ГЛАВА 9 РЕЧИ ВЛАДЕНИЯ ЦЗИНЬ РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ. ХУЭЙ-ГУН

[99]

Вернувшись во владение, Хуэй-гун нарушил обещание предоставить подарки владению Цинь и сановникам в Цзинь[1109], и в народе стали распевать стишок:

Лицемеры [1110] столкнулись с лицемером,

Потому и лишились своих земель.

Обманщик [1111] столкнулся с обманщиком,

Потому и лишился подарков.

Получивший престол погряз в пороках

В конце концов за это его постигнет беда [1112].

Лишившийся земель не извлек из этого урока [1113].

Из-за чего вновь возникнут беспорядки.

После того как на Ли Кэ и Пэй Чжэна свалилась беда и они погибли[1114], Хуэй-гун потерял войска при Хань[1115].

[Услышав стишок], Го Янь воскликнул: “Прекрасно! Рот народа подобен воротам, через которые проходят беды и счастье[1116]. Вот почему благородные мужи совершают поступки, принимая во внимание слова народа, разрабатывают планы, находя предупреждения в словах народа, действуют, обдумывая и взвешивая слова народа, поэтому во всем добиваются успеха. Обдумывать слова народа в сердце, учитывать их в своих поступках, без устали проверять и вникать в них, действовать, когда в результате ежедневной проверки они входят в привычку, значит полностью принять меры предосторожности”.

[100]

Вступив на престол, Хуэй-гун вырыл труп Гуна, сына правителя. и снова похоронил его, [причем во время перезахоронения] зловонный запах распространился во все стороны[1117]. Потому по всему владению люди и стали распевать стишок:

Соблюденные церемонии остались без вознаграждения [1118];

Кто вынудил этого человека издавать такой зловонный запах [1119]?

Действия с соблюдением церемоний не были услышаны,

Поступок, который должен был вызвать доверие, не был искренним.

Во владении нет законов —

Правитель похитил престол и пользуется незаслуженным счастьем.

Если он не изменит то, что считает правильным,

Создастся опасность для великого мандата [1120],

Все в страхе и тоске [1121],

Каждый собирает то, что имеет

И ждет того, кому можно подчиниться.

О, если б покинуть владение [1122],

Но одна мысль об этом вызывает печаль!

Пройдет два раза по семь лет,

И у правителя не останется никого [1123].

Находящийся среди дисцев княжич —

Вот тот, на кого мы обопремся.

Он успокоит владение

И станет помощником вана [1124].

[Услышав стишок], Го Янь воскликнул: “Ужасно! Трудно делать добро! Правитель перехоронил Гун-цзюня, считая, что прославит себя, а на деле лишь еще более проявил свои дурные качества. Когда сердце правителя прекрасно, это обязательно выходит наружу[1125] и распространяется на народ, и тогда народ искренне поддерживает правителя. Точно так же бывает, когда сердце правителя порочно, поэтому он должен быть осторожен в своих действиях. Народ несомненно знает, какое сердце у правителя. Не уничтожит ли через четырнадцать лет великий наследник (Чжун-эр. — В. Т.) правителя, ибо этот срок указал народ?! Не вернется ли княжич Чжун-эр во владение, ибо его образ виден в стихе, сложенном народом?! Если Чжун-эр вернется, то несомненно станет гегемоном среди чжухоу и представится Сыну Неба, ибо его слава прославляется народом. [Срок в четырнадцать лет] записан со слов народа, образ [Чжун-эра] — запись о мыслях народа[1126], слава [Чжун-эра] указывает на его блестящие добродетели. Слова записаны, чтобы сообщить о сроке возвращения, мысли записаны, чтобы убедить [Чжун-эра] вернуться, о блестящих добродетелях говорится, чтобы прославить его, так чего же ждать, как не его возвращения?! Если желающие возглавить [борьбу] за возвращение [Чжун-эра] будут действовать, он вернется!”

[101]

После убийства Ли Кэ[1127] Хуэй-гун стал раскаиваться в своем поступке и сказал: “Цзи Жуй заставил меня совершить ошибку и убить того, кто был основой, поддерживающей алтарь для жертвоприношений духам земли и злаков”.

