Гильдия Злодеев. Том 6

Глава 14

«Мне кажется или ты очкуешь, Костя?»

«Ах, мастер, ваш бы словарный запас да на пользу дела. Тут ведь понимаете, в чём дело… Я же вам уже рассказывал, что сам не знаю, что находится в секциях, пока их не вскроют. Развлечения у меня такие были в прошлом. Так что сейчас я чувствую отвратительное послевкусие на моём отсутствующем языке. Не нравится мне, что ОН лезет в самое сокровенное. Почему-то я уверен, что это не планировалось. А мне не нравится всё незапланированное».

«Не удивлюсь если ты врёшь о том, что что-то незапланированное на самом деле не спланировано. Ты же тот ещё жук. К слову, о жуках. Значит, ты прополз в Варгон?»

«Иешуа вам соврал».

«Ты правда думаешь, что я не помню, что он не врёт? Твои же слова».

«А может, я соврал, что сказал правду. Эх, а я так рассчитывал на вашу дырявую память. Ну да, пристроился я немного в Варгоне. Как и сказал святоша, моё право. Жалко вам, что ли?»

«Жалковато. Мне ты больше нравился запертым в анклаве. Ну, и что ты теперь… можешь?»

«Наведаться к блуднице из любого борделя Варгона. Хоп-хоп и чпок».

Понятно. Он не расскажет.

«Воистину сверхспособность».

«Аминь, мастер».

Иешуа встаёт как атлет, а не старый и худой дед, каким выглядит. Замечаю в его руке… подвеску. Ту самую, якобы ключ от тайной комнаты, которая то ли существует, то ли нет.

Вопросительно смотрю на Иешуа, он кивает:

— Это большое место. Больше, чем кажется. Не имея направления, всяк заблудится во тьме. Это компас, сын мой.

— Не похож…

— А он и не должен быть на него похожим.

Плавно, будто летит, а не идёт, Иешуа подходит к стойке с черепом, берёт его в руки и слегка содрогается. Морщины проступают на смуглом лице.

— Ох, нечистая вещь. Много крови было пролито на её создание. Миллионы погибли…

Костя хрюкает.

— Большинство из них того заслужили, святоша. Вопреки глупым предрассудкам, жертвы в виде убийц и в виде беременных девственниц ничем не отличаются. Разве что с первыми приятнее иметь дело.

— Беременная девственница? — захлопала глазами Иона, очередной раз впадая в ступор.

— Да, девка. Это когда всунули не туда.

— Фу! Мерз… О, погоди-погоди. А разве так тоже работает?

— Конечно!

Иона в ужасе смотрит на меня. Торн морщится, Тиина хмыкает. Бом и Бу всхрапывают где-то в далёкой секции. О, а я думал, куда они пропали.

— Господи боже мой… — Тру виски.

— Да, сын мой?

Дурдом.

Иешуа подходит к одному из вечногорящих факелов на стойке, насаживает череп прямо на него. Теперь он горит изнутри, придавая и без того зловещему облику нотки хаоса.

Но Костю это не особо заботит.

— Смотри мне, старик, у меня память бесконечна. Когда-нибудь я повторю такой трюк и с тобой.

Иешуа не обращает внимания, подставляет амулет на свет, исходящий из глазниц черепа. Все смотрят на это, затаив дыхание. Я в том числе.

— Рванёт! — пятится назад Иона.

Только сейчас замечаю странность. Амулет отражает свет… не с той стороны. Будто источник света находится не спереди, а… слева. И именно налево кивает Иешуа.

— Нам нужно следовать в этом направлении. Тайная комната же, да? Так он её называет.

Делаю «пф-ф-ф».

— Костя, и вот как я должен был догадаться? Тыкаться пальцем в небо в надежде…

— … что на мизинец серанёт благословенный орёл и одарит вечной властью над самой могущественной сущностью во Вселенной…

Теперь я впадаю в ступор. Его шутки… феноменальны.

— Костя, прошу, помолчи. Что с тобой происходит? Откуда этот жаргон?

— С кем поведёшься, от того и наберёшься. Насчёт орла подумайте, в моих словах нет ничего лишнего.

— Не слушай его, сын мой. Лукавый получает удовольствие от того, что смертные страдают над разгадками бессмысленного. Именно из-за этого чуть не сошёл с ума тот, кого вы называете Альдавиром. Я успел погрузиться в его письмена. — Иешуа кивает в угол, где только что сидел. Там лежат кипы свитков и манускриптов. — В них заложен лишь плод извращённых удовольствий. В каждом слове издёвка, бессмысленный намёк — и лишь толика знаний, чтобы страдающий не окончательно потерял ум, изучая этот текст.

