Гладиатрикс

XXVII

— Слышать ни о чем таком не желаю!

Луций Бальб зло смотрел на Сорину. Ну за что, спрашивается, такая напасть? Стояло раннее утро, солнечный луч неторопливо переползал по рабочему столу в его галикарнасском наемном жилье… Вот тут-то ему и свалился подарочек на голову!

— От тебя на самом деле мало что зависит, ланиста, — ровным голосом ответила Сорина. — Мы все равно с ней сразимся. Вне зависимости от твоего мнения на сей счет. Однако надеюсь, что кто-то из нас выживет. Так почему бы тебе не получить от этого выгоду?

— Не о выгоде речь! — Бальб грохнул кулаком по столешнице. — Ты, случаем, не забыла, кто кому подчиняется? Напоминаю, что владелец этой гладиаторской школы — я! Без моего позволения никто не будет устраивать личных разборок просто потому, что им, видите ли, так захотелось!

На миг жесткие, резкие черты лица амазонки окрасило что-то вроде печали.

— Мне самой все это не нравится, — проговорила она. — Но как бы то ни было, я должна сразиться с Эйрианвен.

Бальб поднял брови.

— Уверен, уж вы-то с ней как-то сумеете договориться, — сказал он примирительно. — Вы же всегда были так близки. Неужели нет способа все распутать и выправить без кровопролития?

— Ты не понимаешь наших обычаев и нашей души, Бальб, — вздохнула Сорина. — Это не сделка, которую можно обсудить, и не суд, где возможны переговоры. Мне брошен вызов, и я обязана на него ответить. Другого выхода нет.

— Но это же нелепо! — вырвалось у ланисты, он возвел глаза к потолку. — О боги, чем же мне досталось управлять!

— Я — Гладиатрикс Прима, — сказала дакийка. — Эйрианвен — Гладиатрикс Секунда. Теперешние игры принесли славу твоей школе. Разве Лисандра, новичок на арене, не была приглашена в гости к правителю?

От Бальба отнюдь не укрылось, с каким отвращением Сорина произнесла имя спартанки, однако он жестом предложил ей продолжать.

— Я знаю, что ты не собирался устраивать подобный бой, но он всем покажет, насколько же далеко ты готов зайти в своем стремлении угодить толпам зрителей… не говоря уже об эдиторе. Выставив двоих лучших воительниц на бой до смерти, ты всем явишь небывалую щедрость, покажешь, что готов лишиться своих самых ценных вложений. До сих пор твоих девушек-гладиатрикс было смешно равнять с новичками из других школ. Будь уверен, зрители оценят небывалое зрелище. Только вообрази, какие ставки будут сделаны на каждую из нас! Спорю на что угодно, вы с Фалько сумеете выжать для себя кое-какие деньжата из толстяка Эсхила.

— Тут ты права, — нехотя согласился Бальб, сам ощущая, что алчность понемногу начинает брать над ним верх.

В утешение он сказал себе, что каждый добывает пропитание, как уж умеет.

— Только не воображай, будто я что-то пообещал тебе, — добавил он поспешно. — Я еще посмотрю, насколько хороши будут условия. Если они окажутся достаточно выгодными, тогда — ладно, будет вам поединок. Это по справедливости?

— Вполне. Бальб, я благодарю тебя.

На этом амазонка поднялась и повернулась, чтобы уйти.

— Сорина! — окликнул Бальб, когда она уже протянула руку к двери. — Ну а мне-то на кого из вас ставить?

— В живых останусь я, ланиста, — не оборачиваясь, ответила дакийка. — Эйрианвен молода и сильна, ей не занимать быстроты. Но она никогда не будет предводительницей общины.

Сорина вышла прежде, чем Бальб успел задать еще один вопрос. Дверь хлопнула у нее за спиной.

Луций тяжело опустился обратно в кресло, стал так и этак прикидывать открывавшиеся перспективы и очень быстро пришел к выводу, что эта дикарка была права. Поединок, о котором она говорила, в самом деле мог принести ему состояние. Стареющей львице предстояло схватиться с молодой и задорной воительницей. Сила юности против мудрого опыта… Все приметы классического противостояния. Грех на них не сыграть.

— Никос! — громко закричал он, призывая писца.

В комнату тотчас вбежал тощий грек. Вид у него был несколько взъерошенный.

— Хозяин?..

— Пошли гонца к Септиму Фалько. Скажи, что я зову его к себе, причем как можно скорее.

— Да, хозяин!

Грек с поклоном исчез, оставив Бальба мысленно пересчитывать еще не заработанные деньги.

