Гильдия

Глава 11

Когда они миновали полосу деревьев и увидели перед собой окраины Порфира, Процион начал опускаться, но до вечера было все еще далеко. Начиная примерно с последней полумили пути движение на дороге заметно увеличилось; но и те, кого они обгоняли, и те, кто обгоняли их, двигались на небольшом расстоянии друг от друга.

Хэл отвлекся от мрачных размышлений, заинтересовавшись попутчиками, которые, судя по всему, направлялись туда же, куда и они. Все эти люди были экзотами, что проявлялось во многих мелочах — например в спокойствии их лиц и экономии движений. Но Хэл заметил и нечто новое, ранее экзотам не свойственное: никто из повстречавшихся им и окружающие его люди вели себя на редкость замкнуто. Трудно было сказать, вызвано ли это изменение развитием их культуры, или же нет. Похоже было, будто каждый из них ушел в себя и теперь жил собственной жизнью, укрывшись от остальных за спокойным, непроницаемым лицом. Такой индивидуализм был для них нов; он заметно отличался от того чувства общности, которое, казалось, всегда было неотъемлемой частью экзотов, которых Хэл знал — от Падмы, в его бытность Доналом, до Уолтера, наставника Хэла Мэйна.

— Через несколько минут мы будем у ворот, — сказала Аманда, прервав ход его мыслей; и Хэл, посмотрев вперед, увидел высокую деревянную ограду, построенную явно недавно. Дорога, по которой они шли, упиралась в широкие ворота той же высоты, что и ограда.

— Объясняться с охранниками буду я, — предупредила Аманда. — Ты — мой старший брат-недоумок; я хочу сказать, ты и впрямь слегка тугодум. Постарайся выглядеть соответствующе.

Хэл послушно опустил плечи, придал липу безвольное выражение и слегка приоткрыл рот. У ворот, разумеется, скопилась пробка; собравшиеся люди стояли близко друг к другу, негромко переговариваясь, — точно как же, как и раньше, на дороге. Хэл подумал, что так и должно было быть. Людей, которых он видел перед собой, с детства приучали никогда не повышать голос и разговаривать исключительно спокойным тоном. Несмотря на их нынешнее положение, эта привычка продолжала сказываться.

И все же, подумал Хэл, наблюдавший за ними из-под своей маски — ничего не выражающего липа с отвисшей челюстью, здесь было нечто большее, чем воспитание, полученное в детстве. Какое-то молчаливое противостояние проверявшим их людям в форме. Это молчание вовсе не было вызвано страхом — а силой, которой оккупанты не имели и даже не понимали, что она существует.

В то же самое время Хэл осознавал, что что-то происходит с ним самим, и только с ним. И это что-то не имело ничего общего с тем, что, как ему представлялось, он наблюдает в окружающих его людях. Совершенно ничего общего — или, может быть, все же нечто общее здесь было?

Было любопытным ощущать себя, как некогда однажды в прошлом, частью точно такой же сцены. Он не мог бы сказать почему; но чувствовалось что-то средневековое в этой деревянной ограде и деревянных воротах, в скоплении людей в грубой и некрасивой одежде, ожидающих пока охрана пропустит их внутрь. У него мелькнуло ощущение, что он — где-то, когда-то — уже пережил такое же. Может быть, не он, но кто-то очень похожий на него, почти точно так же стоял в толпе и ждал.

Охранники, подумал Хэл, сосредоточившись на них, чтобы вернуть мысли в нормальное русло, и впрямь неважные солдаты — если таковые типичны для местных гарнизонов. На них была достаточно аккуратная черная форма, энергетические пистолеты на поясе, дубинки — также на поясе или под подмышкой, но настоящими солдатами они все же не были.

Хэл Мэйн никогда не видел настоящих солдат за несением службы. Солдат — а не полуполицейских, вроде Милиции, против которой отряд Рух боролся на Гармонии. Но Донала Грима с юности обучали иметь дело с войсками и предвидеть, что его жизнь может зависеть от его способности с первого взгляда оценить их качество.

Это глаза Донала сказали Хэлу, что те восемь человек, которых он увидел на посту у ворот, были не только бесполезны, но их и невозможно было бы обучить чему-нибудь большему, кроме того, чем они сейчас занимались — издевательствам над безоружными.

