XV

На следующий день после беседы с Телемахом Лисандра выбралась из лечебницы на солнышко. Квинт разрешил ей вернуться к занятиям. Для нее это обстоятельство явилось еще одним подтверждением того, что афинский жрец говорил правду.

Лисандра успела поразмыслить над услышанным и теперь ругательски ругала себя за духовную слепоту, сама не понимая, почему не распознала столь очевидного. Афинянин будто разогнал туман, окружавший ее. Лисандра оглядывалась назад, и ее снедал жгучий стыд. Как она могла впасть в столь жалкое и недостойное состояние?..

Как бы то ни было, но того, что уже случилось, отменить было нельзя. Зато Лисандра собиралась в полной мере использовать возможность, подаренную богиней, чтобы завоевать славу и ей, и себе.

Она посетила бани, но пробыла там недолго и отправилась на кухню, чтобы присоединиться к общему завтраку. Куда бы спартанка ни подошла, вокруг нее немедленно воцарялась тишина. Девушки молчали, пока она не отходила подальше. Потом за ее спиной начиналось хихиканье и раздавались ядовитые замечания. Лисандра чувствовала, как кровь то и дело бросалась ей в лицо. Ничего не поделаешь! Она сама, своими собственными делами дала этим ничтожествам повод вот так судить о себе.

Однако осмеивание Лисандры все же не стало главной темой этого утра. Среди новых учениц школы царило великое возбуждение. Очень скоро им предстояло давать клятву. Все они прошли предварительные испытания и могли считаться уже почти настоящими гладиатрикс.

Все так, но Лисандра слишком хорошо знала, что самое главное испытание поджидало их на белом песке арены.

* * *

За те три дня, что спартанка провалялась в лечебнице, процесс обучения, естественно, не останавливался. После неожиданного состязания, устроенного Бальбом, девушки были разделены на небольшие группы, каждая из которых занималась своим делом. От простых упражнений с мечом и щитом они перешли к изучению разных видов оружия. Крупные, ширококостные дикарки обучались драться в тяжелом вооружении. Им предстояло драться на галльский манер. Девушки более изящного сложения учились биться по-фракийски, то есть почти нагими, в одних набедренных повязках. Все их снаряжение составляли мечи и круглые небольшие щиты. Некоторые пробовали орудовать трезубцем и сетью. Тит, Палка и Нестасен орали на своих подопечных, понукали и отчитывали их, требовали скорости, ловкости, мастерства.

В какой-то момент посреди общего шума и гама Палка заметил Лисандру. Она стояла в сторонке и приглядывалась к происходящему.

Парфянин сразу подошел к ней. На лице у него было написано отвращение.

— А вот и моя любимая! — сказал он. — Что, калека, отдохнула в мягкой постельке?

Загорелыми, намозоленными костяшками пальцев наставник постучал спартанку по лбу.

— Не все мозги из ушей вытекли?

Лисандра предпочла пропустить насмешку мимо ушей.

— С каким оружием мне заниматься? — спросила она.

— После того, что ты нам тогда показала, тебя впору было бы приписать к уборщицам Греты, — хмыкнул Палка. — Думаю, что от тебя не будет никакого толку, гречанка.

В глазах Лисандры зажглись нехорошие огоньки.

— Если ты собираешься обращаться ко мне по имени моего племени, то называй меня эллинкой, ибо так именует себя наш народ, либо спартанкой, — надменно проговорила она. — Больше никак!

— Да чхать я хотел!.. — ответил Палка и окинул взглядом Лисандру. — Длинная ты жердина, только мяса на костях совсем нет. С тяжелым вооружением тебе не справиться.

Он ткнул пальцем в ту сторону, где девушки учились драться в стиле секуторов[4].

— Что за ерунда, — сказала Лисандра. — Я привыкла проводить по много часов в броне куда как потяжелей этой!

