Гладиатрикс

LI

— Не делом ты занимаешься, — утирая рот от пивной пены, проговорил Катувольк.

— Нет, это ты неизвестно чем занят, — ощетинилась Сорина. — Ты тренируешь ее!

— Лисандре необходима помощь, чтобы справиться с Нестасеном, — серьезно ответил молодой галл. — К этой схватке только я могу худо-бедно ее приготовить.

— Верно, — сказала Сорина. — Но, помогая ей, ты, возможно, тем самым готовишь мое поражение. Ты делаешь ее все быстрей и сильней, чтобы дать ей возможность противостоять силе мужчины. Так что ты сам вынудил меня упражняться с Нестасеном. Если я и вправду собираюсь ее убить, то мне нужны все те качества, которыми, благодаря тебе, обладает она!

— Может, и так. — Катувольк передал дакийке бурдючок с пивом. — Но это ведь не главная причина, верно? Тебе гораздо важнее вывести ее из равновесия.

— Да, не без этого, — кивнула Сорина. — А что такого? Ей можно строить против меня козни, а мне против нее — нельзя? Пусть знает, что меня так просто не проведешь. Не одной ей можно в игры играть.

Катувольк чуть помолчал, потом спросил:

— Неужели ты не могла найти другого напарника для учебных боев? Кругом уйма гладиаторов. Ни один не отказался бы тебе помочь.

— Это так, но я уже выбрала Нестасена. О причинах мы уже говорили.

— Он ведь изнасиловал ее, Сорина! То, что ты делаешь, бесчестит тебя!

— Честь, Катувольк?.. — Ореховые глаза амазонки так и сверкнули. — Она умерла вместе с Эйрианвен, а может, и раньше, когда я стала рабыней. Эта самая честь воскреснет не прежде, чем Лисандра будет мертва, а Эйрианвен — отомщена. Остальное не имеет никакого значения.

— Неужели ты думаешь, что британка одобрила бы твои дела? — с нескрываемым отчаянием проговорил Катувольк. — Нравится тебе или нет, а ведь она любила Лисандру.

— А я любила ее, — вспыхнула гневом дакийка. — Она мне как дочь была, Катувольк! Эйрианвен умерла — и у меня будто часть сердца откроили! Ты представить не можешь, что я пережила! Ну да, удар нанесла я, но ее кровь — не на моих руках. Лисандра! — Сорина выговорила это имя с такой жгучей ненавистью, что у Катуволька мурашки побежали по спине. — Всюду она!.. Пока не появилась эта спартанка, мы были счастливы, насколько это возможно в местечке вроде нашего луда. Мы с тобой очень дружили. Себе-то не соврешь, Катувольк, наша дружба стала не та, что когда-то! Эйрианвен была жива… Все стояло на своих местах, было правильно. Даже Нестасен!.. — Сорина воздела руки. — Сколько лет он провел в луде, и никогда ничего! Да, он всегда был жестоким, но никого не насиловал! Вообще пальцем не трогал! Явилась эта спартанка, и его как подменили. Она ведьма, Катувольк! Где ни пройдет — всюду ненависть и смерть! Снаружи вся такая целомудренная и отстраненная, а тело свое демонстрирует будь здоров как, утверждая, что это якобы естественно! Помнишь, как ты сам попал в ее сети? Бальб исполняет каждую прихоть этой девицы! Палка — прикинь, даже Палка! — и тот ее полюбил!.. К кому он когда вот так относился?.. Лисандра постоянно творит свое ведовство, и добром это не кончится. Я убью ее, пока она не погубила всех нас.

— Женщина, ты спятила от ненависти, — сказал Катувольк. — Ты не совладаешь с Лисандрой, потому что ненависть туманит твой разум!

Сорина вскочила со скамьи.

— Не смей так говорить! — срываясь на визг, закричала она ему прямо в лицо. — Я ее уничтожу, рассеку на части и выкупаюсь в ее крови!

