Го юй (Речи царств)

ГЛАВА 4 РЕЧИ ВЛАДЕНИЯ ЛУ РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

Перед сражением при Чаншао[588] Цао Гуй[589] спросил Чжуан-гуна[590], что дает ему возможность вступить в бой?

Чжуан-гун ответил: “Я не пожалел одежды и пищи для воинов, не поскупился на жертвенных животных и изделия из яшмы для духов”[591]. Цао Гуй сказал: “Только когда оказываются милости основе (т. е. народу. — В. Т.), народ отдает свои помыслы правителю, только когда среди народа царит согласие, духи ниспосылают на правителя счастье. Если распространять милости на [весь] народ, а также справедливо и беспристрастно осуществлять управление, благородные мужи[592] станут усердно заниматься делами, мелкие людишки[593] — усердно трудиться, [общественные] работы будут производиться без нарушения [сельскохозяйственных] сезонов, богатства не будут растрачиваться сверх необходимого. Когда исчезнет недостаток в богатствах, каждый сможет приносить жертвы, поэтому народ станет выполнять любые распоряжения, а испрашиваемое [у духов] счастье будет всегда обильно ниспосылаться.

Ныне вы оказали воинам незначительные милости и от себя выразили почтение духам [при жертвоприношении], но незначительные милости не распространяются на всех, а личное выражение почтения духам недостаточно обильно. Если милости не распространяются на всех, народ не отдаст вам свои помыслы, если жертвы недостаточно обильны, духи не даруют счастья. Как же вы будете воевать? Ведь народ добивается отсутствия недостатка в богатствах, а духи требуют обилия в жертвоприношениях, поэтому нельзя не обращать внимание на основу (народ).

Чжуан-гун ответил: “При разборе тяжб, даже если и не мог вникнуть в них до конца, всегда принимал решения в зависимости от обстоятельств”. Цао Гуй сказал: “Если так, можете [вступать в бой]. Знайте! Когда искренне беспокоятся о народе, даже если мудрости и не хватает, обязательно приходят [к тому, что необходимо оказывать милости, затрагивающие основу]”.

Когда Чжуан-гун выезжал во [владение] Ци посмотреть на жертвоприношения духу земли[595], Цао Гуй, увещевая его, сказал: “Нельзя [этого делать]. Ведь правила поведения служат для исправления народа, поэтому прежние ваны, распоряжавшиеся чжухоу, установили, что в течение пяти лет они четыре раза являются на аудиенцию к вану, а один раз представляются друг другу. По окончании [представлений] они договариваются на встречах [об отношениях друг к другу] с целью уточнить занимаемое положение и носимые титулы[596], порядок старшинства, правила, соблюдая которые высшие наставляют низших, размеры богатств [для подношений], поэтому в промежутках между встречами не возникает причин для нерадивости [в выполнении принятых постановлений].

Однако правитель Ци отбросил законы Тай-гуна[597] и хочет показать войска, используя в качестве предлога жертвоприношения духу земли. Если вы, правитель, предпримете этот шаг и отправитесь посмотреть жертвоприношения, то нарушите старые установления, и как тогда будете наставлять народ? Жертвоприношения в период, когда вздуваются жилы земли, совершаются, чтобы помочь наступившему сезону[598], а зимние жертвоприношения в период, когда хлеба собраны, служат для доклада [Небу] об итогах года. Ныне правитель владения Ци приносит жертвы духу земли[599], а вы едете посмотреть его войска, что нарушает наставления прежних ванов.

[Кроме того], чжухоу собираются на жертвоприношения, когда Сын Неба приносит жертвы Верховному Владыке, чтобы получить от него повеления, а когда чжухоу совершают жертвоприношения прежним ванам и прежним гунам, [к ним едут] и помогают сановники и дафу, чтобы получить указания по службе, но чтобы чжухоу собирались вместе для совершения жертвоприношений, этого я не слышал. Итак, устраиваемое жертвоприношение нарушает правила[600]. Ваш поступок, несомненно, будет записан, а будучи записанным, он покажет, что вы нарушили правила, так на что же будут смотреть последующие поколения?!

Чжуан-гун не прислушался к увещеваниям и все же выехал в Ци.

Чжуан-гун хотел покрыть красным лаком колонны в храме Хуаньгун[602] и сделать резьбу на квадратных балках[603].

Начальник ремесленников[604] Цин сказал Чжуан-гуну: “Я слышал, что совершенномудрые ваны и гуны, которые первыми получали владения[605], оставили потомкам законы, дабы они не погрязли в пороках. Они сделали так, чтобы последующие поколения прославляли прекрасную репутацию своих предшественников и постоянно брали с них пример в жизни, что позволяло твердо удерживать престол и передавать власть [из поколения в поколение] в течение долгого времени. Ныне, хотя покойные правители были бережливы, вы стремитесь к роскоши, т. е. отказываетесь от прекрасных добродетелей”.

