Гильдия

Глава 20

В течение тех недель, когда он находился в Гильдии Придела, у Хэла вошло в привычку — сидеть у водоема и наблюдать за восходом солнца — если он в это время не шел по кругу, выполняя своеобразный ритуал, он высвобождал свое сознание; у него рождались мысли и видения. Хотя те, что посещали его у водоема, отличались от возникавших у него во время ходьбы в круге.

Однажды утром, когда он только что уселся там, в сером предутреннем свете появилась еще одна человеческая фигура. Тот устроился неподалеку от Хэла, также лицом в сторону гор, над которыми должно было взойти солнце.

Это был Старик. Они с Хэлом дружелюбно взглянули друг на друга. Хэл, однако, ощутил смутное беспокойство. Не из-за присутствия другого, но из-за ощущения, что в этом присутствии что-то не так. Он поразмыслил над этим и вскоре понял, в чем дело.

Старик сидел на корточках — а не скрестив ноги, как Хэл; что показалось бы Хэлу наиболее естественным для этого седобородого старика. Кроме того, Старик явно присоединился к Хэлу, и можно было бы ждать, что он примет точно такую же позу.

С той поры как мальчика Хэла обучал экзот, входивший в число его троих наставников, прошли годы; и случаи, когда поза лотоса могла показаться подходящей, встречались реже и реже. Хэл стал проявлять небрежность. Положение его ног был почти правильным, но носки не были подвернуты под икры ног, как это должно было быть. Старик, очевидно, со старомодной вежливостью выбрал другую позу — чтобы не показалось, что поза лотоса ему дается лучше, чем Хэлу.

Хэл разучился, но не слишком. Он подвернул носки как следовало. Старик сразу же неуловимым движением принял ту же позу. Хэл с серьезным видом поклонился ему. Старик так же серьезно приветствовал его. И оба направили свое внимание на горы, над которыми должно было взойти солнце.

Глядя на темную массу отдаленных гор, которые постепенно становились более различимыми, Хэл позволил потоку своих мыслей течь совершенно свободно. В круге было иначе; там он сознательно старался постичь Закон, повторяя его на ходу.

Несколько дней назад эти раздумья привели Хэла к мысли, что впервые с той поры, когда он был мальчиком и посвятил себя цели, которая явилась причиной гибели его дяди Джеймса, у него явилась возможность заново оценить достижения и потери его собственных жизней.

На самом деле, они были кусками жизней; потому что Донала Грима не стало еще до того, как он вступил в средний возраст, так что он смог стать Полом Формейном. А Формейн просуществовал лишь несколько лет как оболочка для того, кто некогда был Доналом; а затем он оставил и эту оболочку, как и все двадцать первое столетие. Оттуда тот, кто был по существу и Доналом, и нынешним Хэлом возвратился на курьерское судно двадцать второго столетия и к бесконечному восьмидесятилетнему ожиданию, по прошествии которых он стал ребенком.

Но все эти жизни направляли и контролировали один мозг и одна цель — и они преуспели в одном и потерпели неудачу в другом — по крайней мере, пока что. Как странно: за три года в Абсолютной Энциклопедии, где у него не было других дел кроме как сосредоточиваться на своей цели, он так и не нашел времени заняться таким самоанализом. А теперь — погружаясь в ходьбу по кругу, следя за восходом солнца, подавая еду, прибирая — он освободился и мог заниматься только этим.

И теперь его цель сделалась более реальной и несравненно более достойной и осязаемой, притом что для других она стала невидимой и непостижимой.

Первые отдельные вспышки солнечного света блеснули на верхней кромке линии гор. Хэл достиг пределов своего воображения, а затем превзошел все мыслимые пределы и как бы протянул руки за занавес, в Созидательную Вселенную. Хотя войти в нее он еще не мог. Руками, скрытыми от него, он словно лепил, создавая будущее из того места, где он теперь находился.

Вид уступа — как он представлялся его мысленному зрению — изменился.

Тяжелые каменные блоки составили законченное здание — Дом Гильдии Придела. Ручеек теперь окаймляли узкие полоски травы и цветов, а вокруг водоема шла каменная кромка. На ней Хэл и сидел, находясь теперь в далеком будущем. Позади себя он слышал бесконечное пение ходивших по кругу. Он сидел — молодой, ждущий восхода солнца; и перед ним лежали столетия.

На поверхности воды плавали белые цветы — вариформа лилий — с плоскими зелеными листьями. Тогда, как и теперь, солнце только-только начало появляться из-за гор.

Хэл сидел в позе лотоса, ожидая восхода солнца, как он делал каждое утро. Позади него люди с пением ходили по кругу, а начинающийся день привлек его внимание к облакам, отражавшимся в водоеме, и к одному из цветков на его поверхности.

На белом лепестке цветка сверкала искорка света, отраженного каплей росы. В нем было что-то необыкновенное, но Хэл не мог сказать, что же именно. Он снова посмотрел вдаль, на гребень горы. Только что появившееся солнце ударило Хэлу прямо в глаза и ослепило его.

