Сеть из МТМ, мономолекулярных трансметаллов, — весомый аргумент в любом споре.
В том числе — в споре с самим собой.
А когда ты оказываешься под ней, едва покинув тамбур гиперперехода, МТМ-сеть изрядно давит на психику. Впрочем, на плечи, спину, ягодицы и голову она давит тоже! И хорошо, если они защищены бронепластинами, шлемом и прочным комбинезоном сталкера, вышедшего на тропу войны…
Хуже всех пришлось Мизгирю. Принципиальный противник брони, крестоносец испытывал острую и мучительную боль от сверхпрочных струн, впившихся в его гибкое, тренированное тело. Но он не закричал от боли, не стал жаловаться.
Мизгирь лишь стиснул челюсти и до крови закусил губу, когда их поволокли куда-то по каменистой земле. Так рыболовецкий траулер влечет в закрома очередной улов жирноспинной селедки.
Штурман отчаянно пытался сохранить самообладание.
Потому что потерять его означало немедля приняться палить во все стороны из армгана, надеясь наудачу подстрелить неведомых нападающих. Но куда большими были шансы попасть в кого-то из спутников, а Штурману совсем не хотелось омрачать радость удавшегося прорыва в Тройку смертью боевого товарища.
Так что, задавив в себе желание задействовать армган, Штурман решил, что надо бы для начала понять, куда именно их выбросил спятивший портал.
Сосредоточившись на этом вопросе, он вскоре получил ответ.
Характерный состав грунта, обильно усеянного доисторическими кремнями, говорил сам за себя.
Они очутились на Казантипе.
Но если для них Казантип стал неожиданностью, то они сами для Казантипа неожиданностью не стали. Скорее наоборот — их, похоже, поджидали!
И это было очень странно.
Общеизвестно, что портал не может переместить тебя в конкретную точку широты и долготы, даже при самой тонкой настройке сканера. После гиперперехода ты оказываешься в двухкилометровой зоне вероятностного выхода, где нет ни одной живой души, а механических существ тем паче.
Сомнительное это удовольствие — почувствовать, что ты неожиданно влетел в какой-нибудь старый грузовик, колючие кусты автонов или в другого сталкера.
В таких случаях лучшая судьба для тебя — стать частью механоида, его биосущностью и весь остаток своих дней быть заключенным в железном теле тупой, бесконечно агрессивной машины, а то и вовсе статичного агрегата вроде ржавого мотора, древнего трансформатора или выброшенного на свалку, давно вышедшего из строя нефтяного насоса, качалки-«журавля»… Был человек — стал «журавль». Это ли не трындец?
Один из ликов этого самого трындеца Штурман со товарищи увидели перед собой очень скоро, когда очнулись в огромном помещении без окон и с единственной дверью. Зато — огромной. В сущности, это была не дверь, а ворота.
Что же до помещения… Штурман назвал его для краткости «ангаром». Хотя и понимал, что на самом деле, вероятнее всего, помещение когда-то было подземным овощехранилищем.
Разумеется, ни у кого из группы оружия не оказалось. Пропали и ручные армганы, и уникальная энергетическая «плеть».
А это означало, что, во-первых, в какой-то момент их вырубили.
Как? Заставили МТМ-сети излучить электромагнитные импульсы, вошедшие в резонанс с несущими частотами человеческого мозга. Штурман слышал о таких фокусах, но никогда раньше не становился их жертвой.
И, во-вторых, что всех их еще в бессознательном состоянии обыскивали чьи-то умелые руки (манипуляторы? щупальца?). Которым Штурман искренне желал отсохнуть, и притом отсохнуть побыстрее (манипуляторам — насмерть заржаветь, щупальцам — оторваться).
«Все-таки манипуляторы», — пришел к выводу Штурман, обнаружив, что над ним и его спутниками угрожающе нависает ковш внушительного механоида, смонтированного на восьмиколесной раме.
Монстр здорово смахивал на экскаватор. Но, помимо лапы с ковшом, он был вооружен еще и тремя могучими бурами с алмазными наконечниками.
Также у экскаватора имелась едва ли не дюжина манипуляторов, неплохо воспроизводящих если не человеческую руку, то уж точно обезьянью лапу.
Кабина механоида одноглазо и тускло светила лобовым стеклом.
Без сомнения, именно этот монстр поймал Штурмана и его людей на самом выходе из тамбура. Скорее всего, он таился в засаде, поджидал выходящих из портала простачков.
«И если это так, значит, на когда-то мирном, по-провинциальному понятном Казантипе наступили не лучшие времена», — вздохнул Штурман.
В дополнение к экскаватору дверь ангара блокировал второй механоид — гусеничный бульдозер с широченным заржавленным отвалом и прицепом, на котором покоился здоровенный жестяной бак неясного назначения.
Юл потер бок, вытер нос и поморщился.
Он, кажется, начал кое-что припоминать — мозги прочищались от электромагнитного шока. И, хотя его сознание в те минуты бездействовало, имплантаты фиксировали информацию, поступающую из внешнего мира. А теперь, когда мозг вновь обрел возможность эту информацию воспринимать, потихоньку отдали ему накопленные данные.
