет отличиться. И я достойно награжу тебя, если ты это сделаешь.

— Мне не нужно золото. Ты ведь знаешь, кто я, — испытующе посмотрел на него Кий. — Ты выполнишь мое желание?

— Если это будет в моих силах, — усмехнулся Кубрат. — Я же не колдун, как хан Само.

— У меня их три, — набрал воздух в грудь Кий. — Я хочу такую же прическу, как у тебя, ты договоришься с ротным, чтобы он меня не порол за самовольную отлучку, и ты дашь мне прямо сейчас свою наложницу. Я быстро ее верну.

— Зачем тебе моя наложница? — хан даже рот раскрыл от такой беспримерной наглости. — Ты же мальчишка еще! Что ты с ней делать будешь?

— Она мне поможет кое в чем, — неохотно ответил Кий. — Хотя нет… Есть и четвертое желание: ни ты, ни она никому не расскажете, как я это сделаю.

Часом позже на правом берегу Сулака хазарский патруль встретил девчонку, от красоты которой просто дух захватывало. Молоденькая совсем, даже сисек не видать под цветастым платьем. Но горда, цену себе знает! Глазки подведены краской из Персии, на голове платок, расшитый бисером, которым укрыты от пыли волосы, а на шее — связка разноцветных бус и монисто из персидских драхм. Целое состояние во плоти скачет по степи в полном одиночестве. У всадников даже челюсть отпала, когда они в закатных лучах солнца этакое чудо узрели.

— Да возвращаюсь я уже, возвращаюсь! — капризным голосом произнесла девчонка. — Быстрее в лагерь поскакали! Мне же и так сейчас влетит.

— Ты еще кто такая? — растерялись всадники. Выговор девчонки резал ухо. Но ведь это степь. Тут каждое племя как-то по-своему болтает. Мадьяр так и вовсе никто, кроме них самих не понимает.

— Ханская жена я, — непонимающе посмотрела на них девчонка. — Меня из-за Итиля в том году привезли. Мне сама хатун разрешила коня размять, а он понес. А вы чего это слюни распустили? На своих жен пялиться будете. А ну, проводили меня до ханского шатра. Повелитель разгневается того и гляди! Сегодня ведь моя очередь с ним спать, а меня нет нигде.

Распоряжение, отданное в подобной форме, обсуждению не подлежало. Помять такую девку всем воинам за счастье было бы. Но прикоснуться к ханской жене… Да еще и к самой младшей! И, по всей видимости, любимой! Нет, тут самоубийц не нашлось. Воины патруля развернули коней и поскакали в лагерь, занимаясь ровно тем, от чего предостерегала их юная красавица. Они пускали слюни. Пускали все до одного, даже те, кто годился ей в дедушки.

— Все, дальше я сама! — юная ханша величественно повела рукой, веля им убираться. На запястье глухо звякнули серебряные браслеты. — Свободны!

Всадники полюбовались еще минуту, разглядывая, как эта красота неземная небрежно бросает поводья стражнику у входа и начинает о чем-то ему говорить.

— Поехали, батыры, — сплюнул пожилой десятник. — Не про нас такие бабы. Эта, наверное, и кобылу в жизни своей не доила. Ты смотри, пигалица совсем, а важная какая!

А у шатра происходил разговор, который весьма напоминал тот, что случился совсем недавно. Но с небольшими отличиями.

— Хан меня ждет, — девчонка бросила поводья стражнику, который смотрел на нее в тупом недоумении.

— Ты кто? — удивленно спросил он, но в шатер не пустил. Только пялился жадно, загораживая проход могучим телом.

— Юлдуз я, — непонимающе, с оттенком презрения взглянула на него девчонка. — Меня хатун прислала.

— Но хан не один, — озадаченно посмотрел на нее стражник. — Он с наложницей. Буудай у него. И ни про какую Юлдуз я не знаю ничего.

— Вот стерва! — возмутилась красотка. — Да я ей сейчас все волосы вырву! Сегодня же моя очередь!

— Куда? — беспомощно схватил воздух стражник, но было поздно. Юная красотка проскочила в юрту, куда он ни за что не войдет. Там же хан с наложницей кувыркается. Пусть на пустую голову этой дурной девки падет его гнев.

Тусклый свет масляных ламп открывал немногое. Темновато здесь было, и для этого у хана Хедыра имелись все основания. Дела сердечные не любят яркого света. А еще они не любят незваных гостей, а потому хан смотрел на незнакомую девчонку с едва сдерживаемой яростью.

— Ты кто такая? И что здесь забыла? Тебе кнута дать?

— Меня хатун прислала, — дрожащим голоском произнесла девчонка. — Я наложница из последней добычи! Не бей меня, великий хан!

— Моя жена прислала тебя? — хан удивился безмерно.

Он ничего не понимал и смотрел на красотку во все глаза. Та приближалась к нему мелкими шажками, а на ее личике появилась странная, слегка шальная улыбка.

— Ну что же ты, великий хан! — пропела наложница. — Посмотри на нее и посмотри на меня! Ведь Буудай просто корова по сравнению со мной. Разве я не красива?

Бездонные голубые глаза притянули взор старого хана, но голос внутри кричал: «Опасность! Опасность!». Слишком уж страшный огонь загорелся в них. Он попробовал было вскочить с пискнувшей от боли наложницы, но незнакомая девчонка взмахнула коротким ножом с бритвенно-острым лезвием, перерезав ему горло. Хедыр захрипел и упал, заливая Буудай потоком черной крови. Наложница истошно завизжала, а непонятная девчонка одним ударом пригвоздила соперницу к кошме. Ударом, который оказался не по-женски сильным и точным.

