Го юй (Речи царств)

ГЛАВА 12 РЕЧИ ВЛАДЕНИЯ ЦЗИНЬ РАЗДЕЛ ШЕСТОЙ. ЛИ-ГУН

Чжао Вэнь-цзы[1495], впервые в связи с совершеннолетием надевший головной убор, явился к Луань У-цзы[1496]. Луань У-цзы воскликнул: “Как вы прекрасны! Некогда мне приходилось служить господину Чжуан[1497], [и сейчас я как будто снова встретился с ним]. У вас прекрасная цветущая внешность, но я не знаю вашего внутреннего содержания, прошу, развивайте внутренние качества!”

[Чжао Вэнь-цзы] явился к Чжунхан Сюань-цзы[1498]. Сюань-цзы воскликнул: “Как вы прекрасны! Жаль, что я уже стар”[1499].

[Чжао Вэнь-цзы] явился к Фань Вэнь-цзы. Вэнь-цзы сказал: “Отныне вы должны быть осмотрительны. Мудрые, когда к ним приходит расположение правителя, становятся еще более осмотрительными, а те, у кого не достает ума, делаются из-за расположения правителя заносчивыми. Именно поэтому возвысившие царство ваны награждали увещевающих их сановников, в то время как ваны, стремившиеся к собственным удовольствиям, наказывали их. Я слышал, в древности говорили о ванах, что даже достигнув совершенства в управлении и добродетелях, они тем не менее прислушивались к мнению народа. Поэтому они, чтобы не впасть в заблуждение, приказывали [слепым] музыкантам декламировать при дворе увещевания, а имеющим служебный ранг подносить стихи. Они прислушивались к пересудам на рынках, выделяли злое и доброе в народных песнях, обсуждали при дворе поступки чиновников, спрашивали на дорогах, порицают или хвалят [их действия], а затем исправляли все дурное, что было допущено. В этом и состояло искусство, позволявшее достигнуть высшей осмотрительности. Прежние ваны [следовали этому пути] и ненавидели заносчивость”.

[Чжао Вэнь-цзы] явился к Ци Цзюй-бо[1500]. Цзюй-бо воскликнул: “Как вы прекрасны! Однако молодые во многом уступают старым”[1501].

[Чжао Вэнь-цзы] явился к Хань Сянь-цзы. Сянь-цзы сказал: “Будьте осмотрительны! Головной убор, надетый в связи с совершеннолетием, говорит, что человек стал взрослым. Став взрослым, он должен начинать со стремления к добру. Когда начинают со стремления к добру, одно доброе дело влечет за собой другое, поэтому зло не может появиться. Когда же начинают со зла, одно злое дело влечет за собой другое, поэтому добро также не может появиться. Это, как травы и деревья, которые все приносят свои плоды[1502]. Головной убор, надеваемый в связи с совершеннолетием, можно сравнить с комнатами в доме, которые надо только очищать от грязи, [подобно очищению себя от зла], и что тут еще можно добавить!”

[Чжао Вэнь-цзы] явился к Чжи У-цзы[1503]. У-цзы сказал: “Старайтесь, мой мальчик! Вы наследник Чэн-цзы[1504] и Сюань-цзы[1505], станете к старости дафу и не посрамите их имена! Разве можно забывать о гражданских добродетелях Чэн-цзы и преданности Сюань-цзы? Чэн-цзы, руководствуясь старыми записями, помогал покойному правителю [Вэнь-гуну], он следовал [старым] законам и в конце концов пришел к управлению владением. Разве о нем нельзя сказать, что он обладал гражданскими добродетелями! Сюань-цзы отдавал все силы увещеваниям Сян-гуна и Лин-гуна, и хоть это грозило бедой, он, не страшась смерти, продолжал увещевать. Разве о нем нельзя сказать, что он отличался преданностью?! Старайтесь, мой мальчик! Если вы будете преданным, как Сюань-цзы, а к преданности добавите гражданские добродетели Чэн-цзы, непременно добьетесь успехов на службе правителю”.

