Глинтвейн на двоих

Глава 37

Гостья была одета в вечернее платье, закрытое спереди, но безумно декольтированное сзади, великолепного черного бархата, издалека отливавшего каким-то глубоким блеском, напоминавшим отлив кротового меха. Все сразу решили, что это «писк» — и некоторые дамы этот писк издали, еле слышный, приглушенный. Вслед за писком началось негромкое обсуждение туалета новоприбывшей, причем отмечались необычной формы бретельки и оригинальные атласные вставки. Мужчины же с удовольствием обозревали обнаженную стройную спину гостьи, сохранившую следы летнего загара, и точеные ножки — платье заканчивалось выше колен.

Она поспешила на несколько минут уединиться, чтобы привести себя в порядок. В это время взгляды обратились на профессора, и дамы нашли его помолодевшим, загорелым и вообще каким-то новым, интересным. В ту же минуту им на правах старой знакомой завладела Фролова, специалист по санскриту. Взяв профессора под локоток, она изолировала его от толпы.

— Ты уж извини бабское любопытство, дорогой Юлиан, — заворковала она, не выпуская профессорский локоть, — как-никак, мы все-таки однокурсники… Твоя… так сказать, знакомая… Ну-ну, не хочешь — не говори, — поспешила вставить она, заметив нетерпеливое движение профессора. — Хотя я могла бы тебе пообещать, что никому, ни при каких обстоятельствах… Тогда скажи хотя бы, как ты умудрился одеть свою приятельницу? Мне только что сказали, что это одевают в Париже…

— В самом деле? Странно. Я купил это в Афинах, в салоне красоты. Очевидно, греки очень внимательно следят за парижской модой…

— И ты подарил это изумительное платье своей…

— … моей невесте, если тебе так уж хочется знать.

— Милый Юлиан, извини, годы берут свое, слух уже не тот… Очевидно, я не так расслышала… Ты сказал «невесте»? Но, Юлиан, я почему-то думала, что ты уже много лет женат?..

— Уже несколько дней не женат. Но это пока не для огласки, — предупредил профессор и усмехнулся, зная, что в какие-нибудь полчаса новость обойдет всех присутствующих, в соответствии с правилом геометрической прогрессии.

Так и произошло, причем новость стала обрастать самыми невероятными версиями и предположениями. Предполагалось, например, что Виктория сама отыскала возлюбленную для своего бывшего мужа, чтобы освободить себе руки. Поговаривали и о том, что будущий брак — чистая фикция, в которой стороны преследуют свои тайные цели. Сама ситуация — разница в возрасте и, возможно, в положении, — особого удивления не вызвала, так как в ученой среде такое случалось, и довольно часто. Странным показалось то, что это произошло именно с Аргусом, имевшим стойкую репутацию ученого сухаря, аскета и едва ли не женоненавистника.

Особо преуспел, разогревая самые фантастические слухи, Ромочка, бывший уже в подпитии. Он высказал остроумную гипотезу о том, что новая профессорская супруга вскоре наградит Аргуса второй парой рогов в придачу к первой. Кто-то, будучи в восторге от этой идеи, предложил Ромочке самому заняться ее осуществлением, и тот с удовольствием ухватился за эту мысль. И даже принял предложенное пари.

Возможно, эти толки и пересуды каким-то образом коснулись и слуха профессора и его очаровательной спутницы, но они держались с редкостной непринужденностью и самообладанием. Профессор поддерживал светский треп, с легкой улыбкой парировал недвусмысленные намеки на его повое положение. Его дама, ослепительно улыбаясь, отвечала на комплименты мужчин, не поощряя, однако, никого в отдельности.

Вскоре, однако, внимание гостей временно переключилось на иной объект — наконец-то прибыли задержавшиеся высокопоставленные гости. Через несколько минут все ощутили такой зверский аппетит, что откладывать трапезу стало невозможным. И гости, изо всех сил сдерживая шаг, проследовали в столовую вслед за хозяином и начальством.

