Глубины отчаянья (СИ)

Глава 2

«Похоже, все сходятся на том, что „Бессмертный император“ был человеком крайне подозрительным. Страх имеет множество обличий, но опаснее всего он тогда, когда сочетается с властью и постоянной неуверенностью».

Эберк Мэриме, глава службы разведки республики Аспил.

Таскол, взгляд со стороны

Милену не привели прямо к Силакви, как она ожидала. Вместо этого её доставили в командированный сторожевой гарнизон на остаток ночи. Она была избита, едва не изнасилована и очень страдала от того злобного отсутствия почтения, которое часто бывает присуще слугам, считающим своего хозяина врагом. Императрица не спала, и её не освободили от цепей. Она была вынуждена избавляться от жидкости, не снимая одежды.

На рассвете прибыла вторая рота рыцарей веры, принадлежавших к элитной службе телохранителей самогó высшего жреца. Во главе роты находился сам Фраус Гарбсон — паладин веры и приближённый Киана.

Между рыцарями разгорелся спор, и каким-то образом их крики перешли в совместную экзекуцию — за которой последовало поспешное бегство троих мужчин, ранее присматривавших за Миленой. Новоприбывшим не понравились условия её содержания.

Блистая своей парадной формой, элитные воины вывели императрицу обратно на улицу. Эти люди, по крайней мере, обращались с ней прилично и уважительно, хотя и не сняли с женщины цепи. У Мирадель не хватило духу даже открыть рот, не говоря уже о том, чтобы умолять об облегчении условий перемещения, и поэтому она нашла свой путь к случайному достоинству, какое зачастую возникает от шока и изнеможения.

Она шаркала и спотыкалась в сковывающих её лодыжки цепях — женщина, казавшаяся карликом в сияющей колонне рослых мужчин. Было ещё раннее утро, так что солнце не касалось ничего, кроме неба, оставляя улицы холодными и серыми. Несмотря на это, всё больше и больше горожан собиралось вокруг, когда они пробирались к Аллее Жрецов, вытягивая шеи и иногда подпрыгивая, чтобы взглянуть на неё.

— Святая императрица! — слышала она, как кто-то кричал беспорядочным, прерывистым хором. Но периодически к этим крикам добавлялись другие: «Кровавая императрица!», «Предательница!», «Шлюха!»

Крики, очевидно, опередили их небольшой строй, ибо с каждым поворотом становилось всё больше людей, толпящихся и толкающихся вокруг конвоя на улицах, свесивших головы из окон и с крыш домов, с затуманенными от сна и удивления глазами. Милена видела представителей всех сословий и профессий, мельком видела лица, которые скорбели, которые праздновали, которые увещевали её быть сильной. Они не ободряли, но и не отталкивали.

Рыцари веры проталкивались вперёд, выкрикивая предупреждения, отталкивая самых наглых или даже нанося им удары кулаками. Вместо сосредоточенности, на лицах горожан появлялось всё больше и больше разочарования и тревоги. Фраус Гарбсон, в своём парадном камзоле, величественно махнул рукой, приказав использовать мечи в ножнах, заместо дубин.

Мирадель своими глазами видела, как насилие порождает насилие — и обнаружила, что ей всё равно.

Те, кто следовал за ними, продолжили свой путь. Те, кто стоял впереди, кричали, будя целые кварталы столицы, по которой шли, вытягивая всё больше и больше людей на улицы. К тому времени, когда они повернули на Аллею Жрецов, марш превратился в бегущее сражение.

Горожане продолжали накапливаться, и их желчь росла пропорционально их численности. Милена видела, как многие из них собирали камни, бросая их в сторону то ли её самой, то ли сопровождающих женщину рыцарей веры.

Вырвавшись из узких улочек, Фраус Гарбсон выстроил своих людей в кольцо вокруг императрицы. Перед ними открылся величественный центральный храм. Его просторы уже подёрнулись дымкой. Казалось, весь мир теснился в нём, рассыпался по площадям, толпился вокруг монументальных фундаментов. За морем лиц и размахивающих кулаков, купаясь в утреннем зное, маячил чёрно-базальтовый фасад, голуби с которого разлетелись по соседним жилым домам.

Личное войско Силакви, конвоировавшие императрицу, без колебаний двинулись вперёд, возможно, воодушевлённые видом своих товарищей, выстроившихся в ряд на лестнице перед храмом Хореса. Несмотря на ярость, заставляющую воинов бить мечами в ножнах, ломая кости и нанося чудовищные гематомы тем горожанам, что попадались под руку, их продвижение было в лучшем случае бессистемным.

Мирадель поймала себя на том, что смотрит налево, поверх толпы — на обелиски значимых людей, сделавших для Империи столь много, что заслужили упоминание в хрониках. Среди кричащей толпы они торчали, как наконечники копий. Женщина мельком увидела каменное лицо своей предшественницы, Янлиенны, подарившей Дэсарандесу Аелиноса и Финнелона. Отчего-то это вызвало у неё кошмарный, удушающий приступ страха.

Императрица видела группы людей с самодельными знаками Хореса, которые, в приступе божественного рвения, ножами наносили себе на тело ритуальные символы. Видела рисунки, которые поднимали на глиняных табличках ухоженные, мозолистые и даже покрытые язвами руки. Крики эхом отдавались в небесах, словно гогочущий рёв несомых противоречивых воплей. Каждый второй удар сердца она, казалось, улавливала какой-то отзвук криков: «Предательница!», «Казнить её!» или «Кровавая императрица!» Каждое мгновение Милена видела, как какой-нибудь горожанин завывал от восхищения или плевался ненавистью. Она видела мужчин, запутавшихся в сражающихся толпах, бьющих друг друга по плечам, протягивающих руки, чтобы схватить кого-нибудь за волосы или порвать чью-нибудь одежду. Мирадель мельком заметила, как какой-то горожанин ударил другого ножом в горло, а потом толпа поглотила оба их тела.

Неистовствовавшие люди набросились на отряд рыцарей веры, и в течение нескольких мгновений он был побежден, разбит на отдельные сражающиеся сгустки. Милена даже почувствовала, как её хватают чьи-то руки — платье было разорвано от плеча до локтя. Фраус Гарбсон заорал, его тренированный в бою голос прозвенел сквозь шум, приказывая своим войскам обнажить мечи. Крепко зажатая в затянутых перчатками руках, женщина видела, как солнечный свет мерцал на первых поднятых клинках, видела, как кровь поднималась сверкающими алыми нитями и бусинами…

Крики превратились в вопли.

Осаждённая рота возобновила наступление, теперь скользя по крови. Храм поднялся над ними, чёрный и неподвижный. И откуда-то Милена знала, что Киан ждет её в прохладном сумраке за позолоченными дверями…

Святейший высший жрец Хореса… Интриган и убийца, забравший её трон.

Всё это время, начиная с убийства Карсина, с которым так легко разделались, несмотря на его высокое положение и уровень сил, и заканчивая лестницей центрального храма, она пребывала в каком-то трансе. Тело Мирадель как-то двигалось, она каким-то образом куда-то плыла. Даже борьба с буйной толпой, которая несколько раз срывала с неё одежду и бросала на колени, происходила как будто где-то вдалеке.

Всё это почему-то казалось нереальным.

Но теперь… Ничто не могло быть более реальным, чем Киан.

Она подумала о том, как её муж обращался с вождями и правителями народов, с которыми враждовал. С теми же кашмирскими и сизианскими вельможами. Одного кашмирского визиря он ослепил, а затем голого заколол перед самыми южными воротами Родении, столицы Кашмира. Другого, из Сизиана, император выпотрошил на глазах у его визжащих детей.

Милосердие ничего не значило для Дэсарандеса, если только он не использовал его для каких-нибудь своих запутанных целей. А учитывая суровость Империи Пяти Солнц, жестокость, как правило, была более эффективным инструментом.

Высший жрец был человеком той же породы. Деятельным, властным, умным… и общающимся с Хоресом. Таинственным богом, постичь которого не мог никто из ныне живущих, кроме, может быть, её супруга.

«То, что сейчас произойдёт, полностью зависит от моей пользы. Но с императрицами, особенно теми, кого приходится дискредитировать ради власти, редко поступают милосердно», — подумала она.

Осязаемый ужас. Её тело содрогнулось, словно пытаясь освободиться от самого себя.

Милена была близка к смерти. После всего, что она видела и пережила… Она думала о своих близких. Тех, кого могла назвать друзьями и к кому испытывала тёплые чувства, но перед глазами возникло лишь лицо Ольтеи, которая лежала в лазарете, ожидая выздоровления. Лежала… тогда. Но что сейчас⁈

«Он убил её», — отчего-то уверилась императрица, несмотря на все уверения Безы.