[Чжао Вэнь-цзы] явился к Кучэн Шу-цзы[1506]. Шу-цзы сказал: “Вы молоды, а занимающих чиновничьи посты много, как же мне пристроить вас?!”

[Чжао Вэнь-цзы] явился к Вэнь Цзи-цзы[1507]. Цзи-цзы сказал: “Вы можете добиваться должности, на которую претендует тот, кто не может сравниться с вами”.

[Чжао Вэнь-цзы] явился к почтенному Чжану[1508] и рассказал о том, что услышал. Почтенный Чжан воскликнул: “Прекрасно! Если вы будете следовать словам Луань-бо[1509], сможете наполнить себя внутренним содержанием, если будете следовать наставлениям Фань-шу[1510], сможете увеличить свои добродетели, если будете соблюдать предостережения Хань-цзы, сможете утвердиться в добре. Они снабдили вас всем, теперь все зависит от ваших стремлений. Что касается трех представителей фамилии Ци[1511], то их слова — это речи людей, которым грозит гибель, и об этих речах не стоит говорить. Наставление Чжи-цзы прекрасно и он дал его, желая защитить и облагодетельствовать вас, как наследника покойных дафу”[1512].

Ли-гун[1514] собирался напасть на владение Чжэн, но Фань Вэнь-цзы, не желавший этого, сказал: “По моему мнению, если против нас восстанут все чжухоу, это позволит лишь лучше управлять Цзинь!. Только из-за чжухоу [во владении] происходят смуты[1515]. Чжухоу — корень бедствий. Приобретение Чжэн лишь усилит наши печали[1516], так разве можно нападать на Чжэн?!”

Ци Чжи возразил: “Пусть это и так, но ведь у [чжоуского] вана еще больше забот!” Фань Вэнь-цзы ответил: “Разве наш правитель ван? К тому же ван совершенен в своих добродетелях, в связи с чем ему подчиняются далеко живущие, которые приносят ему подарки из всего, что производят в их землях, поэтому у него нет забот. Наш правитель, обладающий малыми добродетелями, добивается получить то, что положено вану, поэтому ему и приходится много беспокоиться. Посмотрите на человека, который, не имея земли, хочет стать богатым, разве он может жить в радости!”[1517]

На шестом году правления (576 г. до н. э.) Ли-гун напал на владение Чжэн и одновременно послал Кучэн Шу и Луань Яня[1519] просить владения Ци и Лу двинуть на помощь войска. [Со своей стороны], чуский правитель Гун-ван во главе [чуских войск и] инородцев, живших на востоке от его владения, выступил на помощь Чжэн. Пока только половина чуских войск заняла боевые позиции, Ли-гун приказал напасть на них.

Луань Шу сказал: “Вы послали Луань Яня просить владения Ци и Лу двинуть на помощь войска, прошу подождать их прихода. Ци Чжи возразил: “Нельзя этого делать. [Есть признаки того, что] чуские войска отступят, и напав на них, мы непременно вернемся с победой. Располагая войска на позициях, чусцы не посчитались с запретами [Неба][1520], это их первая оплошность. Южные инородцы явились вместе с чусцами, но не построились на позициях вместе с ними[1521], это вторая оплошность. Чуские и чжэнские войска заняли позиции, но в позициях нет порядка[1522], это третья оплошность. Кроме того, воины на позициях громко галдят[1523], это четвертая оплошность. [Остальные] войска, слыша галдеж, несомненно, будут испытывать страх, это пятая оплошность. [Во время сражения] чжэнцы будут надеяться на чусцев, чусцы на инородцев, ни у кого не будет желания сражаться, и такой благоприятный случай нельзя упускать”.

Обрадованный Ли-гун [последовал совету и] разбил чуские войска при Яньлине[1524]. После этого случая Луань Шу возненавидел Ци Чжи.