Спонсоры действительно расщедрились — рождественский стол ломился от яств. У Ани разбегались глаза, долгое время она не могла решиться, с какой из холодных закусок начать. Заливные языки, тоненькие ломтики балыка, бастурмы почему-то не очень ее прельщали. Зато заинтересовали омары — наконец-то она их отведает! Но вожделенные ракообразные находились далековато от нее, и она вынуждена была обратиться за помощью к Ромочке, который успел занять место по левую руку от нее. Тот с восторгом отозвался на ее просьбу и не только раздобыл ей омаров, но и научил, как обращаться с ними. Но и омары не особенно ее впечатлили, и ей захотелось просто маринованных огурчиков. Но, поскольку таковых не было, она поначалу ограничилась несколькими маслинами.

Все это время сосед слева развлекал ее анекдотами, которые становились все более скабрезными. Аня снисходительно посмеивалась, не определив еще черту, за которой прервать рассказчика. В то время она краем уха прислушивалась к тому, о чем говорили справа. Хозяин, посадивший профессора с дамой слева от себя, вел с ним оживленную и довольно громкую беседу.

— И еще раз повторю тебе, Юлиан: рад, бесконечно рад за тебя, — горячо, хотя и с нотками некоторой растерянности, повторял Макагонов. — Видишь, в конечном счете все обернулось тебе же на пользу. Я предчувствовал, что все так и будет, а ты, наверное, обижался на старого приятеля, а?

— Что было, то прошло, — сдержанно отвечал профессор.

— Ты думаешь, я сам не выстрадал из-за этой истории? — разоткровенничался хозяин. — Еще как! Едва место не потерял… Главное же… — он покосился на супругу хлопотавшую невдалеке, — главное же, дома такое перенес, чего врагу своему не пожелал бы. Моя дражайшая супруга… Вы не будете такой Анечка? — обратился он прямо к ней.

— Какой? — сделала удивленные глаза Аня.

— Чересчур ревнивой?

Аня посмотрела на профессора, он на нее, и обоим стало смешно.

— Нет, вы не относитесь к этому так легкомысленно, — развивал тему Макагонов. — Обратите внимание, Анечка, сколько здесь хорошеньких аспиранток и лаборанток. И кое-кто из них, смею заверить, с интересом поглядывал на нашего друга…

— Я рада, что он преподает в другом учреждении, — с улыбкой ответила Аня. — Там безопаснее. Студентки безумно его боятся, — а про себя она добавила: «кроме одной».

— Давно я уговариваю Юлиана Петровича перейти к нам, — поведал Макагонов. — Со студентами все же беспокойно, а профессор, как мне думается, создан для библиотечной работы. Года полтора назад Юлиан отказался. Потом… э-э… обстоятельства не способствовали. Как теперь? А, Юлиан? Скажем, если бы я предложил тебе возглавить отдел?

Профессор задумался.

— Может быть, я и согласился бы… — сказал он, — если бы не одно обстоятельство.

— Какое же?

Профессор посмотрел на Аню, как бы испрашивая ее согласия. Она кивнула: говори.

— Теперь у меня несколько иные планы. Мы собираемся на некоторое время уехать, после того, как… оформим наши отношения.

— Далеко? Надолго?

— Думаю, на два года. Британские коллеги приглашают прочитать двухгодичный курс по античной литературе. Что же, английский я знаю в достаточной степени, а поэтому дал согласие.

Они не заметили, что все сидящие рядом и напротив гости внимательно прислушиваются к разговору, забыв про омаров и заливные языки. В воздухе запахло очередной сенсацией.

— Коллеги, — оправившись от неожиданности, провозгласил хозяин, — наш дорогой Юлиан Петрович не перестает нас удивлять! Я думаю, через некоторое время мы будем поздравлять его по иному поводу! Но сегодня прошу поднять бокалы за успешную будущую поездку нашего Юлиана Петровича в туманный Альбион!

Зазвенели бокалы. Кто-то давился превосходным рейнским, переваривая неприятную для себя новость.

— Говорят, жизнь в Англии страшно дорога… — прошамкала чья-то вставная челюсть.

— Надеюсь, с этой проблемой профессор справится, — подхватила эту реплику Аня. — Гонорар за лекции довольно высокий. Кроме того, профессору обещана стипендия сроком на пять лет…

— Интересно, что это за фирма, которая так сорит деньгами? — раздался брюзгливый голос пожилой академической дамы. — Просто так никто денег не дарит.