— Мастер, гоните его отсюда. Старик всё портит! Нельзя перешагивать через одну головоломку и переходить к следующей! Мастер, гоните его! Он обломает вам всё удовольствие! И самое страшное — мне обломает!

Торн скрежещет доспехом:

— Хм… я так и знал.

— Молчи, добрый рыцарь. Знаешь ты не больше шпината. Мастер, анклав не предназначен для всяких нудных божественных стариков. Не пожалейте о своем решении засунуть его сюда.

Иешуа подходит к стене последней секции, до которой мы добрались, расширяя пространство анклава. Дальше я без особого энтузиазма пробовал пробиться, но малость перенапрягся, да и плюнул на это неблагородное дело. Не сильно-то и надо.

А вот Иешуа… Лишь кладёт ладонь на холодный камень, прикрывает глаза и…

…стена распадается в каменную муку. Нет, в пыль. Да такую лёгкую, что она разлетается во все стороны лишь от нашего далёкого дыхания.

— Воу, — выдыхает Иона.

— Хм…

Тиина замирает на месте, как изваяние.

Это и правда впечатляет. Я пускал в стену плетения седьмой ступени и не смог оставить в ней даже трещинки…

Секция оказывается пустой. В следующей нас ждёт десяток хобгоблинов. Те же гоблины, но намного крупнее и сильнее. Не каждый орк справится даже с одним таким. Плюс они владеют магией. Мы обнажаем мечи, но Иешуа поднимает руку. От этого жеста даже твари перестают щериться и застывают, крепко сжимая дубины и секиры.

— Прошу вас, не проливайте понапрасну кровь невинных существ.

Торн с этим явно не согласен.

— Невинных? Эти жестокие твари убивают всё, что движется. С ними невозможно договориться, они не знают пощады, не знают ничего, кроме смерти.

Иешуа без страха поворачивается спиной к тварям, улыбается Торну:

— Но разве они виноваты в том, что они такие, какие есть? Такие, какими их создали люди прошлой эпохи.

— Хм… предлагаете нам давать им себя убить?

— Боже упаси, что ты, сын мой. Но разве решение силой — единственный вариант?

— С ними невозможно договориться.

— А ты пробовал, сын мой?

— Хм, нет. Пробовали те, кто был до меня. Они погибли.

— Но ведь ты силён и не погибнешь. Так почему ты ни разу не попробовал?

— Нет желания рисковать своей жизнью.

— Сколько обычных гоблинов ты убил, сын мой?

— Много…

— Убивал ли ты гоблинов-одиночек? Тех, что изредка попадаются в лесах?

— Убивал.

— Эти гоблины ушли из гнезда, потому что они другие. Потому что они хотели жить. Жить как умеют и как их научили, но всё же иначе. Один гоблин опасен для тебя не больше, чем ребёнок. Ты знал это, но никогда не пытался понять их. Ты рассекал их сталью. Почему?

Торн не отвечает, но глаз с Иешуа не сводит, хотя я знаю, как это тяжело.

— Потому что тебя так научили, сын мой. Убивать гоблинов. Ты не думал, что есть иной выход. Так почему же ты осуждаешь гоблина, который смог выйти за рамки своих обычаев? Гоблин, покинувший гнездо, это крайне удивительное явление. Он смог переосмыслить в самом себе намного больше, чем ты, сын мой. Он задумался.

— Хм… вы называете себя богом. — Голос Торна отдаёт звоном металла. — Знаете ли вы, на что похожи гоблинские гнёзда? Это страдающий ком плоти из полуживых людей, эльфов, животных и… многого другого. Боги позволили случиться такому, верно? Вы же один из сильнейших из них. Ответьте. Почему?

Какой Торн многословный сегодня.

— Я понимаю твои чувства, сын мой. Поэтому расскажу тебе о гоблинах. Об этом мало кто знает, ведь несчастные создания не умеют жаловаться. Вечно страдающие от недугов и болезней, не ведающие отсутствия безумной боли. Они не представляют, что такое любовь, семейный очаг, родственность, дружба… Всё это поглотила боль. — Иешуа глубоко вздыхает, будто страдания всех гоблинов взвалились на его шею. — И создал их не бог. А свободовольный человек. Вы создали их так, чтобы они испытывали боль, а страдание других заглушало её. Вы — творения божьи, сотворившие гоблинов. Но бог любит вас такими, какие вы есть. Порой жестокими, порой безумными, порой страшнее любого гоблина. Он любит вас всех. Ответь, сын мой, способен ли ты полюбить гоблина таким, какой он есть?

Молчат все. Даже гоблины перестали пыхтеть, вслушиваясь в непонятные для них звуки старца.

