Глобальная Экономическая История. Краткое Введение

ГЛАВА 6

Америка

ВХОЖДЕНИЕ Америки в глобальную экономику имело огромные последствия и для Старого, и для Нового Света. Численность коренных американцев резко снизилась, а на смену местным цивилизациям пришла европейская. И история Северной Европы, двигавшейся в сторону индустриализации, и история Америки — наглядный пример всемирного раскола между богатым Севером и бедным Югом.

Исходные пункты различных траекторий развития Северной и Южной Америки находятся в колониальной эпохе, а также определяются географией и демографией. Южная Америка обладала ббльшим по численности коренным населением и огромными богатствами. К тому же она находилась на значительном расстоянии от Европы. Все вместе эти различия обусловили современную дифференциацию доходов между двумя частями Америки.

Значение географии определялось тем, что от нее зависели возможности торговли с Европой. Внешняя торговля может оказывать и положительное, и отрицательное воздействие на экономический рост. С одной стороны, ввоз дешевых промышленных товаров из Англии был препятствием на пути индустриализации; с другой стороны, экспорт местной сельскохозяйственной продукции поощрял колонизацию новых земель и развитие сельского хозяйства в целом, что могло стать трамплином к более позднему промышленному развитию. В этом отношении положение Северной Америки было более благоприятным. Во-первых, она находилась ближе к Европе, как к основному рынку колониального экспорта. В период высоких транспортных издержек североамериканцы могли прибыльно производить и экспортировать более широкий круг товаров, чем их южные «соседи». Это преимущество подкреплялось внутренней географией континентов. Восточное побережье США было достаточно обширным и изобиловало плодородными землями, что создавало благоприятные условия для хозяйственной деятельности. Проникнуть вглубь континента можно было поднимаясь вверх по рекам Святого Лаврентия, Миссисипи и речной системе Мохок-Гудзон. Напротив, в Южной Америке основная экономическая деятельность разворачивалась во внутренних районах Мексики и в Андах. Реки, которые соединяли бы их с морским побережьем, отсутствовали, следствием чего были высокие издержки экспорта продукции.

Важное значение имела демография. Умеренный климат на большей части США, в Канаде и на значительной территории Южной Америки был весьма благоприятным с точки зрения здоровья европейцев, прекрасно себя чувствовавших в этих регионах. Напротив, тропические болезни обусловили высокую смертность выходцев из Европы в Вест-Индии и в бассейне реки Амазонки, что сдерживало рост европейского населения в этих районах.

Для коренного населения обеих Америк была характерна неравномерность распределения по территории. Большинство индейцев жили в Мексике (21 млн человек) или в Андах (12 млн человек); территорию США населяли 5 млн индейцев, а территорию первоначальных 13 колоний—всего 250000 человек. Различия в численности населения отражали особенности географии. Мексика и Перу были местами распространения предшественников основных продуктов питания коренных жителей Америки — кукурузы, фасоли, тыквы, картофеля и киноа. Эти растения культивировались в местах происхождения или вблизи них и были хорошо приспособлены к природным условиям. К тому же крестьяне начали выращивать их раньше, чем где-либо еще. Например, кукуруза и фасоль были окультурены примерно 4700 лет назад. Следовательно, к моменту высадки армии Э. Кортеса в 1519 г. население Мексики выращивало эти культуры на протяжении 4200 лет. Конечно, кукуруза, фасоль и тыква получили широкое распространение, но их генетика и способы выращивания должны были приспосабливаться к различным условиям природной среды, что замедляло этот процесс. Например, для того чтобы выращивать кукурузу в более холодном климате необходимо было добиться сокращения периода ее вегетации со 120-150 дней в условиях тропиков до примерно юо дней и менее. Эта задача была решена только примерно в юоо г. н. э. До этого времени на востоке США и в Канаде кукуруза если и культивировалась, то в незначительных масштабах.¹⁵ Поэтому к моменту появления европейцев численность населения восточной части Северной Америки была сравнительно небольшой.

Прибытие европейцев стало катастрофой для коренного населения. В соответствии со среднесрочной оценкой в 1500 г. его численность составляла 57 млн человек; к 1750 г. индейское население сократилось до, вероятно, 5 млн человек.¹⁶ Столь значительная убыль объясняется появлением болезней (оспа, корь, грипп и тиф), от которых местные жители не имели иммунитета. Остальные потери были связаны с войнами, порабощением и плохим обращением со стороны поселенцев.

Различия в последствиях этого общего для коренного населения падения численности для Северной и Южной Америки объясняются разницей в количестве местных жителей на момент первого контакта с европейцами. В Мексике коренное население сократилось более чем на 90%. Нижняя точка падения была достигнута в 1620-х гг., когда численность коренного населения составила около 750000 человек. Тем не менее это количество в три раза превышало численность индейцев на востоке США перед прибытием первых поселенцев из Европы. После эпидемии 1718-1720 гг. численность коренного населения в Андах снизилась приблизительно до боо ооо человек. Начиная примерно с середины XVII столетия численность коренного населения Мексики постепенно увеличивалась, и к 1800 г. она достигла 3,5 млн человек, а количество жителей Анд возросло до 2 млн человек¹⁷. Несмотря на испанскую иммиграцию доля индейцев в общей численности населения этих регионов достигала трех пятых. Еще одна пятая приходилась на долю людей от смешанных браков. И последнюю пятую часть составляли относительно благополучные белые, управлявшие колониями. Эта расовая и экономическая структура имела отрицательные последствия с точки зрения долгосрочного роста.

Ситуация в Южной Америке значительно отличалась от событий, происходивших в Северной Америке. Причиной тому была изначально низкая численность коренного населения. Если в 1500 г. на восточном побережье проживало примерно 250000 индейцев, то к 1890 г. их численность упала до 14697 человек (когда они были впервые учтены в переписи населения США)¹⁸. Наиболее значительное сокращение численности коренного населения произошло в XVII в., и, конечно, во многих случаях до появления в местах его проживания колонистов из Европы. Прибытию отцов-пилигримов в Массачусетс в 1620 г. предшествовали эпидемии 1617-1619 гг. Поселенцы восприняли это как благодать: «В том видим мы руку Господа Бога, благословившего наши начинания... В том, что Он смел с лица земли множество туземцев... немного раньше, чем мы отправились туда, чтобы расчистить место для нас»¹⁹. Пятьдесят лет непрерывных военных действий привели к гибели остальных. Высокая смертность среди индейцев и низкая смертность среди колонистов означали, что американские колонии очень быстро стали основным местом переселения англичан. Очевидным исключением из общего правила были южные колонии на территории США. Европейцы активно завозили в них африканских рабов, выполнявших самые тяжелые работы. Но в отличие от того, что происходило к югу от Рио-Гранде, выживание индейцев никак не повлияло на развитие Северной Америки.

КОЛОНИАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА

СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ

Европейские поселения — тема колониальной истории США. Некоторые переселенцы, особенно в Новой Англии, не желая признавать гегемонию других вероучений, стремились к созданию своих собственных религиозных автократий. Но большинство новых американцев были движимы экономической выгодой. Даже пуритане рассчитывали, что в Массачусетсе им удастся добиться уровня жизни, недостижимого в Англии. Особенностью Британской Северной Америки была тесная связь поселений колонистов и экспорта. Канадский экономист Гарольд Иннис выдвигает на первый план «тезис о важнейших сырьевых товарах», в соответствии с которым рост таких регионов, как Канада, определялся динамикой экспортных поставок в Европу трески, мехов и лесоматериалов. Деньги, полученные от вывоза этих продуктов, позволяли колонистам закупать необходимые им промышленные товары (ткани, инструменты, посуду и т.д.). Они импортировались из Англии, а не производились в колониях, так как островная промышленность в силу своих размеров имела возможность использовать эффект масштаба, то есть могла выпускать их с меньшими издержками, чем небольшие колониальные фирмы. «Фермеры полагают более выгодным отказаться от скота и кукурузы [т. е. обменять их], чем браться за изготовление тканей»²⁰. Английские Навигационные акты запрещали поставки в колонии голландских и французских товаров.

Производимые в колониях важнейшие сырьевые товары характеризовались следующими особенностями. Во-первых, цена на них в самих колониях была ниже, чем в Европе, на величину равную транспортным издержкам. Цены на двух рынках повышались и понижались одновременно, так как они были связаны друг с другом посредством торговли. Во-вторых, экспорт товаров составлял основную часть колониального дохода (остаток приходился на сопутствующие услуги). В-третьих, доходы поселенцев и их капитал превосходили европейские доходы на величину расходов и рисков переезда в колонию.

Эти принципы могут быть проиллюстрированы на примере Пенсильвании. Колония была основана в 1681 г. Ее природные условия позволяли поселенцам специализироваться на культивировании пшеницы, которая и стала важнейшим сырьевым товаром. Пенсильванский экспорт конкурировал с пшеницей, которая выращивалась англичанами и ирландцами в Вест-Индии, на Пиренейском полуострове и на Британских островах. В результате цены в Филадельфии и Лондоне изменялись практически одновременно. Эта синхронизация прекрасно видна на рис. 14. Семилетняя война (1756-1763 гг.) и Американская революция (1776-1783 гг.) стали исключениями, лишь подтверждающими правило. Имевшиеся в это время перебои в торговле приводили к нарушениям в ценовых корреляциях. Кроме пшеницы и муки, Пенсильвания экспортировала строевой лес и лесоматериалы, корабли, железо и поташ. Иностранную валюту приносили ей морские торговые перевозки. Экспорт имел большое значение для экономики колонии. В 1770 г. его доля в совокупном производстве достигала 30%. Валютная выручка от экспорта товаров использовалась для закупок английских потребительских товаров²¹.

По мере роста экономики колонии привлекали все больше рабочей силы из Европы. В XVIII столетии заработная плата в Филадельфии, в общем, следовала за английской динамикой оплаты труда, но на более высоком уровне, позволявшем компенсировать колонистам издержки переезда в отдаленные, дикие в то время места (рис. 15). Англия и ее североамериканские колонии были процветающими местами, в которых заработные платы в пять раз превышали прожиточный минимум, в то время в таком городе, как Флоренция, например, в конце XVIII в. заработки трудящихся снизились до абсолютного минимума, необходимого для существования человека.

Данные, приведенные на рис. 15, позволяют предположить, что результаты экономического развития Новой Англии были менее удовлетворительными. В начале XVIII столетия заработная плата в Массачусетсе соответствовала лондонской, но была ниже, чем в Пенсильвании. Несмотря на то что для специалистов по американской истории Массачусетс является знаковым местом, экономика колонии покоилась на довольно шатких основаниях, так как ей всегда не хватало важнейших сельскохозяйственных товаров. Основой экспорта были рыба, домашний скот, китовый жир и изделия из дерева, включая морские суда. Жители Новой Англии создали крупную судостроительную отрасль, обеспечивавшую получение крупных доходов и весьма раздражавшую английских меркантилистов, так как колония в данном случае конкурировала с метрополией. Расширение производства в этих видах деятельности требует времени; поэтому спрос на рабочую силу в Новой Англии повышался медленнее естественного прироста населения. В результате уровень заработной платы «просел» и колония непрерывно теряла население.

Несмотря на то что тезис о важнейших сырьевых товарах был предложен для объяснения экономического развития Канады, наилучшей его иллюстрацией являются «сахарные» колонии в Вест-Индии. Впервые европейцы познакомились с сахарным тростником в Палестине, во время крестовых походов. После того как они были вынуждены оставить Ближний Восток, производство переместилось на Кипр, а впоследствии сахарный тростник выращивался на островах в Атлантическом океане. Поворотным пунктом в производстве сахара стал 1485 г., когда португальцы захватили остров Сан-Томе, где сахарный тростник впервые стал выращиваться на крупных плантациях с использованием труда африканских рабов. Впоследствии эта система была внедрена в Бразилии и в Вест- Индии. Как оказалось, эти плантации способны были приносить огромные прибыли. В XVII-XVIII вв. Барбадос, Ямайка, Куба и Сан-Доминго (ныне Гаити) были одними из самых богатых мест в мире.

В Вест-Индских колониях выращивался сахарный тростник и другие культуры, такие как кофе. Произведенная продукция экспортировалась в Европу. Необходимый капитал предоставлялся европейскими инвесторами, а в качестве рабочей силы использовались африканские рабы, труд которых обходился гораздо дешевле, чем труд иммигрантов из Европы. Смертность на плантациях сахарного тростника была очень высокой, а новые рабы были настолько дешевы, что убыль заменялась новыми покупками, а не естественным приростом. Например, всего в Британскую Вест-Индию было ввезено 4 млн рабов, но в 1832 г. после отмены рабства свободу получили лишь 400ООО человек. Размер колониальной экономики определялся объемом экспорта. Например, на Ямайке в 1832 г. экспорт сахара, кофе и других тропических продуктов добавлял к доходам острова примерно 41%²². Остальной вклад приходился на виды деятельности, связанные с обеспечением плантационного хозяйства (производство продуктов питания для рабов, другие поставки, морские перевозки и другие транспортные услуги, поддержание закона и порядка, а также жилье для обслуживающего персонала), или потребительские расходы плантаторов на содержание домашних слуг и поместий. Расходы плантаторов в колониях составляли лишь малую часть их доходов. Большая часть прибыли обычно репатриировалась в Англию, а не инвестировалась на Ямайке.

Многие черты Вест-Индского плантационного хозяйства были воспроизведены в южных колониях будущих США. На юге культивировались ценные сырьевые товары, такие как рис и индиго (Южная Каролина) и табак (Виргиния и Мэриленд). Первоначально на плантациях трудились английские сер- венты (обязанные выполнять оговоренную работу в качестве платы за ранее оказанную услугу), на смену которым в конце концов пришли африканские рабы. Южные колонии были богаче северных. Они привлекали большее количество поселенцев, и в них завозилось основное количество рабов.

Колония Южная Каролина, например, была основана в 1670 г. Однако поселенцы столкнулись с недостатком «сырьевых товаров, которые пользовались бы спросом в Европе, за исключением небольшого количества кож и шкур, приобретавшихся у местных индейцев, а также небольшого количества кедровой древесины, которыми заполнялись трюмы кораблей, перевозивших грузы в Лондон»²³. В следующие несколько лет колонисты искали возможности производства различных важнейших сырьевых товаров и в конечном итоге остановились на выращивании риса. Экспорт этой культуры увеличился с 69 фунтов в расчете на колониста в 1700 г. до 900 фунтов в 1740 г.²⁴ Одновременно количество ввозимых рабов возросло с 275 до 2000 человек в год в течение следующих нескольких десятилетий.