Несмотря на свое оружие, они обратятся в бегство в случае любого серьезного бунта — даже бунта экзотов. Любой другой народ давным-давно восстал бы против таких слабосильных угнетателей.

Наконец они с Амандой достигли ворот, оказавшись в первых рядах ожидавших. Хэл сосредоточился на том, чтобы выглядеть настолько безобидно, насколько это было возможно при его росте и внешности.

— Откройте, — приказал человек в форме, стоявший перед ними. Он определенно принадлежал к одному из квакерских миров. После своего пребывания на Гармонии Хэл научился распознавать их в любом обличье, — хотя манера поведения этого не только была явно иной, чем у тех людей, кого Хэл встречал в окружении Рух, но и совершенно не шла к его нынешней форме. Охранник достаточно тщательно просмотрел содержимое обоих их мешков.

— Все в порядке. Проходите внутрь. Домашний адрес?

— Шестнадцать, тридцать шесть, семь. Счастливый Переулок, — ответила Аманда. — Нижняя квартира.

Охранник повторил адрес в прицепленный на запястье диктофон и повернулся к двумя женщинам с мешками, стоявшим позади. Хэл с Амандой могли идти дальше.

— Что это за адрес? — спросил Хэл, как только они, войдя в город, оказались достаточно далеко от других, чтобы не быть ими услышанными.

— Это дом трех братьев, ни один из которых не похож на тебя, — ответила Аманда.

— Я хочу сказать, почему он спросил о этом?

— Они проводят проверку, чтобы узнать, вернулись ушедшие утром из города в тот же вечер домой к комендантскому часу.

— Но что произойдет, когда они обнаружат, что нас по этому адресу даже не знают?

— Проверяющий решит, что охранник у ворот переставил цифры — или допустил в адресе еще какую-нибудь ошибку. А потом забудет об этом. Их тревожат не те, кто приходит в город, а те, кто уходят из него.

— Понятно, — кивнул Хэл. — А в таком случае куда мы направляемся?

— В каждом городе есть несколько участников сопротивления из числа ключевых фигур, — ответила Аманда. — Мы идем к одной из них, по имени Ниер. Она живет со своей матерью, и у них квартирует военный. Он — сержант, который предпочитает ночные наряды, так что обычно после заката его не бывает. В комнату, которую он занимает, они могут пустить нас переночевать; кроме того, Ниер вроде как подружилась с этим сержантом, и это дает им некоторые поблажки, в частности ежедневную проверку у них не делают.

— Она живет где-нибудь поблизости от Счастливого переулка? — поинтересовался Хэл. Аманда рассмеялась.

— На другом конце города, — ответила она. — Пошли.

Улицы Порфина были в хорошем состоянии. Аманда с Хэлом оказались в старой части города среди высоких зданий, с отделанными белым камнем фасадами. Их попутчики разошлись в разные стороны, и через некоторое время люди в балахонах из мешковины вообще стали попадаться довольно редко. Однако встречалось довольно много солдат в форме — похоже, свободных от службы, — которые или расхаживали по улицам, или входили и выходили из зданий, которые, как подумалось Хэлу, могли быть или ресторанами, или питейными заведениями. Аманда заметила, как Хэл наблюдает за явно нетрезвым солдатом.

— Алкоголь — это единственный дозволенный интоксикант причем даже для военных, — сказала она. — Вероятно, из-за трудностей, связанных с его запретом. Брожением можно почти из любых овощей получить напиток, в котором есть хотя бы немного алкоголя. И раз оккупанты не могут помешать своим же людям незаконно делать спиртное, они позволяют своим солдатам пить самое лучшее, что может произвести планета. Гражданское же население, экзоты, разумеется, не пьют; хотя за последние два года кое-кто из них и начал это делать.

— Среди войск на Сете ходила шутка, которую рассказал у нас в семье родственник, служивший там по контракту, — рассеянно произнес Хэл, снова погружаясь в воспоминания Донала. — Про то, что можно сделать спиртной напиток даже из дохлых крыс. Это, конечно, невозможно, но идея заключалась в том, чтобы уговорить новобранцев попробовать самогон, а затем рассказать им такое, от чего бы стошнило...

