Африка. Год в Ботсване

Глава 13 Ррэ Муки, директор Независимого финансового отдела

Навозники, быть может, самые неуклюжие создания в мире. Черные и блестящие, словно эбеновое дерево, размером с пару спичечных коробков, обычно они скромно держатся подальше от людских взоров, глубоко зарывшись в какой-либо образчик восхитительного навоза, усеивающего буш. Они выбираются лишь на пару недель в году, при благоприятных климатических условиях, для, осмелюсь предположить, неистового размножения. Пока навозники находятся на земле, они совершенно безобидны. И вправду, некоторые маленькие мальчики обнаруживают, что эти жуки производят весьма звучный хруст, если на них наступить сандалией, или что их можно с легкостью поймать и поместить в волосы или коробку, где хранит обед представительница противоположного пола. Вот когда эти жуки поднимаются в воздух, хлопот от них не оберешься. Неловкие и такие же неповоротливые, как и вертолет «чинук», они обладают маневренностью многотонного грузовика и координацией пьяного борца сумо. Сие подразумевает, что навозники без всяких колебаний сталкиваются с твердыми и не очень предметами постоянно. Габамукуни, наш садовник, силы которого, кажется, с каждым днем восстанавливались все больше, как-то утром появился, щеголяя распухшим синяком, приобретенным после столкновения с одним из этих летучих боксеров, когда он решил прокатиться на заднем сиденье мотоцикла своего приятеля.

В тот душный день навозники подобно черным градинам колотились о квадратные секции окон класса, пока я пытался успокоить ммэ Кебалакиле и выяснить причину ее отчаяния. Хотя жители Касане всегда были доброжелательны ко мне, на этот раз я ощущал некоторую подозрительность, исходящую от этой обычно веселой и дружелюбной женщины.

— Так вы знаете мистера Дирка?

Нечто в выражении моего лица, когда я кивнул, должно быть, внушило ей, что, хоть я и знаком с ним, мы ни в коем случае не являемся близкими друзьями.

Ммэ Кебалакиле расслабилась и глубоко вздохнула.

Я быстро понял, что сейчас мне будет оказано доверие: меня посвятят в большую тайну, обремененную, насколько мне виделось, стыдом. Хотя я действительно хотел ей помочь и мы вполне неплохо знали друг друга, я все-таки испытывал некоторые сомнения, как вести этот разговор. К счастью, я был в курсе, что Кибонье все еще работает в своем кабинете, так что постучался в соседнюю дверь и попросил ее к нам присоединиться. Вскоре моя коллега пододвинула стул и взяла ммэ Кебалакиле за руку, а та поблагодарила ее, тяжело вздохнула и начала свой рассказ.

Большая часть из того, что поведал мне Грэхем о ее муже, полностью соответствовало истине. Сперва ррэ Кебалакиле был чернорабочим, а впоследствии, нанятый муниципалитетом, уборщиком улиц. Будущие супруги еще подростками познакомились в местной церкви. Он всегда был сильным и добрым человеком.

Им выделили домик в китайском квартале, и муж тщательно следил, чтобы там все содержалось в исправности. Они даже на день не задерживали арендную плату. Намереваясь подзаработать, ррэ Кебалакиле на шесть месяцев уехал в ЮАР, однако другой рабочий уронил ему на ногу дробилку, а поскольку он был одет в одни лишь шорты, ему едва ее не отрезало. Тогда-то бедняге и сделали роковое переливание крови, после которого его жизнь пошла под откос. К счастью, к тому времени все их дети уже родились, за исключением самой младшей девочки, но малышке, судя по всему, заражения удалось избежать. А ведь они жили так счастливо, пока ее муж не заболел, продолжала свой рассказ мать Артура.

На первых порах ррэ Кебалакиле беспокоили лишь кашель и лихорадка, которые, казалось, никак не хотели проходить. Они записались на прием к доктору Кабала, тот порекомендовал какие-то лекарства — но ни одно из них так и не помогло. Затем врач сказал, что нужно сдать анализы, и вот тогда-то им и сообщили скорбную весть.

— Туберкулез, — она проговорила это осторожно, почти задумчиво. — Знаете, почему он возник, мистер Манго? Знаете, в чем причина?

Покраснев, я покачал головой. Хотя, конечно же, знал.

— СПИД. — Она смотрела мне прямо в глаза, произнося это слово публично — даже не просто решительно, а едва ли не дерзко.

— Да, я понимаю, — был мой единственный ответ, совершенно неуместный.