Она говорила правду. Защитные доспехи секутора защищали тело, пожалуй, лучше других, но броня все равно покрывала только руки и ноги. Все правильно. Толпа зрителей, жаждавших кровавого зрелища, могла бы оказаться разочарованной, если бы торс бойца был закрыт.

Палка ткнул ее в живот посохом, вырезанным из крепкой лозы. Не сильно, просто чтобы заставить девушку шатнуться назад.

— Ты не поняла, — сказал он. — Я просто размышлял вслух. Твоего мнения, невольница, никто не спрашивает! Выскажись еще, глядишь, добьешься побоев и очередного отдыха в лечебнице.

Лисандра смерила наглого маленького дикаря испепеляющим взглядом, но промолчала. Она не собиралась давать ему повод для нового удара.

— Ладно, будешь фракиянкой, — поразмыслив еще, проговорил наконец Палка. — Ты довольно быстра, но обучаться в качестве димахайры тебе рановато. Это для тех, кто успел себя должным образом зарекомендовать. И не вспоминай про Галикарнас! В тот раз тебе попросту повезло. — Он одарил Лисандру беззубой улыбкой. — Так что давай-ка облачим тебя в набедренную повязку и посмотрим, как будут подпрыгивать твои тощие титьки.

— Мне своего тела стыдиться незачем, — хмыкнула Лисандра. — Зато тебя попросту жалко. Ведь ты вынужден искать удовлетворения таким низким способом.

Глаза Палки полезли из орбит. Он подхватил посох и размахнулся, целя Лисандре в плечо. Ее тело сработало раньше разума. Девушка шагнула в сторону, перехватила его предплечье и рванула к себе.

— В этом нет нужды, Палка, — спокойно проговорила спартанка, выпустила его и отступила прочь.

Она хорошо видела, как на физиономии наставника последовательно отразились самые разные чувства. Кажется, он решал, как покарать ее за подобную непочтительность. Потом парфянин украдкой огляделся и с удовлетворением обнаружил, что случившегося никто не заметил.

— Живо надевай повязку и начинай работать! — буркнул он наконец.

— Бегу!

Лисандра чуть улыбнулась и двинулась переодеваться. В этот момент она была почти довольна собой.

* * *

Палка поставил Лисандру работать в паре с Фибой — эллинской девушкой, которой довелось выступить во второй паре в состязаниях, устроенных Бальбом. Она намного уступала спартанке в росте и была легкой в кости, но месяцы обучения заметно укрепили ее тело. На обнаженном торсе так и играли сильные мышцы.

— Поначалу не торопись, — наставлял Палка Лисандру. — Привыкай к пармуле!

Он имел в виду маленький круглый щит, единственное средство защиты гладиатрикс-«фракиянки».

— Не вздумай им размахивать. Это тебе не веер! Держи его поближе к телу и отводи им удары. Отводи, а не отмахивайся! — Палка показал, как надо и как не надо делать. — Видишь, о чем я говорю? Отведешь руку, окажешься настежь раскрытой, тут тебя и проткнут!

Лисандра кивнула, повернулась к своей невысокой партнерше, повела головой влево-вправо, разминая шейные мышцы, и дважды крутанула в руке меч так, что вокруг клинка зашипел воздух. Палка за это в очередной раз на нее накричал, велел не выделываться и приказал приступать к делу.

Фиба уверенно двинулась вперед. Лисандра присмотрелась к выражению ее лица и поняла, что соперница ее презирает. Что ж, Фиба ведь выиграла свой учебный бой, тогда как Хильдрет разделала Лисандру, что называется, под орех.

«Таковы эллины из мелких племен, — сказала себе Лисандра. — Сплошная наглость и мелочная заносчивость».