Он заморгал и отвернулся. Его глаза встретились с глазами Старика. Они обменялись улыбками, поднялись и разошлись, чтобы заняться своими повседневными делами.

Мысли Хэла от восхода солнца снова вернулись к нынешнему дню. Он находился здесь семь недель, почти вдвое дольше, чем об этом просила Аманда у Амида. Сам по себе срок был не слишком велик, но Хэл не мог забыть о Таме, борющемся со смертью и ждущем его.

Он должен был снова вернуться к ходьбе в круге вскоре после полудня, но сначала, утром, ему следовало отправиться с группой сборщиков в лес за съедобными дикими фруктами и овощами. В группу входило шестеро; встретиться они должны были около домика Амида. Мысли о походе в лес напомнили Хэлу о Сее. Сразу после совета Аманды Артур уговорил одну из женщин, Онет, круглолицую, с каштановыми волосами, веселую и молодую, спускаться вниз и сидеть в лесу. Но невозможность видеть племянницу — или хотя бы ощущать ее присутствие там — и самому убеждаться, что она жива и здорова, причиняла Артуру боль.

Эта боль была очевидной, но он переносил ее с молчаливым терпением, и она не сказывалась на его обычной работе в Гильдии. Такое поведение напомнило Хэлу о чем-то почти забытом. Экзоты, при всей свойственной им в былые времена кажущейся изнеженности и склонности окружать себя тем, что многие сочли бы роскошью, доказали, что обладают внутренней силой. Корни этой силы лежали в незыблемости их философии — независимо от того, как каждый из них мог истолковывать и истолковывал ее.

Он вспомнил со внезапной болью утраты — даже после всех этих лет — Уолтера, экзота, входившего в число его наставников. Уолтер производил впечатление наиболее податливого из трех стариков, вырастивших Хэла, на самом деле оказывался наиболее твердым, стоило ему составить о чем-то мнение. Точно так же вели себя лучшие из его собратьев экзотов под пятой Оккупации.

Размышляя о этом, Хэл обнаружил, что оказался рядом с домиком Амида и что он опередил своих товарищей-сборщиков. У дома еще никого не было. Он снова вспомнил о Сее и, раз уж оказался рядом, постучал в дверь.

— Заходите, заходите! — откликнулся изнутри Амид. Хэл открыл дверь и вошел, осторожно закрыв ее за собой.

Амид сидел у очага, в котором догорал небольшой огонь — вероятно, зажженный по случаю утреннего холода. Напротив его стула стояли двое других, на которых сидели Артур и Онет.

— А, это ты, — сказал Амид. — Я почти был бы готов побиться об заклад, что это ты, Хэл. Присоединяйся к нам. Садись. Я все равно собирался позвать тебя.

— Я веду себя настолько предсказуемо? — поинтересовался Хэл.

— Ты каждое утро сидишь там, наблюдая за восходом солнца, — пояснил Амид. — Как только солнце взошло, ты отправляешься выполнять порученное тебе на этот день дело. Сегодня это сбор плодов. Так что обязательно появился бы здесь, не так ли?

— Но не обязательно стал бы стучать в твою дверь, — улыбнулся Хэл.

— Ты пришел преждевременно — это из-за привычки наблюдать восход, — ответил Амид. — А что ты собирался делать, ждать там в одиночестве? Или я настолько неприступен? Ты же знаешь, что я люблю поговорить с тобой.

Хэл опять улыбнулся.

— Когда у тебя найдется свободное время, — ответил он. — Но я, конечно, забыл. Ты сидишь здесь весь день, ничего не делая — только надеясь, что кто-нибудь зайдет поговорить с тобой. По правде говоря, я собирался спросить, как обстоят дела с Сее; а здесь находятся как раз те, которым это известно.

— Сее нас как раз и заботит, — сказал Артур.

— Что-нибудь не так?

— Нет, если говорить о моей попытке завоевать ее доверие, — ответила Онет. — Но вчера я встречалась с Элианом внизу, — он живет в Порфире — и пришел в лес, чтобы передать, что солдаты гарнизона несколько заинтересовались Гильдией. Ни один из горожан не знает, почему именно.

— Видишь ли, — объяснил Артур Хэлу, — мы думали, что они давно прекратили нас искать. Никому не известно местонахождение этого уступа — кроме членов Гильдии, Аманды и тебя самого. Даже местные — те, кто живет внизу, знают очень мало. А оккупанты выслеживали нас почти год, когда только-только устроили здесь гарнизон. Мы же все время находились на уступе, спускаясь только при крайней необходимости, и они в конце концов прекратили поиски — как нам думалось, навсегда, — очевидно предположив, что мы оставили эти места.

— Но теперь, по словам Элиана, — сказала Онет, — нас опять собираются искать.

— Беда в том, — вздохнул Амид, — что если солдаты начнут организованно прочесывать местность, Сее почти наверняка попадется им на глаза.

Хэл покачал головой.

— Если только мы сами первыми не поймаем девочку... — начал он.

— Нет, — произнесли одновременно Артур и Онет.

— Она никогда не оправится после этого, — добавил Артур. — Аманда была права.