— Многие тсвана говорят, что его просто не существует. Мы вообще не любим о нем говорить, а старики утверждают, что СПИД придумали legowa[72], чтобы запугать нас. Но я знаю, что он существует. Посмотрите на кладбище рядом с апостольской церковью — оно почти полное! Это ненормально. — Она на какое-то время умолкла, а затем продолжила: — В Ботсване еще ничего. Мы довольно богатые, а наш президент — хороший человек. Знаете, ведь мы единственная страна в Африке, которая обеспечивает бесплатными антиретровирусными препаратами ВИЧ-инфицированных.

Несмотря на столь печальную тему нашего разговора, я все-таки не мог не подивиться этой удивительной женщине. У нее хватило мужества признаться в неотвратимом.

— Моему мужу, наверное, помочь уже нельзя, — объявила ммэ Кебалакиле сухо. — Он сдал анализы слишком поздно. Если не туберкулез, так какой-нибудь другой недуг вскоре заберет его у нас. Знаете, сколько ему лет? Тридцать пять.

— На год моложе меня, — зачем-то вставил я хрипло.

— Скоро он покинет нас и предстанет перед Господом нашим Иисусом Христом, и он будет петь с ангелами. — Она улыбнулась, словно эта мысль ее несколько утешила, и снова вытерла глаза. — По крайней мере у нас, у детей и у меня, результат анализов отрицательный. Теперь я пользуюсь презервативами, и мои дети непременно будут знать обо всех этих вещах, прежде чем станут юношами и девушками.

Проникнувшись суровой реальностью жизни семьи Кебалакиле, я превозмог обычную британскую стеснительность перед обсуждением вопросов личного характера с относительно незнакомым человеком. Слишком многое поставлено на карту, чтобы беспокоиться о высоких чувствах.

Впрочем, следующее же сказанное моей собеседницей, словно удар о бетонную стену, вернуло нас к началу разговора.

— Все деньги, которые мы откладывали на будущее. Их нет. — Ммэ Кебалакиле склонила голову так низко, что ее косички легли ей на колени, и заплакала.

— Как нет? Почему? Что произошло?

— Мой муж, как я вам сказала, прекрасный отец, и он всегда говорил, что на нем лежит ответственность за семью. У нас нет ни фермы, ни животных. Наши родители все продали и переехали в Габороне. Теперь Ботсвана развивается, и он всегда говорил, что мы должны поступать по-современному. У нас было спутниковое телевидение, и он постоянно смотрел программы о деньгах, и, знаете… — Она покачала головой и нахмурилась. — Инвестирование. В Банке Ботсваны в городе есть специальные счета для инвестиционных операций, и мы постоянно вносили туда какую-то часть его жалованья. Конечно же, мы знаем управляющего. Он деверь моей матери. В общем, так мы и поступали.

Воцарилась продолжительная тишина, которую нарушали лишь полусонные навозники, бившиеся о стены и окна, да гнетущий песчаный вихрь, барабанивший в обитую жестью дверь.

— И что же произошло? — Однако, к своему ужасу, я уже и сам начал догадываться, в чем дело.

— Однажды мой муж производил очередной платеж. Он, знаете ли, бывал в банке каждую пятницу. И вот однажды, когда он уже уходил, там оказался мистер Дирк. Он подошел к моему мужу и предложил ему кое-что. Дескать, он мог бы взять наши деньги и вложить их в ЮАР — якобы проценты там много выше. Дирку можно заниматься там инвестициями, потому как он сам гражданин ЮАР, понимаете? А также он специальный финансовый консультант. Типа советника. Вроде друга.

— Да неужели? — Я знал, что Дирк очень неглуп, однако на светоч финансового мира он никак не походил.

— Представьте себе. Дирк показал нам свои документы. Но я лично очень сомневаюсь в его честности. Поверьте мне.

Тон ее изменился, и, взглянув на собеседницу, я вдруг заметил в глубине ее ореховых глаз огонек вызова.

— Конечно же, из-за того, что мой муж очень болен, работать он теперь не может. Совершенно не может. Иногда целыми днями не встает с кровати.

Внезапно вид у ммэ Кебалакиле стал совершенно сокрушенным — силы покинули ее, она вся как-то словно бы усохла, уменьшилась в размерах.

— И теперь этот человек говорит, что если мы не сможем выплатить полностью сумму всего лишь за четыре месяца, то потеряем все. Но ведь так не может быть, правда? Мистер Манго, скажите, что не может!

Господи. Естественно, я надеялся, что не может.

Но я совершенно не разбирался в подобных вещах.

В конце концов мать Артура каким-то образом успокоилась, поблагодарила меня за то, что я выслушал ее, и извинилась за то, что отняла у меня время.

— Подождите, может, я что узнаю? Вдруг мне удастся что-нибудь выяснить! — Я осекся, когда она лишь безнадежно махнула рукой и вместе с Кибонье пошла назад к дороге. Артур сидел под деревом, прикрывая ранцем голову от солнца. Он взял маму за руку, и они направились к плато, совершенно не обращая внимания на роящихся навозников.