Именно в этот бак группу Штурмана вытряхнули из железных сетей.
Именно в нем их везли по тряской, ухабистой дороге.
И именно этот бак оказался для Юла первым и очень ценным источником информации о происходящем. Дело в том, что внутри бака… ощутимо пахло человеческими нечистотами, словно его прежде всем Казантипом использовали как общественный нужник.
Это внушало надежду, что поблизости могут быть другие люди, ведь механоидам никакие нужники не нужны.
И, увы, помимо нечистот, в баке остро пахло… свежей кровью!
«Итак, что мы имеем? Судя по всему, Большой Генератор был перед самым уничтожением все-таки выведен на полную мощность. А значит, гипершторм состоялся… Проклятый гипершторм перевесил все вывески… Нас занесло в Казантип… Здесь нас захватили механоиды… Но все же покуда мы живы… А значит, нужно срочно решать, что делать дальше! Положение — хуже некуда. Оказаться безоружными в манипуляторах сбрендивших исчадий техноса…»
— Эх, очутиться в Коралловом Доме было бы не в пример комфортнее, — пробормотал Штурман вслух. — Что скажете обо всем этом, братья?
— Дерьмо, — пожал плечами Вырин и артистично сплюнул. — Будь проклят клан «Уроборос» и Перси Красавчик лично! Боюсь, нам здесь не выжить!
Вырин был в своем репертуаре: чувств окружающих он никогда не щадил, в своих проблемах винил кого угодно, кроме себя.
— Наши конвоиры смахивают на общественных механоидов-примитивов, — глубокомысленно изрек Семенов.
— Ну и что? — спросил Штурман. — Выводы какие?
— Выводы? Не нравится мне, как этот вот, с ковшом, на нас смотрит. Вылупился и молчит, образина. Между прочим, я заметил, что в баке адски воняло кровью. Знаю этот запах. Когда-то в прошлой жизни работал на скотобойне…
— Так что же, получается, мы для них что-то вроде быков? — предположил Вырин.
— Не надо драматизировать… Может, тебе показалось? Может, ты принимаешь за кровь какой-то белковый концентрат? — рассудительно заметил всегда уравновешенный Мизгирь, задумчиво глядя на механизмы крепления острых буров. — Так-так-так… Много пазов и сочленений, мало монолита.
Штурман перевел вопросительный взгляд с Мизгиря на Брата Федора. Тот промолвил:
— Мы сейчас находимся где-то на периферии Казантипской зоны. Если точнее, у основания косы Арабатская стрелка, — сообщил специалист по ориентированию. — Поблизости должен быть небольшой населенный пункт — Каменское… Разумеется, некогда населенный.
— Если что, я эти места неплохо знаю, — пробасил Семенов. — Знатные тут каменоломни были прежде. Подземелья, катакомбы… Хорошие места, одним словом.
«Может, мы в одной из катакомб? — предположил Штурман. — Расширенной, укрепленной… Увы, на это похоже. А значит, мы сейчас очень далеко от казантипской цитадели Ордена. Плохи дела».
— Хорошие места для чего? Чтобы выбраться на шашлыки с друзьями? Или чтобы из тебя сделали шашлык? — презрительно сощурился Вырин и обвел выразительным взглядом их механических тюремщиков.
Ближняя к сталкерам стальная махина по-прежнему не шевелилась, точно погруженная в своеобразный технологический транс. Штурману даже показалось, что взгляд механоида устремлен не на них, пленников, а внутрь его механического псевдо-я.
Фред в числе прочих явно захотел высказаться, но напарник Олаф аккуратно наступил ему на ногу, и тот осекся. Эта мизансцена также не укрылась от внимания Штурмана.
Где-то в здешних краях стояла недостроенная Казантипская АЭС. Именно ее облюбовал для своей резиденции Орден. Значит, его бойцы могут знать что-то важное об этих диких механоидах — еще бы, нападают на людей, захватывают в плен, того и гляди потребуют выкуп! — что могло бы пролить свет на причины их нынешнего незавидного положения.
— Дружище Фред, ты хотел что-то сказать? — невинным тоном обратился к стрелку Ордена Юл. — По Кодексу Сталкера, который все мы чтим, в ситуациях вроде нашей каждый опытный бродяга не просто имеет право, а обязан высказать свое мнение. Для пользы дела.
Он оглянулся на безмолвного механоида и, понизив голос, прошептал:
— Только, я тебя умоляю, говори скорей, пока эта образина не перезагрузилась.
На свете есть волшебные слова, которые открывают любые двери.
Дверь к девичьей благосклонности — клятвенное обещание замужества, дверь к сердцу скряги — щедрый денежный посул. Даже ледяное сердце незамужней университетской преподавательницы немецкой грамматики может растопить просьба выйти из аудитории в туалет, произнесенная на ломаном языке хмурых мужиков из группы «Раммштайн»!
Похоже, последняя фраза Штурмана тоже заключала в себе некий волшебный фонетический код. Потому что механоид тотчас вышел из транса!