«Он на мгновение стал Доналом», — с некоторым удовлетворением заметила про себя Аманда. Она сознательно пыталась пробудить некоторые из этих старых воспоминаний. Та его часть, которая принадлежала Доналу, обладала весьма полезными качествами, о которых он слишком быстро забыл.

Новая часть города представляла из себя настоящие трущобы, единственной сносной чертой которых была чистота, что объяснялось закоренелыми привычками экзотов старшего поколения. Поэтому улицы и фасады зданий сохраняли относительно приличный вид. То здесь, то там в окнах были выставлены букетики цветов, а на маленькой полоске земли перед фасадом дома пытались устроить подобие клумбы.

Аманда свернула к одному из многочисленных домов, ничем не отличающихся от соседних, и постучала в дверь. Ответа не последовало. Она подождала — как показалось Хэлу, необычно долго — затем постучала снова. Они снова стали ждать. Наконец послышалось шуршание подошв по голому деревянному полу, и дверь открылась, На пороге стояла женщина за пятьдесят с исхудалым лицом. И седыми волосами коротко стриженными. Она безучастно смотрела на них.

— Марло! — сказала Аманда. — Вы узнаете меня? Я Коррин, а это Каспар, один из моих братьев. Ниер здесь? Мне хотелось бы, чтобы она познакомилась с ним.

— Нет. Ее нет.

Женщина, которую Аманда назвала Марло, ответила им и продолжала говорить нарочито громко — как будто хотела, чтобы кто-то внутри квартиры слышал ее ответ. — Она больше не живет со мной. Она теперь работает и живет в гарнизоне.

Мужской голос за ее спиной выкрикнул что-то непонятное.

— Ничего! — отозвалась она через плечо. — Просто какие-то люди спрашивают Ниер. Я сказала, что они найдут ее в казармах.

Лицо Марло внезапно исказилось в отчаянной попытке о чем-то предупредить их. Она чуть дернула подбородком, как будто делая им сигнал уйти.

Но за спиной у нее уже слышались звуки шагов. Появился довольно полный мужчина среднего роста, в черных форменных брюках и белой сорочке с расстегнутым воротом, он оттолкнул пожилую женщину в сторону. Черты его слегка веснушчатого лица были мелкими, глаза тоже маленькими; он явно не брился со вчерашнего дня. Ему было около сорока, и в его рыжих волосах пробивалась седина.

— Ну, ну, — его голос, напоминал кваканье крупной лягушки. Он не был пьян, но, судя по тому, что язык его слегка заплетался, находился на пути к этому. — Только взгляните. Огромный бычище и огромная лилия калла. И вы были друзьями нашей дорогой покойной Ниер, не так ли?

— Она едва знала Ниер. А это — ее брат, который вовсе с Ниер не знаком, — поспешно заметила Марло.

— Ну, ну, что из этого? — сказал солдат. — Я капрал Ибан. Где твои манеры, Марло? Пригласи этих добрых друзей Ниер войти!

Он отступил от двери назад.

— Я Коррин, — повторила Аманда, когда они вошли в маленькую комнатку, которая одновременно служила кухней, столовой и гостиной. — Моего брата зовут Каспар.

Водопроводная раковина, кухонная плита и шкафы занимали угол направо от двери. А на столе стояла бутылка с бесцветной жидкостью, на три четверти полная, рядом — полупустая стопка. Кроме этой мебели в комнате находилось еще несколько стульев, а также скамья со спинкой. На сиденье скамьи лежали подушки, явно самодельные.

— Ну, Коррин, ты действительно лилия калла, — сказал Ибан. Он оглядел Аманду и слегка усмехнулся. — Это цветок, который растет на Земле. Я видел его на картинке, и ты в точности на него похожа.

Он широким жестом указал в сторону стола.

— Усаживайтесь, — предложил он, и сам сел на стул, уже стоявший у стола. — Берите себе стулья. Давайте знакомиться.

Марло поспешила им на помощь.

— Я не говорил, что тебе можно сесть! — Голос Ибана внезапно сделался неприятным, а глаза уставились на Марло.

Хэл почувствовал, как внутри него разгорается маленький уголек гнева. Возможно, он мог больше не считать себя дорсайцем; но тем не менее в нем еще осталось достаточно силы и умения, чтобы разделаться с этим наглецом с дряблыми мускулами...

Хэл сумел справиться с собой. Такой способ не годился. Он понял это давным-давно.