В сражении при Янь[1526] Ци Чжи в наколенниках из красной кожи три раза преследовал воинов чуского правителя Гун-вана, но [всякий раз], когда видел Гун-вана, обязательно соскакивал с колесницы и спешил ему навстречу.

Покинув поле боя, Гун-ван послал гунъиня[1527] Сяна отвезти Ци Чжи в подарок лук и сказать: “В самый разгар боя этот человек в наколенниках из красной кожи вел себя как благородный муж. Каждый раз, видя меня, он соскакивал с колесницы, уж не ранен ли он?”

Ци Чжи встретил посланца в латах и шлеме, а слова вана выслушал, сняв шлем, после чего сказал: “Я, Чжи, слуга чужого [для Гун-вана] владения, пользуясь величием моего правителя, временно надел латы и шлем, [которые спасли меня от ранения], я не смею совершить поклон в знак благодарности за соболезнование, которым удостоил меня правитель Чу, но из-за того, что он прислал ко мне гонца, осмеливаюсь поклониться три раза, коснувшись рукой земли”.

Благородные мужи стали говорить [о Ци Чжи]: “Он храбр и знает правила поведения”.

В сражении при Янь цзиньцы намеревались бороться [с Чу] за владение Чжэн, но Фань Вэнь-цзы, не желавший [приобретения Чжэн], сказал: “Я слышал, что слуги правителя строят замыслы в отношении чужих владений только если они установили согласие в собственном владении. Без согласия [в своем владении] замыслы в отношении чужих владений всегда приводят к борьбе внутри владения. Почему бы не подумать об установлении согласия в нашем владении? Если бы сначала выяснили и расспросили о настроениях народа, а затем выступили бы в поход, прекратился бы ропот [в народе]”.

В сражении при Янь владение Цзинь напало на владение Чжэн, на помощь которому выступило владение Чу. Дафу хотели вступить в сражение, но Фань Вэнь-цзы, не желавший этого, сказал: “Я слышал, что управляющий людьми наказывает свой народ[1529], и только достигнув в этом успеха, потрясает военной мощью земли за пределами своего владения. В результате в его владении царит мир, а чужие владения испытывают страх. Ныне же мечи и пилы начальника приказа, ведающего наказаниями в нашем владении, с каждым днем все более тупятся[1530], а топоры и секиры не используются[1531]. Если в собственном владении все еще есть не подвергнутые наказаниям лица, так что же говорить о внешних владениях. Война подобна наказаниям, на ней наказывают за совершенные проступки. Проступки совершаются чиновниками, в то время как недовольство возникает в народе, поэтому правитель устраняет недовольство путем оказания милостей и терпеливо удаляет совершивших проступки. Только после того как в народе исчезнет недовольство, а чиновники перестанут совершать проступки, можно прибегать к военной силе для наказания непокорных вне своего владения.

Однако ныне мы оставляем без наказания лиц, занимающих крупные посты, и терпеливо применяем наказания только к народу, так к кому же можно применить военную мощь! Победа без военной мощи может совершиться лишь благодаря счастливой случайности, но управлять владением в расчете на счастливую случайность всегда приносит печаль, вызванную внутренними неурядицами. Только совершенномудрые могут быть свободны от внешних бед и внутренних неурядиц, а поскольку правители не совершенномудры, им всегда угрожает одна из этих бед, они поэтому только [все взвесив], могут действовать. Если одна из бед приходит извне, положение можно спасти, но если болезнь возникает внутри, появляются трудности [в управлении владением]. Почему бы пока не оставить в покое владения Чу и Чжэн, чтобы они оставались для нас внешней опасностью?!”[1532]