Стекло его кабины зловеще осветилось багровым пламенем. Ковш угрожающе покачнулся, а из невидимых динамиков раздался хриплый металлический голос:
— Не понимать слово номер девять. Не встречать прежде. Что есть «о-бра-зи-на», жидкий?
Состояние, в которое тут же впал весь отряд Штурмана, за исключением Вырина, лучше всего охарактеризовать понятием «культурный шок».
У Вырина же были свои понятия о культуре, к примеру, общения. Поэтому он вновь воздел указующий перст, измазанный в металлической пыли, и ядовито начал:
— Учти: если ты, образина, немедленно нас не…
Теперь уже настала очередь Штурмана давить ногой на авторитет коллеги. Для верности Юл еще и решительно оттер плечом бесшабашного Вырина, после чего принял командование на себя.
— Образина — это просто оборот, фигура речи, — объяснил он вежливо, но без фанатизма, глядя прямо в светящееся стекло кабины. — Все, что образуется, — образина. Очень почетное и уважительное обращение, между прочим.
Механоид задумчиво повертел ковшом, явно выражая сомнение в словах Штурмана. После чего издал на удивление писклявый сигнал, и к нему на подмогу тотчас явился его гусеничный товарищ, охранявший вход.
У Семенова при виде открывшегося было дверного проема тотчас масляно блеснули глаза.
Увы! С двух сторон выползли бетонные плиты и перекрыли его наглухо.
Конструкция направляющих, по которым они перемещались, пленникам была не видна. Но Штурман подозревал наличие желобчатых направляющих, наполненных гелем из «странной» материи, состоящей из трехсортных кварков. Такой гель, как известно, сводит трение практически к нулю. А с другой стороны, при помощи электрического тока в нем можно возбуждать механические колебания. Которые и позволяют перемещать предметы без посторонних приводов, практически беззвучно.
Тем временем экскаватор приступил к форменному допросу:
— Нужна энергия. Много энергии. У тебя быть энергия, жидкий?
— Нет, — покачал головой Штурман. — Только для собственного корпуса. Но тебе ее не хватит, — поспешно прибавил он.
— Видеть, — задумчиво проскрипел механоид. — А всех вместе? Семь жидких?
— Да куда там, — махнул рукой Юл, изо всех сил пытаясь удержаться, чтобы от волнения не задрожал голос. — Для тебя одного нужна, по меньшей мере, сотня таких, как мы. А почему ты зовешь нас «жидкими»?
— Потому что вы сначала всегда быть жидкие, а потом уже не быть, — с убийственной прямотой ответил гусеничный механоид.
После чего, видимо, произвел в уме расчеты и разочарованно констатировал:
— Много не хватать. У меня на базе быть три своих жидких. Но их забрать Док. И теперь они стать сухие. Сухие как песок.
Стоящие позади Штурмана бойцы мрачно переглянулись. Никому не хотелось попасть к этому неведомому Доку и перейти из категории «жидких» в «сухие».
— Мы отъехать. Советоваться, — с апломбом верховного индейского вождя сообщил экскаватор. И резво дал задний ход к бульдозеру.
— Бежать надо, командир, — услышал Штурман тихий голос Олафа за спиною. — Это дикие мехи. Они уже вторую неделю тут всю округу в страхе держат.
— Что, и Орден тоже? — на всякий случай уточнил Штурман. — Тут же вроде ваша вотчина, на Казантипе! А вас много!
— Наиболее боеспособные силы брошены на осаду Тройки, — зашептал в ответ Олаф. — А менее боеспособные… В общем, им не повезло. Крамер говорил, пока мы под Тройкой сидели, семь бойцов пропали без вести.
— Откуда же эти долбаные мехи взялись на нашу голову? — раздраженно процедил Вырин.
Олаф с Фредом переглянулись, но промолчали. За них неожиданно ответил Мизгирь, прежде предпочитавший отмалчиваться и почти не принимавший участия в общих разговорах.
— Сбежали они. Рассердили «Гелиоса», и тот едва не прихлопнул их, как мух. Насилу успели драпануть.
— А Казантип выбрали, потому что «Гелиос» сюда не летает, — прибавил Семенов. — Уже много лет в Крыму не показывался. Чего-то ему, видать, тут не нравится…
Слушая их, Юл попеременно переводил озадаченный взгляд с одного сталкера на другого.
Какими же нужно быть смельчаками, а верней — безмозглыми идиотами, чтобы пойти против «Гелиоса»? Да он их в любой локации найдет и в порошок сотрет! И плевать он хотел на всякие там казантипские препоны.
Мало кто в Пятизонье видел воочию этого исполинского механоида. И еще меньше было тех, кто остался после такой встречи в живых.
Возникший на базе огромного цеппелина, сконструированного специально для исследований атмосферного электричества, в том числе сверхвысотных молний, так называемых «эльфов» и «джетов», «Гелиос» сам был молниевержцем. Несколько мощнейших плазмотронов на его борту позволяли ударить миллионовольтным разрядом на десяток километров, испепелив любую цель.