Услышав об этом, Го Янь сказал: “Увещевал правителя, не имея [хорошего] плана, Цзи Жуй, совершил убийство, не подумав о нем, правитель. Увещевать, не имея [хорошего] плана, — поступок, говорящий об отсутствии преданности; убить, не подумав об этом, — поступок, сулящий несчастье. Совершившего поступок, который свидетельствует об отсутствии преданности, наказывает правитель; на совершившего поступок, сулящий несчастье, насылает беду Небо. Правитель, наказывая, умерщвляет или казнит; беда от Неба — лишение наследников. Знающие эту истину, не забывают ее, [а когда забывают], их постигает наказание или беда”.

Когда Вэнь-гун вернулся во владение, циньцы убили Цзи Жуя и выставили его труп для всеобщего обозрения[1128].

[102][1129]

Вступив на престол, Хуэй-гун нарушил обещание поднести владению Цинь подарки[1130], поэтому отправил в Цинь Пэй Чжэна для установления дружественных отношений и принесения извинений за нарушение обещания. Он также убил Ли Кэ, сказав: “Ты убил двух правителей и одного дафу[1131], разве мне, твоему правителю, не грозит такая же опасность?!”

Пэй Чжэн выехал в Цинь, принес извинения за задержку подарков, а затем, обратившись к Му-гуну, сказал: “Отправьте с щедрыми подарками ответное посольство, чтобы вызвать [сюда] Люй Шэна, Ци Чэна и Цзи Жуя[1132], которых задержите у себя, после чего пошлите войска для поддержки княжича Чжун-эра, а я со своими сторонниками начну действовать во владении и в этом случае правитель Цзинь непременно бежит”.

Му-гун отправил в качестве ответного посла Лэн Чжи[1133], приказав ему вызвать трех дафу. Пэй Чжэн должен был принимать прибывшего гостя[1134].

Цзи Жуй сказал: “Пэй Чжэн, ездивший послом, отвез скромные подарки, в то время как ответные [подарки] богаты; он рассказывал о нас в Цинь и, несомненно, убеждал [Му-гуна] заманить нас. Если не убить его, он обязательно поднимет смуту”. Поэтому Цзи Жуй убил Пэй Чжэна и семерых дафу, управлявших колесницами [Шэнь-шэна], в том числе Гун-хуа, Цзя Хуа, Шу-цзяна, Чжуй-чуаня, Лэй Ху, Тэ-гуна и Шань-ци, которые все были сторонниками Ли Кэ и Пэй Чжэна. Пэй Бао[1135] бежал в Цинь.

Когда Пэй Чжэн, возвращаясь из Цинь, услышал о смерти Ли Кэ, он встретился с Гун-хуа и спросил: “Можно ли мне вернуться обратно?” Гун-хуа ответил: “Все сановники живы, беда не коснулась их[1136], а вы, ездивший послом в Цинь, конечно же, можете вернуться”. Когда Пэй Чжэн вернулся, он был убит правителем.

Гун-цы[1137] сказал Гун-хуа: “Вам надо бежать, не то беда коснется и вас!” Гун-хуа ответил: “Пэй Чжэн вернулся по моему совету, поэтому я буду ждать своей участи”. Гун-цы возразил: “Кто знает об этом?” Гун-хуа ответил: “Нельзя [так поступать]. Знать, но действовать словно не знаешь, — значит утратить доверие; поставить другого человека в трудное положение своим советом — отсутствие мудрости; поставить человека в трудное положение, а самому не умереть за это, доказывает отсутствие смелости. После трех таких великих проступков, и убежав, где отыщу приют?! Вы уезжайте, а я буду ожидать смерти”.

Сын Пэй Чжэна по имени Бао бежал во владение Цинь и сказал Му-гуну: “Правитель владения Цзинь в значительной степени лишился поддержки народа, нарушил обещание поднести вам подарки, убил Ли Кэ и ненавидит находящихся во владении [дафу], все это вместе взятое, естественно, вызывает недовольство народа. К тому же ныне он убил моего отца и семерых дафу, управлявших боевыми колесницами [Шэнь-шэна]; их сторонники составляют половину всех дафу владения. Если вы нападете на владение Цзинь, правитель владения непременно убежит”.