Эксперименты с различными агротехническими приемами позволили наполовину увеличить производительность земли и труда. Социальная структура прибрежных областей, специализировавшихся на выращивании риса, все больше напоминала структуру Вест-Индских «сахарных» островов. Экспорт добавлял более 30% к совокупному доходу побережья.²⁵ Экономика колоний вращалась вокруг риса точно так же, как на Ямайке —вокруг сахара. Их население становилось преимущественно черным.

Белое население, составлявшее на крайнем юге примерно половину жителей, постепенно перемещалось во внутренние районы, где преобладали семейные фермерские хозяйства. С одной стороны, они обеспечивали себя хлебом насущным и другими продуктами, а с другой — были далеки от самостоятельности, так как поставляли выращенную продукцию на рисовые плантации и использовали полученную выручку для закупки английских тканей и других потребительских товаров. Схожим образом было устроено хозяйство Виргинии и Мэриленда, специализировавшихся на экспортных поставках табака.²⁶

Английские колонии значительно отличались друг от друга с точки зрения экономики и социального неравенства. Новая Англия и Среднеатлантические колонии были наиболее эгалитарными. И они не обходились без рабского труда, но роль его в сельском хозяйстве была в высшей степени ограниченной, не столько в силу моральных установок или технических трудностей, сколько потому, что рабы не способны были продуцировать доход, который покрывал бы издержки их содержания. Изобилие земли сдерживало рост цен на нее, и большую часть доходов колонисты получали в форме заработной платы, с необходимостью получившей широкое распространение. Другим полюсом были Вест-Индские колонии — царство неравенства, в котором большая часть населения была рабами. Колонии на юге США занимали промежуточное положение, сочетая в себе неравенство на плантациях и эгалитаризм мелких фермеров на границах.

В то же время экономики североамериканских колоний имели одно общее преимущество, сыгравшее важную положительную роль с точки зрения их будущего. Имеется в виду грамотность белых поселенцев, уровень которой был таким же высоким, как в Англии, входившей в верхнюю часть «мировой лиги» (табл. 4). К началу Американской революции 70% свободных мужчин в Виргинии и Пенсильвании умели написать свои имя и фамилию (в Англии на тот момент времени —65%). В Новой Англии благодаря развитию сети общественных школ и обязательности их посещения уровень грамотности приближался к 90%.

Почему уровень грамотности в колониях был таким высоким? По той же причине, по которой он был высоким в Англии — образование являлось экономическим преимуществом. Уровень жизни колонистов непосредственно зависел от торговли и зарубежных рынков, а это означало, что умение читать, писать и считать вознаграждается. Повышению ценности грамотности способствовала и правовая система, так как контракты и права собственности на землю оформлялись в форме письменных документов. Возможно, традиция чтения Библии у пуритан сыграла определенную роль в том, что уровень грамотности в Массачусетсе был выше, чем в Англии или Пенсильвании. Тем не менее зависимость колониальной экономики от торговли и морских перевозок была очень сильным экономическим стимулом к школьному образованию.

КОЛОНИАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА

ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ

Траектории развития различных регионов Латинской Америки существенно отличались от направления развития будущих США, ни в коем случае не повторяя его. В этом смысле необходимо различать Вест-Индию и Бразилию, южную оконечность Латинской Америки (Аргентина, Чили, Уругвай), а также Мексику и Анды.

Мы уже обсуждали экономическое развитие Вест- Индских колоний. По схожей траектории развивалась Бразилия. Отличия связаны лишь с более крупным масштабом, отражающим огромные размеры ее территории. Бразилия находилась достаточно близко к Европе, что позволяло ей экспортировать сахар (первые плантации сахарного тростника были устроены португальцами на Сан-Томе еще в XVI столетии). Первоначально на плантациях трудились невольники из числа коренных американцев, которые вскоре были заменены рабами из Африки, что поддержало первый бум на важнейшие сырьевые товары. В 1580-1660 гг. Испания и Португалия состояли в союзе. Поэтому в войну Голландии и Испании оказалась вовлечена Португалия. В 1630-1654 гг. Голландия оккупировала бразильскую провинцию Пернамбуку, специализировавшуюся на выращивании сахарного тростника. После того как голландцы покинули Пернамбуку, они унесли с собой и знания о производстве сахара, организовав плантации в своих Вест-Индских владениях. Последние были ближе к Европе, что открывало возможность вступить в конкуренцию с бразильскими производителями. В результате этого соперничества цена на сахар в Амстердаме упала с трех четвертей гульдена за фунт в 1589 г. до четверти гульдена за фунт в 1688 г. Бразильские плантации не выдержали ценовой конкуренции, и сахарная лихорадка в этой колонии закончилась. В последующие три столетия экономическая история страны представляла собой череду сменяющих друг другу бумов на различные важнейшие сырьевые товары: золото (в начале XVIII в.), кофе (1840- 1930-х гг.) и каучук (1879-1912 гг.). В каждом случае продукт перевозился морем в Европу, а для добычи и выращивания широко использовался дополнительный рабский труд или труд поселенцев. Подобно выращиванию сахарного тростника в Вест-Индии, но в отличие от США, бразильские сырьевые лихорадки никогда не перерастали в экономический рост современного типа. Почему бы и нет?

Сходство южной оконечности Латинской Америки и Северной Америки заключается в небольшой численности местного коренного населения, практически исчезнувшего из-за болезней, военных действий и дурного обращения со стороны европейцев. В пампасах были все условия для выращивания пшеницы и разведения крупного рогатого скота (как и в Пенсильвании), но удаленность Аргентины от Европы не позволила использовать эти возможности в колониальный период. Она смогла предложить зарубежным рынкам только ограниченные поставки кож и шкур. Еще дальше от Европы находилась Чили. «Настоящая» экономическая история этих стран началась только в середине XIX в., когда усовершенствованные морские суда открыли возможность участия в конкурентной борьбе на европейском рынке.

Важнейшими испанскими колониями были Мексика и Анды. Их дальнейшая история была предопределена процессом покорения индейцев. Если североамериканские колонисты столкнулись с коренными жителями, практиковавшими примитивные формы земледелия на малонаселенной территории, то испанцы встретились с огромными городами, производительным сельским хозяйством, плотно населенной территорией, иерархической и политической организациями (сравнимыми с теми, которые были в метрополии), а также большими запасами золота и серебра. Конкистадоры свергли правителей ацтеков и инков и заняли их места. Золото и серебро были разграблены. Местные религии всячески подавлялись, священные тексты сжигались, а на расчищенных местах насаждался католицизм. Индейцы превратились в подчиненную расу, основное предназначение представителей которой состояло в том, чтобы оказывать всяческую поддержку завоевателям. В Америку на поиски своего счастья отправлялись сотни тысяч испанцев.