Так что механоид-цеппелин был в буквальном смысле фобосом и деймосом в одном стальном флаконе для всех зон отчуждения. И если у этих автодорожных механоидов есть проблемы с цеппелином-мутантом, очень скоро они разрешатся единственно возможным способом: «Гелиос» просто уничтожит их, испепелит — да так, что только пара металлических лужиц останется.
Ход мыслей Штурмана тут же прервал колесный механоид, резво подкативший к сталкерам.
— Мы решить. Менять вас на энергию. Предложить Ордену. Но сначала надо знать, кого предлагать. Кто ты?
— Я-то? — ответил Штурман, все еще погруженный в раздумья о могуществе «Гелиоса», перед которым всякий человек — лишь песчинка. — Да по сути никто. Никто и звать никак.
— Никак? — медленно и задумчиво проскрежетал экскаватор. — Никогда не слыхать такой имя. Жидкие — сложный народ.
— Еще бы, — саркастически произнес Юл. — Вы-то, конечно, гораздо проще. Просто хватаете людей и продаете, как скот. Бандиты с большой дороги. Разве не так, как там бишь тебя?
Механоид гневно качнул ковшом и с минуту трясся всеми рабочими узлами, то ли прогревая двигатель, то ли негодуя. Его примеру тут же последовал напарник-бульдозер и тоже затрясся, видимо, из солидарности. После чего экскаватор грозно надвинулся на людей и для пущей важности прибавил громкость динамиков:
— Мы не есть бандиты. И большая дорога нет — тут горы, надо звать грейдеров. Сам я есть КШК-98 — Шурфокопатель Казантипский. А он пусть сказать сам. Я не мочь это говорить.
Шурфокопатель махнул в сторону напарника.
— Назваться им!
Бульдозер понимающе дернул отвалом. После чего произвел жестокий акустический удар из динамиков, видимо, прокашливаясь, и вдруг тонко заблеял:
— Ммммяяяя-ааа… мммяяя-ааа…
Это было так неожиданно, что Юл против желания усмехнулся. Бойцы за спиною Штурмана тут же рассыпали ворох издевательских смешков, а что до жизнелюба Семенова, так тот просто покатился с хохоту.
— Ммммяяяя-ааа… мммяяя-ааа…
Шурфокопатель со стоическим видом стальной чушки молча ждал, когда его напарник сумеет выговорить свое имя. Но спустя несколько минут блеяния и мычаний резко прервал их аварийной сиреной.
— Он не сказать. Никогда, — сокрушенно произнес металлический голос, в котором, откуда ни возьмись, вдруг мелькнули живые, естественные нотки почти человеческой эмоции. — Забыть свое имя сразу после образования. Образина…
«А он не так прост, каким кажется, этот Шу… Шустрый! — подумал Штурман. — И, похоже, всерьез переживает за своего Мяяя-аааа… Мясника».
Кажется, то же самое подумал о нем сейчас и Шустрый. Потому что он призывно махнул ковшом и проскрипел:
— Ты пойти с нами, Никак. Док должен смотреть. Сказать, Кто ты или Никто.
Семенов решительно шагнул вперед, но Юл остановил его спокойным жестом командира.
— Все в порядке, парни. Кому-то нужно и впрямь выбраться наружу. Глянуть, что к чему. Семенов — за старшего. Смотрите, не буяньте тут до моего возвращения.
Все, за исключением стрелков и Мизгиря, заулыбались. Стрелки оставались бледными, они явно что-то еще знали об этих механоидах, чем не пожелали поделиться с остальными членами отряда.
Что до Мизгиря, так тот вообще никогда не улыбался. Но на душе у Штурмана и без того скребли кошки. Поэтому он воспринял даже кривую усмешку Вырина как добрую напутственную улыбку. И с тяжелым сердцем зашагал вслед Шустрому, резво катившему на своих толстенных колесах к выходу.
Следом за ними, скрипя и тяжело ворочая нечищеными гусеницами, плелся Мясник.
Механоиды привели Штурмана в огромный ангар, где прежде размещалось хранилище запчастей для дорожной машинерии.
Судя по обилию ржавых деталей, прежде в этих краях работы велись серьезные. Штурман с опасливым уважением обошел стороной груду старых навесных траншейных уплотнителей весьма грозного вида. А в центре склада глазам Штурмана предстало удивительное зрелище.
На бетонное возвышение механоиды взгромоздили огромный бак, похожий на тот, что бульдозер Мясник вечно таскал за собой. Но теперь к нему было присоединено множество масляных шлангов самых различных диаметров и расцветок.
Именно длина помогала разместиться вокруг бака двум десяткам внушительных механоидов, являвших собой весьма колоритную картину «Дорожно-ремонтная техника на привале». Кого здесь только не было!
В центре вытянулся во всю свою внушительную длину автогрейдер GR135 с мощной гидравлической системой тормозов, действующей на средние и задние колеса. С ним на пару самозабвенно сосал масло его собрат GR200 с шасси на раме коробчатого типа.