Му-гун ответил: “Если он лишился поддержки народа, то почему смог убить столько людей? Когда приходит беда, боятся только смерти, поэтому те, чья вина достаточна, [чтобы их казнили], не остаются во владении, а у оставшихся во владении: вина недостаточна, [чтобы быть казненными]. Победа и поражение сменяют друг друга, и если из-за свалившейся беды вы убежали [из владения Цзинь], кто сможет выгнать правителя? Ждите моего решения!”

[103][1138]

Когда во владении Цзинь случился голод[1139], оно обратилось к владению Цинь с просьбой о разрешении закупить зерно.

Пэй Бао сказал: “Правитель владения Цзинь нарушил в отношении вас правила поведения[1140], о чем всем известно. В прошлом [во владении Цзинь] случилась смута[1141], а ныне уже в течение ряда лет там наблюдается голод. [Правитель владения Цзинь] уже лишился расположения народа и помощи Неба, поэтому его ожидают многочисленные беды. Нападите на него, правитель, и не давайте разрешения на закупку зерна!”

Му-гун ответил: “Я, недостойный, ненавижу лишь правителя владения Цзинь, а какое преступление совершил его народ? Ниспосылаемые Небом бедствия попеременно посещают все владения, поэтому поддержка бедных и помощь голодающим являются долгом, а долг перед Поднебесной нельзя нарушать”.

Обратившись к Гунсунь Чжи, [Му-гун] спросил: “Дать ли [владению Цзинь] зерно?” Гунсунь Чжи ответил: “Вы оказывали милости правителю владения Цзинь, но правитель владения Цзинь не оказывает милостей своему народу. Ныне во владении Цзинь засуха, и его правитель выражает вам покорность, в чем проявляется воля Неба. Если вы не дадите зерна, ему может дать зерно Небо[1142]; и тогда если раньше народ был недоволен, что правитель не отплатил нам за оказанную помощь, то теперь у правителя появятся оправдания. Лучше дать зерно, чтобы обрадовать его народ. Обрадованный народ несомненно станет винить во всем своего правителя, и если последний не прислушается [к словам народа], его можно будет покарать. Тогда, если бы он и захотел оказать нам сопротивление, за ним никто не пойдет”. После этого Хуанхэ заполнили лодки, перевозящие в Цзинь закупленное зерно.

Когда во владении Цинь случился голод, Хуэй-гун приказал, чтобы из земель, расположенных вдоль Хуанхэ, везли зерно в Цинь[1143], но Го Шэ[1144] сказал: “Вы не отдали Цинь подаренные земли, но хотите дать разрешение на закупку зерна. Это не ослабит недовольство Цинь, а лишь усилит его стремления к захватам. Лучше не давать зерна!”

Хуэй-гун ответил: “Правильно!” — но Цин Чжэн[1145] сказал: “Нельзя [этого делать]. Если мы, пользуясь выгодами с земель, [обещанных Цинь], будем жалеть выращенное на них зерно, то покажем этим, что забыли добро и проявляем неблагодарность к оказанным милостям[1146]. Даже мы [на месте Цинь] непременно напали бы [на владение, забывшее добро и проявившее неблагодарность к оказанным милостям]. Если мы не дадим зерна, владение Цинь обязательно нападет на нас”.

Хуэй-гун ответил: “Вам, Цин Чжэн, этого не понять” и не дал зерна.

[104][1147]

На шестом году (правления Хуэй-гуна, 646 г. до н. э.) правитель владения Цинь, воспользовавшись хорошим урожаем, который успокоил народ, вторгся во главе войск во владение Цзинь и дошел до Хань[1148].

Хуэй-гун спросил Цин Чжэна: “Циньцы глубоко вторглись в наши земли, что делать?” Цин Чжэн ответил: “Усугубив их недовольство, разве можно что-нибудь сделать, чтобы вторжение не было таким глубоким?! Мне, Цин Чжэну, этого не понять, спросите у Го Шэ[1149]!” Хуэй-гун возразил: “Го Шэ допустил промах!”