Молодой галл даже попятился. Глаза дакийки полыхали безумием. Разговаривать с ней, как ни печально, было больше не о чем. Огорченный наставник повернулся и собрался было идти.

— Катувольк!

Он глянул через плечо. Сорина поймала его взгляд и не спеша, этак с расстановкой, плюнула наземь.

— Ну и отправляйся… к этой. Между нами все кончено.

— Между нами все кончилось уже очень давно, — ответил он тихо. — Сорина мертва. Как и честь, она умерла вместе с Эйрианвен и сама того не заметила. Я только теперь это понял.

— Ты тоже умер для меня! — пылая гневом, бросила дакийка и, не дожидаясь ответа, зашагала прочь.

Аттал отчаянно зевал. Македонец успел устать, а его стража все не кончалась.

«Впрочем, на Бальба работать все равно здорово, — подумал он. — Платят неплохо, а опасности никакой. Уж всяко лучше, чем принимать присягу легионера или таскаться с городской стражей по грязным заулкам, кишащим лихими людьми».

Но и на непыльной службе у Бальба случались не очень радующие моменты. К примеру, сейчас Аттал стерег дверь, за которой спал тот чернокожий гигант, Нестасен. Вот ведь злобный сукин сын. Лисандра, ясный пень, сама далеко не подарок, но то, что он над ней учинил…

Стоя в одиночестве, Аттал время от времени косился на дверь каморки, где помещался нубиец, и ему было не по себе.

«Лисандра успела стать сущей любимицей толпы, — размышлял македонец. — Вот так и припомнишь, что именно я самым первым заговорил с ней, и она еще поиздевалась над моей корявой латынью. Мне надо было еще тогда догадаться, насколько она непохожа на всех остальных. Да уж, если хоть одна женщина на свете способна одолеть налитого силой мужчину, так это Лисандра. Баба с яйцами, иначе не скажешь. И яйца эти, если на то пошло, куда как побольше, чем у иных стражников».

Подумав так, Аттал негромко хихикнул.

В следующий миг сильные руки, протянувшиеся откуда-то сзади, стиснули его голову. Прежде чем он успел хотя бы позвать на помощь, прямо ему в глаза метнулась каменная стена коридора. Резкий, дробящий кости удар, тошнотворная боль…

Аттал пробовал было сопротивляться, но последовал новый удар головой об камень. Македонец ощутил, как беспомощно подогнулись колени, а дальше не было совсем ничего.

Когда закуток озарился факельным светом, Нестасен моргнул и проснулся.

— Что еще?.. — пробормотал он, торопливо протирая глаза. — Эй, ты что тут делаешь? — спросил нубиец, спуская ноги с лежанки и расплываясь в улыбке. — Неужели собираешься постель мне согреть?..

Клинок вошел ему прямо в грудь. Он заорал от ужаса, неожиданности и внезапно хлынувшей боли. Из раны бьющимися струями хлынула кровь, и Нестасен откинулся обратно на лежак, силясь заслониться руками.

— На по… — закричал было он, но крик стал невнятным воплем животной боли.

Свистящий удар рассек мясистое предплечье, следующий пришелся в лицо. Меч опускался снова и снова, рубя черное тело. Так не режут даже скот на бойне.

Нестасен снова закричал что было сил, понимая, что оборониться не сможет. Стены каморки были сплошь забрызганы его кровью, кишечник нубийца опорожнился от смертного ужаса, по ногам стекала вонючая жижа, кожа на руках висела лохмотьями.

Клинок взвился для последнего удара.

— Почему?.. — прошептал Нестасен, на толстых губах которого вскипали кровавые пузыри.

— Потому что мне нужна победа!

Меч сбоку врубился в его шею, кровь взвилась фонтаном, по полу со стуком покатилась отрубленная голова. Черты лица Нестасена так и застыли в маске смертного ужаса.

— И еще потому, что ты — свинья!

Закуток буквально тонул в крови. Невзирая на прохладу раннего утра, в него успели проникнуть мухи, ведомые безошибочным чутьем. Они уже пировали, облепив бездыханное тело.