Мирадель с трудом взбиралась по храмовой лестнице: её закованные в кандалы ноги едва справлялись с каждой ступенькой. Женщина слышала бунтовские речи позади себя, чувствовала пылкость тех, кто её любил или ненавидел, и распутство любопытных. Она споткнулась, и её левая рука выскользнула из хватки шедшего рядом рыцаря веры. Запястья Милены были прикованы цепью к талии, так что, оторвавшись от своего конвоира, она упала лицом вперёд. Её голени заскользили по неровным краям ступеней, она ударилась ухом и виском об одну из них. Но Мирадель не столько почувствовала свою оплошность, сколько услышала, как это отразилось в толпе позади неё: тысячи задыхающихся в ужасе лёгких, тысячи гортанных хохочущих в ликовании голосов — Таскол и все его ревущие капризы, осуждающие её унижение.

Она ощутила вкус собственной крови.

Двое рыцарей веры, позволивших ей упасть, с ужасающей лёгкостью подняли императрицу на ноги. Подхватив женщину руками в кожаных перчатках, они пронесли её оставшуюся часть пути. Что-то оборвалось в ней, что-то такое же глубокое, как сама жизнь.

И те, кто наблюдал за ними, увидели, что правительница Империи Пяти Солнц была, наконец, низложена.

Огромные ворота центрального храма медленно захлопнулись за Миленой. Женщина смотрела, как продолговатый луч света, упавший на пол, сжался вокруг её хрупкой тени, а затем лязгающие двери закрылись во мраке.

Звон в ушах. Темнота вокруг. Запах каких-то духóв, влажный, как чахлые цветы, выросшие под землёй. Из огромной каменной кладки, окружавшей её, доносился шум и бесконечный грохот. Мирадель знала, что за циклопическими стенами ярко светит мир, но у неё сложилось ощущение, что она стоит в океанской пещере, в месте, настолько глубоком, что свет сюда не попадает.

Вокруг не было никого. Казалось, императрица осталась одна, но это, безусловно, было не так. Она зашаркала из прихожей по гладко отполированному полу к огромному пространству под центральным куполом. Тяжесть цепей сковывала её движения, заставляя прилагать жгучие усилия для простой ходьбы.

Колонны вокруг подавляли своей монументальностью. С потолка свисали артефактные светильники, создавая театр теней, движущихся по стенам. Он следовал за ней, пока Милена ковыляла, дребезжа кандалами при каждом шаге.

Алтарь размером с императорскую карету возвышался над полом под высоким куполом. Она оцепенело смотрела на огромную статую Хореса, под которым разместились каменные изваяния наиболее высокопоставленных жрецов, заслуживших оказаться рядом.

Хорес… Бог. Всю свою жизнь Мирадель молилась ему, обхватывала себя руками, всхлипывая, называла его имя…

Широкоплечего мужчину, который стоял на коленях в молитве под статуей, она знала меньше половины своей жизни — если вообще знала его. Но женщина понимала Силакви достаточно хорошо, чтобы знать: он никогда не молился в том плане, который подразумевали, произнося это слово. Никогда не делал этого искренне. Оттого непонимание возвышения именно этого человека било её, словно молот.

«Почему?.. Неужто Хоресу плевать на все наши… слова?» — это поразило Милену, тут же даровав знание. Ведь не зря говорят, что хороший вопрос скрывает в себе половину ответа?

Киан не молился, потому что слова оставались словами. Он же служил богу поступками.

Силакви повернулся в тот же миг, когда императрица остановилась внизу, удерживая на ней свой монолитный взгляд. Он был одет с полным церемониальным великолепием — в замысловатые одеяния, закрывающие его плечи и ниспадающие вниз двумя длинными языками с золотыми кистями. Жрец позволил своей бороде отрасти, так что заплетённые из неё косы веером рассыпались по его ритуальному наряду. Отчего-то Мирадель показалось, что его борода и волосы пачкали столь величественную одежду, будто бы Киан использовал самую дешёвую краску, дабы скрыть их седой цвет.

Через миг женщина вздрогнула от глубокого баса его голоса.

— Офицеры, которые тебя избили, — произнёс высший жрец, — с них уже сдирают кожу, пока мы тут разговариваем. Ещё несколько человек тоже будут казнены…

Силакви казался искренне извиняющимся, искренне разъярённым.

Именно поэтому она знала, что он лжёт.

— По-видимому, — продолжал Киан, — они думали, что задержав тебя без ведома тех, кто лучше них, они заслужат себе ещё более громкую славу в этом мире, — его взгляд был одновременно мягким и безжалостным. — Я предложил им попробовать следующий.

В течение нескольких долгих мгновений Милена не говорила и не дышала. Ей хотелось закричать: «Мой муж! Неужели ты не понимаешь⁈ Дэсарандес увидит, как тебя выпотрошат!» — только для того, чтобы обнаружить, что она не может высказать своё возмущение из-за какого-то извращённого рефлекса.

— О… Оль… тея… — вместо этого Мирадель начала кашлять и смаргивать слёзы. — Где она? Ч-что… ты с ней… сделал?

Её лицо сморщилось от рыданий. Так долго… так долго она старалась… боялась…

Высший жрец навис над ней, его манеры были холодны и абсолютны.

— Империя разваливается, — сказал он почти бездонным для своей мудрости голосом. — В то время как ты слепо следуешь чужой воле. Почему, Милена? Зачем ты решилась убить меня?

— Это ты почти убил её! — услышала она собственный крик.

— Нет. Ты сама почти убила свою любовницу. Ты отдала её в жертву, когда вы разработали план моей смерти, — постановил Силакви.

— Я не делала этого! — воскликнула женщина, и её руки бессильно опустились, насколько это позволяли цепи. — Мне только нужно было знать, скрываешь ли ты что-нибудь! Ничего больше. Ни больше, ни меньше! А ты взамен убил самого дорогого мне человека. Ты! Ты превратил это в войну!

Лицо Киана оставалось совершенно бесстрастным, хотя в глазах у него блеснуло что-то вроде настороженной хитрости.

— Кажется… ты и правда веришь в то, что говоришь, — наконец сказал он.

— Разумеется! — крикнула она из последних сил.

Голос Мирадель звучал высоко и грубо под воздушным мраком куполов, сливаясь с белым шипением рёва далёкой толпы.

Жрец пристально смотрел на Милену, и у неё возникло странное ощущение, что он заглядывал куда-то внутрь. В саму её душу. В глубины, скрытые даже от неё самой. Которые невозможно было даже представить.

По истечению сотни ударов сердца, которые они провели почти в полной тишине, Силакви кивнул.

— Милена… я ошибся. И в том, что, как я предполагал, было твоими скрытыми намерениями, и в твоих способностях организовать всё случившееся.

Она чуть не закашлялась от шока. Может быть, это какая-то игра? Ей казалось, что она смеётся, хотя на самом деле она плакала.

— Ты решил, что я сошла с ума, да? — истерично спросила женщина.

— Я боялся… — произнёс он.

Высший жрец Хореса опустился перед ней на колени и поднёс руку к её окровавленной щеке. От него пахло сандалом и миррой. Мужчина достал из-за пояса маленький грубо отлитый ключ.

Мирадель пошатнулась. Она полагала, что эта аудиенция будет не более чем пантомимой, церемонией, необходимой для того, чтобы придать её неизбежной казни видимость законности. Она надеялась только бросить свой вызов и свою праведность в воздух между ними — туда, где память не могла бы потом отрицать этого.

Милена забыла, что гордость и тщеславие ничего для него не значат, что он никогда не будет просто жаждать власти ради самой власти…

Что он — инструмент Хореса.

— Долгие ночи, Милена… — начал он, возясь с замкóм её кандалов.

И это казалось безумием, отсутствием смущения или раскаяния — или любого другого признания абсурдности происходящего между ними. В каком-то смысле это было почти так же страшно, как и та гибель, которой она первоначально ожидала.

— … я размышлял о событиях последних месяцев. И всегда был один и тот же вопрос…

Один за другим Киан открывал её замки́. Начал с запястий, а затем наклонился, чтобы освободить её ноги. Она поймала себя на том, что вздрагивает от его мощной близости, но не телесной, а душевной, которая слишком долго делала из него объект ужаса, чтобы так быстро избавиться от своего отвращения.