— Я только хотела помочь.

— А, тогда все в порядке. Да, помоги. Давайте выпьем. Принеси рюмки, женщина!

Марло поспешила достать еще две стопки.

Ибан рассмеялся и выпил, а затем снова рассмеялся. Увидев, что на столе теперь стоят еще две стопки, он понемногу налил в каждую. — Пейте.

Аманда сделала из своей крохотный глоток и снова поставила ее.

— Это крепкое, — сказала она.

— О да, это крепкое, — подтвердил Ибан. Хэл попробовал определить, откуда тот родом. Он явно не был ни экзотом, ни квакером, ни дорсайцем, или же каким-то гибридом любых из этих субкультур. Недостаточно образованный, чтобы оказаться жителем Кассиды или Ньютона. Он, возможно, уроженец Новой Земли или Сеты. Внезапно Ибан повернулся к нему.

— Ты, Каспар! — резко бросил он. — Пей!

Хэл поднял свою стопку и проглотил немного налитой туда жидкости. Это был напиток большой крепости, чуть-чуть слишком мягкий на вкус, чтобы его мог произвести какой-нибудь самогонщик. Хэл подумал, что если у Ибана возникло желание поразвлечься, наблюдая, как незнакомец опьянеет (поскольку алкоголь был непривычен большинству экзотов), он очень ошибался. Хэл совершенно не пил спиртного в течение трех лет, но на Коби он обнаружил, что для того, чтобы напоить его, потребуется большее количество алкоголя, чем для обычных людей.

— Каспар, — сказал Ибан. Он налил в стопку Хэла чуть большую порцию. — Каспар — собачье имя. Каспар хороший. Вылакай это, Каспар.

Хэл поднял стопку.

— Я сказал: «Вылакай это!» — рявкнул Ибан. — Не пей, Каспар. А вылакай!

— Мой язык слишком короткий, — мягко ответил Хэл и засунул свой язык в стопку, чтобы показать, что не может достать им до жидкости внутри ее.

— Ты! — не поворачивая головы, скомандовал Ибан Марло. — Принеси блюдце!

Марло повиновалась и поставила блюдце на стол перед Хэлом, не дожидаясь команды Ибана.

— Вылей это в блюдце, Каспар, — приказал Ибан. — Вот так. А теперь — на колени, как подобает хорошей собаке...

Ибан внезапно оттолкнул свой стул назад, так что его ножки заскрипели по голому полу, и встал.

— И на случай, если ты не умеешь лакать, я тебя научу, — солдат вышел в соседнюю неосвещенную комнату и исчез из вида. Его голос донесся к ним из дверного проема. — Знаешь, это — штука полезная для такой собаки, как ты.

Ибан вернулся, в руке он нес энергетический пистолет. Усевшись на прежнее место, он положил толстый черный ствол пистолета на край некрашеного стола, направив дуло, в которое мог бы пролезть большой палец, прямо на Хэла.

— Значит, вот как мы это делаем, — начал он. — Я говорю: «лакай», а ты нагибаешь голову и начинаешь языком слизывать жидкость с блюдца, пока не закончишь. Готов? Теперь лакай!

Хэл наклонился и начал лакать. Это был неудобный способ пить, но в конце концов он проглотил большую часть жидкости.

— Теперь начисто оближи тарелку. Вот так. Подними голову. — Ибан налил в блюдце большую, чем раньше, порцию. — В прошлый раз у тебя получилось не слишком хорошо, так что мы попробуем снова.

— О, не заставляйте его снова пить, — попросила Аманда.

Ибан уставился на нее.

— Наш брат Корт выпил однажды вот такого, — продолжила Аманда, — и ему стало ужасно плохо!

Она могла бы, подумал Хэл, чуть больше верить в его здравый смысл. Едва ли он собирался отобрать у этого человека оружие и сломать ему шею — прямо здесь в доме, где тот находился на постое, несмотря на свою неожиданную вспышку ярости. Потом он понял, что смысл ее намека был другим. Она хотела, чтобы кто-то из них двоих нейтрализовал Ибана, не прибегая к насилию, и давала ему возможность первым попытаться это сделать — тем способом, каким он хочет.

— Ну, ему следовало попробовать снова, лилия, — усмехнулся Ибан. — В этом все дело. Чтобы научиться таким вещам, надо упражняться и упражняться. Ну мы же не хотим повторить ту же ошибку с Каспаром, ведь так?