Вернувшись в класс, я слонялся по нему как неприкаянный, пока Габамукуни не просунул голову в окно и не объявил, что время «запирать». Он улыбнулся, но тут же зашелся в приступе кашля, а потом звучно отхаркнул.

У выхода мне на глаза попались алые мокрые пятна, блестящие в песке на солнце. Ах, если бы мне только показалось. Увы, нет.

Все мои заблуждения (как ни говори, а все-таки было очень приятно, что именно меня захотели назначить директором) полностью рассеялись, когда через несколько дней я выяснил, что на самом деле эту должность предлагали всем моим коллегам — и все по очереди отказались от нее, исходя из финансовых соображений. И все же я старался выполнять свои новые обязанности — не такие уж, впрочем, и обременительные — со всей душой и, следуя установленным Грэхемом традициям, организовал для детей несколько поездок.

Несмотря на отдаленность, мы получили приглашение провести футбольный матч с небольшой школой в Шакаве, у великой Дельты Окаванго. Судя по всему нам предстояла весьма продолжительная поездка, и количество тренировок возросло до трех в неделю — к вящей радости детей, которые, стоило лишь миссис Сичилонго ударом в большой медный колокол дать сигнал к окончанию занятий, вырывались из дверей, сбрасывали сандалии и босиком устремлялись на футбольное поле. В глубине души я надеялся, доставая из шорт свисток и следуя за ними, что каким-нибудь чудесным образом мои подопечные однажды откроют для себя искусство тактики. Однако, увы, как бы я ни настаивал, чтобы дети играли в различных комбинациях, мяч для них был что магнит, и буквально через несколько секунд все они ввязывались в борьбу за него, сбивая с ног каждого, кто им владел — независимо от того, был этот игрок противником или же нет. Я то и дело усаживался на бревнышко рядом с футбольным полем и обхватывал голову руками, отчаявшись привить своему любимому классу хоть какое-то подобие дисциплины. И частенько я обнаруживал, что Ботле следовал моему примеру и быстренько засыпал, возложив свою головушку на ствол джакаранды, в тени которой прятался.

Прежде чем отправиться в Шакаве, я решил, что должен попытаться хоть как-то изучить финансовые махинации Дирка. Я обратился за помощью к Грэхему, который уже паковал чемоданы накануне отъезда. Он признался, что ему доводилось слышать о различных аферах Дирка, но ничего конкретного он сообщить не мог.

— Пожалуй, тебе стоит обратиться к Янни ван дер Мёве, — посоветовал Грэхем. — Он занимается пенсионными соглашениями, страхованием и прочим. Почему бы тебе не повидаться с ним? Ты найдешь его в лагере Тебе-Ривер-Сафарис. Ну, ты знаешь, где это, — у порогов.

Я действительно знал этот тенистый прибрежный лагерь, с его маленьким круглым баром и полянкой для барбекю, поскольку бывал там пару раз со своей коллегой Кибонье и ее дружелюбным мужем-англичанином Саймоном. Мы любовались закатом над Намибией и играли в дротики — в сумерках, кстати, занятие несколько опасное. И все же местечко это представлялось мне совершенно неподходящим для деловых встреч.

— И когда его там можно застать?

— Да когда угодно, если только он не в разъездах. Этот тип живет там. Кажется, участок номер семь, если не переехал. Единственный из известных мне финансовых гениев, который живет в палатке! — Грэхем лишь коротко рассмеялся и продолжил снимать занавески, лениво шлепнув метелкой из страусовых перьев по розово-зеленой ящерке. Последнее время он был не слишком весел и бодр. Ограничения по вывозу и карантину вынудили его расстаться с Бэмби и Леди, двумя цепными псинами, исчадиями ада. Услышав эту новость, я поспешил укрыться за ближайшим углом и от души сплясал джигу.

Прибыв в лагерь, я припарковал Старую Королеву-Маму в тенистом уголке и обратился за указаниями к какому-то раздраженному мужчине, вычерпывавшему из небольшого плавательного бассейна размокший слоновий навоз. Он тут же указал своим сочащимся сачком на маленькую палатку с полосатым тентом, стоявшую лишь в нескольких ярдах от берега реки. Рядом с ней за складным столиком в парусиновом кресле сидел серьезного вида человек в очках с проволочной оправой и элегантном, но несомненно слишком теплом для такой погоды костюме и щелкал калькулятором на солнечных батарейках.