— Каков план моего императора? — спросил жрец, продолжая работать. — Он, должно быть, знал, что культисты поднимут голову, стоит только уйти на войну в те дальние земли. Знал и о том, что Кашмир снова находится на грани восстания, что Сизиан сотрясается от пустынных разбойников… Что Империя рухнет в его отсутствие! Тогда почему же? Почему он вновь доверил расхлёбывать все проблемы той, кто не пригодна для роли правителя?

— Мне, — сказала она с большей горечью, чем намеревалась.

Некая необъяснимая волна поднялась от буйной какофонии за стенами, напоминая, что при всей необъятности храма это был всего лишь маленький карман мрака и тайны в мире солнечного света и войны.

Напоминая о людях, за которых они говорили, но на которых так редко обращали внимание.

— Пожалуйста, Милена, — произнёс Силакви, поднявшись и посмотрев ей прямо в глаза. — Я тебя умоляю. Отбрось свою гордыню. Слушай так, как слушал бы твой муж, без…

— Предубеждения, — перебила его императрица, вытянув губы в кислую линию. — Продолжай.

Женщина осторожно потёрла запястья, моргая, как если бы ей в глаза попал песок. Она никак не могла отделаться от потрясения и недоверия. Простое недоразумение? Так ли это было? Сколько людей погибло? Как много таких людей как… как Карсин?

— Я давно знаю, — Киан сложил руки за спиной, — что из всех инструментов, самым полезным Дэсарандес находит невежество. И всё же я поддался тщеславию, которое терзает всех мужчин: я считал себя единственным исключением. Я — ещё один человек, способный разговаривать с Хоресом. Путь уверенности — это просто иллюзия, порождённая невежеством. Я убедил себя, что император выбрал твои руки, которые были слабыми и одновременно не испытывали особой охоты править, потому что он считал меня угрозой. Потому что он не доверял тому, куда меня могло привести желание исполнить божественную волю.

При всём смятении Мирадель, эти слова горели особенно ярко — вероятно, потому, что она повторяла их с такой болезненной частотой:

— Так же, как он не доверял никому из своего окружения, — произнесла женщина.

— Да… Дэсарандес не доверяет никому, — Силакви серьёзно кивнул. — За долгую жизнь он слишком часто сталкивался с предательством, а потому попросту отучился это делать.

— Даже Хоресу? — нахмурилась императрица.

— Думаю, что да, — неуверенно пожал он плечами. — Это не паранойя, но что-то весьма близкое. Ты была бы потрясена, Милена, если бы узнала, как каприз и тщеславие искажают интеллект. Люди всегда бросаются в лабиринты размышлений не для того, чтобы заблудиться в погоне за истиной, а для того, чтобы скрыть свой личный интерес в тонкостях, и таким образом сделать благородными самые грубые желания. Так месть становится справедливостью, а паранойя — осторожностью.

Мирадель ощутила, как будто кто-то туго затянул шнурок на её груди.

— Ты убедил себя, что Дэсарандес просто боится довериться тебе?

— Верно, — протянул он. — А почему бы и нет, когда люди так регулярно загоняют свой интеллект в ярмо корыстной глупости? Я — верный слуга, и Хорес тому свидетель. Но происходящее… император проигнорировал начавшийся между мной и тобой конфликт со столь вопиющей открытостью, что становилось очевидно: в этом крылся какой-то план. Но какой? Почему он позволил двум самым близким и верным сторонникам вцепиться друг другу в глотки?

Жрец взглянул на кандалы, брошенные у ног Милены, и женщина заметила капельку крови, стекающую с одного из её пальцев.

— Он хотел, чтобы мы сами урегулировали этот конфликт, — произнесла она то, что повторяла самой себе раньше. — Знал, что итоговое решение, которое мы найдём, станет лучшим, — то, во что она должна была верить.

— Тогда почему Дэсарандес ничего не предпринял, когда я осуществил переворот? — спросил Киан. — Почему не вмешался и не восстановил справедливость, показав, что в своей грызне и неспособности понять обстановку, мы перешли черту? У него достаточно осведомителей, позволяющих знать о каждом чихе, происходящем в Ороз-Хоре.

Этого Мирадель не знала. Императрица вытерла слёзы, горевшие под её веками, но грязь с пальцев только усилила жжение.

— И тут меня осенило, — продолжал Силакви, глядя в глубь закрытого ставнями храма. — Что, если он предвидел неизбежность краха Империи? Знал, что внутренние противоречия достигли апогея, отчего она обречена развалиться, кто бы ею ни управлял? Ты. Я. Вентуриос…

Его голубые глаза буквально прожигали её насквозь. Он казался таким широкоплечим в своём белом с золотом облачении, таким впечатляющим, благодаря своему высокому положению. Милена чувствовала себя тряпичной куклой, стоящей в его священной тени…

— Он знал о крахе, а потому готовился. Но не к развалу, а очищению, — произнёс жрец. — Поэтому Дэсарандесу было нужно то, что сейчас происходит. Чтобы получить повод, инструмент для дальнейших реформ и репрессий. Для преобразования Империи во что-то… иное.

На заднем плане, как и раньше, слышался громогласный рёв, только искажённый другими звуками, превращавшими его в неразборчивый, безличный шум.

— Что ты говоришь? — услышала она собственный плач. — Что Дэс хотел, дабы я потерпела неудачу? Что он хотел, чтобы весь мир, его дом, обрушился на его жену? На всех приближённых, родственников и верных слуг?

— Нет. Я имею в виду, что он осознавал последствия надвигающейся катастрофы, а потому своим бездействием подтолкнул все силы — внешние и внутренние, чтобы они показались на поверхности и дали ему возможность вырвать их одним решительным движением. Очевидно, император хотел вернуться с победой в самый критический момент, а потом, на фоне происходящего, начать переделывать свою страну под новый порядок…

— Я не верю в это. Я… Я не могу! — воскликнула она. — Он не мог пожертвовать мной и всеми остальными! Ольтеей, своими родственниками, своими…

— Спроси себя, Милена. Какова цель Империи Пяти Солнц? — нахмурился Силакви.

Ей казалось, что она отступает перед его словами, как перед остриём меча.

— Объединить мир перед лицом гисилентилов, — пробормотала она.

— И что будет, если эта цель осуществится? Что тогда произойдёт с Империей?

— Она… выполнит своё предназначение и нужда в ней исчезнет, — женщина сглотнула, настолько болезненно прозвучали эти слова.

«Получается, что Дэсарандес никогда не относился к Империи, как к чему-то большему, чем инструменту, — осознала Мирадель. — Если возникнет возможность сократить путь, пожертвовав страной, он сделает это ни капли не сомневаясь».

— А если мы останемся раздробленными и слабыми в момент ИХ возвращения? — спросил Киан, чей тон казался бархатом, облегающим твёрдое и холодное железо.

Милена поймала себя на том, что смотрит вниз, на угольную грязь между пальцами своих ног.

— Повторятся события Великой Войны… — прошептала она.

— Народы будут принесены в жертву и превращены в смрадных монстров, желающих лишь пресмыкаться перед своими новыми повелителями. Каждый будет изменён, получая «дар» гисов и обретая схожесть с королём Лехрером, — сурово дополнил жрец.

Императрица кивнула. Она знала историю не только из рассказов Дэсарандеса, но и изучая её по книгам — тем немногим, которые сумел сохранить муж.

Мир воевал и бунтовал вокруг них. Громоподобный рёв стал казаться собранием живых существ, ду́хов, состоящих из звуков, бросающихся на тёмный базальт храма и разбивающихся о туман.

Мирадель подняла глаза, не дыша и не желая этого делать.

Смысл того, что сказал Силакви, ошеломил женщину, даже когда основная часть её тела отказалась подчиниться. Объединение мира. Гисилентилы. Угроза человечеству, как виду. То, с чем боролся Дэсарандес.

Всё это казалось какой-то великой шуткой, фарсом монументальных масштабов. Она была свергнута, Ольтея пропала и может быть погибла, её муж на далёкой войне, о которой ходят лишь слухи, без какой-либо конкретики. Вот что её интересовало. А то, что говорил Киан, было, несомненно, чудовищно, но не трогало Милену до той степени, которой должно. Эти истины просто слишком обширны, слишком далеки, чтобы быть брошенными на чашу весов с чем-то столь же непосредственным, как собственная жизнь. Они казались не более чем дымом, по сравнению с огнём её страданий.

Дымом, который душил, ослеплял, сбивал с пути истинного. Неизбежным дымом. Убийством.

Силакви стоял перед ней, ясный и светлый, её враг и одновременно защитник. И вдруг она поняла, что он — её единственная надежда понять безжалостное безумие своего мужа.