Хуэй-гун стал гадать, кого посадить на правую сторону колесницы[1150]. Ответ оказался благоприятным для Цин Чжэна, но Хуэй-гун сказал: “Цин Чжэн непослушен”, и посадил на правую сторону колесницы Цзяпу Ту[1151], а управлять колесницей назначил Бу Яна[1152]. Лян Ю-ми был назначен управлять колесницей Хань Цзяня[1153], а Го Шэ посажен на правую сторону его колесницы, которая следовала за колесницей Хуэй-гуна.

Готовясь к отражению циньских войск, Хуэй-гун приказал Хань Цзяню разведать их состояние, и тот доложил: “Циньские войска меньше наших, но воинов, желающих вступить в бой, больше”. Хуэй-гун спросил: “Почему?” Хань Цзянь ответил:

“Во время бегства из владения вы находились под покровительством Цинь[1154], при возвращении во владение заставили Цинь хлопотать[1155], когда во владении случился голод, вы питались зерном, закупленным в Цинь. Цинь три раза оказывало вам милости, но вы не отплатили за них, поэтому циньцы и пришли сюда. К тому же теперь вы хотите напасть на них, что разгневало всех циньцев и одновременно сделало всех цзиньцев нерадивыми, поэтому среди циньцев больше желающих вступить в сражение”.

Хуэй-гун ответил: “Пусть так, но если я, не напав на них сейчас, возвращусь обратно, циньцы, несомненно, станут относиться ко мне с пренебрежением. А ведь даже к одному человеку нельзя относиться с пренебрежением, что же говорить о владении!”

Хуэй-гун приказал Хань Цзяню вызвать противника на бой, и тот сказал: “Мой правитель не смеет забывать милостей, которые в прошлом ему оказывал ваш правитель. У моего правителя есть войска, которые он смог расположить на позициях, но не может убрать с позиций[1156]. Возвращение вашего правителя обратно — желание моего правителя. Если же он не вернется обратно, мой правитель окажется в безвыходном положении[1157]”.

Му-гун, держа наперевес украшенное резьбой копье, вышел к прибывшему гонцу и сказал; “В прошлом, когда ваш правитель еще не вернулся в свое владение, это печалило меня; когда он вернулся во владение, но не создал еще войска, это не позволяло мне забывать о нем. Ныне, когда он утвердился на престоле и создал войска, пусть выстроит их, я хочу лично встретиться с ним”.

Когда гонец уехал, Гунсунь Чжи явился к Му-гуну и, увещевая его, сказал: “В прошлом вы не поставили на престол княжича Чжун-эра, а поставили нынешнего правителя Цзинь, а это означает, что вы не поставили добродетельного, а поставили покорного. Вы поставили правителя, но не добились осуществления своего желания; если сейчас, напав на него, не одержите победы, что предпримете, когда чжухоу станут насмехаться над вами! Почему бы вам не подождать?”[1158]

Му-гун ответил: “Правильно. То, что в прошлом, я не поставил на престол княжича Чжун-эра, а поставил нынешнего правителя Цзинь, означает, что я не поставил добродетельного, а поставил покорного. Однако княжич Чжун-эр действительно сам не соглашался вступить на престол, и что мне оставалось говорить? [Хуэй-гун] убил главных дйфу в своем владении, нарушил обещание поднести мне подарки, ответил, неблагодарностью на мою милость[1159], словно над ним нет Неба. Если же Небо существует, я непременно одержу над ним победу”.

Поклонившись дафу со сложенными на груди руками, Му-гун сел в боевую колесницу, ударил в барабан и послал войска вперед. Цзиньские войска разбежались, лошади в колеснице Хуэй-гуна завязли в грязи и остановились. Хуэй-гун крикнул Цин Чжэну: “Посадите меня на свою колесницу!” Цин Чжэн ответил: “Вы забыли добро и проявили неблагодарность за оказанные вам милости, к тому же не посчитались с гаданием, почему же просите меня посадить вас на колесницу! Моя колесница не стоит того, чтобы вы спасались на ней от беды!”