Ацтекская и инкская знать эксплуатировали подданных, требуя уплаты податей и участия в обязательных работах. Точно так же действовали испанцы. Труд индейцев почти не оплачивался: в 1530-х гг. занятый полный рабочий день коренной житель Мексики зарабатывал едва ли четвертую часть от минимального набора необходимых для поддержания жизни продуктов (рис. 16). Этого никак не хватало на пропитание всей семье. Индейцы подвергались настолько жестокому обращению, что в 1542 г. испанский монарх запретил брать их в рабство и наложил ограничения на власть конкистадоров.

Численность коренного населения испанских колоний в Америке резко сократилась. Тем не менее индейцев было достаточно для того, чтобы их эксплуатация приносила немалый доход. Одна из стратегий колонизаторов заключалась в принуждении аборигенов к труду. В 1570 г. для того, чтобы обеспечить рабочей силой серебряные рудники в Потоси, испанцы возродили использовавшуюся в империи инков миту (местную форму отработок). В этом смысле Мексика следовала за ацтеками, применявшими собственную форму принудительного труда (репартимъенто). Кроме того, король Испании жаловал своим подданным свободные земли для организации поместий (асьенд). К началу XVII столетия более половины расположенных в долинах Мексики сельскохозяйственных земель были заняты под поместья богатых испанцев²⁷. Остальные земли находились в общинной собственности индейцев, практиковавших их чередующуюся обработку. Такой феномен, как значительное по численности коренное население, проживавшее на землях, находившихся в общинной собственности, был уникальным.

Еще одним отличием Южной Америки от Северной была география, которая стала непреодолимым препятствием для экспорта важнейших сельскохозяйственных товаров из Мексики и Перу. В случае Перу решающую роль сыграла удаленность колонии от Европы. Рынки западного побережья Америки были более тесно интегрированы с Азией. Испанские галеоны совершали походы из Акапулько в Манилу, где закупки китайского шелка и чая оплачивались звонкой серебряной монетой. В конце XVIII в. «многочисленные французские, английские и американские корабли» закупали тюленьи шкуры у индейцев Британской Колумбии для продажи их в Китае²⁸. «Если на американском побережье цена на шкуры росла, то в Китае она резко снизилась».

Случай Мексики является более сложным. Расстояние от основного порта страны, Веракруса, до Европы было примерно таким же, что и от Нового Орлеана до побережья Старого Света. Проблема Мексики заключалась в высоких затратах на перевозку товаров от внутреннего плато, расположенного на высоте нескольких тысяч метров, до морских портов. Дорога из Веракруса в Мехико несколько раз реконструировалась (в частности в середине XVIII столетия и в 1804 г.)²⁹, но и после этого грузовые перевозки по ней осуществлялись мулами, а не в фургонах. Поэтому и экспорт, и импорт сельскохозяйственной продукции были бы убыточными. Впрочем, в результате местное производство практически не нуждалось в защите от внешней конкуренции. Изоляция подкреплялась испанскими законами, в соответствии с которыми колония имела право торговать только с метрополией. Последняя, как и Англия, была заинтересована в том, чтобы на колониальном рынке присутствовали исключительно испанские производители.

Практически единственным экспортным продуктом Мексики и Анд было серебро. Вскоре после того, как индейцы покорились завоевателям, испанцы начали поиски благородных металлов. Крупнейшие их месторождения были открыты близ боливийского города Потоси (1545 г.), а также в мексиканских провинциях Сакатекосе (1545 г.), Гуанахуато (1550 г.) и в окрестностях города Сомбререте (1558 г.).

Серебро, как основной экспортный товар, имело огромные недостатки, не позволившие Мексике и Андам встать на североамериканский путь экономического развития. Во-первых, оно было инфляционным товаром. Экономики Перу и Мексики основывались на чеканке монеты. Поэтому увеличение ими поставок серебра привело к резкому взлету цен и зарплат выше мирового уровня. Например, в Мексике пшеница стоила в ю раз больше, чем в Амстердаме. Уровень заработной платы в Мексике был в два раза выше, чем в Италии или в Индии, а заработная плата в Андах вдвое превосходила мексиканский уровень. Устойчивый характер этих различий был обусловлен исключительно высокими транспортными издержками, наложенными метрополией торговыми ограничениями, ставшими заградительным барьером на пути дешевого импорта (при этом контрабанда оставалась «вечной» проблемой) и высокими издержками производства в самой Испании. Наконец, добыча серебра сама по себе создавала не слишком много рабочих мест. В 1597 г. на мексиканских серебряных рудниках работали 9143 человека, а в Потоси в 1603 г.— 11000-12 000 человек. Впоследствии, примерно к 1790 г., занятость снизилась до 4959 человек³⁰. По сравнению с количеством рабочей силы in toto, количество трудящихся, занятых добычей серебра, было незначительным. Производством и поставками сельскохозяйственной продукции в Северную Америку занимались гораздо больше людей. В-третьих, большая часть дохода, который приносили серебряные рудники, доставалась ограниченному кругу их частных владельцев, а не распределялась между жителями колоний. Тем самым добыча серебра способствовала исключительно высокому уровню неравенства в Латинской Америке.

В отличие от северных соседей (модель Северной Америки) Мексика не относилась к экономикам, деятельность которых основывалась на вывозе важнейших сырьевых товаров. В 1800 г. экспорт составлял всего 4% ВВП³¹. Большинство отраслей мексиканской экономики поставляли продукцию исключительно на внутренний рынок. Таким образом, распределение дохода в Мексике подчинялось законам, существенно отличавшимся от тех, которые «правили бал» в английских колониях. В Северной Америке труд и капитал «втягивались» в колонии для того, чтобы использовать имевшиеся экспортные возможности, а уровень доходов определялся Англией, в которой колония должна была конкурировать за новых поселенцев и инвестиции. В Мексике уровень заработной платы определялся внутренними факторами, такими как принудительный труд индейцев, равновесие земли и рабочей силы, а также эффективность экономики. В период сокращения численности населения (до 1650 г.) важнейшими из них были первые два фактора, а в период роста численности населения решающая роль перешла к третьему.

До 1650 г. Мексика была образцом общей для многих доиндустриальных экономик матрицы, в соответствии с которой численность населения и уровень заработной платы обратно пропорциональны друг другу. На момент появления испанцев (1520-е гг.) численность коренного населения была очень высокой, а плата за труд находилась на низком уровне (рис. 16). Во время правления конкистадоров заработная плата снизилась сильнее, чем уровень, обусловленный численностью населения. Следствием резкого сокращения численности коренного населения стал рост реальной заработной платы (несмотря на попытки принуждения индейцев к труду). В середине XVII столетия ее уровень сравнялся с уровнем прожиточного минимума. Это означало, что занятый полное время работник имел возможность содержать семью, обеспечивая ей минимальный уровень комфорта³².