Чжуан-гун возразил: “Это мои слуги хотят украсить храм”. Цин ответил: “[Все равно] это бесполезно для вас и нарушает прежние прекрасные добродетели, поэтому я и говорю: “Надеюсь, что работы будут прекращены””.

Чжуан-гун не послушал увещеваний.

Когда прибыла Ай Цзян, Чжуан-гун приказал дафу и относящимся к его роду женам дафу явиться к ней с приношениями[606].

Начальник обрядов и жертвоприношений Сяфу Чжань сказал: “Это нарушает имеющиеся прецеденты”. Чжуан-гун возразил: “Прецеденты создает правитель”. Сяфу Чжань ответил: “Когда правитель создает прецеденты, и они не нарушают принятых правил поведения, их принимают за прецеденты, а если они противоречат правилам поведения, это также записывают как нарушение правил поведения. Я следую за чиновниками, [ведающими записями], и боюсь, что запись о нарушении вами правил поведения будет оставлена потомкам, поэтому не смею не доложить об этом”.

Приношения женщин ограничиваются лишь финиками и каштанами[607], которые служат для выражения искреннего уважения. Мужчины же подносят яшму, шелк, диких и домашних птиц, чтобы с их помощью указать на занимаемое положение. Ныне женщины должны представить приношения [мужчин], чем стирается различие между мужчинами и женщинами. Различие между мужчинами и женщинами — важный момент в правилах поведения во владении и нельзя, чтобы оно стиралось”.

Чжуан-гун не послушал совета.

Когда во владении Лу случился голод[608], Цзан Вэнь-чжун[609] сказал Чжуан-гуну: “Чтобы получать помощь от окружающих нас соседей и установить с чжухоу отношения, основанные на доверии, мы, дабы усилиться, заключаем браки [с чжухоу] и укрепляем их с помощью клятвенных договоров о дружбе, причем, поступая так, конечно, имеем в виду бедствия или критические положения во владении. Отливка важных изделий[610] и накопление богатств, несомненно, производится нами с тем, чтобы использовать их, когда народу будут угрожать гибель и голод. Ныне во владении бедствие. Почему бы вам, правитель, в обмен на важные изделия не попросить разрешения на закупку зерна в Ци?”

Чжуан-гун спросил: “Кого [можно] послать?” Цзан Вэнь-чжун ответил: “Когда во владении голод, просить разрешение на закупку зерна выезжает сановник — таково древнее установление. Я, Чэнь, занимаю должность сановника, поэтому прошу разрешения выехать в Ци”.

Чжуан-гун послал его [в Ци].

Один из сопровождающих Цзан Вэнь-чжуна спросил его: “Правитель не назначил вас, мой господин, вы сами просили о поездке, не означает ли это, что вы выбираете для себя дело?”

Вэнь-чжун ответил: “Мудрый спешит на помощь в критических обстоятельствах и уступает место другим, когда все спокойно; чиновник, сталкиваясь с делами, не бежит от трудностей; занимающий высокий пост печалится о бедах народа, благодаря чему во владении все идет гладко. Если бы ныне я не выехал в Ци, это означало бы, что я не спешу на помощь в критических обстоятельствах, находясь на высоком посту, не печалюсь о стоящих внизу, занимая должность чиновника, проявляю нерадивость, а так правителю не служат”.

Вэнь-чжун, имея при себе яшмовые сосуды с вином из черного проса, смешанного с отваром куркумы, и музыкальные била из яшмы, прибыл в Ци и, прося разрешение на закупку зерна, сказал: “Распространившиеся стихийные бедствия посетили наше ничтожное владение, несколько лет подряд наблюдается недород хлеба и овощей, народ ослабел и почти дошел до гибели. Весьма опасаюсь, что жертвоприношения, установленные Чжоу-гуном и Тай-гуном[611], станут недостаточными, а подношения ко двору [вана] и подношения, связанные с делами[612], не будут представлены и вина за это ляжет на нас. [В связи с этим я привез] малоценную утварь наших прежних правителей, недостаточно богатую, а взамен осмеливаюсь просить залежавшиеся у вас запасы зерна, дабы уменьшить хлопоты лиц, занятых его хранением, и спасти наше маленькое владение, позволив ему тем самым совершать установленные подношения. Этим вы окажете милость не только нашему правителю и двум-трем его сановникам: и Чжоу-гун, Тай-гун, — все [наши прежние] правители, а равно и духи Неба и Земли, поистине благодаря вам будут вечно пользоваться жертвоприношениями”.

Цисцы возвратили Цзан Вэнь-чжуну яшмовую утварь и дали разрешение на закупку зерна.