Через несколько минут, смекнув, что я отнюдь не собираюсь становиться одним из его VIP-клиентов, он лишь пробурчал с неразборчивым африкандерским акцентом, какое же это безумие, что английский фунт такой устойчивый. Когда же я упомянул Дирка, не выдавая при этом всех подробностей, ибо опасался как-то навредить семье Артура, в Янни ван дер Мёве проснулся профессионал, и он обнародовал свои убеждения, заявив:

— Все мошенники должны быть истреблены, передавлены как тараканы, — это было подкреплено ударом пяткой модного оксфордского башмака, — ибо навлекают на нас дурную славу. Да, парень, я их ненавижу!

Значит, он что-то слышал о Дирке?

Нет, потому что занимается чисто коммерческими вопросами, но он спросит своего коллегу ррэ Муки, директора Независимого финансового отдела, слышал ли тот что-либо об этом самом Дирке. С этими словами он достал сотовый телефон и набрал номер.

Через несколько секунд в соседней палатке — почти такой же, но несколько поменьше — раздался звонок другого телефона. После примерно пятого сигнала кто-то ответил сонным голосом. В это же самое время Янни ван дер Мёве начал говорить, расхаживая вдоль берега. Его знание сетсвана весьма впечатляло.

Уже через пару минут возню в соседней палатке нельзя было не заметить, и из нее возник позевывающий и несколько взъерошенный молодой тсвана, также разговаривающий по телефону. Он зашагал по берегу в противоположном направлении, на ходу разглаживая складки на своем сером костюме-двойке. Затем они оба развернулись и пошли друг другу навстречу. Поравнявшись, они рассеянно махнули руками и разошлись. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы догадаться, что два этих человека разговаривают именно друг с другом. Ослабив галстук, ррэ Муки пообещал аккуратно навести справки о деятельности Дирка. Мне следует зайти к ним по возвращении из Окаванго, а пока что не желаю ли я взглянуть на кое-какие проспекты?

Естественно, я никак не мог не взять в поездку Артура — отчасти потому, что он играл в футбол лучше всех остальных, но главным образом потому, что этого мне не простил бы никто из класса, равно как и я сам себе, — и потому я мягко переговорил с ммэ Кебалакиле. Решив не упоминать о предпринятом мною расследовании, я заверил ее, что расходы на поездку минимальны и что по возвращении сообщу ей, во сколько они вылились. Она заплатит мне, когда сможет. Хотя на убеждение матери Артура у меня и ушло какое-то время, она все же была в числе провожающих на рассвете, когда мы загрузили снаряжение и детей в кузов Старой Королевы-Мамы и направились к Нгомским воротам, а затем через реку и по прямой как стрела дороге, пролегавшей через Полосу Каприви над Дельтой Окаванго.

Дельта эта, словно раскрытая длань, простирается по всей северо-западной Ботсване. Тысяча с лишним миль реки Окаванго возводят ее в ранг третьей по длине в южной Африке — она тянется через пустыню, словно «линия жизни». Река берет начало близ Нового Лиссабона в центральной Анголе, далее течет на юг через Полосу Каприви и входит в Ботсвану подле Шакаве, пункта нашего назначения. И здесь эти ежегодные восемнадцать с половиной биллионов кубических метров воды начинают разноситься по всей долине дельты по фантастически сложной системе, напоминающей прожилки листа, — прежде чем быть поглощенными раскаленными песками Калахари или же испариться в горячую иссохшую атмосферу. Окаванго на полном основании считается рекой, никогда не встречающей моря. Сей обширный лабиринт лагун, проливов и островков занимает площадь почти в тысячу квадратных миль и, удивительное дело, составляет девяносто пять процентов всех поверхностных вод Ботсваны.

Свою первую ночь в Дельте мы провели в комфортабельном Дротскайз-Кэбинз, затерявшемся среди прибрежного папируса лагере, владельцы которого, чета добродушных южноафриканцев, чьи собственные дети уже покинули это уединенное гнездышко, буквально осыпали развлечениями восхищенных шестилеток. На одной из их современных лодок мы исследовали загадочные русла, тихие лагуны и целый лабиринт каналов, поросших плотной массой кувшинок, пышно раскрывавшихся ночью и пугливо складывавших лепестки на рассвете. В укромных уголках мы встречали стариков, довольствовавшихся передвижением на изготовленных вручную mokoro — узких и легких традиционных долбленых каноэ. Лежа на спине, они подергивали рыболовную леску да таращились в теплый оранжевый полумрак, разглядывая замысловатые узоры, которые вычерчивали на воде стаи взлетавших гребенчатых уток, потревоженных фырканьем гиппопотама или коварным скольжением крокодила. Африканская якана, перепрыгивавшая на своих тоненьких вытянутых ножках с такими же пальцами по плавающим листьям кувшинок, явно рассердилась: наш проход растревожил ее обитающие в иле деликатесы, которыми она вознамерилась полакомиться. В болотах плескались сотни редких личи, или водяных козлов, — элегантных антилоп, чьи красноватые шкуры сверкали в лучах тяжелого солнца, лениво сиявшего над горизонтом.