После 1650 г. численность населения Мексики увеличилась с 1-1,5 млн человек до б млн человек в 1800 г. В этот период произошло событие огромной важности — была нарушена обратно пропорциональная связь между численностью населения и уровнем заработной платы. Последняя, несмотря на растущую численность населения, превысила прожиточный минимум в два раза. Одновременное увеличение предложения труда и заработной платы может происходить только в том случае, когда спрос на рабочую силу возрастает быстрее, чем предложение. Повышение спроса на труд отражало рост производительности в различных сферах экономики. В трансформации сельского хозяйства важную роль играла интеграция европейских культур и скота (пшеница, овцы, крупный рогатый скот) и местных культур (кукуруза, фасоль, тыква, красный стручковый перец). Появление европейских тягловых животных (лошади и мулы) произвело настоящую революцию в сфере перевозки грузов. Толчками к развитию мануфактурного производства стали изготовление новых товаров (шерстяные ткани) и концентрация различных производств в определенных регионах, что способствовало углублению разделения труда. Все перечисленное выше отличало английское промышленное производство и обусловило его преимущество над американским с точки зрения производительности труда, ставшее барьером на пути к созданию обрабатывающих предприятий в колониях. Напротив, изоляция Мексики и Анд и их значительное по численности население открыли возможность развития здесь обрабатывающих производств. В то же время рост экономики Латинской Америки происходил в условиях испанского колониального правления. Но далекая от либеральной политика Испании не стала сколько-нибудь существенным препятствием на пути экономического развития ее американских колоний.

Несмотря на экономический рост Мексики в колониальный период, ее общество с точки зрения доходов оставалось резко поляризованным. Население согласно закону было разделено на четко определенные расовые категории, соответствовавшие и их экономическим отличиям. Согласно одной из реконструкций испанцы, образовавшие высший класс общества (ю% населения), получали 6i% совокупного дохода, в то время как крестьяне-индейцы (6о% населения) — только 17% дохода. По уровню неравенства Мексика значительно превосходила и Новую Англию, и среднеатлантические колонии. Вероятно, он приблизительно соответствовал аналогичному показателю для Вест- Индии и плантационных регионов юга США (к сожалению, в настоящее время мы не располагаем более точными показателями). Это огромное неравенство оказало отрицательное воздействие на экономический рост после получения независимости колониями.

ПЕРИОД НЕЗАВИСИМОСТИ США

В 1776 г. США объявили о своей независимости от Англии, а в 1787 г. в бывших колониях была принята конституция, установившая в них новый государственный строй. В период до начала гражданской войны (1790-1860-е гг.) экономика США развивалась очень высокими темпами. Население страны увеличилось в 8 раз, а доход на душу населения удвоился.

Довоенное развитие американской экономики может интерпретироваться как еще один пример справедливости теории важнейших сырьевых товаров.

Импульс к развитию производства табака, риса и индиго сошел на нет, но на их место пришел важнейший сырьевой продукт — хлопок. По мере развертывания промышленной революции в Англии резко увеличился спрос на хлопковое волокно. Большая часть хлопковых плантаций находилась в Джорджии, но выращивание хлопка не приносило особой выгоды. Все изменилось после того, как в 1793 г. Эли Уитни изобрел хлопкоочистительную машину. Очень быстро хлопководство завоевало весь юг США. Хлопок выращивался на крупных плантациях с использованием рабского труда. Неудивительно, что импорт рабов непрерывно увеличился до тех пор, пока конгресс в 1808 г. не запретил ввоз новых невольников. На протяжении последующих пятидесяти лет численность рабов в США возрастала благодаря естественному приросту. Увеличение количества невольников было экономически оправданно, поскольку производство хлопчатобумажных тканей быстро расширялось. В 1850-х гг. выращивание хлопка было очень выгодным делом, и если бы не гражданская война (1861-1865 гг.), рабство на юге С Ш А сохранялось бы еще долгое время.

По мнению сторонников теории важнейших сырьевых товаров, экспорт хлопка был основной движущей силой роста экономики США в целом. Они считают, что развитие сельского хозяйства на Среднем Западе США было вызвано необходимостью обеспечения продуктами питания рабов, занятых в плантационных хозяйствах. Данное положение вызвало широкое обсуждение. Кроме того, хлопководство придало дополнительный импульс индустриализации северо-востока страны, поскольку в его промышленной продукции нуждались и хлопковые плантации на юге, и фермеры на западе.

Помимо перечисленных выше факторов, индустриализация США зависела от четырех направлений политики государства, в своей совокупности образующих «стандартную модель» экономического развития в XIX в. Первым из них было массовое образование. Важнейшие шаги в этом направлении были предприняты еще в колониальный период. В XIX столетии школьное образование распространялось все шире. В данном случае решающую роль сыграли экономические мотивы. Три других направления политики государства впервые были сформулированы Александром Гамильтоном в его «Докладе о мануфактурах» (1792 г.). Имеются в виду развитие транспортной системы, что позволило бы создать условия для расширения рынка, создание государственного банка, призванного стабилизировать стоимость национальной денежной единицы и обеспечить предоставление кредита, а также тарифная политика защиты промышленности. В отсутствие последней индустриализация США не состоялась бы, так как потребности юга и севера страны в промышленных товарах могли быть полностью удовлетворены Англией (как это происходило в колониальный период).

Сенатор США Генри Клей назвал предложения А. Гамильтона «американской системой». Но после того, как к ее популяризации приложил руку Фридрих Лист, система использовалась во многих странах мира. В самих США первым шагом к ее введению стало принятие конституции страны, так как в соответствии с основным законом были отменены все вводившиеся штатами внутренние и внешние сборы, пошлины и тарифы и создана правовая база формирования общенационального рынка. Остальные шаги включали в себя строительство в 1811-1818 гг. Камберлендской дороги, соединившей реки Потомак и Огайо, канала Эри между рекой Гудзон и озером Эри (1817-1825 гг.), учреждение «Первого» (1791 г.), а вслед за ним и «Второго банка Соединенных Штатов» (1816 г.) и введение комплекса внешних таможенных тарифов (начиная с 1816 г.).

До 1816 г. в США был установлен единый низкий внешний таможенный тариф, но наполеоновские войны нанесли огромный ущерб американскому торговому судоходству. Страна была вынуждена обратиться к протекционистским мерам, торговым эмбарго, и в 1812 г. объявить войну Англии. Возведенные на границах США барьеры способствовали развитию обрабатывающих производств. После поражения императора Наполеона I Бонапарта в битве при Ватерлоо в 1815 г. американский конгресс утвердил «Тариф 1816 г.», направленный на защиту национального производства, согласно которому большая часть промышленных товаров облагалась внешней таможенной пошлиной в размере 20% от их стоимости (пошлина на текстильные изделия составляла 25%). В 1824 г. и еще через четыре года происходило повышение ставок таможенных пошлин. Однако новые тарифы оказались противоречащими друг другу, и в 1846 г. таможенные пошлины были снижены.

После того как ответственность за страну взяли на себя представители политических кругов Севера, характерной чертой американской внешнеторговой политики стал протекционизм. Во время гражданской войны потребность федерального правительства в доходах резко возросла, следствием чего стало новое повышение внешних тарифов (в 1861 г. был принят Тариф Морилли). В дальнейшем таможенные тарифы росли и росли. Кульминацией этого процесса стало введение в 1930 г. Тарифа Смута-Холли. В 1932 г. внешние тарифы ввела и Великобритания, которая начиная с отмены Хлебных законов в 1846 г. и последовавшего через три года упразднения Навигационных актов придерживалась принципов свободной торговли. Аналогично ответили на Великую депрессию и большинство других стран мира. Система защиты внутреннего рынка США начала демонтироваться только после Второй мировой войны, когда обнаружилось, что проникновение на рынки других стран в большей степени соответствует национальным интересам, чем возведение таможенных барьеров вокруг собственной территории.