— Во имя Юпитера! — Бальб провел пятерней по редеющим волосам. — Ну и месиво!

Пронять ланисту видом крови было вроде бы мудрено, но чудовищно изрубленное тело вызвало тошноту даже и у него.

— Допрыгался, что сказать, — пробурчал Палка, присаживаясь на корточки рядом с тем, что когда-то звалось Нестасеном. — Вот уж навряд ли кто будет его горько оплакивать.

— Не о том речь, Палка! — Бальб говорил скорее отрешенно, чем с раздражением. — Мы не должны были этого допустить.

— Ну и как по-вашему, кто это сделал? — спросил Катувольк.

Палка оглянулся на него, потом встал и плюнул на пол. Тощего парфянина ничто не могло поколебать.

— Да ты посмотри, в каком он состоянии! Не надо быть Архимедом, чтобы обо всем догадаться. Наша спартаночка явно решила провести свой поединок вне расписания.

— Лисандра ни за что не поступила бы так, — возразил Катувольк.

— Неужели? — подал голос Луций. — Всем нам известно, что он с нею сделал. Во имя всех олимпийских богов! Уж если кто и заслуживал подобной смерти, так Нестасен!

— Вот и я про то же, — кивнул Катувольк. — Вздумай Лисандра с ним расправиться, она нипочем не стала бы действовать таким вот образом. Вы же знаете, какова она, — продолжал молодой галл. — Спартанка просто воткнула бы в него меч, да с тем и ушла.

— Кто знает, что на самом деле происходит у нее в голове, — пробормотал ланиста. — Аттал, понятное дело, ничего не может припомнить. По его словам, он знай себе смотрел на дверь, а потом вдруг… — Бальб щелкнул пальцами. — Его задули как свечку. Следовало бы мне выпороть этого македонца за небрежение при исполнении долга, но делайте со мной что хотите, а я только и думаю — как же здорово, что мы все-таки избавились от Нестасена.

Бальб вдруг подумал о том, что у него вырвалась сущая правда. Да, он пошел на поводу у Лисандры с этим ее поединком, но мысль о том, что теперь схватка не состоится, заставила его облегченно вздохнуть. Что бы она ни говорила о своей готовности, но Луций полагал, что для победы над черным великаном ей понадобилось бы вывернуться наизнанку.

Он повернулся к стражникам, топтавшимся в коридоре, и приказал:

— Уберите эту падаль и проследите, чтобы все было сожжено. Теперь ты и ты!.. — Его палец указывал на Палку и Катуволька. — Надо учинить Лисандре допрос. Пусть не воображает, будто может убить кого угодно и все сойдет ей с рук. В моем луде должен быть порядок. Нарушений я не потерплю!

Лишь под утро усталость помогла Лисандре забыться глубоким сном. Увы, совсем скоро девушку разбудил резкий грохот открываемой двери.

«Кто посмел?!»

Спартанка увидела перед собой потрясенные физиономии Палки, Катуволька и Бальба, сгрудившихся на пороге.

— В чем дело? — рассерженно закричала она. — Я что вам, животное в клетке, чтобы пялиться на меня сонную? — Тут она начала что-то чувствовать. — А это еще что за сырость?

Лисандра подняла руки. Они оказались липкими и красными, с пальцев капала кровь.

Девушка неслышно ахнула, опустила глаза и увидела, что все ее одеяло было пропитано алым. Прямо на нее, выставив изо рта чудовищно распухший язык, смотрела отрубленная голова Нестасена.

Бывшая жрица в ужасе завизжала, выпрыгнула из постели и шарахнулась от жуткого трофея, насколько позволяли размеры узенькой комнатки. Голова Нестасена скатилась с лежака и упала на пол, путаясь в тугих завитках черных волос.

Лисандра вновь закричала, тараща глаза.

— Уведите ее отсюда, — громко приказал Бальб.

Катувольк бросился вперед и за руку вытащил перемазанную в крови гладиатрикс за дверь.