В тот вечер на ужин у нас было мясо импалы с алтеем, и засыпали мы, вдыхая разносившийся повсюду запах древесного дыма и аромат кувшинок. Во сне мы грезили о победе и триумфальном возвращении.

Стоит ли говорить, что это так и осталось сном. Несмотря на то что в больше похожую на деревушку Шакаве мы прибыли в боевом расположении духа, втайне я опасался худшего. Конечно же, в тот момент — и это служит лишним подтверждением моих уникальных способностей мечтателя, — я мысленно превратился в футбольного тренера международного ранга. В конце концов, мы ведь приехали почти в Намибию. Старая Королева-Мама уже не была экскурсионным автомобилем — нет, теперь это был автобус команды. Элизабет, с моей маленькой аптечкой да пластиковыми наручными часами, приколотыми к груди, возвысилась до ранга командного врача. Габамукуни — у парня, похоже, выдалась неделя полегче, и он упросил меня взять его с собой — был помощником тренера. Такая довольно важная роль отводилась ему потому, что он единственный обладал футбольными бутсами. Какое-то время я даже подумывал, не вручить ли моим помощникам одну из раскладушек, чтобы, произойди какой тяжелый несчастный случай, они появились с ней на поле, — однако потом решил не искушать судьбу. В автобусе были припасены бутылки с водой, апельсины с одной из крупнейших ферм под Касане и специально сшитые Элизабет флажки для судей. И еще мы привезли большую, почти профессиональную сетку новеньких футбольных мячей, которые Грэхем достал нам в Маунге. Конечно же, я был главным боссом — Тем, Кому Подчиняются, — мозгом, тактиком, вдохновляющим символом, кнутом и пряником в одном лице, лучшим другом, отцом, поставщиком славы, человеком, без которого эти игроки так и прозябали бы в безвестности. Жаль, что было слишком жарко, чтобы напялить дубленку.

Как бы то ни было, нас разбили наголову. Когда закончились все отведенные на матч сорок минут (по двадцать на каждый тайм) и раздался финальный свисток, несмотря на все наши старания, кроме пары ободранных коленок да разошедшихся по шву шорт Ботле, продемонстрировать нам оказалось решительно нечего. Хозяева наши были дружелюбны, весьма великодушны в своей победе и чрезвычайно обрадовались, когда Китсо подарил им два новых мяча. Тот единственный, что был у них в наличии, более походил на огромную, грязную и вспученную картофелину. Хозяева любезно пригласили нас на чай, коему мы воздали должное в актовом зале. Бедняга Ботле все это время, сгорая от смущения, сидел на капоте Старой Королевы-Мамы и наотрез отказывался слезать.

Пока Элизабет и сопровождавшие группу мамаши занимали детей, я прогулялся по деревушке.

Просто поразительно, насколько отличался уровень жизни в нашем городке и здесь, в глуши Окаванго. Инфраструктура Касане, его больница, полицейский участок, офисы и банки были вполне сопоставимы с любым другим подобным населенным пунктом в мире. Здесь же, однако, кроме совмещенного с почтой универсального магазина, образца пятидесятых годов, жалких школьных построек да пункта медицинской помощи, сильно смахивавшего на придорожный киоск, как будто ничего больше и не было.

Наблюдая за запряженными ослами повозками, беспечно поскрипывавшими по главной улице (при этом выплескивалась из бидонов набранная в деревенской колонке вода), я утверждался в мысли, что Ботсване предстоит пройти еще долгий путь, дабы вновь приобретенное богатство алмазных копей гарантированно распространилось и на подобные изолированные поселения. Пятьдесят процентов населения все еще пребывали за чертой бедности, но — и это наполняет меня величайшим оптимизмом — уровень жизни повышается с каждым годом. (И честно говоря, меня приводит в полное замешательство, когда люди, бывавшие в развивающейся стране двадцать-тридцать лет назад, выражают разочарование, заслышав о достигнутых успехах. «Знаете, в наше [наше?] время дороги между Франсистауном и Касане не было. И чтобы добраться из одного пункта в другой, уходила целая неделя. Больница? Хо-хо, ничего подобного!»)

Да, мы не победили — таково было общее мнение, когда мы пересекали границу и я уже с привычной легкостью заполнял на паспортном контроле груду белых бланков), но все же 5:0 не так уж и плохо, да и на реке было здорово.