Лян Ю-ми, правивший колесницей Хань Цзяня, столкнулся с циньским правителем Му-гуном и уже должен был взять его в плен. Однако Цин Чжэн крикнул: “Оставьте его и спешите спасать своего правителя!”, — но спасти правителя не удалось. Таким образом, правитель Цзинь был взят в плен циньскими воинами.

Му-гун выехал обратно и, прибыв в Ванчэн[1160], собрал дафу, советуясь с которыми, сказал: “Что выгоднее, убить правителя владения Цзинь или изгнать его из владения; вернуться с ним в Цинь или же отпустить в Цзинь?” Княжич Си ответил: “Выгоднее убить. Если изгнать его из владения, боюсь, он установит связи с чжухоу; если вернуться с ним в Цинь, он узнает о многочисленных недостатках в нашем владении; если отпустить его в Цзинь, он может установить сотрудничество с чиновниками, а это, боюсь, принесет вам печаль. Лучше всего убить его!”

Гунсунь Чжи сказал: “Нельзя [этого делать]! Мы опозорили мужей большего владения на широкой равнине и еще более усилим этот позор, если убьем их правителя, а ведь сын мечтает отомстить за отца, чиновник мечтает отомстить за правителя, поэтому, не говоря уже о владении Цинь, кому в Поднебесной это не принесет бедствий?”[1161]

Княжич Си возразил: “Разве я хочу просто убить его! Я хочу заменить его княжичем Чжун-эром. Все слышали, что правитель Цзинь порочен и все знают о человеколюбии княжича Чжун-эра. Наша победа над крупным владением доказывает нашу военную мощь, убийство порочного и возведение на престол непорочного укажут на наше человеколюбие, победа и избавление себя от дальнейших бедствий укажут на мудрость”.

Гунсунь Чжи ответил: “Опозорить мужей целого владения, а затем говорить: “Я поставлю на престол непорочного, чтобы он управлял вами!” — вероятно, невозможно[1162]. А если ваш план невыполним, он, несомненно, вызовет насмешки чжухоу. Воевать, чтобы потом вызвать насмешки чжухоу, — это ли военная мощь?! Убьешь младшего брата, поставишь на престол старшего, а благодарный старший брат забудет о любви к близким, разве назовешь после этого наши действия человеколюбивыми?! Если же он не забудет о любви к младшему брату, то мы опять-таки, оказав милость, не добьемся осуществления своих желаний, что тоже не назовешь мудростью”.

Му-гун сказал: “Правильно, но что же делать?” Гунсунь Чжи ответил: “Лучше вернуть его обратно и заключить с владением Цзинь договор о мире, а вернув правителя, взять в заложники его сына от первой жены, чтобы в дальнейшем сын и отец[1163] по очереди находились в Цинь. Тогда нашему владению не будут угрожать беды”.

В связи с этим Хуэй-гуна вернули в Цзинь, взяв в заложники его сына Юя. С этого времени владение Цинь впервые стало управлять землями к востоку от реки[1164].

[105]

Пробыв три месяца во владении Цинь, Хуэй-гун услышал, что Цинь готовится заключить мирный договор, и отправил Ци Ци[1165] сообщить об этом Люй Шэну. Люй Шэн научил Ци Ци, что говорить, и тот, собрав население владения во дворце, отдал распоряжение: “Правитель послал меня, Ци, сообщить вам: “Цинь собирается вернуть меня, недостойного, обратно, но я не могу больше позорить алтарь для жертвоприношений духам земли и злаков. Пусть сановники возведут на престол кого-нибудь вместо Юя[1166]. Кроме того, жалую жителей владения, чтобы вызвать радость””. Все заплакали, а затем произвели обмен пахотных полей[1167].

После этого Люй Шэн вызвал дафу и сказал: “Наш правитель горюет [о поражении владения], но не скорбит о себе, бездомном в чужом краю; а о чем печалитесь вы, которым он оказывал милости? Сейчас правитель все еще на чужбине, что делать?”

Дафу спросили: “Как лучше всего поступить?” Люй Шэн ответил: “После поражения при Хань мы потеряли всех воинов и все оружие. Если собрать налоги, [а на собранные средства] приобрести оружие и своею помощью поддержать юного сына правителя, то соседние владения услышат, что, лишившись правителя, мы поставили нового, что между сановниками царит согласие, что у нас стало еще больше воинов и оружия,—это воодушевит тех, кто любит нас, и напугает тех, кто нас ненавидит. Может быть, это принесет пользу?” Все обрадовались, и в каждом чжоу[1168] были созданы военные отряды.