Как и велел наставник, Фиба для начала ударила легонько, давая Лисандре привыкнуть к фракийскому щиту. Сразу выяснилось, что Палка говорил правду. Пармулу действительно требовалось осваивать. Спартанка не привыкла к такому маленькому щиту. Ей приходилось удерживать себя, чтобы не выставлять его под удар раньше времени. Мысленно Лисандра в очередной раз благословила храмовую выучку. Ее давно приучили не обращать внимания на инстинкт самосохранения. Наука боя была крепко вколочена в самое существо жрицы Афины.

После нескольких пробных выпадов она кивнула Фибе, предлагая прибавить темп. Маленькая эллинка не заставила просить себя дважды. Она принялась нападать то с одной стороны, то с другой, меняла ритм и угол ударов. По ходу дела Лисандре вдруг пришло на ум, что к работе с пармулой вполне можно применить навыки панкратиона. Если, к примеру, полагать ее не щитом, а как бы продолжением руки, то почему бы не отводить удары точно так же, как и в бою без оружия?!

— Давай! — подстегнула она соперницу. — Давай вовсю!

Но вместо очередного наскока Фиба подалась назад и опустила щит, а потом повернулась к Палке.

— По-моему, для этого она еще не готова, — сказала девушка, имея в виду Лисандру. — Как бы мне ее не поранить! Палка, ты же видел, как она дралась тогда. Кроме нее, в лечебницу никто не попал.

Лисандра мгновенно вспыхнула яростью. Неужели эта дурочка полагала, что несколько месяцев учебы способны перевесить опыт всей жизни?

Спартанка собралась высказаться на эту тему, но тут Палка сказал Фибе:

— Раз напрашивается, пусть получит.

Та пожала плечами, заново вскинула щит, мгновение стояла недвижно, потом напала.

Лисандра не стала пятиться и отскакивать. Вместо этого она лишь крутанула бедрами и ушла с линии атаки Фибы. Пармула отразила меч, выброшенный вперед. Последовал боковой ответный удар, угодивший в шею. Фиба согнулась, схватилась за больное место и упала.

Лисандра повернулась к Палке. Ее глаза горели, ноздри слегка раздувались.

— Правило первое, — процитировала она слова Нестасена. — Красным помечена область, попадание в которую причиняет мгновенную смерть. Помни, всегда надо бить в красное. Если не ты, то тебя…

— Это опять всего лишь везение, — твердо заявил Палка. — Сможешь ли повторить?

Болезненный тычок научил Фибу осторожности. Кажется, она заподозрила, что недооценила соперницу, поэтому принялась делать ложные выпады, поджидая момента для разящего удара. Лисандра наблюдала за ней. Она не хотела попусту тратить силы и искала малейшие прорехи в защите маленькой эллинки. Фиба рванулась вперед. Лисандра резко повернулась и обрушила деревянный клинок на запястье соперницы. Фиба закричала от боли и выронила рудис. Если бы девушки дрались настоящим оружием, то ее кисть теперь валялась бы на земле. Лисандра, не давая пощады, всадила конец меча в живот Фибы, заставила противницу согнуться и мягким движением положила деревянный клинок ей на шею.

— Синяя зона — калечащая рана, — вновь вспомнила она Нестасена. — Правило второе. Если ты хочешь убить врага медленно, то прежде его надо искалечить. Иначе он может собраться с силами и перед смертью все-таки прикончить тебя. Нельзя давать ему подобной возможности.

Спартанка посмотрела на Фибу, которая стояла на коленях, тщетно силясь втянуть в себя воздух, и закончила:

— Как мы только что и видели.

Палка покачал головой.

— Фиба, ты можешь продолжать?

Та отрицательно помотала головой. По щекам девушки текли слезы, она никак не могла наполнить легкие воздухом. Эллинка подняла руку, и стало видно, что ее запястье успело безобразно распухнуть.

— Перелом! — с отвращением констатировал Палка. — Тьфу на тебя!

Лисандра пожала плечами.

— Похоже, мое везение, как ты его назвал, продолжается. Сегодня в лечебницу попаду не я!