— И есть еще кое-что, чего вы, мальчики и девочки, пока не знаете! Сказать что? — спросил я, когда мы уже прыгали по разбитой колее грунтовки в направлении дома.

— Да, мистер Манго, скажите, пожалуйста! — Позади поднялся шум и гам, и две или три гладких ручонки обвили мою шею, из-за чего Старую Королеву-Маму бросило в сторону и машине пришлось поскакать по колдобинам, прежде чем она снова въехала в колею.

— Угадайте, что тренер из Шакаве сказал мне перед самым нашим отъездом?

Перебивая друг друга, они загалдели, что угадать никак не могут и чтоб я немедленно говорил. Да и Элизабет с Габамукуни тоже присоединились к просьбам детей. И вот, пока мы скакали по колее, а красноголовые цесарки в панике разбегались во всех направлениях, я, стараясь сдержать возбуждение, сообщил им:

— Так как рождественские каникулы у них начинаются рано и многие дети в это время разъезжаются по пастбищам, между прочим, это очень далеко, а у них проблемы с транспортом, — так вот, знаете, чего они не могут сделать?

Вопли усилились:

— Скажите, скажите нам! Скорее, мистер Манго!

— Ну, они решили, что в итоге не будут играть с Начальной школой Виктория-Фоллз — а это значит, что с ними сразимся мы!

— Круто! — авторитетно высказался Габамукуни.

— Аи! — вскрикнула Элизабет, прибегнув к этому превосходному сетсванскому выражению изумления и величайшего удивления.

— Ура! — хором заорали дети.

До Касане мы доехали очень весело. Как говорится, обходной маневр или, нет, главное — результат. Ну, или что-то в этом роде. Я все еще улыбался восторгу детей, когда Артур забрался на переднее сиденье — в нарушение всяких правил — и застенчиво показал мне свои рисунки Дельты, птиц и животных, а также не совсем правдоподобное изображение того, как он с центральной линии забивает гол головой. Взглянув на улыбающееся лицо мальчика, когда он обнял меня (а мы к тому времени уже взбирались на холм в Касане), я вдруг осознал — и внутри у меня неприятно при этом заныло, — что мне придется проведать Янни и мистера Муки. Может, к этому времени они уже что-нибудь наскребли об операциях Дирка.

Доставив детей к школе, я поехал назад к реке и лагерю Тебе. Представьте, в каком я был ужасе, когда вышел из машины и взору моему предстала сцена полнейшего разорения. Казалось, здесь произошла крупная битва: кухонное и лагерное оборудование, одежда, книги и еда — все было разметано по поляне.

С полдесятка верветок, «мартышек с голубыми мошонками», жизнерадостно пробирались по руинам, дегустируя кулинарное изобилие и время от времени, при наклонах, демонстрируя то, за что и получили свое прозвище. Чистильщик бассейна все так же лениво вычерпывал из воды навоз, словно так и торчал тут с момента нашей последней встречи.

— Что произошло? Драка, что ли?

— Нет, всего лишь слон.

— А, всего лишь слон, понятно. Тогда без проблем.

А вы не знаете, где Янни и ррэ Муки?

— У них дела во Франсистауне. Приедут на следующей неделе. — И он вернулся к своему занятию.

На следующее утро я выяснил в школе, что у Грэхема, помимо скорого рождения ребенка, была и еще одна весьма убедительная причина поскорее сойти со сцены. Школьная инспекторша, эта небезызвестная вам дамочка, регулярно совершала набеги для осуществления «надзора» — на что, увы, она имела полное право. Значительную часть времени ммэ Моквена неодобрительно постукивала карандашом по раз-личным предметам: столам, окнам, костяшкам пальцев (моим и своим собственным) и даже по головам детей, при этом практически никогда не озвучивая причину столь явного недовольства. В конце каждого визита она забиралась в свой автомобиль и с грохотом уезжала, разгневанно поднимая тучу пыли. Ее враждебное отношение проистекало, судя по всему, из чего-то большего, нежели просто из желания повысить уровень образования в школе. В городке, где имелась по меньшей мере дюжина различных церквей, представлявших разнообразные течения христианской веры — от традиционного до совсем уж экзотических, — дружеские взаимоотношения и привязанности в основном не выходили за религиозные границы. Фонд нашей школы, кажется, не соответствовал убеждениям школьной инспекторши, и ходили слухи, что она вознамерилась взять руководство школой в свои руки. Все, что ей надо было для этого сделать, — доказать, что нынешний директор не отвечает требованиям, и после этого ммэ Моквена вполне могла бы занять его место. А поскольку на данный момент сей пост занимал я, похоже, задача ее была не такой уж и сложной.