Когда циский правитель Сяо-гун[614] напал на владение Лу[615], Цзан Вэнь-чжун хотел словесно извиниться [перед Сяо-гуном], но оказался в затруднении, [не находя соответствующих выражений]. Он обратился за советом к Чжань Циню[616], который ответил: “Я, Хо, слышал, что занимающий высокое положение наставляет занимающего низкое, а занимающий положение низкое служит занимающему высокое, благодаря чему предупреждаются волнения, но я не слышал, чтобы волнения предупреждались словами. Если маленькое владение держится высокомерно, что вызывает гнев большого владения, это означает, что оно само увеличивает грозящие ему беды, а когда беда над головой, какую пользу могут принести слова?”

Вэнь-чжун сказал: “Владение в опасности, я готов отправить любые подношения, лишь бы они годились для того, [чтобы вынудить циские войска отступить]. Мне хотелось с помощью ваших слов совершить подкуп, но можно ли подкупить [Ци]?”

Чжань Цинь послал И-си[617] вознаградить циских воинов за понесенные лишения мазью для волос[618] и сказать: “Правитель нашего ничтожного владения не обладает способностями, поэтому он не смог услужить вашим пограничным чиновникам[619], что и возбудило в вашем правителе великий гнев, а вам пришлось страдать в полях нашего владения под открытым небом, вот я и осмеливаюсь вознаградить многочисленные [циские] войска за понесенные лишения”.

Правитель [владения] Ци, встретившись с посланцем, спросил: “Боится ли меня владение Лу?” И-си ответил: “Мелкие людишки боятся, а благородные мужи — нет”. Правитель [владения] Ци сказал: “[Во владении Лу] кладовые пусты, в них на балках висят только каменные била, в полях нет ни единой зеленой травинки, на что они рассчитывают, не боясь меня?”

И-си ответил: “Они рассчитывают на то, чем занимались два наших [прежних] правителя[620]. В прошлом Чэн-ван[621] приказал нашему прежнему правителю Чжоу-гуну и прежнему цискому правителю Тай-гуну: “Будьте руками и ногами дома Чжоу и поддерживайте с обеих сторон [царство, созданное] предшествующим правителем[622]. [Для этого] жалую вам земли; скрепите выдвинутое условие кровью жертвенных животных, и пусть ваши сыновья и внуки из поколения в поколение не причиняют вреда друг другу”.

Ныне вы явились покарать наше ничтожное владение за совершенный проступок, желая привести его к покорности, а затем простить; [как считают благородные мужи], дело, несомненно, не дойдет до уничтожения алтаря для принесения жертв духам земли и злаков. Разве вы можете нарушить завещание покойного вана из-за алчного стремления приобрести землю? Ведь в противном случае как сможете в дальнейшем держать в повиновении чжухоу? Исходя из этих расчетов они и не боятся вас”.

Правитель владения Ци согласился на установление мира и вернулся [с войсками в Ци].

На съезде [чжухоу} в Вэнь цзиньцы задержали вэйского [правителя] Чэн-гуна и отправили его ко двору дома Чжоу[624]. [До этого] они приказали лекарю отравить его вином, настоянным на перьях птицы чжэнь, но Чэн-гун не умер[625], а лекарь также не был казнен[626].

Цзан Вэнь-чжун сказал Си-гуну: “Правитель владения Вэй, по-видимому, невиновен. Существует только пять видов наказаний, среди которых нет тайных. Если [наказание] скрывают, значит, о нем избегают говорить. Для тяжелых наказаний [прежде всего] используют облаченных в латы воинов[627], а затем топоры и секиры[628]; для средних наказаний применяют ножи и пилы[629], а затем прибегают к сверлам[630] и клеймению; для легких наказаний применяют кнуты и батоги[631], чтобы устрашить народ. Поэтому орудия, предназначенные для тяжелых наказаний, располагают в открытом поле, а для легких наказаний — на базарных площадях или при дворе. [Таким образом], существует пять видов наказаний, осуществляемых в трех местах, и среди них нет тайных.

Ныне цзиньцы хотели отравить правителя владения Вэй вином, настоянным на перьях птицы чжэнь, но он не умер, а они не наказали того, кому было поручено это совершить. [Другими словами], они избегают говорить об этом и им ненавистна мысль об убийстве. Поэтому, если чжухоу попросят, они, несомненно, освободят Чэн-гуна [от наказания].

Я слышал, что лица, занимающие одинаковое положение, помогают друг другу, а поэтому могут сохранять между собой близкие отношения. Когда кто-либо из чжухоу терпит бедствия, а остальные чжухоу помогают ему, это позволяет наставлять народ[632]. Почему бы вам не похлопотать за правителя владения Вэй, чтобы продемонстрировать чжухоу близкие отношения с ними и в то же время воздействовать на правителя владения Цзинь. Правитель владения Цзинь только недавно приобрел чжухоу[633], и этот шаг заставит его говорить, что владение Лу не бросает близких к нему лиц, поэтому и он сам тоже не сможет дурно относиться к Лу”.