Она почувствовала себя до некоторой степени отомщенной. Теперь уж Фиба твердо усвоит, что подвергать сомнению боевые способности спартанской жрицы чревато болью и крупными неприятностями. Она слишком расхвасталась, поэтому и получила увечье. Пусть радуется, что отделалась сломанным запястьем, могла бы получить рану и похуже. Лисандра более не намерена была сносить оскорблений и высокомерия.

— Может, мне стоило бы встать с кем-нибудь более опытным? — проговорила она с ноткой презрения.

— Вроде Хильдрет? — дал сдачи надсмотрщик. — Думаешь, ты сумела бы свалить и ее?

— Я свалю любого, кого поставят против меня, Палка. Можешь об этом не беспокоиться!

Спартанка твердо выдержала взгляд парфянина. Она понимала, что последнее замечание он сделал лишь ради того, чтобы ее испытать. Наставник грозил выставить ее против могучей германки, желая проверить, в самом ли деле к ней вернулась уверенность в собственных силах. Если в душе девушки осталась хоть капля сомнения на сей счет, то глаза непременно выдали бы ее.

— Ну и?.. — через некоторое время спросила она.

Палка отвел взгляд и плюнул наземь.

— Нет уж, — сказал он. — Послушай-ка меня. Ты будешь по-прежнему упражняться с новичками, но я тебя предупреждаю!.. — Тут он указал ей на кое-как поднявшуюся Фибу. — Еще одна такая выходка, и я добьюсь, чтобы тебя распяли. Ты уже все себе доказала!

— Ну и хорошо.

Лисандра кивнула и направилась в самую гущу девушек. Она была готова доходчиво объяснить любой из них, кто на самом деле бился лучше всех в этой школе.

* * *

Лисандра трудилась на занятиях, не давая себе пощады и передышки. Она заново обрела уверенность в себе. Соперницы ей попадались посредственные, но она не могла их выбирать. Она раз за разом говорила себе: «Это учеба. Средненькие соперницы позволят мне довести до совершенства те приемы, которые я когда-нибудь смогу применить в настоящем бою».

К концу дня она украсила многих новеньких девушек изрядным количеством синяков и втоптала в пыль не одну гордость. Прошел всего лишь день, а товарки уже начали поглядывать на нее с уважением. Лисандра решила про себя, что продолжит начатое, пока положение дел ее полностью не удовлетворит.

— Ты сегодня работала по-настоящему здорово, — сказала ей Фиба, когда эллинки сели рядом за ужином.

Невысокая девушка была из Коринфа. Оттуда до Спарты было не близко, но это все равно тот же Пелопоннес. Они чувствовали себя землячками и едва ли не родственницами.

Когда Фиба под конец занятий разыскала Лисандру и предложила вместе поужинать, та с радостью приняла приглашение.

Фиба показала ей перевязанное запястье и сказала:

— Палка ошибся. Кости целы, просто сильный ушиб. Зато тебе, кажется, полегчало после победы. — И она улыбнулась. — Ты вроде как из раковины вылезать начала.

Лисандра хотела было извиниться за нанесенное увечье, но передумала. Лучше, пожалуй, приобрести репутацию безжалостной особы.

— Да, — кивнула она. — Похоже, я приспособилась к здешней жизни. Если нам, спартанцам, приходится что-нибудь делать, то мы делаем это хорошо, иначе нельзя. Когда я попала сюда, мне это казалось страшным несчастьем. Но такова воля богини. Я должна ее принять.

— Вот и я понемногу начинаю думать так же, — согласилась Фиба. — Знаешь, а ведь этот мерзавец Тит был прав. Мне все чаще, особенно по вечерам, кажется, что наша доля — далеко не худшая, какие бывают.

— Еще как прав, — встряла в разговор другая девушка из новеньких, афинянка по имени Даная. — Когда в рабство попала, я сперва решила — ну все, конец мне настает! — И она громко расхохоталась. — Можете представить?.. Но я вам вот что скажу. Здесь я чувствую себя гораздо свободней, чем в Афинах!