Иона смотрит на Иешуа таким взглядом, будто он сам Первозданный. Вот оно — переобувание. Я уже для неё, наверное, и не Посланник Его…

Молчание неожиданно прерывает Тиина. Выходит из тени.

— Бессмертным сущностям легко говорить. Они ничем не рискуют, договариваясь с гоблинами. Могут даже повернуться к ним спиной. Вот только даже самый слабый из гоблинов способен найти брешь в броне сильного война и вонзить туда ядовитую иглу.

Иешуа смотрит с Тиину то ли с грустью, то ли с сочувствием. Ещё раз вздохнув, он оборачивается к гоблинам. Молча подходит к самому огромному из них, кладёт руку на его грудь, что-то шепчет. После короткого монолога, которого мы не слышим, хобгоблины… разворачиваются и отходят в дальний угол, плюхаются на пол задницами. Начинают о чём-то переговариваться на странном, рычащем языке. Но… на языке точно.

Иешуа подходит к стене очередной секции.

«Он даже не сказал вам, что только что сделал, мастер».

Какой странный голос у Кости. Незнакомая интонация. Если бы я не знал его, то посчитал бы, что он говорит… с уважением.

«И что же он только что сделал?»

«Снял с себя все барьеры, засунул свою божественность глубоко в… А, вы все равно не поймёте. Если попроще, то в эту минуту он был смертным. Обычным стариком. Если бы хобгоблины хотя бы чихнули на него, то вся его божественность ушла бы в небытие. Но… он с ними договорился. Как обычный, ограниченный в возможностях человек. С обычными старческими мозгами, в которых нет ничего, кроме…»

Костя замолкает, видимо не в силах произнести слово «любовь» или что-то в этом духе.

Открываю рот, чтобы спросить.

«Молчите, мастер. Есть вещи, которые не стоит произносить вслух».

«Но…»

«Забавно. Только что у меня была возможность почти навсегда избавиться от своего злейшего врага, и он об этом знал. Да, мастер, я не могу прямо навредить вам или вашим гостям — это правда. Но вы пригласили бога, а не обычного старика, в которого он только что превратился. Это две разные формы существования».

Пребываю в некотором ахере. Вот ты сущность с безграничной властью — и такой решил: «А договорюсь-ка я с хобгоблинами в облике дряхлого старика». Да что не так с этими божками⁈ Почему⁈ Зачем⁈

«И почему же не избавился? Ты вроде как тысячи и миллионы лет с ним бодался. Он же и правда главный твой враг. С тобой-то что не так? Чувствительный порыв? Эмоциональное проникновение к врагу? Приступ милосердия?»

«Честно?»

«Как можешь».

Костя хмыкает.

«Что я буду без него делать?»

Торн как-то странно разглядывает хобгоблинов, потерявших к нам всякий интерес. Похоже, божьи слова зацепили его душевные струны. Что-что, а в убедительности богам не откажешь.

Тем временем Иешуа задерживается у стены. Стена не спешит поддаваться, как это было ранее. Он морщится, но вот по камню идут трещины, и он разваливается на куски, а не превращается в пыль.

«Жулик».

В этой секции монстров нет, но есть ГОРЫ СОКРОВИЩ! Тысячи, нет, сотни тысяч монет! Я чуть слюной не давлюсь от радости и с трудом давлю желание закопаться в этих горах.

Тиина поднимает монетку, разглядывает.

— Не спеши радоваться, красавчик. Это даже не медь. Железо. Причём очень плохого качества. Все эти горы можно продать кузнецу за десяток золотых.

А, понятно… Костина шуточка. Честно говоря, я начинаю сомневаться, что в секциях вообще можно найти что-то, кроме шуток и издевательств. Не зря я передумал играть в эти игры.

У следующей секции видно, что Иешуа тяжело. Долгих минут пять он щурится, пока по стене не идёт ленивая трещина. Образованный разлом уже не такой большой, и, чтобы пройти, нужно пригнуться.

По словам Кости, дальше никто не забирался… Кто вообще смог забраться так далеко, если даже могущественнейшему богу это тяжело? Но ведь секции кем-то созданы…

«Костя, а кто…»

Он перебивает, не дослушав:

«Такой же смертный, как вы, но намного сильнее, мастер. Большего не скажу. Но раз уж веселье летит прахом… Секции — это ещё и измеритель силы. Если кто-то смог пробить стену, то справится и с тем, что его ожидает за ней. Я же не дурак лишать себя удовольствия».

Так, стоп. Что-то тут не вяжется.

«Ты заврался. А как же Мерлин, с которым ты душевно беседовал сотни лет? Ты говорил, что он добрался до девятой секции».