В сражении при Янь владение Цзинь напало на владение Чжэн, на помощь которому пришло владение Чу. Луань У-цзы командовал верхней, а Фань Вэнь-цзы — нижней армией[1534]. Луань У-цзы хотел вступить в сражение, но не желавший этого Фань Вэнь-цзы сказал: “Я слышал, что только обладающий большими добродетелями может обрести большое счастье, поэтому, когда не обладающему добродетелями подчиняется много владений, это всегда приносит вред ему самому. Оценивая добродетели правителя владения Цзинь, ]я считаю, что] если против него восстанут все чжухоу, это позволит установить относительное спокойствие в нашем владении[1535]. Только из-за чжухоу [во владении] происходят смуты[1536]. Чжухоу — корень бедствий. К тому же только совершенномудрые могут быть свободны от внешних бед и внутренних неурядиц, а поскольку правители не совершенномудры, им всегда угрожают если не внешние беды, то внутренние неурядицы. Почему бы не оставить в покое владения Чу и Чжэн, чтобы они служили для нас внешней угрозой?! Тогда все слуги правителя будут поддерживать во владении дружественные отношения, и в нем непременно установятся мир и согласие.

Если теперь мы вступим в сражение, да к тому же одержим победу над войсками Чу и Чжэн, наш правитель будет кичиться своим умом и превозносить свои заслуги, станет пренебрегать наставлениями и увеличивать поборы, начнет повышать жалованье приближенным и увеличивать количество полей, жалуемых любимым наложницам. Но откуда взять землю, чтобы увеличить поля, [жалуемые любимым наложницам], если не отбирать ее у дафу. А сколько тогда слуг правителя бросит свои дома и с пустыми руками покинет их? Если вступив в сражение, мы потерпим поражение, это послужит счастьем для Цзинь, а если одержим победу, это нарушит порядок [владения] землей, что породит смуты, которые причинят вред занимающим крупные посты. Нам бы покуда не вступать в сражение!”

Луань У-цзы возразил: “Некогда после сражения при Хань Хуэй-гун не вернулся в свой лагерь[1537], после сражения при Би три наших армии не вернулись с победой[1538], после сражения при Цзи Сянь Чжэнь не смог доложить о результатах военных действий[1539]. Таким образом, правителям владения Цзинь уже пришлось три раза терпеть большой позор. Теперь я несу на себе бремя по управлению владением Цзинь[1540] и не могу, не смыв нанесенного Цзинь позора, увеличивать его, уклонившись от встречи с южными варварами[1541]. Пусть [после победы] нас ожидают напасти, они меня не касаются!”

Фань Вэнь-цзы сказал: “[Неправильно.] При выборе действий, сулящих счастье, останавливаются на том, которое принесет наибольшее счастье, а при выборе действий, сулящих беду, останавливаются на том, которое принесет наименьшую беду. Ожидая счастья, не совершают действий, сулящих наименьшее счастье, а ожидая беды, не совершают действий, сулящих наибольшую беду. Владение Цзинь в прошлом пережило большой позор, который был вызван нежеланием правителя и его слуг прислушиваться к мнению друг друга, что вызвало насмешки со стороны чжухоу. Почему же временное уклонение от сражения с южными варварами считать позором?!”

Луань У-цзы, не послушав совета, сразился с чусцами при Яньлине и одержал над ними крупную победу.

После этого цзиньский правитель [Ли-гун] стал кичиться своим умом и превозносить свои заслуги, начал пренебрегать наставлениями и увеличивать поборы, стал повышать жалованье приближенным, убил трех представителей фамилии Ци, выставив их трупы при дворе[1542], отобрал имущество у жены, чтобы разделить его между любимыми наложницами. В результате население владения перестало считать действия Ли-гуна правильными, и он был убит в И[1543]. Его похоронили за восточными воротами И, причем погребальная процессия состояла всего из одной колесницы.

Причина гибели Ли-гуна объясняется лишь тем, что он не обладал добродетелями, но совершил много подвигов, и многие подчинялись ему.

Перед сражением при Янь чусцы оказали давление[1545] на цзиньские войска, что обеспокоило военных чиновников, которые собирались на совещание. Фань Мянь[1546], занимавший должность дафу для наставления сыновей правителя и сановников, торопливо шедший мимо, сказал: “Разрушим очаги, засыпем колодцы[1547], и что тогда останется делать чусцам, как не отступить!”