Вот только высший жрец был тем, по чьей вине пропала Ольтея. А может и тем, кто отдал приказ её убить…

— Я совершил ту же самую ошибку, что и ты, Милена, — вздохнул он. — Я думал об Империи, как о конечной цели, как о чём-то, что можно спасти ради неё самой, хотя на самом деле это всего лишь инструмент. Дэсарандес держит его в чистоте только до тех пор, пока не выкует новый, более достойный. И происходящее сейчас — всего лишь обработка помещения дымом, дабы выкурить паразитов, которые в нём завелись.

Высший жрец удостоил её долгим взглядом, словно удовлетворяясь тем, что она уловила страшный смысл его размышлений. Затем он повернулся лицом к высоко нависшему мраку и крикнул невидимым ушам:

— Мы закончили! Вера и трон пришли к согласию!

— Он покинул нас, — пробормотала Мирадель в звенящую пустоту. Когда она моргнула, ей показалось, что горят все земли Малой Гаодии, все города: Сайбас, Эмбер, Капацири, Щуво…

Киан кивнул.

— Я не хочу пугать тебя слухами, но… говорят, что Дарственный Отец возвращается, — отчего-то невесело сообщил жрец.

Императрица услышала, как в галереях послышались шаги и приглушённые голоса.

— Возвращается? Он уже захватил весь Нанв? Но почему так быстро? Я думала Дэсарандес завяз подле Фирнадана. Ты что-то знаешь?

Силакви посмотрел на свои ладони.

— Это лишь слухи, но… не только у императора есть глаза и уши, — он слабо улыбнулся. — Армия была разделена. Твой муж плывёт сюда с самыми сильными своими частями.

Женщина замерла. Столько разных и противоречивых мыслей наполняли её голову! Тут мелькали и те, что они оба ошибались и на самом деле Дэсарандес хотел спасти столицу от двоевластия и сил вторжения. Что он не бросил их. Что он… не безумец… не фанатик… не… не…

Первые рыдания пронеслись сквозь неё, как лёгкий ветерок, мягкий, успокаивающий, даже когда он взъерошил её мысли и видения. Но буря не заставила себя долго ждать. Милена обнаружила, что плачет в широких объятиях Киана, оплакивая все потери, которые ей пришлось пережить, все сомнения…

«Сколько откровений? — подумала она, когда последние порывы ветра пронеслись сквозь неё. — Сколько откровений может вынести одна душа?»

Потому что она слишком много страдала.

Мирадель посмотрела в бородатое лицо Силакви и глубоко вдохнула сладкую горечь его духóв. Казалось невероятным, что она когда-то видела злобу в нежной синеве его глаз.

Они расцеловались — не как любовники, а как брат и сестра. Она почувствовала нежность его щёк. Они уставились друг другу в глаза — их лица были достаточно близко, чтобы дышать выдохами друг друга.

— Прости меня, — сказал высший жрец Хореса.

В Империи ревел невидимый бунт.

Милена моргнула, вспоминая лицо Карсина, не изуродованное избившими его кулаками.

— Киан… — шепнула она, преисполненная надежды.

Мужчине было достаточно одного лишь взгляда и интонации, чтобы понять её вопрос.

— Я не убил никого из министров или слуг, — произнёс он с ободряющей улыбкой. — А Ольтея, хоть и не до конца поправилась, сбежала из Ороз-Хора через тайный проход в подземелье. Сейчас она где-то в городе, но уверен, что вылезет из своей норы сразу, как только узнает новости.

Ужас сдавил ей горло — ужас и сокрушительное облегчение.

— Что? Она же раненая! За ней нужен уход. Высший сион или нет, она… — глаза Мирадель, казалось, расфокусировались, но ещё до того, как она заметила это, Силакви снова был здесь, перед ней, такой же непосредственный, как и её муж.

— Ольтея совсем не та, за кого ты её считаешь, Милена, — едва уловимо прищурился он. — У неё и Финнелона есть один весьма постыдный секрет, с которым нам ещё предстоит разобраться.

— О чём ты? — императрица приподняла бровь.

— В своё время… — Силакви кивнул женщине за спину и она спешно обернулась.

Вокруг собралась небольшая группа рыцарей веры и имперских чиновников. Среди последних она обнаружила и своих верных министров, которых давно знала и которым доверяла. Изворотливый Санторион (ныне нервный и беспокойный), ещё больше похудевший Лерэ, туповатый Лоринсон и даже старик Хиторн… Некоторые смотрели на неё с выражением надежды и даже радости, а некоторые с опаской.

Милена не удивилась, увидев возвращение верноподданнических чувств. Киан сказал им, что они помирились, а значит кризис миновал. Теперь эти люди надеялись, что всё вернётся на круги своя и наступит прежняя, тихая и богатая жизнь, без особых трудностей и опасностей.

Это едва не заставило её расхохотаться. Более того, в каком-то тёмном закоулке своей души Мирадель готовилась к этой встрече, представляя, что она скажет каждому из этих надменных предателей, которые бросили её, едва лишь их жопы оказались под угрозой. Но теперь у неё не нашлось ни проклятий, ни кошачьих плевков, ни воплей возмущения. Вместо этого женщина чувствовала только усталость и облегчение.

Впрочем, возможно что она зря наговаривала про них. Быть может, все её приближённые были измотаны также, как она сама. Может, просто тосковали по той жизни, которую знали до Силакви и его переворота. Может, были напуганы сражающимися толпами. Может, они действительно верили ему…

Какова бы ни была причина, но что-то произошло, когда императрица взглянула на них. Несмотря на вышитые знаки отличия на их одеждах, несмотря на их украшенные драгоценными камнями кольца, несмотря на гордость и честолюбие, присущие их высокому положению, они стали простыми людьми, сбитыми с толку и сражающимися на равных, вместе. Не имело значения, кто совершил ошибку, кто предал или кто нанёс ей вред. Не имело значения, кто умер…

Они были просто сподвижниками Дэсарандеса Мираделя — и мир шумел вокруг них.

Киан снова занял своё место перед алтарём, и Милена поймала себя на том, что наблюдает за ним с простодушным удивлением деревенского прихожанина, смаргивая слёзы, которые больше не жгли её. Казалось, что высший жрец светился, и не только из-за накладывающихся друг на друга колец света, отбрасываемых висящими светильниками-артефактами, но и потому, что императрица теперь видела его новыми глазами.

И внезапно Мирадель поняла, что видит свой прошлый путь со всеми её потерями и ненавистью. Каким-то образом она теперь знала, что вместе с Силакви они найдут способ удержать Империю, независимо от того, верит в них её прóклятый муж или нет. Вернётся он или нет. Заменит Империю на более точный и полезный инструмент или нет.

«Всё наладится», — осознала женщина, отчего не сумела удержать полную счастья улыбку.

— Мы устроим официальное примирение, — сказал Киан тёплым, неформальным тоном, — что-нибудь для масс. Но сейчас я хочу, чтобы все вы стали свидетелями того, что мы ви…

И тут появился он — одетый только в набедренную повязку, он шагал среди золотых идолов войны и рождения, шёл с того места, где он всегда стоял, единственного места, которое ускользнуло от всеобщего внимания — единственного незаметного места, которое существует в каждой комнате мира.

Нанятый ею «забытый».

Он шагнул из темноты. Он выглядел твёрдым, как нечто среднее между чёрной плотью и серым камнем. Три бесшумных шага. Но Силакви услышал их и обернулся. Его лицо казалось бесстрастным, лишённым шока, удивления или каких-либо других эмоций. Каким-то образом Мирадель поняла, что высший жрец обернулся лишь из любопытства, настолько он был уверен в своей безопасности. Он повернулся как раз в тот момент, когда мужчина вонзил свой выщербленный, покрытый рунами клинок между его шеей и ключицей. На миг Милене показалось, что она увидела странную вспышку. Будто бы разорвалась какая-то тонкая, едва заметная нить, но моргнув женщина более её не заметила. Да и странно было бы увидеть, как «Разрыватель» обрывает связь между человеком и богом. Ту уникальную вещь, которая позволяла смертным использовать чужие заёмные силы.

В остальном же, в нападении не было ничего примечательного, никакого проявления нечеловеческой скорости или способностей — только три шага от места, которое не было замечено, до места, которое не охранялось. Своего рода разрядка неизбежного.

Фигура тут же выдернула меч обратно, окропив пол храма вереницей красных капель.

Высший жрец Хореса посмотрел на него сверху вниз, как будто это была муха или пчела…

И Мирадель успела лишь втянуть воздух ртом, до того как Силакви издал шипящий звук и упал на колени.