Проснувшись рано поутру, Лисандра хотела первым долгом идти разыскивать Эйрианвен, однако соотечественницы не проявили никакой чуткости к ее нуждам и буквально засыпали вопросами о вечере с правителем. По счастью, они быстро поняли, что не дождутся от нее искрометных подробностей, на которые рассчитывали. На этом их интерес угас, и женщины от нее отстали. При этом Лисандра не могла не вспомнить о Пенелопе, и эти воспоминания заставили ее грустно улыбнуться. Рыбачка всех больше была бы разочарована, так и не услышав от нее смачного: «А потом он меня… а я его… и тогда мы…»

— Не слишком надеюсь, что вы поймете, — с ноткой презрения завершила она свой рассказ. — Мы говорили о тактике, об искусстве войны. Все вы неплохие воительницы, но такие вещи, как стратегия и тактика, боюсь, вам не по уму.

Эти слова почему-то вызвали насмешливое хихиканье женщин. Лисандра решила, что таким образом они прятали свое смущение. Она ведь чистую правду сказала. Положа руку на сердце они не могли этого не признать.

Ладно, так или иначе, но эллинки поняли, что от души посплетничать не удастся, и оставили ее в покое. Лисандра покинула жилой закуток и пошла по коридорам, довольно пустынным по причине раннего утра. Бойцы еще отсыпались после излишеств, которым предавались вчера вечером. Спартанка по-прежнему не понимала, что за удовольствие было до бесчувствия напиваться после выигранного поединка, но успела усвоить, что для всех остальных это было делом вполне обычным.

Она знала, что Эйрианвен тоже предпочитала по утрам не залеживаться в постели. Сколько бы она ни выпила накануне, — а влезало в нее удивительно много! — на рассвете ее всегда можно было найти в банях. Лисандра направилась в это заведение, устроенное при амфитеатре. Сердце у нее так и подпрыгнуло, когда она в самом деле увидела Эйрианвен. Прекрасная силурийка сидела на краю бассейна, болтая ногами в воде.

Девушка незаметно подобралась сзади, села за спиной подруги, обхватила коленями бедра и сомкнула руки на животе. Эйрианвен чуть вздрогнула, но Лисандра уже покрывала поцелуями ее шею и плечи.

— Доброе утро, — шепнула она, глубоко вдыхая аромат только что вымытых волос британки. — До чего же я по тебе соскучилась.

— Как прошла ночь?

Золотая голова откинулась на плечо Лисандры, но голос женщины прозвучал напряженно.

— Все было совсем не так, как я ожидала, — быстро ответила спартанка, стремясь скорее развеять все страхи Эйрианвен по поводу ее верности. — Оказывается, правитель — страстный болельщик. Ничто другое его не интересовало. Он пригласил меня для беседы, вот и все! Ты представляешь? Похоже, он без ума от нас.

— Жаль, что под это дело он не надумал оставить нас, силуров, в покое. Римский недоносок…

Лисандра прикусила губу. Она хотела успокоить и утешить подругу.

— Пожалуйста, не сердись на меня, Эйрианвен. Меня же никто не спрашивал, чего я хочу. Повторяю — между нами ничего такого не произошло. Мы просто сидели и разговаривали.

Наступила тишина, нарушаемая лишь падением капель влаги с потолка да отдаленным ревом пламени в печах, подогревавших воду для бассейна. Лисандра подумала, что настало самое подходящее время высказать правду.

Она плотнее притянула к себе Эйрианвен и шепнула:

— Я люблю тебя.

Та повернула голову, и Лисандру потрясло увиденное. Веки британки опухли и покраснели от слез.

Девушка принялась гладить мокрые щеки подруги.

— Что случилось? — целуя ее, шептала она. — Что с тобой? Что у тебя на душе?

— Любовь… — просто ответила та, повернулась и крепко обняла спартанку.

Так они и сидели некоторое время, наслаждаясь близостью друг друга, утешением и теплом.

— А все-таки, что случилось? — опять спросила Лисандра.

Она принимала близко к сердцу боль Эйрианвен. Ей самой хотелось разреветься, но усилием воли она отогнала слезы.

«Плакать недостойно! — с неодобрением напомнила она себе. — Хотя я только что и призналась в любви, но моих жизненных принципов это не изменило».

Эйрианвен первой отняла руки, слегка отодвинулась и заглянула ей в глаза.

— Я тоже люблю тебя, Лисандра, — проговорила она, отчего сердце спартанки так и взмыло. — Только эта любовь приносит мне немалую боль.

— Каким образом? Почему?

Слова Эйрианвен вихрем закружили Лисандру, но она вновь сделала усилие и взяла себя в руки. Сейчас, как никогда, требовалась холодная ясность ума.

— Сорина… — сглотнула Эйрианвен. — Она ненавидит тебя! Ей поперек души то, что нас тянет друг к дружке. Она… — В глазах британки снова задрожали слезы. — Она вышвырнула меня из общины.

По мнению Лисандры, это было скорее благо. Она даже допускала, что Эйрианвен наконец поймет и оценит, как это здорово — быть цивилизованной женщиной, если сумеет вырваться из-под влияния свирепой старой суки. Одного жаль — подруга слишком болезненно переживала разрыв с прошлым.

— Может, Сорина еще передумает, — заметила Лисандра.

Она хотела утешить британку, но та покачала головой и сказала:

— Этому не бывать. Потому что я оспорила ее право так со мной поступать.