Этого грейдера соседи побаивались, и было за что. Механоид, помимо острого переднего отвала, обладал еще и лазерной системой автоматического выравнивания лезвия. Эта система со временем развилась в лазерную пушку, и теперь GR200 угрожающе шевелил ею в процессе поглощения масла.
Фронтальный погрузчик, задрав в небо вместительный ковш, сварливо ссорился из-за места у вожделенного бака с двухвальцевым асфальтовым катком, оборудованным турелью для крупнокалиберного пулемета. За их соперничеством возле бака с интересом наблюдал автокран повышенной проходимости.
А в стороне, на почтительном расстоянии, взволнованно сгрудилась всякая техномелочь: снегоуборщики, пара газонокосилок и дырявая мотопомпа. Неподалеку удовлетворенно гудел автокран повышенной проходимости, уже налакавшийся содержимого масляного бака. Он даже не отсоединил шланг, и из расслабленно отброшенной в сторону длинной металлизированной трубки густо капало нечто бурое и маслянистое.
Один дорожный агрегат Штурман с ходу так и не сумел идентифицировать. В недрах его крытого кузова постоянно гудело, потрескивало, и зубчатые цилиндры медленно вращались на холостом ходу.
Штурман с трудом отвел взгляд от этого завораживающего зрелища, когда шурфокопатель требовательно просигналил ему двигаться дальше. Туда, где размещался отдельный бокс, у которого имелся достаточно узкий дверной проем с полустертым значком красного креста.
«Уж не живут ли тут еще и люди?» — мелькнуло в голове Штурмана. Если это так, и сейчас он встретит здешнего доктора, с ним можно будет попробовать договориться.
Однако в боксе его поджидало нечто более зловещее.
Двухметровый колесный робот с выпуклыми фасетчатыми глазами большой пчелы сосредоточенно разъезжал вдоль железных столов, на которых были в идеальном порядке разложены сверкающие хромом и никелем инструменты, лишь отдаленно напоминающие медицинские. На двух газовых горелках кипятились в алюминиевых боксах весьма мерзкие жидкости. О чем свидетельствовал преотвратный пар, что клубился над ними и активно оскорблял ноздри любого существа, скроенного из плоти и крови.
То есть Штурмана. Потому что других живых людей здесь не было.
Зато по стенам с тою же шизофренической аккуратностью были развешаны на вбитых в стену крюках шесть человеческих тел.
Это были именно люди, а не сталтехи. Высохшие до прозрачности кожи восковые лица несчастных искажены страданием, зубы оскалены, глаза превратились в безжизненные стекляшки.
Юл Клевцов никогда не отличался излишней впечатлительностью и мертвецов на своем веку повидал немало. Но он едва не заорал. От ужаса и бессильной злости.
Трупы были экипированы в десантную форму старого образца, у каждого на рукаве имелся шеврон в форме ромба со скругленными углами. А в центре шеврона был изображен до боли знакомый Юлу сюжет: Змей, яростно ухвативший зубастой пастью собственный хвост.
— Зачем ты привел человека? — осведомился робот. — Вы сегодня хорошо поработали. Сырья от этих жидких хватит на шесть суток.
В отличие от Шустрого он говорил на людском языке довольно сносно и вполне связно.
— Что делать? Уводить? — вопросительно прошелестели динамики механоида-экскаватора.
— Я был неточен?
Робот на миг перестал разбирать пыточные причиндалы и зафиксировал на шурфокопателе внимательный взгляд своих зрительных ячеек. Так что Юл явственно ощутил страх механоида — мелкую вибрацию железа и ледяной холод (от которого у него немедленно заныл больной зуб).
Необходимо было что-то срочно предпринимать.
— А меня не хочешь выслушать, Док?
Робот медленно повернул голову и долго рассматривал сталкера, словно только сейчас его заметил. Штурман решил рискнуть — терять-то уже нечего.
— Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. Это касается только тебя. Пусть он отъедет.
Юл кивнул на Шустрого, который в двери бокса никак не проезжал и лишь заглядывал внутрь.
Шурфокопатель, кажется, был бы только рад, если бы его сейчас отпустили восвояси.
И чтобы вбить последний клин между самолюбием и подозрительностью этого робота, Юл твердо произнес, глядя прямо в глаза Доку:
— Ты ведь не боишься остаться со мной наедине?
Робот не спешил с ответом.
Они сверлили друг друга взглядами больше минуты.
Минута молчания — это невероятно долго.
Сердце Юла колотилось все сильнее.
И когда оно уже готово было выскочить из груди, Док издал унылый клаксонный гудок. Шустрый резво дал задний ход и исчез.
Сталкер тем временем лихорадочно прикидывал тему «важного разговора», но Док быстро приблизился к нему, легко переехав толстый кабель на полу, и вдруг стремительно выбросил из металлического предплечья длинный телескопический щуп.
Тот оканчивался острым стилетом.
И стилет этот прошил стену, возле которой стоял Штурман, насквозь. Имплантат позволил Юлу услышать даже шелест штукатурки, сыплющейся на пол из выходного отверстия по ту сторону стены.
— Это чтобы ты не питал иллюзий, жидкий, — заметил робот.