— Милена… — прохрипел он, — ты… должна сказать Дэ… что ги…

Глаза Киана округлились, уставившись в символическую пустоту. А потом он рухнул набок. Его выкрашенная борода измазалась в натёкшей на пол крови, после чего высший жрец умер у ног нанятого ею убийцы.

Повинуясь рефлексу, императрица повернулась к изумлённым лицам и подняла руки, чтобы утихомирить крики всполошившихся рыцарей веры и наиболее воинственных министров. Вдалеке, во мраке, было видно, как в их сторону бежит Фраус Гарбсон и его верные воины.

Женщина чувствовала, что «забытый» неподвижно замер у неё за спиной. Почему он не убежал?

— Всем стоять! — воскликнула Мирадель. — Я сказала, стоять!

Все, кто был рядом с ней, замолчали и замерли. Некоторые даже вздрогнули от неожиданности.

— Роддерк Хиторн, ты всё ещё носишь с собой шедевры магической коллекции? — спросила Милена у министра контроля магии, гильдии и школ. — По прежнему ли огонь твоей души служит Империи?

Старик без колебаний заковылял к ней. Костлявые руки без всякого сомнения достали могущественные и полностью заряженные артефакты, способные обрушить здание всего храма. В следующий миг вокруг него и Милены вспыхнули магические барьеры.

Ближайшие воины Гарбсона замедлили бег и перешли на настороженную рысь, хотя их клинки по-прежнему были высоко подняты. Позади выстраивались солдаты с ружьями.

— То, что вы видели — работа нашего императора! — закричала Мирадель, и голос её был силён, несмотря на железную усталость. У неё не было сил, чтобы страдать.

Женщина знала, как должна выглядеть: нищая, дикая и окровавленная, окутанная бледно-пылающими контурами сразу нескольких чародейских барьеров. Тем не менее она стояла перед ними, словно облачённая в полное императорское великолепие, зная, что противоречие между позой и внешним видом будет ассоциироваться с божественным откровением.

— Хорес не вмешался и не спас своего слугу, именно потому, что высший жрец перешёл грань! — громко заявила Милена, изображая праведный гнев. — Теперь имя Киана Силакви будет вычеркнуто из всех хроник и всех скрижалей! Потому что он всего лишь обманщик, изменник и предатель!

Она будет делать то, чему научил её Дэсарандес.

— Обожание, которое вы когда-то испытывали, и смятение, которое вы испытываете теперь — вот истинная мера его обмана!

Она будет говорить с жаром.

— Он! — закричала Мирадель, взмахивая раскрытой ладонью над мёртвым телом, истекающим кровью под золотым полукругом статуй. — Киан Силакви! Восстал против своего священного императора! Он убил наших людей… — её голос сорвался, когда она сказала правду об этом последнем слове. — Жену сына своего императора!

Министры и рыцари веры стояли ошеломлённые, одни от изумления, другие от испуга — толпа мудрецов и франтов, скованных безумными обстоятельствами. За ними продолжала грохотать толпа солдат Гарбсона — оттуда доносились крики, стоны и шипящие разговоры.

Один из офицеров воинственно выступил вперёд.

— Кто распространяет эту ложь⁈ — злобно рыкнул он.

— Дэсарандес Мирадель! — громогласно заявила императрица с язвительным пренебрежением. — Господин Вечности! — она видела, что пример этого человека распространялся, как зараза, подбадривая других собравшихся. — Как вы думаете, кто ещё мог осудить высшего жреца за все его грехи?

Она должна была выбить из них волю к борьбе. Это была её единственная надежда.

— Подумайте! — теперь женщина почти визжала. — Кто ещё мог бы с такой лёгкостью сокрушить слугу самого Хореса? С такой! Лёгкостью!

Это, как она знала, должно было вбить клин в их уверенность.

— На колени! — воскликнула Милена, словно не просто говорила о своём муже, но и призывала его сюда, в храм. — На колени!

Потому что быть и действовать для людей означает одно и то же.

У неё не было выбора. Она должна была стать хозяйкой этого события. Какие шансы у убийцы высшего жреца на спасение, даже если он «забытый»? Если его схватят, он назовёт её имя. Она должна была признать это событие и признать его справедливостью, быстрой и жестокой справедливостью, которую они ожидали от Дэсарандеса. Убийцу пощадят, его прославят, как героя.

Как и следовало бы, ведь он всего лишь исполнил волю своей императрицы.

Вот почему он так и остался стоять над своей жертвой. Вот почему он выбрал именно этот момент для удара.

Многие мгновенно упали на колени, в том числе и Хиторн, и на его подвижном лице мелькнула тень улыбки. Некоторые начали пристыженно и унизительно пресмыкаться, бормоча молитвы своей правительнице, стоящей под величественными статуями. Но большинство рыцарей веры остались стоять, удерживаемые гневом и примером своих нерешительных братьев.

— На колени! Ибо те, кто стои́т сейчас, стоя́т вместе с врагами его! — крикнула Милена.

Она говорила с жаром, с душераздирающим жаром. Если понадобится, она погонит тысячи людей под меч палача. Она сожжёт Таскол дотла — менестрели обвинили её в сожжении Морбо, и она сделает это в реальности…

Всё, что угодно, лишь бы быть в безопасности.

— Ибо сама вечность висит на волоске вокруг вас, — уже значительно тише дополнила Мирадель.

Последние из рыцарей оказались сломлены и опустились на колени, а затем уткнулись лицом в пол. Она смотрела, как смирение распространялось среди них, словно болезнь, словно чудесное превращение, делающее из веры безумие, а из катастрофы — божественное откровение. И они могли чувствовать его, она знала это. Все они чувствовали, как сила исходит от её хрупкой окровавленной фигуры. А потом, через месяцы или годы они умрут, думая, что это самый важный, самый славный момент в их жизни…

Момент, когда они пресмыкались перед своей императрицей.

Чувство триумфа, не похожее ни на одно из тех, что она когда-либо испытывала, пронзило женщину до самой последней жилки — восторг, превзошедший всё её тело, буйное постоянство её самой и подчинённого ей мира. Казалось, стоит ей только высоко поднять руки, и сама земля будет хлопать, как одеяло, которое трясут. И она посмотрела вниз с властным удовлетворением, упиваясь этим мгновением силы…

Ибо пока она смотрела, собравшиеся кающиеся начали озираться в изумлении и тревожном замешательстве.

Рёв, который был её благочестивым хором, её доказательством несогласия с Кианом, стал тише, а затем и вовсе прекратился. Толпа чудесным образом замолчала…

И на какое-то мгновение Милене показалось, что вся Империя встала перед ней на колени.

Но что-то… что-то вроде далёкого и периодически прерывающегося воя… он заполнил тишину, поднявшись из глубоких храмовых подземелий. Она сразу же узнала его, хотя душа отказывалась верить этому знанию. Так как этот звук всё ещё звучал в самых тёмных её снах.

Снах о дне захвата Таскола… о бегстве по переполненным улицам, о прятках по подвалам…

Снах о чужом войске, которое ворвалось в столицу.

И Мирадель знала лишь одну армию, которая вот-вот должна была обрушиться на них. Лишь одно войско стало бы координировать горнами свои атаки.

Те сигналы, о которых рассказывал ей Беза. Нападение. Ещё одно нападение!

Лорд Челефи и его кашмирские орды.

Императрица повернулась к величественной статуе Хореса, который каким-то извращённым образом сверкал золотом над неподвижной фигурой мёртвого высшего жреца. Рядом с ней бесстрастно стоял почти обнажённый убийца.

Она начала смеяться — теребить свои волосы и смеяться…

Такой коварной шлюхой была судьба.

Уставившись в карту, я напряжённо хмурился, будто бы от этого мозги станут лучше соображать. Во всяком случае так казалось!

С самого взятия (скорее — занятия, так как никто не оказывал сопротивления по причине отхода всей имперской армии) Монхарба, месяц назад, меня откомандировали на контроль границ и прилегающих земель. То есть, это было основное задание, которое, однако, периодически (постоянно!) разбавлялось иными поручениями. От каких-то можно было отказаться, от каких-то — нежелательно.

Так или иначе, оставленный имперцами город нуждался в очень высоком уровне контроля и бюрократии. А ещё — ресурсах. Благо, что хотя бы производственные мощности эти твари забрать не сумели! Деньги, пищу, артефакты — это, конечно же, ушло вместе с противником. Зато остались школы магии (и книги!), фабрики производства инсуриев (Монхарб не зря называли «городом-фабрикой»), пушек, ружей и мушкетов…

Вот и пришлось засучить рукава, да заняться налаживанием стабильности в Монхарбе и окрестных крепостях. Сборы и пошлины для обеспечения армии, установление гражданского порядка, контроль преступности, ремонт… всё для перехода из уже привычного для местных жителей состояния оккупации.