Си-гун обрадовался, поднес двадцать пар изделий из яшмы[634], после чего правитель владения Вэй был освобожден от наказания. С этого времени, когда послы владения Цзинь приезжали в Лу для установления дружественных отношений, их принимали с почестями на одну ступень выше, чем послов остальных чжухоу, а если титул чжухоу был равен титулу правителя владения Лу, послам подносились более богатые подарки.

Правитель владения Вэй, услыхав, что для него сделал Цзан Вэнь-чжун, приказал вручить ему подарки, но Цзан Вэнь-чжун отказался принять их, сказав: “Моя речь, как речь слуги чужого для вас владения, не переступает границ моего владения, поэтому я не смею думать, чтобы она распространялась и на вас”[635].

Цзиньский Вэнь-гун урезал земли владения Цао, чтобы разделить их между чжухоу[637]. [В связи с этим] Си-гун послал [в Цзинь] Цзан Вэнь-чжуна, который остановился на ночлег в сторожевой будке в Чжуне[638].

Слуга при сторожевой будке в Чжуне сказал: “Правитель владения Цзинь, только что ставший гегемоном, хочет успокоить чжухоу, поэтому он урезал земли владения, совершившего преступление, чтобы разделить их между ними. Среди чжухоу нет никого, кто бы не надеялся получить свою часть и не хотел бы сблизиться с Цзинь, поэтому все они поспешат, чтобы явиться первым. [Со своей стороны], правитель владения Цзинь не будет обращать внимание на занимаемое ими положение, а, несомненно, сблизится с прибывшим первым. Так что вы, мой господин, должны ехать быстрее. Ведь правитель владения Лу занимает наиболее высокое положение, и если к тому же его посол прибудет первым, то кто из чжухоу может надеяться сравниться с ним? Если вы хоть немного промедлите, боюсь, упустите благоприятную возможность”.

[Цзан Вэнь-чжун] прислушался к совету и получил земли больше, чем остальные чжухоу. Вернувшись, он доложил [Си-гуну] о результатах поездки и попросил за слугу при будке, сказав: “Получение большого земельного надела объясняется усилиями слуги при будке в Чжун. Я, ваш слуга, слышал, что если совершено доброе дело, очевидно, выдается награда, хотя его и совершил некто, занимающий низкое положение, а если подтверждается совершение злого деяния, назначается наказание, хотя бы его и совершил некто, занимающий высокое положение. Ныне благодаря одному только слову [слуги при сторожевой будке] мы расширили территорию своего владения, и содеянное им добро совершенно очевидно. Прошу наградить его”.

После этого слуга при сторожевой будке был освобожден [из зависимого положения] и награжден титулом.

Морская птица, называемая юаньцзюй[639], села за восточными воротами [столицы] владения Лу и пребывала там три дня, в связи с чем Цзан Вэнь-чжун приказал населению столицы приносить ей жертвы.

Чжань Цинь воскликнул: “Какую оплошность допускает Цзан Сунь в делах управления! Ведь жертвоприношения — великие правила для владения, а правила позволяют успешно осуществлять управление, поэтому [прежние ваны] предусмотрительно установили правила для жертвоприношений, считая их законами для владения. Ныне же без всякой причины в эти законы вносятся дополнения[640], что не способствует улучшению управления.

Согласно правилам, установленным для жертвоприношений совершенномудрыми ванами, жертвы приносятся тем, кто распространил среди народа законы[641]; жертвы приносятся тем, кто, не щадя жизни, усердно трудился; жертвы приносятся тем, кто трудом установил во владении спокойствие, жертвы приносятся тем, кто смог защитить от больших стихийных бедствий; жертвы приносятся тем, кто смог оборонить от больших бед. Те же, кто не относится к перечисленным разрядам, не значатся в правилах для жертвоприношений.

В прошлом, когда представители рода Лешань[642] владели Поднебесной, их сын, по имени Чжу[643], умел выращивать все хлеба и овощи, что позволило возвыситься дому Ся. Чжоуский Ци[644] продолжил его занятия, поэтому ему приносятся жертвы и его почитают духом хлебов.

Когда правителем девяти областей был Гун-гун[645], его сын, именуемый Хоу-ту[646], смог установить спокойствие на землях девяти областей, поэтому ему приносят жертвы и его считают духом земли.