Фань Вэнь-цзы схватил копье и, выгоняя Фань Мяня, закричал: “Существование или гибель владения зависит от воли Неба, что ты знаешь, мальчишка! К тому же вмешиваться в разговор, когда не подошла твоя очередь, означает лукавство, которое я обязательно накажу!” Мяо Фэнь-хуан воскликнул: “[Фань Вэнь-цзы] умеет хорошо избегать бедствий[1548]”.

После того как чуские войска были вынуждены отступить от Янь, а цзиньские войска занялись обмолотом зерна[1549], Фань Вэнь-цзы, встав перед лошадью [колесницы Ли-гуна], сказал: “Вы, правитель, молоды и неопытны, ваши слуги лишены талантов, так за что же нам ниспослано счастье, позволившее добиться такого успеха?! Я слышал, что пути Неба бесстрастны и счастье даруется только обладающим добродетелями. Откуда мы знаем, может быть, Небо не даровало счастья Цзинь, а поступило так, чтобы убедить Чу [заняться совершенствованием добродетелей]”[1550]? Пусть правитель и его сановники будут готовы к этому! Ведь добродетель — фундамент счастья. Большое счастье при отсутствии добродетелей подобно толстой стене без фундамента, которая в любой момент может развалиться”.

Вернувшись из Янь, Фань Вэнь-цзы сказал своему смотрителю храма предков: “Правитель высокомерен, но имеет заслуги. Я боюсь, что одержавший победу благодаря добродетели и тот может потерять ее, так что же говорить о высокомерном! У правителя много любимцев, и теперь, когда он вернулся с победой, эти любимцы обязательно выдвинутся. А если правитель станет выдвигать любимцев, это неизбежно приведет к смутам[1552]. Боюсь, что я окажусь вовлеченным в них, поэтому прошу вас, смотритель храма предков, просите, молясь, смерти для меня, чтобы я умер до наступления смут и не был в них вовлечен”.

Летом на седьмом году правления [Ли-гуна] (575 г. до н. э.) Фань Вэнь-цзы умер. Зимой возникли смуты, которые начались с убийства трех представителей фамилии Ци, а закончились убийством Ли-гуна.

В результате сражения [при Янь] цзиньцы захватили в плен Фа-гоу, сына чуского вана. Луань Шу сказал княжичу Фа-гоу: “Скажите [цзиньскому] правителю: “Ци Чжи посылал гонцов убедить чуского вана начать сражение пока еще не подошли войска владений Ци и Лу. К тому же, если бы на поле боя не было Ци Чжи, чуский ван несомненно не избежал бы плена. За это я верну вас на родину””.

Фа-гоу сказал [все] цзиньскому правителю, а последний сообщил об этом Луань Шу. Луань Шу[1554] ответил: “Я давно слышал об этом. Ци Чжи, желая поднять смуту, велел Кучэн Шу задержать прибытие циских и луских войск, а сам уговаривал вас вступить в сражение, думая после поражения [цзиньских] войск возвести на престол Сунь-чжоу[1555]. Поскольку этот замысел не удался[1556], он выпустил чуского вана. Так во время сражения юн самовольно выпустил правителя владения Чу, а затем получил от него подарки[1557], разве это не великое преступление! Если ныне вы пошлете его ко двору дома Чжоу[1558], он несомненно встретится там с Сунь-чжоу”. Правитель Цзинь ответил: “Согласен”.

Луань Шу послал гонца передать Сунь-чжоу: “Ци Чжи собирается выехать в Чжоу, непременно встретьтесь с ним”. Когда Ци Чжи прибыл с дружественным визитом ко двору дома Чжоу, за ним следил гонец, посланный Ли-гуном, и оказалось, что он встречался с Сунь-чжоу. В связи с этим Ли-гун приказал Сюй Чжи-мэю[1559] и Иян У[1560] убить Ци Чжи, Кучэн Шу и Ци Ци.