Но в XIX столетии тарифная стена обеспечила быстрое увеличение производства и переработки хлопка. В 1850-х гг. крупнейшей в мире была английская хлопчатобумажная промышленность, потреблявшая 290000 т хлопка-сырца в год³³. Но США были уже на втором месте (шооо т), значительно опережая Францию с ее 65000 т. Александр Гамильтон и Генри Клей были бы довольны тем, что импульс, приданный экономике экспортом хлопка, позволил добиться такого прогресса.

Однако те, кто приходит к этому выводу, как представляется, излишне преувеличивают значимость экспорта важнейших сырьевых товаров. Во-первых, несмотря на то что экспорт хлопка (а позднее пшеницы) обеспечивал основной объем валютной выручки, в 1800-1860 гг. на долю совокупного вывоза товаров и услуг приходилось не более 5-7% ВВП. Данный показатель совсем невелик по сравнению с долей в ВВП Пенсильвании и находившейся на побережье Южной Каролиной, не говоря уже о Ямайке с ее 41%. Экспорт хлопка и пшеницы был недостаточно крупным, чтобы он мог сыграть роль движущей силы в предвоенной экономике США. Во-вторых, рынок труда США функционировал лучше, чем предсказывается теорией важнейших сырьевых ресурсов. В XVIII столетии реальная заработная плата в Пенсильвании была немного выше, чем в Англии, что вполне ожидаемо, если растущая экономика США привлекала иммигрантов из Европы (рис. 15). Обретение США независимости и наполеоновские войны в Европе привели к дезинтеграции атлантического рынка труда. Если в США происходил непрерывный рост заработной платы, то в Англии в период промышленной революции имела место ее стагнация. К 1830-м гг. реальная заработная плата в США была вдвое выше, чем в Англии. В соответствии с моделью важнейших сырьевых ресурсов, напротив, иммиграция должна была привести к установлению заработной платы на более низком уровне.

Рост ВВП и заработной платы свидетельствует о том, что США приобрели и развивали способность добиваться роста производительности за счет своих собственных усилий. Основной недостаток теории важнейших сырьевых ресурсов заключается в том, что она не дает ответа на вопросы о том, как и когда перед экономикой открывается возможность преодолеть зависимость от продажи ресурсов на внешнем рынке. Очевидно, что в США этот переход произошел в первой половине XIX в.

Одним из самых почитаемых объяснений является гипотеза, предложенная Джоном Хабаккуком. В соответствии с ней высокий уровень заработной платы был обусловлен изобилием свободных земель на внешних границах США. Стоит ли получать небольшие деньги в Нью-Йорке или Филадельфии, если есть возможность уехать на запад и создать собственную ферму? Тем самым деловые предприятия получали стимулы к изобретению трудосберегающих технологий, внедрение которых вело к росту ВВП в расчете на душу населения и в конечном итоге еще большему увеличению заработной платы. США вместе с Англией и Нидерландами вошли в узкий круг экономик, в которых на протяжении двух последних столетий последовательно создавались высокопроизводительные капиталоемкие технологии (глава 4).

Проследить динамику этих сил мы можем на примере хлопчатобумажной промышленности. Да, ее успех был связан с использованием внешних таможенных тарифов. Но одними тарифами здесь не обошлось. Успех отрасли по переработке хлопка был обусловлен технологическими прорывами, результатом которых стали использовавшиеся на ее предприятиях трудосберегающие технологии. Высокая стоимость рабочей силы привела к тому, что начиная с 1770-х гг. в американских фирмах активно осуществлялись эксперименты с различными машинами и механизмами. Однако для того чтобы добиться коммерческого успеха необходимы были опытные рабочие и менеджеры, хорошо знающие различные технологии. В 1793 г. по проекту и под руководством Сэмюэла Слейтера (имевшего опыт работы в текстильной отрасли в Англии) в США была построена первая коммерчески успешная хлопчатобумажная фабрика. Следующим прорывом стало строительство компанией Boston Manufacturing в 1813 г. в городе Уолтеме (Массачусетс) фабрики, на которой комбинировались хлопкопрядильное производство и механическое ткачество. Толчком к ее созданию стало посещение Фрэнсисом Кэботом Лоуэллом Англии, где он познакомился с работой механических ткацких станков, конструкцию которых промышленник впоследствии воспроизвел по памяти. Серийная модель станка была разработана работавшим на Ф. Лоуэлла инженером Полом Муди. Одной из наиболее примечательных особенностей системы Лоуэлла-Муди была степень изменений английской технологии, произведенных для того, чтобы приспособить ее к американским условиям. К 1820-м гг. реальная заработная плата в США была выше, чем в Англии, и в результате американцы внедрили механический ткацкий станок в производство быстрее англичан. Тем самым Америка начинает выходить на ведущие в мире позиции в сфере промышленных технологий.

Американские достижения не ограничивались хлопчатобумажной промышленностью. В 1782 г. Оливер Эвванс построил первую механизированную мукомольную мельницу. До начала XIX столетия спусковые механизмы пистолетов и ружей изготавливались индивидуально. Условием их безотказной работы была специальная подгонка оружейником всех деталей механизма, чтобы они полностью соответствовали друг другу. Француз Оноре Бланк и американец Эли Уитни заинтересовались возможностью изготовления взаимозаменяемых деталей и начали первые эксперименты с ними. Однако возможности их масштабного производства возникли только после изобретения в 1816 г. фрезерного станка. В 1820-х гг. в арсеналах американского правительства в Спрингфилде и Харпере-Ферри началось изготовление взаимозаменяемых деталей мушкетов. Продукция американских оружейников, представленная на Всемирной выставке в Лондоне в 1851 г. произвела настолько сильное впечатление на англичан, что Великобритания направила в США специальную делегацию для изучения «американской системы». Сначала идея взаимозаменяемых деталей завоевала изготовителей личного оружия, таких как Сэмюэл Кольт, а затем, в середине XIX в., и изготовителей часов. Вслед за ними были «взяты в полон» производители велосипедов, швейных машин, сельскохозяйственной техники и, наконец, автомобилей. В последней отрасли взаимозаменяемые детали стали одним из важнейших «кирпичиков» сборочного конвейера Генри Форда. Успех американской экономики покоился на применении изобретательной инженерной мысли во всем спектре ее отраслей. Стимулом к механизации стала высокая стоимость рабочей силы. Условием успешного ответа на этот вызов было существование большого количества потенциальных изобретателей. К началу Первой мировой войны взаимодействие вызова и ответа превратило США в мирового лидера по показателю производительности труда.

ПЕРИОД НЕЗАВИСИМОСТИ

ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ

В течение 300 лет своего существования Испанская империя основывалась на союзе между монархией и белыми колониальными элитами. В XVIII столетии усилия испанских монархов из династии Бурбонов были направлены на создание современного для того времени налогово-военного государства, но их требования об увеличении доходов короны наталкивались на сопротивление колоний.