— А я и не питаю, — покачал головой Штурман, скользнув взглядом по телам. — Они были моими врагами. Ты просто сделал мою работу. Хорошо сделал, благодарю.
Робот убрал свой боевой щуп и указал длинным пальцем на самый рослый, а заодно самый морщинистый труп, висевший к ним ближе других.
— Я оказал тебе услугу, да?
— Услугу — пока еще нет, — возразил Юл. — Ты захватил всех, кто вышел из портала?
— Всех, — ответил робот. — Кто вышел. Но были люди из их числа…
Длинный и острый ноготь из тонкой полоски стали, отшлифованной до зеркального блеска, уткнулся в измочаленную щиколотку покойника.
— …которые остались внутри. На конечном, входном уровне тамбура. Они к нам не вышли.
Это было что-то новое, свидетельствующее о небывало высоком уровне осознания механоида. Теперь Штурман взглянул на робота уже иначе. Как на очень опытного и умелого врага, на врага, опасного вдвойне.
— Ты пользовался гиперпереходами? Самостоятельно? — осведомился сталкер.
— Неоднократно, жидкий!
«Так вот кто спас всю эту орду машин от „Гелиоса“!» — догадался Штурман. Ведь сами механоиды в подавляющем большинстве случаев неспособны пользоваться порталами.
— Сколько их было? Тех жидких, что к вам не вышли?
— Один или более одного, — после секундного размышления ответил Док. — Мои собратья очень рассердились. У нас заканчивалась энергия, и каждый жидкий был необходим. Мы не знали, что за ними придете еще и вы!
Хотя ни фасетчатые глаза, ни металлический голос робота не выражали ровным счетом ничего, ни единой капли эмоции, Штурман готов был поклясться, что этот треклятый Док сейчас глянул на него с иронией.
К этому моменту Штурману уже стало совершенно ясно, что словом «энергия» местные механоиды обозначают что-то абсолютно непонятное. Уж точно не электроэнергию, не атомную и не кинетическую. А ведь от решения этой терминологической загадки зависели жизни Штурмана и его спутников!
«Если я сейчас спрошу, что они собираются с нами делать, нам конец», — промелькнуло в его мозгу.
«Нужно занять место стороннего наблюдателя, отключить страх, приглушить все чувства. Только холодный расчет и бескрайний цинизм — не даром же говорят, что механоиды в чем-то подобны публичным женщинам. И, подобно последним, расценивают это как вполне нормальную форму ведения диалога… Импровизируй, задавай вопросы, проявляй осведомленность. Эх, плеснуть бы ему сейчас в блок управления концентрат сока пирене из моей капсулы вместо всех этих маневров в духе заблудившегося коммивояжера! Ведь зачем-то я взял ее с собой?»
И тут Юл отчетливо понял, где именно над той пропастью, куда им предстояло вот-вот провалиться в самом ближайшем времени, торчат жидкие безлистые кустики, за хрупкие ветки которых можно попробовать уцепиться. А вдруг выдержат?
— Что такое эта твоя энергия? — напрямую спросил Юл у механоида. — Зачем она вам?
— Такой неразумный вопрос… А ведь ты производишь впечатление жидкого с трехзначным ай-кю, — проговорил робот. — Но я отвечу… Энергия нужна, чтобы двигаться. Цель — ничто, движение — все.
Не желая впадать в философские диспуты с оборзевшей железкой, всерьез намеревающейся выдавить из него все соки, до последней капельки, Штурман нетерпеливо мотнул головой.
— Для движения у вас есть аккумуляторы. Есть автоны как источник растущих аккумуляторов, есть «Сердце зверя», другие приспособления. Но аккумуляторы не бывают в жидком виде, их не высасывают масляным шлангом из общего котла, как…
«Как тюрю!» — услужливо шепнуло ему подсознание. Когда-то Старик, бывший военный, рассказывал Юлу байки о том, как служили прежде в его суровое время…
В армии нехватка алкоголя всегда хроническая, и всякую добытую бутылку норовили растянуть на подольше. С этой целью рядовые крошили хлеб в миску, заливали водкой или самогоном и черпали полученную спиртную тюрю ложками, радуясь наступлению нужного эффекта. Надо заметить, эффект наступал очень скоро. Спирт с хлебом пьянил куда масштабнее, нежели банальное распитие из стаканов…
Были у Старика рецепты и поэкзотичней, к примеру, «азербайджанский бутерброд». В отсутствие спиртного на краюху хлеба намазывался обыкновенный гуталин, лучшее средство для чистки солдатских сапог. Высохший верхний слой сапожного крема отваливался либо счищался палочкой, а все спиртсодержащие жидкости впитывались в хлеб, который и поедался любителями «вздрогнуть» таким экзотическим способом.
Разумеется, это была всего лишь ассоциация. Но Штурману она показалась важной! Тем более что всего минуту назад он узрел в боксе Дока нечто такое, за что готов был сейчас продать душу! И это нечто просто лежало на краю стола!