Лисандра недоуменно подняла бровь.

— Это как?

Даная задумалась над ответом, некоторое время молча жевала, потом пояснила свою мысль:

— Спартанцам, наверное, это трудно понять. Насколько я знаю, ваши девушки разгуливают по улицам без сопровождения. У них есть собственность, они могут вести дела…

— Естественно, — сказала Лисандра. — Это единственно верный порядок вещей.

— Вот только в остальной Элладе все обстоит совсем по-другому, — покачала головой Даная. — Когда я повзрослела, меня выдали замуж. С тех пор моя жизнь заключалась лишь в том, что я вела дом и угождала супругу. Вот так. Я и Афин-то толком не видела. Трудновато в такое поверить? — задумчиво спросила она. — Мы, граждане Афин, обитаем в самом прекрасном городе мира, но половине жителей не разрешено наслаждаться его красотой.

Лисандра полюбопытствовала:

— Ну а сюда ты как угодила?

— Мой муж был намного старше меня. Меня выдали за него в двенадцать лет, в обмен на богатый выкуп. Можно сказать, что это тоже рабство. Нас, афинских женщин, продают и покупают за деньги и за пределами этой школы.

Женщина помолчала, на ее лицо легла тень печали.

— Вначале все шло неплохо, зато потом муж сделался попросту невыносимым. — Она приподняла чашку. — Над ним властвовало вино. Когда он напивался, бил меня и вытворял жуткие вещи. Я это терпела с двенадцати до восемнадцати лет, но кое-что вытерпеть невозможно. Однажды он провел целый вечер за выпивкой и игрой в кости, судя по всему, промотал уйму денег и решил отыграться на мне. Вот тут, первый раз за все время, я дала ему сдачи. Стукнула его, и он упал. Я ему, оказывается, голову проломила. — Даная щелкнула пальцами. — Меня осудили за убийство и продали в рабство. Потом я понравилась одному из людей Бальба, который присматривал новых бойцов… И вот я тут, — закончила она свой рассказ.

— Не может быть, чтобы суд приговорил тебя к рабству за такое дело, — сказала Лисандра. — Ты же лишь защищалась!

— Суд?.. — Даная обвела глазами лица соседок, которые смотрели на нее с пониманием. — Кто сказал тебе, Лисандра, будто суд станет слушать женщину? У нас нет никаких прав, нет голоса.

— Именно так, — подтвердила Фиба. — Здесь у женщины есть возможность добиться такой свободы, какой в обычной жизни ей не видать никогда. Миром за пределами этих стен правят мужчины, но здесь все по-другому. Мы, может, и числимся невольницами Бальба, но наши жизни принадлежат нам самим. За последнее время я начала это понимать. Нас можно сколько угодно называть рабынями, но глубоко внутри мы свободны. Именно это Тит и имел в виду, и плевать на его угрозы и ругань!

— А мне пригодился бы кусочек Тита, — бросила вдруг одна женщина. — Догадываетесь, какой именно?

Фиба всплеснула руками и обернулась к ней. В ее глазах плескался смех.

— Тит! — воскликнула она. — Пенелопа, ты в своем уме? Он же такой… старый!

Пенелопа, коренастая рыбачка с какого-то острова Эгейского моря, только пожала плечами.

— Я тут аж засохла вся без мужичка, — сказала она.

Лисандра почувствовала, что краснеет. Бледноватое лицо не могло скрыть смущения. По ее мнению, разговор свернул в весьма неподходящее русло.

Она хотела было сменить тему, но Фиба подала голос раньше.

— Зато Катувольк!.. — вздохнула она. — Вот с кем бы я действительно!.. — Последовал непристойный жест. — Эта широкая грудь, сильные руки!.. А под его повязкой небось прячется настоящий рог изобилия. Какая жалость, что он решительно ни на кого не смотрит, только на Лисандру!