Он довольно долго пристально разглядывал Аманду, затем позволил своему небритому лицу расплыться в новой ухмылке.

— Но, конечно же, лилия, если ты не хочешь, чтобы братец полакал еще, то я не стану тебя огорчать. Я не буду этого делать. Ты довольна?

— Спасибо. Большое спасибо, — ответила Аманда.

— Конечно. Все, что угодно, лишь бы доставить тебе удовольствие. Потому что я хочу доставить тебе удовольствие, ты это знаешь? — Ибан наклонился в ее сторону и, обнаружив, что ему мешает стол, поманил ее. — Переставь свой стул сюда, поближе ко мне.

Аманда повиновалась.

Хэл позволил себе слегка нахмуриться.

— Оставьте мою сестру в покое, — сказал он Ибану. — Если вы этого не сделаете, то знайте, что у меня дурной глаз. Вы пожалеете.

— Дурной глаз? — рассеянно отозвался Ибан, даже не взглянув на Хэла. Он смотрел в глаза Аманды, которые были теперь меньше чем на четверть метра от его собственных. Потом слова Хэла, казалось, дошли до него. И он перевел на того взгляд. — Дурной глаз! Что это за глупое суеверие?

— Если я посмотрю вам в глаза, вы пожалеете. Мои глаза съедят вас.

— Да ну, в самом деле? — Ибан повернулся и уставился прямо в глаза Хэлу. — Его собственные были грязно-коричневого цвета, а белки налились Кровью. — Ладно, я смотрю тебе в глаза. А теперь тебе лучше съесть меня — или ты пожалеешь, что сказал подобное. Ну, чего ты ждешь? Давай, ешь меня!

— Милосердие являют без принуждения, — произнес Хэл негромким голосом, который, однако, отчетливо доносился до Ибана, — оно нисходит подобно нежному дождю с небес...

— Что?

— ...на землю. И это свойство быть милосердным сильно в тебе, Ибан, душевностью ты превосходишь любого нормального человека. Ты широк, щедр, и сострадателен; и считаешь своим долгом поступать так, чтобы все другие люди знали это и отдавали тебе должное.

Хэл продолжал говорить — тем же мягким, убеждающим тоном, пока наконец не остановился. Когда это произошло, Ибан по-прежнему сидел, пристально уставясь в глаза Хэлу. Даже когда Хэл откинулся на спинку стула и повернулся к Аманде, взгляд Ибана остался устремленным туда, где раньше находились глаза Хэла.

— О, — удивился Хэл. — Я и на Марло сумел подействовать. — Чуть в стороне, в паре шагов позади стула Ибана, стояла Марло — также неподвижно и с тем же немигающим взглядом.

— Марло, — резко сказал Хэл. — Нет! Не ты! — Пожилая женщина замигала и пошевелилась. Она посмотрела на остальных троих.

— Что?.. — спросила она.

— Экзотка, а восприимчива к таким гипнотическим штукам, — пожал плечами Хэл. — Стыдно. Меня этому обучил экзот; а один наполовину экзот однажды попытался испробовать то же самое на мне.

— Я... я так и не научилась, — вздохнула Марло. — А это был гипноз?

— Конечно, — ответил Хэл. — Теперь сядь и успокойся. — Он снова повернулся к Ибану.

— Слушай меня, Ибан, — сказал он. — Ты слушаешь? Смотри на меня.

— Да, Каспар, — спокойно ответил Ибан, переведя глаза на Хэла.

— Слушай меня сейчас и запомни мои слова надолго. Сегодня, когда ты был свободен от службы...

Хэл прервался и взглянул на Марло.

— Это так и есть, верно? — спросил он ее. — Он сегодня свободен?

— Да, — ответила Марло. — Ему надо заступать на службу завтра в восемь утра. Он в дневном наряде, а не в ночном, как другой...

— Я так и думал. — Хэл снова повернулся обратно к Ибану. — Ибан, у тебя был этот свободный день, и как ты думаешь, кто появился у двери поздно вечером? Двое заблудившихся детей. Похоже, их родители, которые живут в другом месте, посетили город по особому разрешению. Дети были слишком малы, чтобы назвать тебе имена своих родителей или родственников, у которых они остановились — только свои имена, которые ты позабыл. Ты испытал великодушие, так что, немного позабавившись с маленьким мальчиком, дав ему немного выпить, ты позволил им остаться здесь на ночь и отложить поиски их родителей на завтра. Ты усвоил то, что я сказал?