В стороне от груды сваленной амуниции и оружия несчастных змеепоклонников, нашедших свой ужасный конец в этом старом ангаре, тосковала, будто забытая кем-то в спешке, вещица, похожая на… на… да на ручной плазмомет она была похожа!
Кажется, это была самоделка. Но исключительно продвинутая самоделка, свидетельствующая об очень высоком технологическом уровне мастерских клана «Уроборос». Впрочем, кто бы в нем сомневался, после Большого Генератора и самого факта сооружения технокрепости Трех Башен?
«Только бы дотянуться до того края стола!» — с тоской подумал Штурман.
Но рисковать нельзя. В памяти Юла еще было свежо явление смертоносного телескопического щупа.
«Здесь нужно действовать наверняка… Уж очень высоки ставки!»
И Штурман сделал наилучшее, что мог в этой ситуации.
Он развязно уселся на край стола, поближе к своей заветной цели.
Док никак не отреагировал на своевольный поступок пленника. Как видно, не нашел в нем ничего криминального.
— Мне показалось, что, употребляя эту вашу энергию, — начал Юл непринужденно, — твои собратья если и движутся, то лишь в собственном воображении. У людей тоже есть такие штуки, с которыми можно даже летать над миром, не сходя при этом с места.
— Очень интересно, — проскрипел робот. — Я всегда считал, что между нами много общего, несмотря на вашу отсталую жидкостно-белковую структуру.
— Ага. Именно поэтому вы и давите из нас соки, — кивнул Штурман. — Их ты добавляешь в эту свою энергию, верно? А что? Это ведь тоже, по сути, технические масла, только предназначенные для внутренней смазки человеческого тела. А ты, кажется, придумал, как смазывать ими и стальные механизмы тоже?
— Результаты моих научных изысканий, как правило, превосходят все ожидания, — подтвердил кибернетический умник.
— И пока это так, ты правишь своими собратьями-наркоманами, — констатировал Штурман и, не сдержавшись, вздохнул.
Господи, как же все одинаково устроено в этом мире, будь то люди из плоти и крови или железные машины. Повсюду царит обман!
— Если есть коллектив, должен быть и тот, кто им правит, — ответил робот с обезоруживающей прямотой.
— А если я тебе предложу эликсир получше? Который, будучи смешанным с техническими маслами, произведет на твоих подопечных такой эффект, какого тебе еще не удавалось добиться никогда ранее?
Это был решающий момент в их беседе.
От того, что решит сейчас эта кибернетическая жестянка, насколько алчность и расчет соседствуют в его странной, обуреваемой совсем человеческими страстями железной душе, сейчас зависели жизни спутников Штурмана и его самого.
А еще эти судьбы зависели от капсулы с концентратом сока пирене…
Все-таки интуиция — великая вещь!
А если нет, если ответ жестянки будет отрицательным — что ж, тогда стоит рискнуть. До плазмомета на краешке стола всего лишь один бросок натренированного тела. И если оружие окажется заряженным…
— Зачем ты хочешь сделать нам хорошо? Намерен этим спасти себя? — металлическим тоном произнес робот.
— Для начала — прожить еще немного, — честно признался Юл. — А потом видно будет. У тебя, надеюсь, есть химические анализаторы?
С этими словами он вынул капсулу и поставил ее перед роботом.
Док протянул манипулятор и осторожно взял сосуд. После чего поднял к своим пчелиным глазищам и некоторое время внимательно рассматривал на свету содержимое сосуда.
— Какой должен быть итоговый эффект? — спросил он. — В чем, как говорят жидкие, фишка?
«„Фишка!“ Вот ведь продвинутый гад! И где только набрался словечек? Тусил, что ли, по ночным клубам?..»
— У вас — в точности не знаю, я же не механический, — пожал плечами Штурман. — Но хочу тебя заверить: нам, жидким, вставляет нереально. Размягчает мозги в кисель. Все прочие проблемы сразу отходят не то что на второй, на десятый план!
— Чувство забвения? — с энтузиазмом мигнул лампочками робот. — Вам, жидким, оно может понадобиться в самом скором времени.
— Вряд ли, — с наглой усмешкой заверил его Штурман. — Даже если тебе не понравится такая энергия, надеюсь, ты не думаешь, что это — мой единственный рецепт?
— Зато это твой единственный образец, — осторожно провел острым ногтем по капсуле Док. — А все прочие ты, разумеется, держишь здесь?
Он постучал себя пальцем по выпуклому модулю системы управления.
— Хорошо, что ты все прекрасно понимаешь, — утвердительно произнес Штурман. — Очень скоро ловить людей тебе станет незачем — добавки к твоим маслам приедятся вашему брату-механоиду. И они обратятся к своему светилу Доку с резонным вопросом: где новая энергия, Док? Почему старая энергия перестала вставлять, как раньше? И вот тогда я пригожусь тебе, Док. Крепко пригожусь. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твои собратья однажды выбрали себе нового Дока. Через порталы ведь ежедневно проходит уйма башковитого народу, жидкого и не очень… А сейчас в этой системе что-то всерьез разладилось, через нее прошел гипершторм. Соответственно, случайного народу к вам будет являться все больше. Я вот, к примеру, вовсе не собирался на ваш Казантип, а пришлось. И вот мы здесь беседуем.