— Тогда мне нечего предложить, — пожал плечами Хэл, — по крайней мере, в данный момент.

— Мы можем только ждать и надеяться, — сказал Амид. — Однако нелишне представить себе, какова же нынешняя ситуация. Ты здесь — эксперт по тактике, Хэл. Мне хотелось бы, чтобы ты отправился вниз со сборщиками, как и предполагалось. Но не оставайся с ними. Когда спуститесь вниз, покинь их и осмотри местность, насколько тебе позволит время. Ты мог бы подумать о том, чтобы отложить намеченное возвращение в круг, чтобы уделить этому осмотру целый день?

— Конечно, — кивнул Хэл.

— Спасибо, — поблагодарили Амид и Артур почти одновременно.

— В сущности, я мысленно хожу в круге все время, когда бодрствую — и насколько могу судить, большую часть времени, когда сплю.

— В, самом деле? — удивился Амид. — Это интересно. Точно то же самое, что и ты, ответил мне Старик, когда я спросил его, почему он на ходу не повторяет Закон вслух. Я должен сделать это, потому что другие члены Гильдии интересовались у меня, правильно ли он поступает. Старик сказал то же самое — что ему нет необходимости повторять Закон вслух. Закон звучит в его сознании все время, независимо от того, чем он занимается. Джатед никогда не позволил бы любому из вас идти у него в круге и не повторять надлежащие слова.

— Но ты позволяешь, — сказал Хэл.

Амид улыбнулся.

— Да — потому что так, я думаю, поступил бы мой брат Кэнин. Кэнин глубоко восхищался Джатедом — я, возможно, говорил, что Кэнин был его главным учеником. Но Кэнин, как и любой истинный экзот, имел собственное мнение.

Хэл услышал негромкие голоса снаружи.

— Мне, пожалуй, надо идти, — сказал он. — Меня ждут.

— Я тоже пойду, — Онет поднялась со стула, — так как начало пути у нас общее. Если только нет какой-то причины, чтобы я задержалась на некоторое время. Амид?

— Нет. Иди.

— Благодарю.

Хэл и Онет вышли и присоединились к остальным сборщикам. Все они стали спускаться по горному склону.

— А где твой мешок для сбора плодов, Друг? — спросил Хэла один из спутников. Хэлу пришло в голову, что он настолько привык откликаться на обращение «Друг», что с трудом отреагировал на собственное имя, когда Амид только что употребил его в разговоре. Он собирался сходить за мешком после разговора с Амидом, но теперь в этом не было никакого смысла.

— Мне дали другую работу, — ответил он.

Они были слишком вежливы — и как экзоты, и как члены Гильдии чтобы расспрашивать его подробнее.

Когда они добрались до леса, находившегося внизу, то разделились. Сборщики разошлись в северном направлении, а Хэл и Онет вместе направились на юг, в сторону Порфира.

— И чего тебе удалось добиться, — спросил Хэл, как только они остались вдвоем.

— Я делаю успехи, — улыбнулась Онет. — Она восхитительна! Я все время задавала себе вопрос, как она могла в одиночку выжить там внизу. Но она настоящая хозяйка этого леса. Она знает в нем каждый уголок. Бьюсь об заклад, что она могла бы пробежать по нему вслепую, если бы это понадобилось. Но ты хочешь знать, как близко она подходит ко мне?

— Да, разумеется, — кивнул Хэл.

— Добилась, — ответила Онет. — О, конечно не настолько близко, чтобы можно было коснуться ее. Хотя теперь она подходит на такое расстояние, что если бы она остановилась, а я поднялась ей навстречу, то я могла бы, вероятно, это сделать. Но у мня другая цель. Ты знаешь, ее приводит любопытство. Она хочет коснуться моей одежды, и меня тоже — настолько же, насколько мне хотелось бы коснуться ее, но не осмеливается. Пока что она не настолько доверяет мне. Артур тогда попытался ее схватить — ну, это ты знаешь; и она, конечно, ожидает, что я сделаю то же самое. Она намеревается действительно подойти и коснуться меня и снова убежать (и чтобы я при этом не двигалась) — и не один раз — прежде, чем она сочтет, что я веду себя иначе, чем он. Бедный Артур!

— Да, — согласился Хэл.

— Он, конечно, не мог удержаться. Он так давно хотел обнять ее, что у него просто не хватило терпения обождать, когда она оказалась рядом. Я знаю, как он должен был себя чувствовать — судя по тому, что чувствую я сама; а ведь она мне не единственный оставшийся у меня родной человек. Но я буду ждать. Я думаю, что если подожду достаточно долго, Сее не только первой коснется меня, но и начнет водить меня по лесу и показывать разные вещи. А потом, возможно, я увижу, позволит ли она мне повести ее куда-нибудь.

— Хорошо бы успеть до прихода солдат, — вздохнул Хэл.

— Ты думаешь, что они действительно затеют здесь поиски? — Онет взглянула ему в лицо.

— Да, — ответил Хэл.

Он не сказал Онет то, о чем не сказал и Амиду — только потому что Артур и Онет также находились в комнате в это время — он полагал, что ищут его.