Вскоре настал день, когда решили проинспектировать меня самого, ммэ Моквена бдительно отслеживала каждое мое движение, начиная с утренней линейки и вплоть до того момента, когда я распрощался с детьми у школьных ворот. После этого я робко и вопросительно улыбнулся ей, но инспекторша лишь надела колпачок на авторучку, сняла очки и, зажав папку под мышкой, зашагала к машине. Когда она отъезжала, из выхлопной трубы буквально вырвалось ее раздражение. По ее молчанию я понял, что все хорошо. Ммэ Моквена определенно не упустила бы возможности сделать мне выговор, если бы сочла мое исполнение обязанностей неудовлетворительным.

Настали короткие каникулы, и, как это часто бывает, в самый подходящий момент. Поскольку Янни и мистер Муки все еще отсутствовали, я решил не терять зря времени и воспользоваться этими несколькими днями для дальнейшего изучения окрестностей. Крис, добрый и жизнерадостный пилот маленького экскурсионного самолета, как-то поздним вечером (мы сидели с ним в «Старом доме») позвал меня в путешествие, которое чуть не привело к весьма продолжительной задержке в создании данного повествования.

— Уилл, чем занимаешься завтра? Есть предложение, тебе непременно понравится, братан. — Он со смаком хлебнул пива и отер пот со лба. — Как насчет того, чтобы слетать к водопаду Виктория? Для тебя бесплатно, конечно же.

— О, спасибо огромное. Когда думаешь отправляться?

— Ну, около девяти. Не слишком рано. Придешь?

— Э-э-э… Да, конечно. Обязательно приду, звучит заманчиво, спасибо тебе огромное.

К тому времени мне следовало бы уже усвоить, что столь легко соглашаться на что-либо, ни о чем при этом не спрашивая, — наипростейший способ попасть в переплет.

Приблизительно через полчаса после того, как мы с ним встретились на взлетно-посадочной полосе, Крис закончил предполетную проверку.

— На, надень! — Он со смехом бросил мне фирменную футболку своей авиакомпании. — Ты сегодня — второй пилот.

О чем он не поставил меня в известность, соблазняя меня поездкой к водопаду, так это о том, что в действительности полет был коммерческим. Его постоянный второй пилот отбыл на похороны в родную деревню, а поскольку летать в одиночку Крису не разрешалось, то, получается, я оказывал ему услугу, совмещая приятное с полезным. Он улыбнулся мне, я ему тоже.

Черт. Почему бы и нет?

— Пошли, встретим клиентов и возьмем их багаж. Потом я пойду и разберусь с полетными документами. А ты просто посади их. Ладно?

— Ага, конечно. Без проблем, кэптен. — Надевая солнцезащитные очки, я случайно облокотился о фюзеляж и весьма чувствительно ожег локоть.

Крис заспешил в главное здание аэропорта, а я ошеломленно последовал за ним. Было неимоверно жарко. Через некоторое время перед фасадом здания остановился автомобиль. По его размерам я понял, что принадлежит он Дирку. И действительно, водительская дверь распахнулась, и оттуда тяжело вывалился прославленный охотник собственной персоной. Эдвин и Эрвин поспешно перелезли с двойного переднего сиденья и юркнули к задним дверям. Когда они открылись, братья вышли и все трое направились в мою сторону.

Укрывшись за большим растением в горшке, я следил за ними. У меня не было ни малейшего желания встречаться с Дирком. Еще меньше я хотел, чтобы он начал у меня выспрашивать, почему это на мне авиаторская футболка, — это перед двумя-то пассажирами. Да уж, нам с Крисом предстояло везти весьма колоритную парочку! Дамочка, примерно шесть футов и четыре дюйма ростом, обладала незаурядной внешностью. Одежду ее я могу охарактеризовать лишь одним эпитетом — «скудная»; вообще красотка напоминала мне Пинки, когда я увидел с некоторым беспокойством, как она покачивалась на шпильках, утопавших в размягченном асфальте. Кажется, дамочка несколько нервничала: все хваталась за срывающуюся зеленую ленту для волос — ногти ее были того же цвета — и расправляла на пышных бедрах юбку из поддельного леопарда. Ее спутник, напротив, был совсем маленьким — не выше пяти футов. Самой его замечательной чертой, помимо морщинистого лица в коричневых пятнах, была копна несомненно накладных оранжевых волос, торчавших во все стороны из-под темно-зеленой фетровой шляпы. Несмотря на жару, этот пассажир был одет в обтягивающий коричневый макинтош, рубашку и галстук. У него был портфель, к моему ужасу пристегнутый наручником к его морщинистому запястью. Не без труда я придал своему лицу некое подобие важности, когда они довольно чопорно пожелали всего хорошего Дирку.