Хуан-ди смог дать названия всем вещам, что позволило установить различие в народе[647] и предоставить ему богатства. Чжуань-сюй[648] смог усовершенствовать начатое Хуан-ди. Император Ку[649] смог определить порядок к движении трех небесных светил[650], что позволило успокоить народ. Яо смог полностью выправить законы о наказаниях[651], что позволило создать образцы [поведения] для народа. Шунь усердно занимался делами народа и умер в открытом поле. Гунь[652] преграждал путь разлившимся рекам и умер, будучи предан казни[653]. Юй смог благодаря своим добродетелям с успехом продолжить заслуги Гуня[654]. Когда Се занимал должность блюстителя нравов, среди народа установилось согласие[655], Мин прилежно исполнял возложенные на него обязанности чиновника и утонул[656]. Тан управлял народом с помощью великодушия и уничтожил причинявшего ему зло[657]. Цзи усердно разводил все злаки и умер в горах[658]. Вэнь-ван сиял просвещенностью, а У-ван устранил того, кто являлся для народа сорняком[659].

Поэтому род Ю-юй[660] приносил Хуан-ди жертвы ти[661], Чжуань-сюю — жертвы цзу[662], Яо жертвы — цзяо и Шуню — жертвы цзун[663].

Род Ся-хоу[664] приносил Хуан-ди жертвы ти, Чжуань-сюю — жертвы цзу, Гуню — жертвы цзяо и Юю — жертвы цзун.

Шанцы приносили Шуню[665] жертвы ти. Се — жертвы цзу, Мину — жертвы цзяо и Тану — жертвы цзун.

Чжоусцы приносят Ку жертвы ти, Цзи — жертвы цзяо, Вэнь-вану — жертвы цзу и У-вану — жертвы цзун.

Му[666] подражал Чжуань-сюю, поэтому род Ю-юй приносит ему благодарственные жертвоприношения, Чжу[667] подражал Юю, поэтому род Ся-хоу приносит ему благодарственные жертвоприношения. Шанцзя Вэй[668] подражал Се, поэтому шанцы приносят ему благодарственные жертвоприношения. Гао-юй[669] и Да-ван[670] подражали Цзи, поэтому чжоусцы приносят им благодарственные жертвоприношения.

Все перечисленные пять видов жертвоприношений, а именно: ти, цзяо, цзу, цзун и благодарственные жертвоприношения являются для владения жертвоприношениями, установленными законом.

К перечисленным жертвоприношениям добавлены: жертвоприношения духам земли и злаков, гор и рек, которые все имеют заслуги перед народом; жертвоприношения прежним мудрецам и людям с прекрасными добродетелями, которые ясно установили, во что следует верить; жертвоприношения трем светилам на небе, поскольку на них взирает народ; жертвоприношения пяти стихиям на земле, поскольку из-за них все рождается; жертвоприношения духам знаменитых гор, рек и озер в девяти областях, поскольку они дают богатства для жизни. Все остальное не предусматривается правилами о жертвоприношениях.

Ныне прилетела морская птица, но [Цзан Вэнь-чжун], сам не зная о причинах ее появления, приносит ей жертвы, делая эти жертвоприношения законом для владения, что трудно рассматривать в качестве проявления человеколюбия и мудрости. Ведь человеколюбивый [прежде] оценивает заслуги [других, а потом действует], а мудрый поступает наилучшим образом. [Птица] не имеет заслуг, но он приносит ей жертвы, что не является признаком человеколюбия. Он не знает о причинах [появления птицы], но не спрашивает о них, [чтобы действовать наилучшим образом], а это — не признак мудрости. Не случится ли в этом году стихийное бедствие на море? Ведь птицы я звери, живущие на широких реках, всегда [заранее] знают о грозящих стихийных бедствиях и спасаются от них”.

В этом году на море часто дули сильные ветра, а зимой было тепло. Цзан Вэнь-чжун, услышавший слова люсяского Цзи, сказал: “Действительно я допустил ошибку. Нельзя не взять за образец слова Цзи-цзы”, — после чего приказал записать их на трех бамбуковых дощечках[671].

Вэнь-гун[672] хотел сломать [служебное] помещение Мэн Вэнь-цзы[673], в связи с чем велел передать ему: “Я хочу создать вам удобства, предоставив просторный участок земли в другом месте”.

Мэн Вэнь-цзы ответил: “Ранг — основа управления[674], служебное помещение — показатель ранга[675], повозки и одежды — знаки, показывающие ранг[676], жилое помещение — место для ночлега того, кто имеет отличительные знаки, жалованье — пища для лица, имеющего дом для ночлега. Поэтому правитель обсуждает [предоставление] пяти перечисленных знаков и осуществляет управление, что является неизменным правилом.