— Превратности судьбы! — констатировал робот и тут же поймал на себе очередной пристальный взгляд сталкера. — А твои спутники, они тоже все… великие химики?
— Увы, химиков среди них нет, — покачал головой Штурман. — Но сохранность их жизни и их… жидкостей — непременное условие нашего с тобой контракта. Стоит тебе забрать для… выжимания… любого из них, и наша договоренность о взаимопомощи автоматически теряет силу.
— Вовсе нет. Я могу выжимать их по очереди, не торопясь и прямо на твоих глазах, — холодно произнес Док. — А если ты и тогда не сломаешься, зажму в железных тисках твои органы дубликации.
— Не выйдет, — ответил Штурман. Он знал: когда собеседник начинает тебе угрожать, он проявляет неуверенность в себе, дает слабину.
Наемный труд всегда выгодней рабского, история это убедительно продемонстрировала на всяких там древних греках и римлянах. А этот Док действительно нуждается в услугах знатного химика Юла, который очень точно расшифровал нынешнюю ситуацию с роботом и его «энергией». Наркотиком, на котором зиждется власть Дока над этой психически нестойкой дорожно-ремонтной машинерией…
— У меня ледяное сердце и железные яйца, — доверительно признался Юл. — Кроме того, я очень тонкая и впечатлительная натура. Нервное перенапряжение при виде мучений моих напарников сломает мою нервную систему, Док. Я попросту сойду с ума, а в этом случае, увы, уже не смогу быть тебе полезным. Однажды у меня такое уже было, и предохранитель, который с тех пор стоит в моей башке, — одноразовый, уверяю тебя. Второго такого короткого замыкания мне просто не пережить.
Робот некоторое время молчал, придирчиво разглядывая сталкера. Точно надеялся отыскать в Юле потайные замки или секретную дверцу, которую он сумел бы отворить своим острым стальным ногтем.
— Ты производишь впечатление сильного и расчетливого, жидкий, — наконец заметил он. — Не похоже, чтобы ты был таким чувствительным, как о том рассказываешь.
— Что поделаешь, впечатлительность — свойство жестоких натур, — философски констатировал Штурман. — Я вычитал эту мысль в одной паршивой книжонке.
И чтобы окончательно закрепить плоды своей тактической и моральной победы над механоидом, в чем Штурман уже не сомневался, он выложил последний аргумент, чтобы красиво подвести черту под их соглашением.
— Единственное, что ты можешь, — это реально снять мою голову с плеч.
— Да, — согласился робот. — У вас, жидких, это, кажется, называется «сорвиголова»?
— Именно, — осклабился Штурман, который не видел смысла спорить. — Но я не твердый, как вы. В моем мозгу при таком раскладе ты не сможешь прочесть ни черта. И в этом наше принципиальное отличие!
Робот молча смотрел на Штурмана, никак не выражая своего отношения к странной особенности людей — их блоки памяти умирают вместе с ними.
— Когда ты сможешь сделать анализы моей энергии?
— Через десять минут по вашему жидкостному времени, — последовал лаконичный ответ.
Робот тем временем уже ловко вскрыл капсулу и залил в тигель для анализа половину содержимого, оставив контрольный образец для сверки и уточнения деталей. В его движениях чувствовались повадки истинного профессионала, и быть бы ему известным в Пятизонье фармацевтом, если бы не киберпреступные наклонности, помноженные на киберсамоуверенность.
— А ваше время — оно что, твердое? — не удержался от вопроса Штурман.
— Вы, жидкие, смертны, — констатировал робот и указал пальцем на тошнотворные мумии, развешанные по стенам. — Перед нами же — бесконечность. Но вам этого не понять. Никогда.
Он склонился над тиглем и принялся ловко вертеть тонкими пальцами своего манипулятора ручки допотопного прибора.
«Поэтому вы и льете галлюциногенные добавки в смазочные масла… чтобы с утра и до вечера понимать эту свою долбаную „бесконечность“», — подумал Штурман с презрением.
Он отвернулся, терпеливо ожидая результатов анализа.
А на самом деле Штурман внимательно рассматривал ручной плазмомет, лежавший сейчас на противоположном краю стола.
Вещь, наверняка конфискованную у беглеца из Тройки. Вещь, которой тот почему-то так и не успел воспользоваться. О последнем прискорбном обстоятельстве свидетельствовала тоненькая ниточка индикатора уровня заряда на казеннике плазмомета. Заряд был, и еще какой! Но это, увы, не спасло владельца оружия от мучительной гибели.
На лбу Штурмана выступили мелкие бисеринки пота. Нужно, нужно в конце концов уже решаться!
Но в тот самый миг, за мгновение до прыжка через стол, когда решение, казалось, было уже принято окончательно и бесповоротно, он почувствовал на себе мертвящий пристальный взгляд.
Юл медленно, нарочито медленно повернул голову. И встретился глазами с пустыми, ничего не выражающими глазами механоида.