Гибель титанов ч.1

Глава 7

Они пошли кружным путем. Братиславу построили за пределами римского мира, а потому старинная дорога тут была, но пролегала она вдоль южного берега Дуная, соединяя Вену и Будапешт. А уже оттуда, пересекая паннонскую степь, шла на юг до самой Аквилеи, величественной и прекрасной. В прошлом, конечно. На этой дороге стояло еще два крупных города — Эмона и Поэтовио, которые местные хорутане по простоте душевной переименовали в Любляну и Птуй. Если в Любляне еще хоть какая-то жизнь теплилась, то Птуй на текущий момент представлял собой горы битого кирпича и мрамора, на которых выросли деревья толщиной в ногу взрослого человека. Этот город не пережил вторжения варваров, которым приглянулись окрестные степи. Несколько деревушек, разбросанных там и сям среди руин — вот и все, что осталось от сорокатысячного когда-то города.

— Тут раньше хорошие виноградники были, государь, — почтительно сказал Григорий, который тоже поехал в эту поездку, оставив епархию на викария.

— А теперь здесь ягода будет вызревать? — полюбопытствовал князь.

— Не могу сказать, — поморщился владыка. — Холодно сейчас очень, да и не осталось его тут. Но надо пробовать. Может, и получится устойчивые сорта вывести. Только на это много лет нужно, и упорство невероятное.

— Как у монахов? — догадался князь и пристально посмотрел на епископа. — Ты же это хотел мне сейчас сказать?

— Да хоть бы и так! — с вызовом посмотрел на него Григорий. — Дозволь на той горе монастырь поставить, княже. В этих диких местах свет воссияет. И виноградники вырастут, опять же…

— Два монастыря ставь, — ответил, подумав, Самослав. — Тут и в Любляне. Страннопримный дом должен быть, школа для ребятишек и поля. А в будущем — обитель для увечных воинов, которым свой надел не обработать. Земли дам столько, сколько сможете сами обиходить.

— Добро! — обрадовался Григорий. — Десяток братьев сюда пришлю. Я, княже, устав святого Бенедикта изучил. Он весьма строгую монастырскую жизнь велит вести. В Монте-Кассино братья старинные книги переписывают и трудятся. Бездельников и пьяниц там нет. У них для этого и времени не остается.

— И появиться оно не должно! — со значением посмотрел на него Самослав. — Иначе я эту лавочку прихлопну сразу же. Пусть твои монахи трудятся, учат людей грамоте, ухаживают за увечными и дают кров путникам. Можешь книгопечатные мастерские открывать и производство очков. Ну и настойки… Без них вообще никуда.

— А скажи мне, государь, — задал Григорий давно мучивший его вопрос. — Почему ты раньше насмерть стоял, но не дозволял монастыри строить. А сегодня вот — сразу два. Не пойму я. Изменилось что-то?

— Время разбрасывать камни, и время собирать камни, владыка, — загадочно ответил князь. — Тебе ли этого не знать. Лет десять назад в этих землях монастырь и года не простоял бы. Его любая залетная шайка могла разорить. Сейчас с этим проще. Да и на шее у народа я вам сидеть не позволю. Как только епархия твоя в плане денег самостоятельна стала, так я и возражения свои снял. Строй хоть каждые двадцать миль. Мне постоялые дворы как воздух нужны.

— Ах ты…! — владыка даже задохнулся от возмущения и ударил пятками коня, который, изумленный таким неуважительным к себе отношением, полетел вперед, едва не выбросив всадника из седла. — Да как тебя молния за такие слова не убила! — услышал князь удаляющийся голос архиепископа Братиславского.

— Да как же она меня убьет, — грустно хмыкнул князь, разглядывая его преосвященство, который постепенно превращался в темную точку на горизонте, — если я верховный жрец Перуна. У меня с ним свои отношения. Эй! — крикнул он страже. — Догнать! Не видите, у владыки конь понес!

А ведь место и впрямь неплохое, — подумал он, оглядывая невероятной красоты пологие горы, поросшие густым лесом. — И виноград на этих склонах замечательно расти должен.