— Да уж, скверные новости. Боюсь, никто из ваших приятельниц не отдаст голоса за нашу любовь.

Это последнее слово так приятно было произносить, ощущать на губах. Однако Эйрианвен ответила резковатым смешком.

— Голоса? — переспросила она. — Лисандра, не о голосовании речь! Я буду драться с ней за тебя. Насмерть…

Спартанка отшатнулась.

— Этого нельзя допустить! — вырвалось у нее. — Конечно, мы с ней совсем не испытываем взаимного восторга, но тебе-то она, как я понимаю, подруга! Предводительница твоей общины!..

— Когда-то была, а теперь — нет. Все идет к тому, что одна из нас должна умереть. Либо она останется предводительницей, либо я займу ее место. Третьего не дано. Но главная беда в том, что при обоих раскладах я проиграю. Если погибну… ну, что тут говорить. Но даже если я ее убью, то что от этого буду иметь? Нашим женщинам придется подчиниться мне, но я все равно навсегда останусь изгоем — из-за нашей с тобой любви.

Лисандра взяла руки Эйрианвен в свои.

— Бессмыслица какая-то, — сказала она. — Слушай, если все из-за меня, так мне этот груз и нести!

Она вправду многое отдала бы, чтобы встать против ненавистной амазонки с мечом в руке. И в первую голову — из-за боли, которую та причинила Эйрианвен.

Однако британка лишь покачала головой.

— Ты не из наших, — проговорила она. — Но даже будь ты членом общины, вызов Сорине бросила все-таки я. Я и буду с ней драться.

— Не могу я этого понять, — пожаловалась спартанка. — Так поступать принято у… — Она еле успела прикусить язык и не сказала «у варваров». — Да, у племен, воюющих с Римом. Я воспитана по-другому, но вот в чем уверена, Эйрианвен. Вожди все одинаковы, к какому бы народу они ни принадлежали. Ты одержишь победу, и ваши женщины согласятся признать твою власть. Ты же сама так сказала, Эйрианвен! Сорину иссушила ненависть, ее повадки далеко не всем по душе.

Силурийка наморщила чистый лоб, обдумывая эти слова, и Лисандра едва удержалась от немедленного поцелуя, который неминуемо свел бы на нет все ее ораторское искусство.

— Неужели имеет значение, что мои предки были спартанцами, а твои — благородными жителями Британии? — продолжала она. — Какое зло можно усмотреть в том, что нас соединила любовь? Особенно в таком месте, как это?.. Ну не пойму я, с какой стати Сорине не по душе наше счастье?

— Да с такой, что мы с тобой все-таки разные, — прошептала Эйрианвен. — Если подумать как следует, то станет ясно, что нам с тобой не на что надеяться. Наши шансы выбраться отсюда живыми становятся все меньше с каждым поединком. Но даже если мы обе и сумеем завоевать себе свободу, дальше-то что? Хороша парочка! Две женщины, дикарка да бывшая жрица… Где мы сможем найти себе место, чтобы нам на головы тотчас не посыпалась тысяча бед?..

— Любовь победит все. Я думаю, в этом изречении есть правда. Мы вырвемся на свободу, и никто нас не разлучит! — Говоря так, она сама страстно, искренне верила в эти слова. — Никогда прежде я не знала любви. Скажу тебе больше. Я ее отвергала, почитая за слабость. Но я заглядываю тебе в глаза и черпаю в них такую силу!.. Мне кажется, что когда я с тобой — на свете нет ничего, с чем нельзя было бы справиться! Мне плевать, что скажут другие. Пусть они презирают меня сколько угодно, лишь бы ты была рядом со мной, а я — с тобой. Пусть мы обе — женщины, но наша любовь сильнее и глубже, чем у любых счастливых супругов. Ибо мы с тобой — равные, а это встречается очень редко.

Девушка увидела, как в прекрасных синих глазах подруги разгорелся огонек надежды.

— Ты думаешь, это сбудется? — спросила силурийка.

— Не думаю, а знаю, — сказала Лисандра.

Кажется, в самый первый раз не она отчаянно нуждалась в Эйрианвен, а наоборот. До сих пор силурийка, старшая и опытная, была ведущей в их отношениях. Но вот пришел ее черед растеряться на жизненном перепутье, и Лисандра ощущала небывалый прилив сил.

— То, что у вас случилось с Сориной, конечно, скверная штука, — проговорила она. — Что ж, в жизни сплошь и рядом случается какая-нибудь гадость. Но боги уравновешивают наше горе радостью и добром. То, что мы угодили в рабство, без сомнения, плохо, хотя мы не встретились бы, если бы не стали рабынями. Поистине, моя свобода — очень малая плата за то, что я сейчас чувствую.

Эйрианвен ничего не сказала в ответ, просто наклонилась и поцеловала ее очень нежно и страстно.

Мудрено ли, что заботы и хлопоты бренного мира на некоторое время перестали для них существовать.