Когда Люй Шэн прибыл в Цинь за правителем, Му-гун спросил: “Есть ли согласие в Цзинь?” и получил ответ: “Согласия нет”. Му-гун спросил: “Почему?” Люй Шэн ответил: “Мелкие людишки не думают о преступлениях своего правителя, а лишь оплакивают погибших в бою отцов и старших братьев, сыновей и младших братьев, их не страшат сбор налогов и заготовка оружия, имеющие своей целью возведение на престол юного сына правителя, и они говорят: “Мы непременно отомстим [Цинь], лучше служить владениям Ци и Чу, ведь Ци и Чу помогут нам”. Что касается благородных мужей, то, вспоминая о правителе и зная о его преступлениях, они говорят: “Будем служить Цинь и не изменим этого решения до самой смерти!” Поэтому во владении и нет согласия. Я дожидался установления согласия, поэтому и прибыл так поздно”.

Му-гун сказал: “Если бы вы и не приехали, я все равно твердо решил вернуть правителя. Что говорят о нем во владении?” Люй Шэн ответил: “Мелкие людишки говорят, что ему не избежать смерти, а благородные мужи считают, что это не так”. Му-гун спросил: “Почему?” Люй Шэн ответил: “Мелкие людишки, руководствуясь ненавистью, не думают [о справедливости], они хотят последовать за [новым] правителем и вместе с ним отомстить Цинь. Поэтому и говорят так. А благородные мужи считают, что это не так, и говорят, что наш правитель некогда возвратился во владение благодаря вашим благодеяниям; если уж вы могли поставить его на престол, могли захватить в плен, то сможете и освободить его, ибо ничто не может быть выше этого по добродетели, ничто не может быть больше этого по милосердию. Вы возвели его на престол, но не добились осуществления своих желаний, и если теперь, отняв у него престол, не возведете его снова на трон, то ваша доброта будет оплачена ненавистью, а на это вы не пойдете”.

Правитель Цинь, сказав: “Правильно”, переселил правителя владения Цзинь в другое помещение и послал ему угощение из семи наборов домашних животных.

[106][1169]

Пока Хуэй-гун еще не прибыл [из Цинь] во владение Цзинь, Э Си[1170] сказал Цин Чжэну: “В том, что правитель попал в плен, ваша вина. Ныне правитель должен прибыть сюда, чего же вы ждете?”

Цин Чжэн ответил: “Я, Чжэн, слышал, что если войска потерпели поражение, следует лишить себя жизни, и если военачальник попал в плен, следует сражаться до смерти. Я не выполнил ни то, ни другое, да к тому же усугубил свою вину, введя в заблуждение другого[1171], в результате мы лишились своего правителя. Куда же бежать мне, совершившему три тяжелых преступления? Если правитель вернется, я буду ждать наказания, чтобы доставить ему радость, а если он не вернется, лично выступлю в поход против Цинь и если не смогу освободить правителя, непременно умру за него. Поэтому я и жду. Осуществить свое желание, но удручить этим правителя[1172] — преступление. Когда преступление совершает правитель, он лишается своего владения, так что же говорить о слуге?”

Хуэй-гун, прибыв в окрестности Цзян и услышав, что Цин Чжэн остался во владении, послал Цзяну Ту вызвать к себе и сказал: “Ты, Чжэн, совершил преступление, но все еще находишься во владении”. Цин Чжэн ответил: “Я недоволен тем, что, вернувшись в первый раз во владение, вы не отплатили за оказанные вам благодеяния и оказались в тяжелом положении; если бы и в тяжелом положении вы прислушались к моим увещеваниям, не было бы войны[1173], если бы, начав войну, вы использовали достойного[1174], не потерпели бы поражения. Потерпев поражение, вы должны наказать виновного, а раз виновный бежал, значит вы не можете управлять пожалованным вам владением[1175]. Поэтому я ждал вас, чтобы отправиться на казнь и предоставить вам возможность управлять владением”.