Ныне явившийся чиновник приказал мне перенести служебное помещение, а также сменить повозки и одежды, сказав при этом: “Если перенесете помещение, получите просторный участок земли, что будет для вас удобно”. Но ведь-служебное помещение — это место, где с утра и до вечера с почтением выполняют приказы правителя. Я нахожусь в помещении, которое принадлежало вашим покойным слугам, езжу в их повозках, ношу их одежду и если по причине удобства сменю помещение, то опозорю этим ваши приказы[677]. Именно поэтому я и не смею подчиниться вашему распоряжению. Если я виновен, прошу разрешить мне вернуть обратно жалованье, повозки и одежды, а также покинуть служебное помещение, после чего я буду жить там, где мне прикажет начальник ли[678]”.

Вэнь-гун не стал отбирать [помещение у Мэн Вэнь-цзы]. Услышав об этом, Цзан Вэнь-чжун воскликнул: “Мэн Сунь хорошо соблюдает долг [чиновника], он может искупить [преступление] Му-бо[679] и сохранить своих потомков во [владении] Лу!”

Вэнь-гун хотел сломать помещение Ци Цзин-цзы[680], в связи с чем обратился к нему точно так же, [как к Мэн Вэнь-цзы].

Ци Цзин-цзы ответил: “Ваш покойный слуга Хуэй-бо[681] на основании приказа начальника ли [занял это помещение], и с тех пор в течение нескольких поколений мы подносим предкам [в этом помещении] жертвенное мясо, которое вы посылаете нам после осенних, летних, зимних и весенних жертвоприношений. Точно так же в течение нескольких поколений мы подносили им шелк и полотно, когда получали поручение выехать по делам [в чужие владения] и когда возвращались обратно, чтобы доложить о выполнении полученного от правителя приказа. Ныне мне приказывают перенести помещение в другое место, но если соответствующие власти, руководствуясь рангами, которыми обладают чиновники, захотят приказать мне исполнить какое-нибудь дело, не окажусь ли я слишком далеко? Прошу дать [указание] блюстителю нравов, распоряжение которого я выполню, чтобы он, в соответствии с моим рангом, перенес мое помещение”.

Вэнь-гун также не отобрал помещение у Ци Цзин-цзы.

Сяфу Фу-цзи, занимавший [в Лу] должность начальника обря”ов и жертвоприношений, во время зимнего жертвоприношения хотел поставить табличку Си-гуна на более высокое место[683].

Чиновники, подчиненные начальнику обрядов и жертвоприношений, сказали: “Это нарушает систему расположения табличек по нечетным и четным поколениям”[684]. Сяфу Фу-цзи ответил: “Я являюсь начальником обрядов и жертвоприношений и считаю, что обладающий блестящими добродетелями относится к нечетному поколению, а следующий за ним — к четному. Разве существуют какие-либо постоянные правила?”

Чиновники возразили: “Таблички нечетного и четного рядов в храме предков предназначены для установления порядка между старшими и младшими представителями поколений и степени родства между их потомками. Жертвоприношения служат для проявления сыновнего долга. На них каждый выражает искреннее уважение к родоначальнику, что является высшим проявлением сыновнего почтения. Именно поэтому музыканты[685] и великие историографы записывают [сменяющиеся] поколения, а начальники обрядов и жертвоприношений и старшие жрецы, совершающие моления о ниспослании счастья, записывают нечетные и четные поколения, причем даже и при этом существует [серьезная] опасность нарушить порядок поколений.

Ныне вы хотите поставить на первое место обладающего блестящими добродетелями, а за ним того, кто приходится ему дедом; однако от Сюань-вана[686] и до Чжу-гуя[687] не было никого, кто мог бы сравниться с Таном, а от Цзи и до Ван-цзи[688] не было никого, кто мог бы сравниться с Вэнь-ваном и У-ваном. Тем не менее династии Шан и Чжоу при совершении зимних жертвоприношений никогда не ставили на более высокие места таблички с именами Тана, Вэнь-вана и У-вана, дабы не допустить нарушений. Владение Лу не моложе династий Шан и Чжоу, но, несмотря на это, меняет твердо установленные правила, чего, по-видимому, нельзя делать”.

Сяфу Фу-цзи не послушал [совета] и все же поставил табличку [Си-гуна] на более высокое место.

Чжань Цинь сказал: “Сяфу Фу-цзи непременно постигнет несчастье. Ведь слова чиновников, подчиняющихся начальнику обрядов и жертвоприношений, соответствовали истине. К тому же Си-гун не обладал блестящими добродетелями. Действия, противоречащие словам, в которых истина, сулят несчастья, наставление народа в том, что противоречит истине, также сулит несчастье, изменения в порядке размещения табличек с именами предков также сулят несчастье, установка таблички не обладающего блестящими добродетелями на более высоком месте также сулит несчастье. Разве два нарушения правил служения духам[689] и два нарушения правил служения людям[690] могут не принести несчастья?!”.

Слуга [Чжань Циня] спросил: “Если его постигнет несчастье, [значит ли это, что он] будет подвергнут смертной казни, или умрет в раннем возрасте, или погибнет от болезней?”