Я чувствовал, что тону во всём этом. Слишком много задач. Слишком много дел, которые взвалили на меня. Благо, что я потребовал себе не только формальное звание «Сокрушающего Меча Кохрана», но и подходящую должность. И теперь её имел.

Лейтенант Изен. Уже неплохо… Выше меня лишь Маутнер, но то по отряду.

Сука… все эти поборы и сборы… В полном соответствии с приказами Логвуда, «Чёрные Полосы» устроили сеть наблюдательных и контролирующих лагерей в узких горловинах перевалов и дорог, ведущих в сторону крайнего пограничного города Нанва — Монхарба. Пошлины и обыски фургонов принесли заметный улов, хотя, как только вести об этом распространились, поступления стали уменьшаться. Нужно было поддерживать хрупкий баланс: сохранять такой уровень пошлин, какой могли переварить торговцы, и пропускать ровно столько контрабанды, чтобы совсем не придушить торговлю между странами, регионами и начавшими восстанавливаться вольными городами.

Пока что я и Маутнер с этим справлялись, пусть и с трудом. Впрочем, это была наименьшая из трудностей, с которыми мы столкнулись.

Кииз-Дар и особенно Мобас превратились в тени былых себя. Разграбленный Монхарб ощущался полегче, но даже так его ситуация была хуже Сауды и Олсмоса, через которые я проходил и видел, во что они превратились, потратив все ресурсы на казалось бы провальную войну.

Помойки.

Здесь, в Монхарбе, такого пока не ощущалось только по причине сравнительно недавнего отступления имперцев. У горожан ещё осталось некоторое количество так называемых «старых запасов», однако положение имело тенденцию качелей — что-то улучшалось, а что-то ухудшалось. И финансовое благополучие жителей шло именно в минус.

Победа в войне… Но какой ценой?

Сейчас кое-как восстановили линии снабжения, но несмотря на вроде бы достигнутый успех, нагрузка на офицерский корпус выросла стократно. Хоть в Монхарбе и оставили лишь десять тысяч солдат (остальные направились вглубь страны, заниматься иными делами — защитой деревень от разбойников и устранением преступности в городах, где она начала с бешеной силой поднимать голову), но солдаты продолжали испытывать потребности во всём. Особенно утешении и ободрении. Нежных слов на ушко, что всё будет хорошо и мы преодолеем все испытания. Вот только этого им дать не мог никто. Особенно я.

Да-а… я уже не тот, что был прежде. Ни следа того Кирина Анс-Моргрима, который путешествовал с другими ребятами, лелея мечты о справедливом императоре и непобедимой Империи. И, конечно же, даже с больши́м трудом я не мог отыскать Кирина Моргрима, аристократа из семьи графов.

Теперь я Изен, и похоже буду им до конца своих дней. Недолгих дней. Сколько там у меня? Бездна, я сбился со счёта и окончательно запутался… Нет, стоп. Посчитаем… О, как. Летом. Вот оно что. Ну да, сейчас зима, у меня почти пять месяцев. Практически четверть изначально отпущенного срока. Если, конечно, та смерть и воскрешение в портале не откатило моё время жизни. Тогда к этому прибавится ещё почти год.

Даже не знаю, хочу ли я его? Очередную отсрочку? Уже вроде как смирился и выбрал дату окончания жизни, а тут, в последний миг, узна́ю, что придётся мучиться ещё год. Как приговорённый к казни, которому дали дополнительную неделю жизни, но подобное для него скорее обернётся му́кой.

Нехорошо… Словно смертельно больной человек, старающийся не думать о конце своей жизни, я всё равно думал о нём. И это создавало давление на сознание, душевное напряжение. Избавиться от неприятных мыслей помогала работа, тренировки магического искусства, чтение книг и получение новых знаний.

Благодаря этому я всё больше напоминал мага-универсала, который много про что имеет представление, но нигде не достиг вершин мастерства. Хотя по рунам и целительству я опасно близок к условному потолку. Условному, потому что всегда можно больше, но… лишь в теории.

Скажем… в книгах описывались примеры успешной тройной рунной вязи. У меня получается двойная. И это без наставников. Во как.

Однако руны — это нечто большее, чем просто значки, отображающие перенесённые на бумагу или предметы заклинания. О нет. С их помощью можно было совершить то, чего нельзя никаким другим образом. Я читал упоминания о запрещённых ритуалах становления нежитью, получения талантов к ранее недоступным магическим областям, управления тенями, зеркальными отражениями, светом и тьмой… Не говоря уж о возможности разорвать контакт с магическим измерением (откуда маги берут энергию).

Вот только… всё это являлось или теорией, описанной высоколобыми теоретиками из обычных людей, или давно и надёжно запрещёнными практиками, слишком опасными, чтобы им хоть кого-то обучать.

Паскудство. Впрочем, в старых книгах я находил упоминание и о запрете на становление сионом. Во как. Когда-то и это искусство считалось запрещённым. Правда это было ещё задолго до Великой Войны — тысячи лет назад. Может, со временем, разрешат и остальное? Я был бы только за!

После того, как у знал о столь удивительных вещах, собственные успехи уже кажутся довольно… жалкими. Хех, впрочем, у меня ещё есть возможность научиться чему-то большему. А уж если я и правда… не знаю… возрожусь? Да, иногда меня находят мысли о чудесном воскрешении. О портале, который даст мне ещё одну возможность и возродит. Снова. Вновь даст два года жизни. И что тогда? Я продолжу совершенствоваться? Дойду до тройной вязи рун, найду тайные знания, освою другие ветви магии… И пойду дальше.

В конце концов, я точно знаю, что в имперских школах и академиях мастера не просиживают штаны, а разрабатывают весьма подробные схемы возможных уникальных чар, применить которые рядовые колдуны, ограниченные двумя годами жизни, попросту не способны.

Но у меня… хе-хе, будет такой шанс.

Сразу же вспомнилась императорская академия целителей, которая готовит лекарей для высшей знати. Хах… каким-то чудом её название сохранилось в моей голове! Интересно было бы там поучиться. Вроде как это одно из немногих мест, где целителей обучают продлевать жизнь.

Вот только зачем оно мне? Эти знания, имею в виду. Разве что и правда обрету некое подобие бессмертия (привет, Дэсарандес) с постоянным откатом двух лет своего существования. Слишком наивно и чудесно, чтобы быть правдой.

Да и некому мне продлевать жизнь. Так для чего?..

Но перед глазами, сама собой, соткалась она. Силана… За всё прошедшее с «захвата» Монхарба время я видел её лишь один раз — издали. Где-то полторы недели назад. Она почти не изменилась, лишь на лице застыла печать холодной решительности. А ещё живот. Большой живот. Поздний срок беременности. Скоро она родит.

Возможности поговорить у нас не было. Да даже если бы и был, то… зачем? Силана уже оплакала меня, я уверен в этом. Она полностью приняла тот факт, что я погиб. А значит… мне что, придётся повторно прогонять её через весь этот процесс? Вновь разжигать старые и уже забытые чувства, чтобы потом она снова мучилась от моей, уже настоящей, смерти?

Я слишком люблю её для этого. И не хочу подобной судьбы. Нет уж, Кирин мёртв, всё кончено. Да и… риски. Глупые риски как для меня, так и для Силаны. Опять! Потому что маг не может быть рядом с такой высокопоставленной особой! Мой максимум — тихий и незаметный любовник, в то время как… ха-ха, у неё будет муж! Архонт Сауды, Кендал Фатурк. Скорее всего он заберёт её к себе.

Наставлять рога своему же архонту — весьма плохая идея, которая однозначно не закончится ничем хорошим.

И вообще… Я знал, что у этих отношений нет будущего. И она знала это. Но мы не устояли. И вот к чему это привело. Открыться я не могу и не хочу. Действовать как новоявленный любовник — тем более. Даже если у Силаны родится мой ребёнок… он ни в чём не будет нуждаться. Уверен, найдись у Фатурка яйца, дабы попытаться его устранить, Силана сумеет противостоять подобному с куда большей эффективностью, чем какой-то волшебник, вроде меня.

— Всё, нечего об этом думать, — тихо шепнул я самому себе и сосредоточился на карте.