Она толкнула Данаю под столом коленкой.

— Ты ошибаешься! — возмутилась Лисандра. — Он наставник, его просто заинтересовало, что я умею!..

— Ага, — засмеялась Даная. — Только и думает, как бы вложить свой меч в спартанские ножны.

И она запищала тоненьким голосом:

— Ах, Лисандра, ох, Лисандра, я сейчас умру от любви! — Даная заерзала на скамье вперед и назад. — Ах, Лисандра, ты прекрасна, Лисандра, как же мне с тобой хорошо!

Румянец смущения на лице Лисандры приобрел свекольную густоту. Подобная болтовня была поистине возмутительна! Однако общий разговор успел заглохнуть. Женщины смеялись, болтали между собой, и Лисандру никто больше не поддевал. Она вдруг поняла, что вовсе не сердится. Девушки лишь хотели повеселиться и даже не думали обидеть ее. Они просто недооценивали разницу между собой и жрицей девственной богини.

Ужин завершился в атмосфере легкомысленного веселья. Лисандра призналась себе в том, что она по-прежнему держалась несколько отчужденно, но все-таки позволила товаркам обращаться с нею как со своей. Ей это понравилось. Что ж, этим туповатым и невежественным особам должно было пойти на пользу общение с нею. Ей, в свою очередь, следует доказать им не только свое превосходство в воинских умениях. Она должна стать первой во всех делах без исключения. Если ей удастся привить им некоторые правильные спартанские манеры, то это будет похвально.

Лисандра пожелала всем доброй ночи, вернулась в свой закуток и долго гадала, откуда же эти дурочки взяли, будто Катувольк питал к ней какой-то особый интерес, не связанный с учебой? Мужчины не впервые пытались сблизиться с ней, но Лисандра всегда их сторонилась. Общение с противоположным полом спартанские жрицы считали делом недостойным.

Лисандра стащила с себя тунику и растянулась на лежанке, глядя в темноту. По ту сторону плотной двери слышались звуки, уже ставшие привычными. Обитательницы гладиаторской школы готовилась ко сну. Хлопали двери, женщины прощались до утра, наставники и охрана гортанными голосами разгоняли их по каморкам.

Лисандра поймала себя на том, что прислушивается, а не раздастся ли поблизости певучий выговор Катуволька.

Спартанка против собственной воли представила себе рыжеволосого галла. Пожалуй, он был даже хорош собой — для варвара, конечно, — как верно подметила Фиба, весьма мускулист, в общем, выглядел именно так, как и полагалось мужчине. Лисандра продолжала думать о нем, и постепенно в самом низу ее живота зародилось тепло. Она почувствовала это, подняла руку и погладила свою грудь, воображая, что это делает Катувольк. Соски отвердели, кожа налилась жаром. Девушка ощутила восхитительное покалывание где-то глубоко внутри. Ладонь Лисандры переместилась к внутренней стороне бедер, воображение уже рисовало ей головокружительные картины соприкосновения двух тел. Она тихо застонала в темноте и тут же прикусила губу, чтобы никто не услышал и не заподозрил, какому ужасному, греховному самоудовлетворению она здесь предается. Потом бывшая жрица окончательно дала волю воображению и унеслась в миры упоительной страсти и нежности.

Однако она увидела перед собой вовсе не Катуволька, поняла это и испытала внезапную судорогу наслаждения. Блаженство накатывало на нее волна за волной, начисто смывая привычные оковы жреческого целомудрия.

Потом она лежала неподвижно, лишь сердце бурно колотилось в груди. Ее плоть постепенно успокаивалась, однако лицо, явившееся ей на высшем взлете восторга, никуда не исчезло из памяти.

Наконец Лисандра уснула, но даже и во сне перед нею продолжал витать образ Эйрианвен.

Загрузка...