Чжань Цинь ответил: “Этого нельзя знать. Если его жизненные силы могучи, он достигнет долголетия, сохранит любовь правителя и только тогда умрет; но разве смерть в почтенном возрасте не является [также] несчастьем?!”

Когда Сяфу Фу-цзи умер и его хоронили, гроб сожгли и над землей поднялся кверху дым.

Пу, наследник престола во владении Цзюй, убил Цзи-гуна и, взяв принадлежавшие ему драгоценности, бежал в Лу[692].

Сюань-гун[693] послал к Цзи Вэнь-цзы[694] пужэня с письмом, в котором приказывал: “Наследник престола владения Цзюй не побоялся из-за меня[695] убить своего правителя и, взяв принадлежавшие ему драгоценности, явился к нам, а это доказывает, что он очень любит меня. Дайте ему от моего имени город. Город непременно должен быть передан сегодня же — не нарушайте приказа!”

Ли Гэ[696] встретил [на дороге] пужэня и изменил текст письма: “Наследник престола владения Цзюй убил своего правителя, похитил принадлежащие ему драгоценности и бежал к нам. Он не осознает, что, [совершив величайшее злодеяние], поставил себя в безвыходное положение и, более того, добивается сближения с нами. От моего имени сошлите его к восточным варварам. Сообщите ему об этом непременно сегодня же, не нарушайте приказа!”

На следующий день чиновник доложил о выполнении приказа. Когда Сюань-гун стал допытываться [о причинах изменения приказа], пужэнь сослался на Ли Гэ. Сюань-гун задержал Ли Гэ и спросил: “Ты тоже, наверное, слышал о нарушении приказа правителя?”

Ли Гэ ответил: “Я, не страшась смерти, с воодушевлением взялся за кисть, [чтобы исправить письмо] — разве я только слышал об этом? Я слышал также, что нарушившего закон называют разбойником, укрывающего разбойников — притонодержателем, похитителя драгоценностей — внешним смутьяном, пользующегося похищенными драгоценностями — внутренним грабителем. Он хотел сделать вас притонодержателем и внутренним грабителем, поэтому его нельзя было не выгнать. Меня же, как нарушившего приказ правителя, нельзя не убить”.

Сюань-гун, ответив: “Это я действительно проявил алчность, а вы ни в чем не виноваты”, простил Ли Гэ.

Сюань-гун летом вымачивал сети в глубинах реки Сы[697], [готовясь ловить рыбу].

Ли Гэ порвал его сети и, выбросив их, сказал: “В древности, когда кончался сезон больших холодов и насекомые, погруженные в зимнюю спячку в земле, начинали шевелиться, смотритель вод[698] осматривал сети и верши, ловил больших рыб, добывал речных животных[699] и приносил их в жертву в храме предков, [после чего рыбная ловля] производилась по всему владению, что помогало распространявшейся светлой животворной силе.

Когда птицы и звери носили в себе плод, а обитатели вод уже становились взрослыми, смотритель зверей[700] запрещал расставлять силки на зайцев и птиц и приказывал насаживать на вертел рыб и черепах, чтобы сделать запас [сухой] пищи на лето — и это помогало размножению [птиц и зверей].

Когда птицы и звери вырастали, а обитатели вод носили в себе плод, смотритель вод запрещал ставить большие и малые сети для рыбы, а приказывал устраивать западни и заграждения [для птиц и зверей], чтобы пополнить запасы кухни при храме предков.

[Таким образом], поскольку [на животных] обращалось постоянное внимание, их хватало на нужды [владения]. К этому следует добавить, что в горах не рубили молодые побеги, а на озерах не косили молодую траву. Запрет на ловлю мальков рыбы, для животных — возможность взращивать молодняк, для птиц— возможность высиживать птенцов, для насекомых — отказ от сбора яиц, муравьев и молодой бескрылой саранчи[701] — все это позволяло всем существам размножаться — таково древнее наставление. Ныне же, когда рыба только что кончила метать икру, вы не учите [народ] ждать, пока рыбная молодь вырастет, а, наоборот, хотите забросить сети, что указывает на вашу бесконечную алчность”.

Услышав эти слова, Сюань-гун воскликнул: “Я допустил ошибку, но Ли Гэ поправил меня, разве это не великолепно! Это замечательные сети — благодаря им я узнал закон. Пусть чиновники сохранят их, чтобы я не забывал преподанное мне наставление”.

Музыкант Цунь, прислуживавший Сюань-гуну, сказал: “Чем хранить сети, лучше приблизить к себе Ли Гэ, чтобы не забывать его слов”.

Цзышу Шэн-бо[702] выехал во [владение] Цзинь принести извинения за Цзи Вэнь-цзи[703]. Ци Чоу[704] хотел дать ему город, но [Цзышу Шэн-бо] не принял его.