Хуэй-гун воскликнул: “Казните его!” Цин Чжэн сказал: “Когда низшие говорят правдивые слова, в этом выражается долг слуги, когда высшие налагают правильные наказания, в этом выражается мудрость правителя. Когда слуга выполняет долг, а правитель мудр, это выгодно для владения. Если даже вы не казните меня, я все равно обязательно покончу жизнь самоубийством”.

Э Си сказал: “Я слышал, что слугу, добивающегося наказания, лучше всего помиловать, чтобы он отомстил врагу. Почему бы вам не помиловать его, чтобы он отомстил Цинь?”

Лян Ю-ми возразил: “Нельзя этого делать. Если мы сделаем это так, разве Цинь не сможет поступить так же?[1176] К-тому же в войне мы не добились победы и если будем мстить воровским способом, покажем, что не имеем военной силы. Выступив на войну, мы не добились успеха и, если теперь, когда правитель вернулся обратно, будем вести себя неспокойно, покажем, что не обладаем мудростью. Заключив мир и тут же нарушив его, мы покажем, что не заслуживаем доверия. [Не убить виновного] значит неправильно пользоваться наказаниями, а беспорядок в делах управления покажет отсутствие авторитета. [При таком положении] правитель во время выездов не сможет полагаться на сановников, а вернувшись из поездки, не сможет управлять владением. Все это приведет лишь к поражению владения и убийству юного сына правителя[1177]. Цин Чжэна лучше казнить!” Хуэй-гун воскликнул: “Убейте Цин Чжэна, не дайте ему возможности покончить жизнь самоубийством!”

Цзяпу Ту сказал: “Когда правитель не помнит обиды, а слуга кончает жизнь самоубийством, славы от этого больше, чем от наказания”. Лян Ю-ми возразил: “Правитель устанавливает принципы управления и правила наказания, чтобы управлять народом. Тот, кто, не слушая приказов правителя, поступает самовольно, нарушает принципы управления. Тот, кто радуется, что правитель в плену, подпадает под правила наказания. Цин Чжэн действовал как разбойник и учинил смуту во владении, его нельзя оставлять без наказания. Кроме того, он во время сражения самовольно отступил и если после отступления все-таки покончит жизнь самоубийством, значит слуга осуществляет свои желания, а правитель лишился права наказывать, и в дальнейшем сановников нельзя будет использовать на войне”.

Хуэй-гун приказал начальнику военного приказа Юэ казнить Цин Чжэна. Начальник военного приказа Юэ выстроил воинов трех армий и, перечисляя преступления Цин Чжэна, сказал: “В клятве, которая была дана при Хань, говорилось: “Расстроившие боевые порядки и нарушившие военные приказы подлежат смерти. Тот, кто в случае пленения военачальника не надрежет себе лицо, подлежит смерти[1178]. Распускающие ложные слухи и смущающие воинов подлежат смерти”. Ты, Цин Чжэн, расстроил боевой порядок и нарушил военный приказ — в этом твоя первая вина. Ты, Цин Чжэн, самовольно то наступал, то отступал — в этом твоя вторая вина. Ты ввел в заблуждение Лян Ю-ми, который из-за этого упустил циньского правителя, — в этом твоя третья вина. Наш правитель попал в плен, но ты не надрезал себе лицо, — в этом твоя четвертая вина. Ты, Цин Чжэн, подлежишь казни!”

Цин Чжэн сказал: “Юэ, воины трех армий все здесь, и разве тот, кто оставался на месте, дожидаясь казни, не смог бы надрезать себе лицо? Скорее приступайте к делу!” В день дин-чоу Цин Чжэн был казнен, после чего Хуэй-гун въехал в Цзян.

На пятнадцатом году правления (638 г. до н. э.) Хуэй-гун умер, и на престол вступил Хуай-гун[1179]. После этого правитель владения Цинь вызвал Чжун-эра из владения Чу и возвел его на престол. Цзиньцы убили Хуай-гуна в Гаоляне[1180] и приняли Чжун-эра. Это и был правитель Вэнь-гун.

Загрузка...