— О да, каждое слово, Каспар, — Ибан кивнул.

— Хорошо. Теперь так. Дети заснули в углу, и ты забыли о них и сам пошел спать. Ты проспал все время до следующего утра — если не считать того, что ненадолго проснулся около полуночи, когда постучали в дверь и появились родители, которые искали своих детей. Ты вернул им детей — ты был слишком сонным, чтобы спросить у них имена или документы, — и вернулся в постель. Ты тут же уснул, и проспал до того времени, когда надо было вставать на следующее утро. И все было как обычно — кроме одного.

Он поднялся, взял бутылку и вылил ее в кухонную раковину. Вернулся и поставил пустую бутылку на стол перед Ибаном.

— Когда ты утром вставал, — сказал он тому, — то обнаружил, что прошлым вечером выпил целую бутылку, а похмелья совершенно не было. 06 этом стоит рассказать в гарнизоне. Целая бутылка, и ни малейшего похмелья. Об этом действительно стоит им рассказать, ведь так?

— Конечно, стоит, — подтвердил Ибан.

— Теперь, — сказал Хэл, — так как ты прикончил бутылку, возможно, тебе лучше пойти спать, чтобы как следует отдохнуть перед службой.

— Ты прав, — заплетающимся языком произнес Ибан. Он поднялся и, качаясь, направился в комнату, из которой он приносил энергетический пистолет. Они услышали, как он упал на кровать. Хэл взял пистолет и, подойдя к двери, бросил его внутрь. Пистолет упал рядом с кроватью Ибана.

— Ибан! — позвал он. — Ибан, ответь мне! Ты все еще слышишь меня, ведь так?

— Даааа, — послышался хриплый голос.

— Запомни: это указывает на то, что Марло приносит тебе удачу. Отсутствие похмелья — только пример той удачи, которая посещает тебя с тех пор, как ты поселился в этом доме. И причиной тому — Марло. Вы приносите удачу друг Другу. Она это знает и именно поэтому так хорошо заботится о тебе. Тебе следует помнить, что и тебе надо хорошо заботиться о ней — если ты хочешь, чтобы твоя удача осталась с тобой. Ты это запомнишь, не так ли, Ибан? Ты хорошо относишься к Марло, и даже если это не так, она приносит тебе столько удачи, что ты хочешь, чтобы ей было хорошо и она была счастлива, ведь так?

— Дааа...

— Хорошо, теперь ты можешь заснуть. — На этот раз ответом был храп.

Хэл вернулся обратно. Марло, по-прежнему стоявшая на месте, разрыдалась, и Аманда, подойдя, обняла ее, а затем отвела в заднюю часть дома, к другой двери, за которой, по всей видимости, находилась еще одна спальня. Дверь за женщинами закрылась.

Хэл подошел к ней.

— Я думаю, что немного прогуляюсь, — сказал он сквозь дверь.

— Хорошо. Вернись сюда до двадцати двух часов. В это время начнется комендантский час, — ответил голос Аманды.

— Непременно.

Он вышел из дома.

На улицах было полно спешащих людей в одежде из мешковины. Никто не обращал внимания ни на него, ни друг на друга. Казалось, что их подстегивает необходимость сделать все дела к определенному времени. Хэл обратил внимание, что примерно у одного из десяти на одежде было краской написано слово «РАЗРУШАЙ». Он бродил по улицам, пытаясь проникнуться ощущением жизни городка.

Результат оказался странным. Судя по внешнему виду и манере поведения, местные жители жили в страхе, позабыв о надежде и достоинстве. И все же ощущалась некая прирожденная независимость и упрямая воля к выживанию — в сдержанных голосах, вежливости, с которой люди обращались друг с другом, в явно желанных, хотя и кратких беседах случайно встретившихся людей, которые, похоже, были друзьями, в том, как вели себя люди, из-за спешки столкнувшись друг с другом.