Они шли по южным предгорьям Альп. Пик холода наступит лет через десять, а потом понемногу начнет теплеть. Лет через двести станет как в старые добрые времена, и даже Гренландия покроется зеленью, потеряв большую часть своего ледяного щита. Тогда-то здесь и виноград начнет вызревать, как при первых императорах, и зерно даст огромные урожаи. Но ни ему самому, ни его детям в это прекрасное время жить не придется.

— Да-а! — сказал князь сам себе. — И погода — дерьмо, и народу мало. Промахнулся я лет на двести-триста. Тут бы сейчас ногу поставить было некуда…

— Два монастыря, говоришь? — владыка Григорий, коня которого поймали и привели назад, сделал вид, что фразы про постоялые дворы он не слышал.

Его выводил из себя и цинизм князя, и его практичность. Владыке, который свое служение мирскими благами не измерял, все это казалось чудовищным кощунством и святотатством. Он порой забывал, что князь Самослав — язычник. В их общении эта милая деталь уже давно оставалась за скобками. Григорий считал своего государя христианином, только уж очень нерадивым в вере, да еще и с собственным толкованием священных основ. Впрочем, он принимал эту ношу со смирением, как и положено истинно верующему. Он наставлял заблудшую душу. Разве не в этом состоит долг пастыря?

— Так что, и в Любляне монастырь можно основать? — с горящими глазами спросил он. Тряска, которую устроил ему взбесившийся конь, расставила мысли владыки по своим местам.

— Можно, — кивнул князь. — И даже нужно. Там римское население еще осталось. Живут вперемешку с хорутанскими родами. У них и епископ свой когда-то был. Можешь из достойных кого-нибудь рукоположить. Надо восстанавливать утраченное. Иначе там очень скоро появятся попы из Константинополя или Рима. Мы их потом не выкурим оттуда.

— Нехорошо мне что-то, — Григорий протер вспотевший лоб рукавом своего плаща. — Удивляешь ты сегодня, государь. Один подарок за другим. Не от того ли это, что с княгиней перед отъездом поругался?

— А ты-то откуда знаешь? — поднял бровь князь.

— Донесли добрые люди, — скромно ответил Григорий. — Княгиня наша Людмила, хоть и ангельской кротости женщина, и о немощных заботится неустанно, но демонице ведь поганой служит. Не могу я такие вещи не знать, княже. Ты уж прости меня за дерзость.

— Тьфу ты, пропасть! — князь сплюнул на расквашенную распутицей землю и пришпорил коня, оторвавшись от своего епископа. — Ну что за жизнь! Даже в спальне от вас спасения нет!

Две недели спустя перед княжеским поездом показался Тергестум. Удивительное место, где даже зимой не замерзала вода на улице. Впрочем, так бывало не всегда. Бора, ветер, приходящий с гор, превращался тут порой в ураган и приносил настоящие морозы вместе с огромными волнами. Тяжко тогда приходилось горожанам. Потому и строились тут тесно, прижимая жилища друг к другу. И даже крыши порой срывала проклятая буря, и сбивала с ног заплутавших прохожих, вышедших в ненастье из дома. Впрочем, ветер уходил, и лишь веревки, натянутые на улицах, напоминали о том, что прилетающий сюда злой ветер может свалить на землю груженого осла. Не добраться в такой день без веревки до собственного дома. Никак не добраться. Такой вот здесь оказался райский уголок.

Впрочем, сейчас зимние ветра уже миновали, а гавань была полна кораблей. Добровольцы из словенских родов, решившие повоевать в Италии, толкались около огромных барж, весело перекрикиваясь с земляками. Они уйдут завтра. Там, за морем, их ждет щедрая плата за чужую кровь. Зерновоз из Александрии разгружался у пирса. Дюжие парни таскали на горбу мешки с пшеницей и сваливали его на телеги. Оно пойдет в княжество Крн, где ранние морозы повыбили полбу, оставив лишь неприхотливую рожь. Не дотянут там без привозного зерна. Едва на пару недель запасов. Если не доставить его, то вновь начнут матери хоронить своих детишек, превратившихся за зиму в прозрачные тени.