Грёбаный браслет Оксинды сильно мешался, отчего у меня возникло ощущение, что неудачи уже начали преследовать наш отряд. Надеюсь, что это не так, ибо иначе и правда придётся отхерачить Киларе руку…

Однако, в должной мере сосредоточившись, я сумел понять, что таинственный подозрительный торговец находился где-то рядом. Очень близко! Не за спиной, но… Кхм…

— Это становится ещё более подозрительным, — буркнул я.

При этом маячок словно бы периодически пропадал — подобное возможно при помощи чужого колдовства или Слезы. Может ещё амулет антимагии, но тогда их должно быть несколько… А что если божественная сила⁈ Да не, это уж совсем… Совсем, верно?

Спустя пятнадцать минут я сумел более-менее очертить границы зоны пребывания маячка. Проблема была в том, что на том месте находилось пустое пространство. Разве что где-то под ним имелось скрытое убежище?

Ну да, либо под ним, либо над ним. Однако я сомневаюсь, что купец завис в воздухе — обычно у них с этим дела обстоят не очень.

— Либо и правда выкинул, — почесал я подбородок, нащупав жёсткую щётку щетины. Проклятье, она растёт слишком быстро!

Поднявшись, сложил вещи в сумку, а потом направился к остальным.

— Бейес, Рушен, — махнул рукой, — удачного дежурства и не стесняйтесь использовать силу.

— Есть, сэр, — хмыкнул первый. Второй лишь кивнул. Но на подобные «дисциплинарные мелочи» в «Чёрных Полосах» всегда смотрели сквозь пальцы.

Левая рука снова обхватила плечо правой. Татуировка долгое время жгла плоть, будто бы её выводили кислотой, а не алхимической дрянью! Благо, что теперь всё было хорошо, потому что Хоресом клянусь, ещё бы несколько дней и я бы точно послал всех в жопу и «исцелил» её.

Килара и Дунора, едва заметив, что я направился в сторону лошадей, ловко оседлали своих. Чего-чего, а грации в девчонках хватало. Даже если одной из «девочек» было под тридцатник.

Может и правда подлечить её, организовав спокойный и свободный секс? — задумался я. — Килара — женщина симпатичная и серьёзная, хоть иногда и чудит. Зато можно не беспокоиться, что залетит. Да и трепаться лишний раз, в отличие от той же Дуноры, не станет. К тому же, отлично знает что такое «свободные отношения», отчего сношать мои мозги никто не будет. Одни плюсы!

Ха-а… возможно так и сделаю. Правда мне кажется, что в таком случае Дунора точно прирежет её одной тёмной ночью на своём дежурстве, а потом обвинит проходящих мимо разбойников.

Не то чтобы девушка прямо тосковала по… «нам». Просто… вольно или невольно, но я имел представление о многом, происходящем внутри отряда, а потому знал, что ни с кем Дунора прямо-таки надолго не сошлась. Вначале был один, потом второй, третий… Далее она то ли сама осознала, то ли другие подсказали, отчего перестала прыгать по членам, остепенилась, занялась полноценными тренировками, прикупила пару полезных вещичек… Ныне Дунора стала представлять из себя вполне себе опасную боевую единицу. Не наёмник-ветеран, но человек, вставший на этот путь и получивший самое ценное, что только возможно — опыт. Успешный опыт, ибо она выжила и даже не получила кучу сопутствующих травм. Хотя конечности мне ей восстанавливать пришлось неоднократно.

Вот он — плюс наличия под рукой грамотного целителя! Эх, где бы сейчас городам взять адекватных учителей, новые книги и магов? Половина наставников направилась на войну, где и сложила головы, оставшаяся часть… кто-то спился или свихнулся от постоянного употребления гашиша. Часть нашла свою смерть от рук городского дна. Некоторые сменили деятельность или иным образом исчезли с горизонта. Остатки заняты работой по уши и совершенно не справляются.

Как и все мы. Не зря же мне подкинули пару ученичков?

— В путь, — коротко бросил я, забравшись на своего чалого скакуна.

— Нашёл его? — спросила Килара, направляя лошадь вперёд.

— Да, — неуверенно ответил я. — Кажется, у нас намечаются проблемы.

— А когда, сука, у нас их не было? — устало проговорила воительница, поправляя гамбезон.

До Монхарба добрались за три часа. По дороге сделали крюк, проехав неподалёку от того места, где ощущался сигнал маячка. И, мать его, там ничего не было!

— Или пещера, или вещи бросили где-то сверху, — повторил я для своих спутниц.

— Может его убили? — предположила Дунора. — Забрали вещи, но не все, а только часть. Вот пока мешок перетряхивали, что-то — маячок — вывалился в пыль.

— Как всегда думаешь о лучшем? — ухмыльнулась Килара.

Дунора пожала плечами.

— Это не объясняет слабый сигнал, — возразил я. — Или на местность выходит энергоотвод от какого-то жутко замороченного зачарования, или очередная «воля богов», — покосился я на насупившуюся Килару, — или он ну очень близко к мощной Слезе. И последний вариант мне кажется наиболее вероятным.

— Звучит так себе, — прокомментировала моя бывшая любовница.

— Ага, — коротко согласился я.

Проехали пару разъездов, но нас узнали, так что лишь кивнули в ответ. Ворота прошли без заморочек, там тоже стояли знакомые ребята. К тому же, на ночь основные закрывали, а в маленькие, боковые, народу никогда много не ходило, отчего прошли без каких-либо задержек.

В городе дамы сразу направились к себе — отдыхать, а я — к Маутнеру. Середина ночи, но он, скорее всего, не спал. Как и я, капитан был погружён в дела и не мог позволить себе, иной раз, даже четырёх часов отдыха. Впрочем, мы давно спали урывками в условно-свободные моменты.

— Его на месте нет, — пояснил мне сидящий на ступеньке Ворсгол. Суровый ветеран смолил вонючую трубку, пуская серый дым.

— Не сказал, куда ушёл? — спросил я.

— В «Горшке» снова погром, — флегматично поведал он.

«Золотой Горшочек» был крупнейшим местным трактиром с намёком на импозантность. Вот только последнее время, когда настроение людей начало совсем уж сильно сползать на дно, участились драки и погромы, проходящие в городе. Не добавляло спокойствия и обилие приезжих. Новых лиц было слишком уж много.

Разумеется таверны (особенно большие), где всегда собирались толпы, являлись прямо-таки пороховыми бочками, где иной раз хватало мимолётной искры, чтобы полыхнуть.

— Херово, — откровенно ответил я. — Тогда считай, что тебе не повезло, солдат.

Его взгляд стал настороженным, а трубка застыла в руке.

— Собирайся. Мне нужно два десятка людей, в полном снаряжении. И ещё взрывчатки побольше, — пояснил я. — Отправляемся через час. Ждите меня у южных ворот. Вполне возможно, что Килара с Дунорой обнаружили логово контрабандистов.

Ворсгол сплюнул, а потом поднялся на ноги. Молчаливо выбив трубку, ветеран направился к казармам. Я же, на всякий случай, заглянул к капитану, но дверь в его апартаменты (и кабинет, и спальню, и трапезную… благо, пока ещё не сортир) и правда была заперта. Проклятье!

— Придётся своими силами, — облизнул я губы и направился к себе. Нужно было взять кое-какие артефакты, а ещё поднять двух нерадивых учеников. Ну, они, конечно, старались, так что наговаривать не буду, но мне казалось, что успехи откровенно слабы, отчего гонял их всё свободное время.

Хуже всего, что парни были неграмотны, отчего нельзя было просто дать книгу и заставить ей учить. Не могли они это! Надо было зачитывать, показывать и объяснять всё самому — что я совмещал с постоянной работой.

— Фолторн, Бранкес! — открыл я дверь в их общую комнату. — Поднимайте жопы, у нас срочное дело.

К своему удивлению, в ответ я услышал не только мужское ворчание, но ещё и женское. Тусклый огонёк, вызванный над головой, показал, что «молодое поколение» повышало сплочённость коллектива путём тройничка.

— О времена, о нравы, — проворчал я, покосившись на совсем ещё юную девушку, ничуть не стеснявшуюся демонстрировать большую грудь с красными отметками в форме пальцев. — Пять минут на всё и про всё. Не успеете — пожалеете, — и вышел.

Не успел закрыть дверь, как в комнате начались торопливые сборы и невнятные женские вопросы. Хех, знали, что я слова́ на ветер не бросаю.