Девчонка сорвала с шеи хана золотую гривну и надела ее на себя. Она вытащила нож из тела Буудай, жадно слизнула с него кровь, а потом побежала из шатра с истошным криком. Впрочем, в юрту уже входил нукер, привлеченный странным шумом. Он вглядывался в тусклую полутьму огромного шатра и не мог ничего понять.

— Там! Там! — кричала девчонка, вцепившись в его рукав. — Буудай повелителя ножом ударила! Она и меня чуть не убила! Быстрее! Чего стоишь? Он же ранен!

— Демоны! — заревел стражник и бросился в темноту юрты, туда, где спал обычно хан. Он и сам не понял, почему остановился. Почувствовал лишь удар куда-то в область печени и теперь стоял, сверля непонимающим взглядом красавицу Юлдуз, которая скалила в усмешке зубы. Он хватал воздух, но не мог крикнуть. Только хрипел.

— Ты…! Ты…! — стражник все понял, но было поздно.

Девчонка ударила его ножом снизу вверх. А потом еще и еще… Стражник медленно опустился на колени, не в силах оторвать взгляда от прозрачно-голубых, таких непривычных тут глаз. И в глазах этих он видел наслаждение. Эта демоница упивалась каждым мигом его страданий, и ее взгляд продрал бывалого воина до костей. Впрочем, ненадолго. Девчонка молниеносным движением перехватила горло ханского нукера, оборвав нить его жизни.

— Ну все, мне пора! — девчонка критическим взглядом осмотрела юрту и решительно пошла на выход. Там, на улице уже начиналась суета. Несколько воинов шли к ханскому шатру, привлеченные шумом.

— Быстрее! — завизжала девчонка. — Быстрее! Там нукер на повелителя напал! Они там дерутся вовсю! Вы еще успеете спасти хана!

Воины выругались и бросились в шатер. А девчонка подбежала к своему коню и прыжком взлетела в седло. От этого места до реки, если скакать напрямую, меньше мили. Она успеет уйти. Там ее уже ждут нукеры хана Кубрата. Они прикроют, если за ней пустят погоню. Только бы успеть это платье проклятое снять.

Ротный Стужа хватался за сердце и слушал стук молотков в собственной голове. Он знал, кого сейчас воины носят на руках. Он знал, чей это сын, и уж точно знал, что с ним самим будет, если непутевый княжич сложит голову по его недосмотру. Хазары приняли волю богов и ушли на юг. Они лишились вождя и признали поражение. Теперь война превратится во множество мелких стычек. Сын Хедыра не успеет договориться со всеми, а это значит, что каждое племя пойдет наособицу, спасая скот и детей.

Армия хазар развалилась и превратилась в потоки беглецов, которых теперь будут подгонять короткими уколами. Они не пойдут слишком быстро, ведь степное войско движется с той же скоростью, с какой бредет самый старый конь. Это не армия в современном понимании. Это народ, который кочует вместе со своими стадами. Степняки не могут оторваться от своих табунов, они основа их жизни.

Мадьяры и башкиры были довольны: их служба закончилась. Им заплатили словенскими мечами, а еще они взяли немалую добычу рабами и скотом. Это была хорошая война, и она закончилась. Они уйдут на Итиль, как договаривались. Уйдут сразу же, как только наградят мальчишку лет одиннадцати с ханской гривной на шее, которому каган Кубрат своей рукой бреет голову, оставляя на ней айдар, клок волос на макушке. Он признал его воином.

Как этот мальчишка пробрался в лагерь и прирезал хана Хедыра, никто тут понять не мог. Только знали, что чистая правда это. Все видели криво зашитый шрам на щеке, которую рванула на излете хазарская стрела. И золотую ханскую гривну видели тоже. И ротный Стужа ничего не понимал. Он понимал лишь, что обязан выполнить просьбу самого кагана болгар — не пороть того, кто без спросу оставил свой лагерь. Потому как сам Кубрат разрешил ему это на правах старшего родственника.

— Рота, стройся! — Стужа ходил вдоль шеренги пацанов, глазенки которых сверкали от восторга и зависти. Сам воин Юрук выпятил важно грудь, а с его непутевой башки свисала болгарская косица, срезать которую уже никто и никогда не посмеет. Ротный чуть не застонал про себя, увидев такое нарушение Устава. На его глазах в Сотне родилась новая традиция, и это приведет к тому, что наставники порвутся на части, чтобы удержать от подвигов бесшабашных мальчишек. Ведь теперь каждый из них захочет получить такую награду. Каждый захочет выделиться из серой толпы. Ведь разве не для того люди становятся воинами? Не для того ли, чтобы обрести славу? А тут вот она, слава! Бритая башка и золотая гривна на тощей мальчишеской шее. И все это по праву в бою заслужено. Ротный понурился. Боярин Хотислав его до мослов объест, и кругом прав будет. А может, и не объест. Княжеские сыновья — они ведь не такие, как все. Они самого великого государя сыновья, им положено подвиги совершать. Иначе какие княжичи?

— Воин Юрук! — произнес ротный, мерно шагая вдоль строя. — Из рук кагана ты свою награду получил. А теперь прими наказание за нарушение устава. Наряды по кухне вне очереди до самого конца похода.

— Есть! — княжич ударил кулаком в грудь.

Да плевал он на эти наряды. Он сделал то, что хотел. Золотой гривны ни у кого в войске нет. Он первый. А что касается ротного — да пусть злится! Ему все равно.

— Мать сказала, что я князем стану, — упрямо шептал Кий. — Она богиня, ей грядущее ведомо. Вот я посмотрю, как ты, ротный, запоешь тогда…