Пойдет зерно и в паннонскую степь. Им заплатят за скот и шерсть. Несколько тысяч голов молодых лошадок отдаст бескрайняя Пуста в крестьянские артели, многие из которых до сих пор секут лес и бросают зерно в теплый пепел. Хорошее это дело, и урожай дает отменный. Да только заканчивается свободная земля. А сводить лес подчистую не велит великий государь. Улучшайте, говорит, агротехнику, лентяи. Чешут в затылках старосты и идут улучшать. А куда деваться? Приказ есть приказ. Знать бы еще, что это за агротехника такая…

Князь не задержится здесь надолго. Они отдохнут пару дней и отправятся на юг, в Атернум. Там окопалась армия вторжения, которая пока и не думала никуда вторгаться.

Апрель 641 года. г. Атернум (в настоящее время — г. Пескара, провинция Умбрия, Италия).

Их не должно быть здесь, и их здесь не было. Неприметный корабль без флага бросил якорь в сотне шагов от берега, и добираться к нему Валерию и Виттериху пришлось на шлюпке. Великий князь даже на палубу не вышел, опасаясь, что какой-нибудь глазастый рыбак увидит бритую бороду и вислые усы, и разнесет эту весть по всем своим соседям. И вроде бы мелочь, но ни к чему это. Слишком уж высоки ставки в игре за Италию, слишком много времени и сил было уже потрачено.

Крошечная каюта, в которой едва устроились четверо мужей, стала тем местом, где решалась судьба истерзанной непрерывными войнами Италии. Валерий, который принял свою новую жизнь, чувствовал себя немного неуютно, но виду старался не показывать. Все же кое-чему он за это время научился. Например, тому, что если тебе в голову пришла какая-нибудь возвышенная глупость, то закрой рот и досчитай до миллиона. А лучше сразу до двух. И как выяснилось, это работает. По крайней мере, косых взглядов княжеских егерей и звероподобных далматинских графов с каждым днем становилось все меньше и меньше. Валерий втягивался в эту новую жизнь.

— Рассказывайте! — великий князь поощрительно посмотрел на него и Виттериха.

— Да нечего особо рассказывать, — подал плечами герцог. — Стоим на месте и ждем. Мы на востоке Сполето, почитай, все германские хутора разорили до самой границы с ромеями и Беневенто. За горы не лезем пока. Здесь, в Атернуме, укрепляемся. Если лангобарды большой силой двинут, мелкие городки бросим. Дьявол с ними. Здесь порт какой-никакой есть, еду удобно подвозить, да и подкрепление тоже.

— Хорошо, — серьезно кивнул Самослав. — Отсюда до Сполетия неделя пути. Думаю, как только герцог свои войска соберет, сразу сюда двинет. Подумаешь, какой-то сопляк ненормальный кровную месть ему объявил и дикарей за еду нанял. Он не станет никого на помощь звать. Позор это.

— Думаю, — прочистил горло Валерий, — он сначала придет с малыми силами. И придет очень скоро.

— Почему так считаешь? — заинтересованно посмотрел на него князь.

— Потому что времени у него нет войско собирать, — задумчиво ответил за Валерия Виттерих. — Мы тут меньше месяца, сидим на месте, грабим понемногу. Он считает, что сюда какой-то сброд приплыл. Несколько шаек, которые он легко может в море сбросить. Тысячи три приведет, не больше. От Беневенто мы его отрезали. На севере — Равенна. Неоткуда ему большие силы взять. Только из тех, что на западе герцогства живет.

— Не ошибитесь, — серьезно посмотрел на них Самослав. — Не нужно героизма. Бейте малые отряды по частям, разоряйте хутора лангобардов. Если надо, садитесь в осаду. Из Тергестума пять сотен парней выйдет. Это из тех родов, что в Истрии живут. Не хотят такое веселье пропустить.

— Пару тысяч в осаде оставить, а остальных частой сетью по герцогству отправить? — почесал бороду Виттерих. — Можно. Местные небольшие умельцы города брать. Мы их набегами задергаем.

— Коней уводите, — продолжил князь. — Коров, овец… Ломайте плуги, режьте упряжь, жгите дома. Пускайте отряды по полсотни воинов, не больше. Пусть разоряют германцев вчистую. Пусть они уходят на запад, за горы. Пусть там нагоняют панику. Напоминаю! Римлян не трогать. Во владения герцога Беневенто не лезть. Пока не лезть. Думаю, он там сейчас наслаждается новостями и пьет за ваше здоровье. Ну и поход готовит. Он непременно захочет разоренное герцогство под себя подгрести.