Противостояние с Мадридом могло быть еще более сильным, если бы не расовое и экономическое разделение колониального общества. Произошедшее в 1780 г. в Перу восстание под предводительством Ту- пака Амару было одним из многих неприятных напоминаний об опасностях, которыми грозила построенная в колониях социальная пирамида. После вторжения армии Наполеона Бонапарта в Испанию в 1808 г. испанская Америка defacto стала независимой от метрополии. Восстановление империи оказалось невозможным. Например, в 1810 г. в Мексике произошло восстание индейцев под руководством Мигеля Идальго, направленное на свержение власти пиренейцев (белых испанского происхождения). Первоначально восставшие пытались привлечь на свою сторону креолов (рожденных в Мексике белых людей), но жестокость индейцев по отношению к белым вообще не позволила создать объединенное движение против Испании, и восстание было подавлено. Мексика получила независимость в 1821 г. после переворота во главе с группой креолов, стремившихся к сохранению своих привилегий, которым, как представлялось местной знати, угрожал растущий либерализм Испании.

После получения независимости Мексика на десятилетия погрузилась в состояние экономического застоя, коренившегося в дилеммах колониального общества. Уже в конце XVIII в. более острая международная конкуренция подорвала позиции местных обрабатывающих производств. В результате в Мексике, как и в Индии, произошла деиндустриализация. В одной из своих работ Александр фон Гумбольдт объяснял причины этого явления. «В прошлом город Пуэбла славился прекрасными мануфактурами по производству керамической посуды (лозы) и шляп». «В начале XVIII столетия» экспорт «продукции этих двух отраслей промышленности оживил торговлю между Акапулько и Перу». Но импорт европейских промышленных товаров разрушил торговые связи между регионами:

Сегодня между Пуэбла и Лимой коммуникации либо отсутствуют, либо едва поддерживаются, так как производство керамической посуды резко сократилось, что было вызвано низкими ценами на ввозимую через Веракрус из Европы обливную глиняную посуду и фарфор, в результате чего из 46 функционировавших в 1793 г. мануфактур к 1802 г. осталось только 16 мастерских, изготавливавших керамическую посуду, и 2 мастерские, выпускавшие стеклянные изделия³⁴.

Если в 1780 г. реальная зарплата в два раза превосходила величину прожиточного минимума работника, то к 1830-м гг. она упала до абсолютного минимума, необходимого для существования человека.

Под ударом английского импорта оказалась и текстильная промышленность. В Мексике производились преимущественно шерстяные ткани, а хлопчатобумажный текстиль импортировался из Каталонии. После того как в результате английской морской блокады Испании в 1790-х гг. ввоз товаров резко сократился, производство хлопчатобумажных тканей началось в Пуэбла. Но хлопчатобумажный бум оказался коротким, так как после 1804 г. возобновился импорт текстильных изделий из Испании, а после получения независимости Мексика была «завалена» дешевыми английскими тканями. Мексиканская текстильная промышленность «пошла ко дну». Ответ был дан в духе американской системы Генри Клея и предложений Фридриха Листа для Германии. Министр внутренних и иностранных дел Мексики Лукас Аламан ввел тарифы на импортируемые хлопчатобумажные изделия. Часть таможенных платежей поступала в банк Banco del Avio, на который была возложена ответственность за закупки машин и оборудования для новых фабрик. В то же время в стране отсутствовал общенациональный рынок. Основными препятствиями для торговли были внутренние пошлины и сборы между штатами и плохие дороги. Для улучшения транспортного сообщения было сделано слишком мало. Кроме того, правительство Мексики игнорировало необходимость массового образования.

Государственная политика индустриализации привела к неоднозначным результатам. С одной стороны, в 1835-1843 гг. были построены около 35 хлопкопрядильных фабрик. После 1840 г. произошло восстановление уровня заработной платы. С другой стороны, отсутствовали стимулы для создания собственного машиностроения, так как машины и оборудование импортировались, а за функционированием техники надзирали заграничные инженеры. В общем, роль этих фабрик в экономическом развитии была самой незначительной. В середине XIX столетия промышленность Мексики оказалась в застое, а развитие в других сферах экономики происходило очень медленно. Об общем движении вперед, как в США, не было и речи.

Следующий всплеск темпов экономического роста пришелся на время порфириата — периода диктаторского правления Порфирио Диаса в 1877-1911 гг. По сравнению с Л. Аламаном этот правитель более последовательно придерживался общей для XIX в. стратегии развития. Осуществление широкой программы железнодорожного строительства и упразднение пошлин и сборов, взимавшихся при перевозке товаров между штатами, позволили создать общенациональный рынок. Для поддержки различных отраслей мексиканской промышленности использовалась политика внешних таможенных тарифов. Инновационная политика основывалась в большей степени на иностранных инвестициях, чем на капитале, который предоставляли мексиканские инвестиционные банки. Иностранные инвестиции стали своего рода посредником в процессе внедрения передовых технологий.

Результаты экономического развития в период порфириата оказались противоречивыми. С одной стороны, были достигнуты весьма впечатляющие темпы промышленного роста. ВВП в расчете на душу населения вырос с 674 долларов в 1870 г. до 1707 долларов в 1911 г. С другой стороны, местный вклад в технологический прогресс оставался незначительным, так как функции иностранных инженеров ограничивались надзором за установкой оборудования на спроектированных за рубежом фабриках и заводах. Отсутствие соответствующих усилий со стороны мексиканцев означало, что развитие происходило исключительно за счет отраслей, находившихся под патронажем государства, а остальные сферы экономики пребывали в застое. Более того, выгоды от роста получало не все общество, а узкие его группы. Еще в период правления П. Диаса началось снижение заработной платы и в 1911 г. произошла Мексиканская революция.

ОБРАЗОВАНИЕ

И ПРОЦЕСС ИЗОБРЕТЕНИЙ

Почему американская экономика росла гораздо быстрее мексиканской? Большим влиянием пользуется интерпретация, согласно которой успех США приписывается «высокому качеству» ее институтов, а низкие результаты Мексики, соответственно,— «низкому качеству» институтов. Возникает вопрос: какие институты имеются в виду? Преимущества США проистекают из английской системы прав собственности и судов, правовых (и судебных) ограничений, налагаемых на исполнительную власть, эгалитаризма (но не в южных штатах), демократии и политики laissez-faire (но не в сфере таможенных тарифов). К недостаткам Мексики принято относить общинную собственность на землю, предельное социальное и расовое неравенство, а также политическую систему, сохранившую худшие черты колониального наследства — систему различных судов с конфликтующими юрисдикциями, жесткое регулирование хозяйственной деятельности со стороны государства и неэффективную налоговую систему (здесь может возникнуть вопрос о важности всех перечисленных выше факторов с точки зрения быстрого роста в колониальный период).

Экономическая политика государства оказывает значительно более сильное воздействие на народное хозяйство, чем все эти институты. США еще в начале XIX в. стали пионером стандартной для этого столетия стратегии развития. Принятие конституции, в соответствии с которой были упразднены сборы и пошлины, назначавшиеся отдельными штатами, и развитие транспортной системы, расширившейся благодаря использованию новых технологий (пароходы, железные дороги), позволили создать общенациональный рынок. В 1816 г. были введены протекционистские внешние таможенные тарифы. Для стабилизации курса денежной единицы в США была создана национальная банковская система. Еще в колониальный период началось массовое школьное образование. В свою очередь, Мексика перешла к осуществлению политики в этих направлениях не сразу, но постепенно. Сначала, в 1830-е гг., государство уделяло основное внимание внешним таможенным тарифам и банкам. Общенациональный рынок был создан только после 1880 г., а образование приобрело массовый характер уже в XX в. Различия в траекториях развития США и Мексики во многом объясняются образовательной политикой двух стран.