— Конечно, не просто так, — отвечал профессор. — Они имеют свою выгоду. Мы со своей стороны оказываем фирме содействие.

— Интересно, кто? Вы или ваша очаровательная спутница?

Намек был настолько груб, что Аню передернуло. Профессор же сохранял невозмутимость.

— Круг моих научных связей позволяет поддерживать интересы фирмы за границей. Например, в Англии. К сожалению, я не могу открыть, что именно. Это коммерческая тайна.

— О чем ты? — шепнула на ухо Аня. — Ты имел в виду…

— Тихо, — ответил он, также шепотом, — пусть поломают голову…

В это время Ромочка, не отказавшийся от намеченной цели, наполнял Анин бокал шампанским. Он удвоил свое внимание к ней, воспользовавшись тем, что профессора попросили разрезать огромного зажаренного целиком индюка, которого внесли на подносе, украшенном зеленью и свежими помидорами. Вооружившись блестящим ножом и разделочной вилкой, профессор ловко произвел вскрытие и расчленение аппетитной коричневой тушки, в результате чего на подставленное блюдо посыпалась начинка — дробленые грецкие орехи, печенка, почки.

В это время Ромочка следил за тем, чтобы бокал Ани оставался полным, а ей говорил такие немыслимые вещи, от которых у нее краснели не только щеки, но и ушки.

На ее тарелке оказался большой кусок индюка, но не вызвал у нее аппетита — может быть, потому что Ромочка окончательно испортил ей настроение. Она испытала некоторое облегчение, когда еврейский оркестр заиграл вальс. Ромочка тут же испросил разрешения у профессора пригласить его даму, и они закружились среди танцующих, напротив разряженной как невеста рождественской елки. Воспользовавшись замедлением музыки, Ромочка нежно прижал к себе даму и принялся вполголоса излагать ей свои взгляды на жизнь и свое отношение к ней. Аня натянуто по инерции улыбнулась, не сразу постигая смысл Ромочкиного предложения. Суть его была проста и могла быть выраженной в нескольких словах. Он предлагал заняться любовью, даже не откладывая, хоть сегодня. Он знает укромный уголок в доме, где можно было бы уединиться. Профессор занят разговором с другом, они увлеклись коньяком…

— Рома, — ласково сказала Аня, — у меня есть одно сообщение для вас, но я не хочу, чтобы кто-нибудь подслушал.

Ромочка с удовольствием, трепеща от приятного предчувствия, подставил ухо.

— Рома, я хочу сказать, что если бы на земле остался только один мужчина, и это были бы вы, я и тогда не согласилась бы спать с вами…

— П-почему же так жестоко…

— Как вам сказать… Вы не в моем вкусе.

Ромочкины глаза неожиданно налились слезами, задрожала нижняя губа. Он застыл на месте, в то время как темп вальса ускорялся.

— Возьмите себя в руки, — одернула его Аня, — на нас смотрят.

Действительно смотрели, в том числе профессор — с некоторым беспокойством. Она подмигнула ему, потянула обвявшего Ромочку — и они понеслись под звуки набиравшего бешеный темп вальса. Рома подчинялся партнерше, но на него жалко было смотреть. Когда они вернулись на свои места, Аня сжалилась над ним.

— Рома, не переживайте, — сказала она, — вы хороший. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек! И вы знаете, одна из них поглядывала на вас с явным интересом. Я это заметила.

— Которая? — встрепенулся Ромочка.

— Вон та, рыженькая. Пригласите ее на следующий танец.

— Почему ты не ешь? — спросил профессор. — Индюк просто во рту тает.

— Не знаю, — сказала она, — что-то не хочется. Извини, мне что-то не по себе сегодня. Я стала немножко нервная… Много событий за последнее время…

— Может быть, телячья отбивная… — предложил он.

— Нет-нет, — отказалась Анна. — Знаешь что? Я слышала, они собираются кататься с горы на санях. Только надо вовремя занять сани, а то всем не хватит. Кое-кто уже подался к горе. Давай и мы, а? Мне хочется подышать свежим воздухом…