— Все трахаются, все как один, — тихо бормотал себе под нос, переодевшись в стёганку, внутренняя часть которой была изукрашена ровными рядами вышитых рун. — Один я веду аскезу, — штаны тоже сменил. Эти являлись скорее походным вариантом, а вот для боя предпочту другой комплект. В нём удобство было принесено в жертву защите.

Впрочем, идти к Киларе было не время. Ещё и отрабатывать придётся, снимая тот грёбаный браслет. Ох, ведь взрослая уже женщина, опытная! Голова на плечах есть, я знаю это, но чем, сука, думала в тот момент?..

Вздохнув, закинул в карманы три рунные гранаты и алхимическое снадобье, ускоряющее регенерацию и восстанавливающее силы. Сам варил! Правда ингредиенты покупал, но это не слишком большая проблема, главное — получилось весьма недурно. Не идеал, но всё равно неплохо.

Выйдя из своей комнаты, заметил, как полуголая девица, была выставлена за дверь, сжимая в руках помятое платье и потёртые туфли. Мы встретились взглядом и она открыла было рот, но торопливо отвернулась и выскочила на лестницу.

Вздохнув, я подождал десяток секунд, дабы дать ей одеться и скрыться, а потом неспешно направился вниз. Девчонка успела сбежать ровно в момент, когда я начал спускаться вниз — на первый этаж. А на половине пути услышал за спиной топот — ученики спешили.

Я не стал интересоваться у них произошедшим. Наверное это… опыт. И как любые другие маги, они знали о близкой смерти, не испытывая смущения в подобные моменты. Хотя я, невольно поставив себя на их место, наверное не сумел бы расслабиться и отдаться процессу в должной мере, будучи не наедине с женщиной, а ещё и со своим другом! То есть… как-то это… смущает? Случайные взгляды на приборы друг друга, толкание потными локтями, звуки чужого проникновения в женщину, которую, вроде как, трахаешь сам… Не, я наверное слишком консервативен для подобного! Мочь — смогу, но удовольствия не получу. Лучше уж по старинке, один на один. Хотя с двумя девушками попробовать я бы не отказался. Сугубо для интереса, ибо кажется, что особого наслаждения в таком тоже не будет.

Вместо расспросов или — упаси боже, — нравоучений, поведал парням про ожидаемое дело.

— Контрабандисты? — удивился Фолторн. — А чего тогда такими силами? Там и пяти человек с магом будет достаточно.

— Они что-то крупное перевозят, да? — Бранкес, в противовес приятелю, думал совершенно в иную сторону. Я, кстати, немного поправил ему лицо. Не прямо чтобы до идеала — то требовало бы куда больше времени, в котором я ограничен, — но всё равно довольно неплохо. Теперь парень начал собирать взгляды противоположного пола, что поначалу очень радовало и даже немного пугало его, а потом привык. Не зря ведь сейчас девицу вдвоём обрабатывали?

— Что-то, что мешает магии, а значит создаёт потенциальные проблемы всем нам, — поморщился я. — Ожидаю проблем, так что держитесь начеку и работайте от защиты, а не нападения.

У южных ворот зацепился языками с Грайсом. Сапёр уже торчал на месте, удерживая за плечами сумку, набитую всеми возможными средствами нанесения вреда ближнему и дальнему своему. Вскоре подошли и остальные с лошадьми. Два десятка, как я и запросил у Ворсгола. Вот знал, кого попросить!

Всё-таки радует, что в «Полосках» весьма высока дисциплина. Понятно, что без неё никуда, но видел я и примеры обратного, когда приходилось добиваться своего силой. Раз за разом, раз за разом…

— Едем, — бросил я группе. — По дороге слушать внимательно, всё поясню.

Добравшись до нужного места, приступили к поискам потенциального входа под землю. Ушло почти два часа, но проход всё-таки был обнаружен. И, мать его, он и правда оказался сравнительно недалеко от места обитания Килары с Дунорой! Выходит, торговец прошёл менее километра, после чего завернул в эту пещеру…

К этому моменту уже светало, но я всё равно сделал паузу и проверил карту. Результат подтвердился. Маячок всё ещё находился на том же самом месте. И поверхность мы уже успели изучить — никаких трупов и выброшенных вещей, только дымом немного воняло, будто бы где-то разожгли костёр, но следов, опять же, не имелось. Подозрительно… не ветер же надул?

Выстроившись боевым порядком, я направил вперёд Бранкеса. У него неплохо получался маскировочный барьер, в то время как я прикрывал ребят динамичным — сугубо на всякий случай.

Проход был извилистым, но довольно широким. Шли мы неспешно, давая Бранкесу возможность изучить местность. И это дало свой результат. Спустя двадцать минут медленного и тихого шага, парень вернулся.

— Впереди караульный, — тихо прошептал он. — Засел высоко, хер достанешь. А стрелять я не рискнул — упадёт, шум поднимет.

Ну-ну, — мысленно хмыкнул я. — Не рискнул… Просто Бранкес на редкость косой в плане направления стрельбы. И ведь не с глазами связано! Я, когда ему морду правил, отдельно этот момент проверил. Не, он просто чёртов мазила.

— Сам схожу, — переплёл я пальцы, звучно ими хрустнув, — ожидайте и держитесь наготове.

— С тобой пойду, — вызвался Сэдрин. — Что если у него амулет антимагии?

— В одиночку будет удобнее, — остановил я его. — И против амулета найду, что противопоставить.

Мужчина крякнул и пожал плечами.

— Без геройств там, — буркнул Грайс, когда я уже развернулся в сторону туннеля.

Натянув маскировочный барьер, тихо направился вперёд. Вскоре приметил указанную Бранкесом цель. Чудо, что ученик смог его заметить!

Смуглокожий мужчина засел возле неприметного прохода, ведущего вглубь. Он не просто высоко торчал, но ещё и прикрывался каменным выступом, отчего сколупнуть его и правда казалось трудно. Ну и ружьё в его руках ясно доказывало, что торчит он тут не просто так.

Подобрав маленький камешек, направился вперёд, внимательно изучая криво вырубленные в камне ступеньки. Хо… либо тут уже давно организовали это убежище (но как тогда мы его пропустили?), либо работали земельщики.

Были опасения, что одна из ступенек окажется ловушкой, отчего на всякий случай укреплял каждую из них, перед тем, как поставить на неё ногу. Однако всё обошлось. То ли я удачно перестраховался, то ли тут ничего не размещали.

Первым делом взглянул на проход, который охранял смуглокожий караульный. Дорога вела во тьму — очевидно, что туннель петлял. Значит, нужно действовать и желательно быстро. Вдруг смена придёт?

Взглянув на караульного, не заметил у него антимагического амулета, но рисковать не стал. Камешек направился вперёд, здорово разогнавшись. Едва успел остановить его, когда снаряд пробил голову мужика. Иначе камешек пролетел бы её насквозь, а потом врезался в стену, подняв так не нужный нам сейчас шум.

Быстро обыскав тело, не нашёл ничего интересного, так что положил руку на его голову и прикрыл глаза. Некромантия решительно не давалась мне, хоть и правда глаза вынимай. Застыла, собака такая, на одном этапе, едва-едва позволяя прочесть поверхностные мысли и куцую память — если, конечно, человек достаточно активно и часто думал об определённых вещах. Лишь такое я, кое-как, мог вычленить из мёртвого разума.

И этого хватило.

— Пиздец, — негромко, но эмоционально пробурчал я. Потенциальное вторжение Сайнадского царства!

Погрузив труп под землю, сбегал за своими, на ходу поведав им перспективу и получив отменную порцию тихого мата. «Полоски» мрачно двинулись следом, пока я рассказывал о собравщихся здесь людях.

— Что-то навроде пятидесяти человек, — пояснил я. — Но это прям очень-очень не точно. Много вытащить из мозгов этого придурка не получилось. Однако даже это перебор для нашей группы, а потому действуем сразу и максимально жёстко. О пленных не думайте. Кто-то непременно выживет, того и заберём. А если и нет, то хер с ним, свои шкуры дороже.

— Так может подкрепление? — Грайс потёр руки. — Чего вы так на меня вылупились? — хмыкнул он. — Безбашенность и отсутствие мозгов это не синонимы. А я ещё пожить хочу.

— И не из таких передряг выбирались, — сплюнул Ворсгол. — Поделись-ка лучше взрывчаткой.

— У меня тоже возьмите, — передал я две из трёх рунных гранат. — Ах да, там будут маги, двое стихийников земли.

— Земельщики под землёй? — поморщился Сэдрин. — Изен…

— Я тоже немного умею управлять землёй, — хмыкнул в ответ. — А Фолторн с Бранкесом мне помогут, верно, парни?