Ци Ци, обратившись к Ци Чжи, сказал: “Правитель несправедлив к нам. Я хочу во главе своих родичей и сторонников напасть на него с двух сторон. Пусть я погибну, но, несомненно, внесу во владение расстройство и поставлю правителя в опасное положение. Можно ли так поступить?”

Ци Чжи ответил: “Нельзя. Как я, Чжи, слышал, обладающий военными добродетелями не поднимает смут, мудрый не занимается обманом, человеколюбивый не ищет сторонников. Пользоваться богатствами, накопленными за счет милостей правителя, употреблять эти богатства для сбора вокруг себя единомышленников и использовать единомышленников, чтобы поставить правителя в опасное положение, значит совершить то, за что правитель уже опоздал убить нас. А какое преступление совершил народ, чтобы умирать вместе с нами? Лучше подчиниться приказу правителя”. Поэтому все трое покончили жизнь самоубийством.

После убийства трех представителей фамилии Ци, Луань Шу убил Ли-гуна, пригласил Сунь-чжоу и возвел его на престол. Это был правитель Дао-гун.

После убийства трех представителей фамилии Ци, Чанюй Цзяо стал угрожать Луань Шу и Чжунхан Яню[1562], сказав Ли-гуну: “Если не убить этих двоих, они обязательно принесут вам печаль”. Ли-гун ответил: “За одно утро и так убиты три сановника, тела которых выставлены на всеобщее обозрение, нельзя увеличивать это число”.

Чанюй Цзяо возразил: “Как я слышал, поднимающие смуты внутри владения называются смутьянами, а приносящие смуты извне — разбойниками. От смутьянов защищаются добродетелью, а от разбойников наказаниями. Сейчас во время вашего управления возникла внутренняя смута, поэтому нельзя сказать, что во владении господствует добродетель; если, удалив застрявшую в горле рыбью кость[1563], мы оставим без внимания проявляющих своеволие, нельзя будет сказать, что мы правильно применяем наказания. Без добродетелей и наказаний появятся как разбойники, так и смутьяны. Я слишком слаб и не могу ждать, когда это произойдет”. После этого Чанюй Цзяо бежал к дисцам.

Через три месяца Ли-гун был убит.

Луань У-цзы и Чжунхан Сянь-цзы окружили Ли-гуна в доме Цзян Ли[1565] и вызвали Хань Сянь-цзы.

Хань Сянь-цзы отказался явиться, сказав: “Я не могу убить правителя, чтобы добиться влияния. Насильственные действия [в отношении правителя] противоречат человеколюбию, [а если к тому же] задуманное дело не увенчается успехом, это укажет на отсутствие мудрости. [Убив правителя], я получу лишь одну выгоду[1566], но в то же время приобрету одно дурное прозвище[1567], а для этого не стоит тратить усилий.

Некогда я был вскормлен семьей Чжао[1568]. Когда Мэн-цзи[1569], жившая в семье Чжао, распространила клевету, я не применил своего оружия [и не выступил против правителя]. В народе говорят: “Никто не посмеет взять на себя убийство старой коровы”, так что же говорить об убийстве правителя! Вы не можете служить правителю, так зачем же понадобился вам я, Цюэ?”

Чжунхан Янь хотел напасть на Хань Сянь-цзы, но Лунь Шу сказал: “Нельзя [этого делать]. Хань Сянь-цзы смел, а его слова соответствуют истине. Поскольку слова соответствуют истине, он может все совершить[1570], а поскольку он смел, может всего добиться. Насилие над говорящим правдивые слова сулит несчастье, нападение на смелого не принесет победы. На того, кто держится смело и руководствуется справедливостью, народ не нападает. Если и нападем на него, не сможем добиться успеха!”

[Чжунхан Янь] отказался от своего намерения.