— Сделаем, государь, — кивнул Виттерих.

— С римским населением ты работаешь, — князь пристально посмотрел на Валерия. — Рассказывай им, как они заживут, когда ты сбросишь с них иго проклятых германцев. Как сразу воссияет солнце, понизятся налоги, а куры начнут нестись трижды в день. В общем, говори то, что они хотят услышать.

— А можно сказать, что истинная вера Христова больше не будет утесняться проклятыми арианами? — спросил Валерий.

Патриций пока что особой приязни со стороны местных римлян не заметил. От него шарахались, как от зачумленного, а когда бежать было некуда, слушали его речи с такой тоской во взоре, что у пламенного оратора, коим считал себя Валерий, даже зубы сводило. Его ненавидели и боялись. Ненавидели за то, что он принес сюда войну. А боялись потому, что не понимали. Наемники-словене и германцы грабили, конечно, но без привычного лихого разгула. Делали они это как-то вяло, словно для порядка. Домов не жгли, олив не рубили, виноградники не разоряли. И все это приводило местных в состоянии перманентного ужаса. Потому как люди всегда боятся того, чего не понимают. Грабеж был привычен, а отсутствие грабежа — нет. А тут… Ну пару баб помяли, ну овцу на еду зарезали. Вот и весь грабеж. Даже соседям похвалиться нечем. То ли дело франки под Миланом прошлись. Там потом лет десять трава не росла. А людей, почитай, и вовсе не осталось. Кого убили, кого в рабство угнали, а кто с голоду помер, потому как посеяться вовремя не смог. Такая вот тут шла война.

Князь смотрел на Валерия с легкой, понимающей усмешкой. Ведь все мысли парня были написаны у него на лице.

— Про истинную веру и проклятых ариан первым делом нужно сказать, — кивнул он. — Сразу после налогов и кур, несущихся трижды в день. Говори, что десятую часть брать будешь. И святых отцов привлекай. Люди пока боятся, что лангобарды придут и всех покарают.

— Непременно покарают, ваша светлость, — кивнул Валерий. — Там, где пройдет армия герцога Теуделапия, разграбят все подчистую. Поля потравят, а скот угонят. Тут голод начнется.

— Так это даже и неплохо, — Самослав пробарабанил по столу какую-то незатейливую мелодию. — Пусть люди бегут под защиту стен. Прокормим.

— Вы хотите спасти здешних римлян от их же герцога? — изумлению Валерия не было предела. — И будете тратить на это свое собственное зерно?

— Мне лишняя слава не нужна, — покачал головой князь и показал на Валерия. — Ты! Ты будешь тратить это зерно! Римский патриций Луций Валерий Флакк. Потомок консулов и цензоров. Или кто там у тебя предки были.

— И цензоры, и консулы, — подтвердил Валерий. — И даже один корректор Сената был. А уж про квесторов и эдилов я и вовсе не говорю. Их всех даже пересчитать не получится.

— Кто-кто? — заинтересовался Самослав. — Корректор? Но это же правитель мелкой провинции. Корректоры стоят ниже президов, префектов и проконсулов.

— Это сейчас так, — пояснил Валерий. — А раньше было совсем по-другому. Во времена императора Траяна корректоры обладали гигантскими полномочиями. Они проводили расследования в провинциях и даже могли сместить тамошнего проконсула или прокуратора. Они обладали правом на imperium maius, большой империум. Они могли делать все, что, с их точки зрения, было полезно для государства. А это высшая, ничем не ограниченная власть, практически равная власти Цезарей.

— Ой, как интересно… — задумчиво протянул Самослав. — Корректор, говоришь… Большой империум… Запомню, пригодится. Жаль, в Риме Сената больше нет. Ну, так это дело поправимое. Там еще остались целые здания? Если нет, то построим. Или починим. Или заберем у кого-нибудь. Если все получится, как планировали, это станет наименьшей из проблем. Кстати, Волк уже убыл в Константинополь? За ним вроде бы корабль вышел. Убыл? Это хорошо…