Многое ушло, но кое-что все же осталось. Вопрос, который Хэл сейчас задавал самому себе, был таким: осталось ли все еще что-нибудь, на чем можно было бы воссоздать былую структуру общества экзотов, или же эта некогда могучая Осколочная Культура ушла навсегда?

Надеяться было соблазнительно, но... Время приближалось к восемнадцати часам, а он все еще находился на некотором расстоянии от дома Марло. Хэл автоматически запечатлел в памяти маршрут своих блужданий, так что знал — обратно ему надо пройти примерно восемь кварталов.

Когда он вошел в дом, Аманда сидела на скамье в большой комнате.

— Где Марло? — спросил он.

— Спит, — ответила Аманда. — Я воспользовалась ее припасами и приготовила еду для нас троих. Но мне думается, что она больше нуждается во сне, чем в еде — хотя ей очень нужно и поесть тоже. Я оставлю ей еду в тарелках у нее в комнате; и если она проснется ночью, то сможет поесть. А пока садись, и мы поедим сами.

Хэл сел. Еда, приготовленная для них Амандой, не шла ни в какое сравнение с той, какой в свое время угощали гостей в домах экзотов. Но это был основательный обед — бобы и что-то вроде кэрри из местных овощей, с большим количеством пряностей, хлеб из местного зерна и вода в качестве напитка.

— Я думаю, вода достаточно безопасна? — поинтересовался Хэл, поднимая свой стакан.

— Водопроводы, сооруженные экзотами, пока еще это гарантируют, — ответила Аманда. — Хэл, они определенно схватили Ниер и того сержанта, который находился на постое в этом доме — за какой-то акт сопротивления против оккупантов. Или, во всяком случае, за нечто большее, чем нарушение какого-нибудь второстепенного постановления. Несомненно также, что они убиты. Все, что знает Марло — это то, что однажды, когда сержант находился здесь, в доме, явилась группа солдат и увела его и Ниер. Марло говорит, что Ниер сказала ей, что сержанту дали новое назначение, и потому ему придется теперь жить в гарнизоне, и что он также нашел там хорошую работу для Ниер, так что она не будет теперь жить дома. Марло знала, что та говорила не правду — лишь для того, чтобы Марло не тревожилась. После того, как солдаты увели сержанта и Ниер, их больше никто не видел.

Хэл покачал головой.

— Так вот оно как.

— Да, вот так, — сказала Аманда. Их глаза встретились. — Ты думаешь, что внушение, которому ты поверг Ибана — насчет более доброго отношения к Марло, на какое-то время закрепится?

— Со временем подобное внушение ослабевает, — ответил Хэл. — Ты не хуже меня знаешь, насколько хорошо восстанавливаются душевные и телесные силы; и это относится даже к людям с таким характером, как у Ибана. Но, надеюсь, к тому времени, когда внушение ослабнет, он убедится, что ему имеет смысл прилично обращаться с Марло. Возможно, это даже войдет в привычку. Ему придется оправдываться перед товарищами по службе за лучшее, чем раньше, отношение к ней; а люди вроде него имеют свойство в конце концов воспринимать собственные оправдания всерьез, чтобы не признавать, что они поступали как-то не так. Но ничто не вечно. Его рано или поздно переместят из этого дома и определят сюда на постой кого-то другого.

— Да. Что же, нам остается надеяться на лучшее. А кто был наполовину экзот, который пытался загипнотизировать тебя?

— Блейз Аренс, — ответил Хэл, — и ему это почти удалось. Я был тогда очень молод, а он — очень умел. Но он тогда гипнотизировал большую группу людей и не знал, что я находился среди них.

— Понимаю, — сказала она. — Хорошо, помоги мне вымыть посуду.

— Я могу сделать это и сам, — сказал Хэл. — Почему бы тебе не поискать чистые простыни и одеяла для кровати Ибана? Нам самим надо выспаться, если мы хотим утром уйти до его пробуждения. Нет основательных причин позволить ему на ней спать, в его нынешнем состоянии он может спать на полу и никакой разницы не заметит.

— А куда ты собираешься поместить его? — спросила Аманда.

— Думаю, сюда, — ответил Хэл. Он встал и отправился в спальню Ибана. Поднял тело спящего, отнес его в большую комнату и пристроил на скамью. Ложе было немного тесновато для Ибана, но вряд ли он мог тут же свалиться с него.