Технологические траектории двух стран отображают и различия между ними в спросе и предложении технологий. Уже в начале XIX в. реальная заработная плата в США была значительно выше, чем в Англии. Эта «американская надбавка» создавала спрос на трудосберегающие машины и оборудование. Внедрение изобретения вело к росту производительности, вслед за чем происходило дальнейшее увеличение заработной платы, в результате чего разворачивался самоуси- ливающийся процесс. Напротив, в Мексике сложился гораздо более низкий уровень заработной платы. Поэтому стимулы к сбережению труда отсутствовали.

В США предлагалось гораздо больше технологий, чем в Мексике. И здесь у нас нет оснований рассуждать о религиозных отличиях, о средневековых или иррациональных чертах испанской культуры. В данном случае мы можем положиться на авторитет великого географа и столпа немецкой науки Александра фон Гумбольдта, находившегося в Мексике на протяжении большей части 1803 г. Он был весьма впечатлен мексиканской наукой:

Ни один город нового континента, включая даже те, которые находятся в Соединенных Штатах, не способен показать миру такие же крупные и основательные научные учреждения, как столица Мексики.

В качестве примеров А. фон Гумбольдт описывал мексиканские университеты, горные школы, институты искусств, ботанический сад и ученых. Благодаря публичным лекциям научная культура распространялась в широкие массы и научные знания проникали в самые отдаленные провинции.

Европейский путешественник не может не удивиться, повстречавшись в глубинке, на самой границе с Калифорнией, с юными мексиканцами, рассуждающими о разложении воды в процессе амальгамации со свободным воздухом³⁵.

Мексика осталась позади США отнюдь не из-за отсутствия в ней просвещения и просвещенности. Проблема заключалась в общем недостатке квалификации рабочей силы. Показателем этой нехватки является грамотность. В США в конце XVIII в. грамотой владели свыше 70% белых мужчин. К 1850 г. данный показатель приблизился к 100%. С другой стороны, чернокожие рабы, составлявшие 14% населения страны, были почти полностью неграмотными. Таким образом, доля грамотных взрослых американцев составляла примерно 86%. Хорошо образованным, в отличие от основной массы жителей, было и белое население Мексики: «...каста белых людей —единственная, в которой мы обнаруживаем... нечто вроде интеллектуального развития». Доля белых в Мексике составляла примерно 20% населения. Соответственно, примерно таким же был и показатель общей грамотности.

Значение этого различия для развития технологии становится очевидным, если обратиться к биографиям изобретателей в США и Англии. Практически все они были грамотными людьми. В противном случае им было бы трудно изобрести хоть что-то, так как они не имели бы доступа к технической литературе. К тому же в большинстве случаев изобретатели были заняты в тех сферах деятельности, к которым относились их изобретения, должны были вступать в договорные отношения, получать патенты и вести переговоры с клиентами. Чтобы стать частью современного ему мира, человек должен был уметь читать и писать. В США его потенциальными членами было подавляющее большинство белых мужчин. В Мексике из него были исключены около 8о% населения. Соответственно, ограничивались возможности развития и применения творческой инженерной мысли.

Непосредственная причина различия между двумя странами очевидна: США превосходили Мексику по количеству школ. Благодаря финансируемым государством школам и введению обязательного их посещения детьми, Новая Англия приблизилась к полной грамотности мужского населения еще в колониальный период. Под руководством Хораса Манна была модернизирована система образования в Массачусетсе. За образец для подражания была взята прусская система. «Движение за начальную школу» распространилось и на другие северные штаты, где оно полностью соответствовало потребностям промышленности. Массовое образование стало такой же неотъемлемой чертой Америки, как и высокие таможенные тарифы. В 1862 г. конгрессмен от штата Вермонт Джастин Смит Моррилл, поддерживавший протекционистские таможенные тарифы, предложил закон о передаче штатам земель федерального правительства с целью создания на них университетов. В результате в США было создано свыше 70 так называемых «колледжей на пожалованных землях».

В 1910-1940-е гг. в стране было открыто большое количество государственных средних школ, что поощрялось «движением за среднюю школу». После Второй мировой войны в США происходило дальнейшее расширение системы средних школ и университетов.

До начала XX столетия сфера образования в Мексике пребывала в застое. Мексиканская революция способствовала расширению школьного образования, но в 1946 г. свыше половины взрослых граждан страны оставались неграмотными. Во второй половине века произошло огромное расширение сферы образования на всех ее уровнях. Но Мексика опоздала с этим на два столетия.

В чем причина различий в траекториях развития США и Мексики? Более высокий, по сравнению с Мексикой, спрос на грамотность и умение считать в колониальный период США был обусловлен тем, что экономика базировалась на экспорте важнейших сырьевых товаров и поселенцы стремились к достижению европейского уровня жизни посредством продажи значительной части производимой ими продукции и приобретения на полученные деньги английских потребительских товаров. Умение читать и писать облегчало эту коммерческую деятельность. В Мексике, напротив, коренное население было в значительно меньшей степени вовлечено в коммерцию и в меньшей степени нуждалось в знании грамоты.

Американское государство было в большей степени заинтересовано в строительстве школ, чем правительства стран Латинской Америки. Эгалитарные экономики Новой Англии и среднеатлантических штатов опирались на демократическую форму правления, предусматривавшую предоставление общественных услуг, таких как образование (тем более что они пользовались широким спросом). Государственное руководство Мексикой, напротив, осуществлялось белой элитой, интересы которой были далеки от предоставления народу такой услуги, как школьное образование. Основная масса населения была лишена возможности научиться грамоте и счету. Высокий уровень неравенства — отличительная черта Латинской Америки. И в государствах, представлявших интересы узких элит в Андах, и в колониях, экономика которых основывалась на рабском труде (Вест-Индия и Бразилия), мы видим один и тот же результат —ограниченное школьное образование.

США предлагают нам в высшей степени поучительное сравнение, так как в колониальный период процветание одного из регионов страны основывалось на подневольном труде. Почему США не повторили судьбу Ямайки или Бразилии? После отмены рабства и окончания периода реконструкции Юга, расположенные здесь штаты также характеризовались высоким уровнем неравенства и управлялись элитой, мало заинтересованной в предоставлении афроамериканскому населению возможности получения образования. Доступ его представителей к школьному образованию (при этом низкого качества) оставался ограниченным вплоть до окончания расовой сегрегации в 1960-х гг. Важнейшее различие между США и Латинской Америкой заключалось в доле социально исключенного, маргинализированного населения. В США афроамериканцы составляли одну седьмую часть жителей страны, в то время как в Латинской Америке на долю индейцев и чернокожих людей приходилось две трети от общей численности населения. Если бы элиты США обращались с 70% населения страны так же, как с афроамериканцами, результатом этого была бы не просто еще более масштабная несправедливость. Скорее всего, произошло бы изменение траектории общенационального развития. В условиях столь сильного ограничения доступа населения к образованию США никогда не смогли бы превратиться в экономического гиганта нашего времени, «мотор» современного мирового хозяйства.