По возвращении [Цзышу Шэн-бо] Бао Го[705] спросил у него: “Почему вы отказались от города, предложенного Кучэн Шу? Хотели ли вы показать уступчивость[706] или же знали, что город нельзя принимать?”

Цзышу Шэн-бо ответил: “Я слышал, что если главная балка нетолста, дом не выдержит нагрузки. Самой большой нагрузкой является владение, а самой толстой балкой — добродетель. Сановник Кучэн Шу хочет нести груз двух владений[707], но не обладает большими добродетелями, поэтому он не сможет сохранить жизнь, и его гибель не за горами! Он как бы стоит рядом с болезнью, и я опасаюсь, что скоро он заразится.

Существуют три причины гибели рода Кучэн: обладая малыми добродетелями, он пользуется большой любовью правителя; занимая низшее положение[708], он хочет взять в руки высшие дела управления; не имея больших заслуг, хочет получать большое жалованье — все это накапливает против него недовольство.

Его правитель высокомерен, у него много любимцев. Вернувшись с победой[709], он непременно начнет ставить на должности дафу новых людей. Назначая новых дафу, но не опираясь на чаяния народа, он не сможет устранить прежних, а если станет опираться на чаяния народа, народ прежде всего начнет изгонять тех, кто возбудил против себя наибольшее недовольство. [Кучэн Шу] обладает тремя качествами, вызывающими против него недовольство, и этого, можно сказать, более чем достаточно. Он не сможет сохранить даже себя самого, где уж ему предоставлять города другим!”

Бао Го ответил: “Мне действительно не сравниться с вами! Например, имеются признаки того, что роду Бао угрожает беда, но я не подумал о них [заранее]. Ныне, проявив дальновидность, вы отказались от города, поэтому, несомненно, навсегда сохраните свое положение”.

Цзиньцы убили Ли-гуна[710], о чем доложили пограничные чиновники.

[В связи с этим] Чэн-гун[711], находясь во дворце, спросил: “Когда слуга убивает своего правителя, чья в этом вина?” Никто из дафу не ответил на вопрос.

Ли Гэ сказал: “[В этом] вина правителя. Ведь тот, кто управляет людьми, обладает большим авторитетом, а когда он теряет авторитет, и дело доходит до убийства, значит, правитель допустил много ошибок. К этому следует добавить, что правитель, опекая народ, должен исправлять его дурные поступки. Когда же правитель попустительствует злу и забрасывает дела народа, повсюду среди людей появляются злодеи, которых невозможно выявить, и число дурных поступков намного возрастает. Если управлять народом с помощью зла, погружаешься в бездну, из которой нет спасения, и тогда, хотя на службе и находятся добрые [чиновники], им не предоставляют власти, законы не могут применяться, а правитель доходит до гибели, причем никто его не жалеет. На что годится такой правитель?!”

Цзе бежал в Наньчао[712], Чжоу был убит в столице[713], Ли-ван был изгнан в Чжи[714], Ю-ван был уничтожен на реке Си[715] — и все они шли именно этим путем. Правитель для народа — словно реки и озера [для рыбы]: он действует, а народ следует за ним[716]. Все хорошее и дурное зависит от правителя; что может сделать сам народ!”

Цзи Вэнь-цзы был помощником [правителей] Сюань-гуна и Чэн-гуна, но у него не было одетых в шелка наложниц и лошадей, которых кормили бы зерном.

Чжунсунь То[717], увещевая его, сказал: “Вы — высший сановник во владении Лу, помогали двум правителям, но ваши наложницы не ходят в шелках, а ваших лошадей не кормят зерном. Не станут ли люди думать, что вы скупы и к тому же не беспокоитесь о блеске владения?”

Вэнь-цзы ответил: “Мне тоже хотелось бы этого, но когда я смотрю на людей нашего владения и вижу, что есть много отцов и старших братьев, которые едят грубую пищу и одеваются в плохие ткани, то я и не смею [желать большего]. Если отцы и старшие братья других едят грубую пищу и одеваются в плохие ткани, а я стану украшать наложниц и кормить лошадей зерном, — разве это не будет означать, что я не являюсь помощником [правителя] в делах управления?! К тому же я слышал, что блеск владению придают лица, обладающие добродетелями, но не слышал, чтобы он зависел от наложниц и лощадей”.

Вэнь-цзы сообщил о происшедшем разговоре Мэн Сянь-цзы[718], и тот посадил сына под стражу на семь дней. После этого наложницы Цзы-фу начали носить одежды из самого грубого полотна, а его лошадей стали кормить только сорными травами и плевелами.

Услышав об этом, Вэнь-цзы сказал: “Совершивший, но умеющий исправить ошибку, обладает качествами, возвышающими его над народом”, — после чего назначил Цзы-фу на должность старшего дафу.