— Ты внушил ему, чтобы он считал, что ночью он вставал и открывал дверь, — сказала Аманда. — Не покажется ли ему странным, что утром он проснется в этой комнате? А если перед нашим уходом ты попробуешь отнести его обратно на его собственную кровать, к тому времени он может достаточно протрезветь, чтобы проснуться.

— Ты права, он, вероятно, при этом проснулся бы. Не то, чтобы я не смог снова усыпить его, если это произойдет. Но нам не обязательно беспокоиться о том, чтобы снова уложить его на его собственную кровать. Он просто подумает, что не смог вернуться к себе в спальню. — Хэл подумал. — Нет, ты права. Конечно, он может несколько задуматься на этот счет. Но я считаю, его самомнение настолько раздуется по поводу выпитой целиком бутылки — причем без малейшего похмелья, что это вытеснит у него из головы все прочие мысли. А теперь я займусь этими тарелками и кастрюльками.

Хэл уже повернулся к раковине, но вдруг обратился к Аманде как раз в тот момент, когда она уже выходила из комнаты.

— Аманда, что же в результате всего этого произошло в их душах, я имею в виду экзотов?

Та улыбнулась ему.

— Ты скажешь мне, что думаешь ты, — ответила она. — А потом я скажу тебе, насколько это согласуется с моими мыслями на этот счет. Ты помнишь? Я хотела, чтобы ты, оказавшись здесь, увидел все своими глазами. Если бы было достаточно просто рассказать тебе, я могла бы это сделать прямо в Энциклопедии.

— Все экзоты, которых я когда-либо знал, — начал Хэл, — были спокойными, неглупыми, здравомыслящими людьми. Но под мягкими манерами почти всегда скрывалось некое философическое высокомерие. Мне кажется, что это высокомерие с них сбили; и сами они едва ли не удивлены, что их философия все же уцелела. Вроде владельцев рощи ценных деревьев, которая сгорела. Их первое ощущение — что они потеряли все. Позже они понимают, что земля у них осталась и нет причин, по которым деревья нельзя вырастить заново. И новые деревья, возможно, будут даже лучше прежних — благодаря золе, удобрившей почву.

Аманда улыбнулась.

— Я бы с этим согласилась. Кстати, а что ты можешь сказать по поводу солдат?

— Для этого я слишком мало наблюдал за ними, — пожал плечами Хэл. — Они — отбросы. Ни одному хорошему командующему такие подчиненные не нужны.

— Извини, — кивнула Аманда. — Я плохо сформулировала вопрос. Мне следовало спросить: «Бросилось ли тебе в глаза что-нибудь в поведении солдат по отношению к местным жителям?»

— Я не слишком обращал внимание на это. Но мне кажется, солдаты некое моральное превосходство экзотов признают.

Аманда снова улыбнулась и кивнула. Хэл улыбнулся в ответ и занялся кухней, а она пошла поискать что-нибудь чистое для того, чтобы застлать постель Ибана.

Когда Хэл, вымыв посуду, вошел в комнату Ибана, то обнаружил, что Аманда прикрыла сверху постель Ибана несколькими одеялами и приготовила еще несколько на случай, если понадобится накрыться сверху. Она уже спала на кровати, улегшись к стене. Теперь, когда Хэл мог расслабиться, то понял, что и сам он сильно устал.

Он осторожно улегся рядом с Амандой и закрыл глаза. Он приготовился уснуть, но как только его тело обрело покой, в его мозгу зароилось множество оставшихся без ответа вопросов, которые возникали у него в течение дня, а сейчас внезапно вернулись, требуя внимания. Он попытался решительно выбросить их из сознания, но безрезультатно.

Те изменения в экзотах, которые он увидел сейчас, составляли, должно быть, лишь часть тех переменен, которые происходили повсюду. Возможно, ему следовало бы в течение этого последнего года спуститься с Абсолютной Энциклопедии на Землю и самому убедиться, что люди там действительно изменились; как в этом, похоже, были убеждены Аджела и Рух. Появление Иных, похоже, повлияло на человечество намного больше, чем полагал даже он сам.

Хэл горько улыбнулся самому себе. Он почти позабыл, что оставил попытки проникнуть в то, что даст ему ключ к Созидательной Вселенной. Усилием воли он прогнал все эти вопросы из головы. После этого сон пришел быстро.