«Но я не говорил, что он смертный».

«Он что, был сильнее Иешуа?»

«Не совсем. Одну секцию он вскрывал тринадцать лет, а другую — девяносто три года. Правда, копал с другой стороны, поэтому до тайной комнаты не добрался бы. Подвеска с путеводителем была предназначена не для него, хе-хе».

Да уж… А Иешуа делает это за секунды.

«Так что же нас ждёт в этой твоей тайной комнате?»

«Говорю же, без понятия, мастер. Если бы я знал, то было бы скучно».

«Но ты можешь предположить…»

«О, ещё как могу. И это добавляет скукоты. Надеюсь лишь, что молодым я был достаточно умён, когда создавал секцию. Так сказать, учитывал, что в будущем я могу предполагать, что в ней находится».

«И какие твои предположения?»

«Мастер, глупый вопрос. Конечно же, там гарем из зверодевочек».

Вздыхаю. Как же он иногда бесит. Если бы люди знали, что дьявол — это клоун, то, может, и не боялись бы его так сильно. Кстати, почему многие боятся клоунов?..

В пустую секцию заходит Иешуа. Я было ступаю за ним, но какие-то глубокие инстинкты начинают орать и предупреждать об опасности. Ещё и Иешуа замер на месте. Но вот он поднимает руку, останавливая и без того остановившегося меня.

— Какая неприятная ловушка, — сухо улыбается старец. — Перетерпеть её оказалось легче, чем обезвредить.

— Я ничего не заметил.

— Знаю, сын мой. Я пробыл неподвижно в этом месте сто семь лет.

Иона позади меня икает.

— То есть…

— Да, дочь моя. Эта ловушка создана так, чтобы простой смертный не смог её обезвредить. Я бы смог, но был не против спокойно поразмыслить каких-то сто с небольшим лет.

— Каких-то… — бухтит Торн.

— Очень жаль, что пришлось отложить многие дела…

Спрашиваю:

— В каком смысле «многие дела»?

Иешуа лишь грустно улыбается и идёт к следующей секции.

«Вы же не думали, мастер, что у него только одно воплощение? Хорошего же вы о себе мнения, если решили, что такая сущность уделяет внимание только вашей священной персоне. Его много… Очень много. Во многих мирах. Я бы сказал, что сделал ему небольшое одолжение: дал немного отдохнуть, частично заглушив связь этого его воплощения с другими. Да, я так умею. Я хозяин анклава и повелитель времени, в конце концов. Хотя и получилось это случайно, хе-хе».

«Враг, ты хотел сказать».

«Именно потому и враг. Кстати, мастер, вы только задумайтесь… Я заглушил его связь, а это значит… Сколько его планов в других мирах я разрушил, м? Ах, это так греет душу! Жалко, старик не показывает, как ему сейчас грустно оттого, что он немножко отдохнул».

«Почему-то мне не греет».

«Ну ясное дело. Вы прониклись его величием, добротой и честностью. На то он и бог, чтобы манипулировать вашими слабостями. Я уже даже не пытаюсь этому помешать, хе-хе».

«Даже ты его уважаешь».

«Разумеется. Если никого не уважать, то придётся считать, что существуешь среди идиотов. Вам не понять, мастер».

Зачмырил так зачмырил.

Мысленно хмыкаю:

«А меня уважаешь?»

«Мастер, вы пьяны, что ли?»

Иешуа долго морщится, а стена как стояла, так и стоит. Он устало говорит:

— Отойдите, дети мои. Эта секция не предназначена для вас.

Тиина морщит носик:

— А для кого она предназначена?

— Для меня…

«Так, Костя, это что за фигня?»

«А, что? Да врёт он всё».

«Костя…»

«Ну да, для него. Ну что вы нудите. Он догадывался об этом, но сам сюда полез».

«Но… зачем?»

«А дьявол его знает, мастер. Он всегда так делает. Ну фетиш такой, подставлять щёки, чего вы пристали. Просто смиритесь с тем, что у богов есть свои странности».

«Так, значит, вся эта история про то, как я доберусь до тайной комнаты…»

«Ну да, это просто невозможно. Я же вам прямо говорил, что никто туда не добирался. Но обыкновение таких, как вы, — считать себя лучше других. Уж я-то, мол, всё сделаю по красоте. Уж я-то всех милее, всех румяней, красивее. Да, мастер?»

Вот засранец.

«Костя, где мои награды, а? За открытые секции. Я так и буду ходить с зелёной зубочисткой?»

«Не говорите ерунды, мастер. Секции открываете не вы».

Иешуа пошатывается, оседает на пол. Секция открыта…