— Скажите, а пилот вы или тот круглолицый парень, которого мы только что повстречали? — По выговору я определил, что наш пассажир, несомненно, ирландец. — Просто хочу знать, как обстоят дела. — Он нервно откашлялся в свободную руку.

— О да, конечно. Не сомневайтесь, вы имеете дело с профессионалами, ха-ха. Э, знаете, да мы тут оба понемногу рулим. В зависимости от состояния, понимаете ли. Двойное управление. Ну, вы понимаете, что я имею в виду. — Я отчаянно старался произвести на пассажиров самое благоприятное впечатление. — А теперь давайте уложим ваши вещи сюда.

Я схватил сумку, которую держала женщина, и легко бросил ее за спинки сидений.

— Теперь, пожалуйста, залезайте, и мы пристегнем ремни.

Оба неловко забрались на свои места и принялись вертеть в руках лямки. У них, судя по всему, возникли некоторые затруднения.

— Позвольте вам помочь, — сказал я как идиот. После множества «извините, простите, вы не пододвинетесь немного, о-ох, надеюсь, вы не ушиблись?» мы так и не смогли обнаружить одну важную лямку. Вынужденный соображать на ходу, я решил воткнуть его лямку в ее, соединив их таким образом в единый ремень, который тесно прижал пассажиров друг к другу.

Взобравшись на свое место, я вполне успешно постарался не представлять эту парочку на любовном свидании.

Время шло, и отсутствие Криса начало меня беспокоить, поэтому, дабы подчеркнуть значимость исполняемой мною роли, я принялся нервно щелкать переключателями и вертеть ручки на приборной панели, не забывая при этом возвращать их в исходное положение. Внезапно одна нажатая кнопка заупрямилась, решительно отказываясь выщелкиваться обратно, и меня охватила паника. Когда Крис наконец-то вернулся, пробурчав, что в офисе никого не было, но это неважно, я попытался тайно связаться с ним посредством наушников.

— Да ты не беспокойся! — объявил он жизнерадостно и, как мне показалось, чересчур громко. — Она все равно не работает.

С тем мы и полетели.

— Лусака.

— Что Лусака?

— Мы летим в столицу Замбии, мой bru.

— А, понятно. — Я повернулся к пассажирам. — Так значит, в Лусаку?

— Не говори, что ты не знал этого. Кажется, ты ведь пилот, черт побери! — последовал сзади излишне грубый комментарий.

— О да, конечно знал. Я только проверил.

— Что ты проверил? — Пассажир был явно не в духе.

— Да просто проверил. На всякий случай. — И я в отчаянии промямлил, лишь бы сменить тему: — Похоже, вы знакомы с Дирком, да?

— Да, а что? Он твой друг?

— Ну нет, я бы не сказал. Скорее, наоборот.

— Вот и прекрасно, потому что этот человек — самый *** бесчестный *** ***, с кем я имел *** несчастье *** *** ***_ Мать его ***— и с этими словами наш пассажир закрыл глаза и тяжело вздохнул.

Примерно через сорок минут мы пролетали над Ливингстоном, колониальным городком на замбийской стороне Виктории. Поигрывая настройкой своих наушников и беззаботно теребя логотип на своей новой футболке, я потихоньку начал вживаться в образ.

Вскоре мне стало ясно, что лучшего способа постичь масштабы континента и придумать было нельзя. Огромные саванны, горные цепи, озеро Кариба в стороне справа от нас, на границе с Зимбабве, и на удивление большое количество рек, широких и совсем маленьких, образовывали причудливые узоры на ландшафте Замбии. Страх перед полетами полностью затмился широтой и красотой зрелища. Я с улыбкой повернулся к нашим пассажирам и заговорщически, но вполне профессионально подмигнул им. Чудная парочка крепко спала — в руке с зелеными ногтями был крепко зажат флакон с пилюлями.

Избегая туч, летя за солнцем, мы быстро прибыли в Лусаку. Посадка вприпрыжку доставила мне все-таки особое удовольствие, и я последовал примеру Криса, откинувшего вверх пластиковое окно рядом с сиденьем. Мы выруливали к зданию аэропорта, когда я ощутил какое-то движение позади. Внезапно оттуда раздался ужасный звук, как будто кто-то задыхался, а затем последовала целая серия ирландских проклятий.

Мы с Крисом обернулись и застыли, обнаружив, что оба пассажира мокрые — мокрые насквозь, с головы до пят. Рыжий парик забавно сдвинулся над одним ухом, а зеленая повязка сползла на глаза. С двух потрясенных носов капала вода. Лишь через несколько мгновений до нас дошло, что сей внезапный потоп произошел, когда самолет прокатился по глубокой луже, оставшейся после ливня. Наши открытые окна выполнили функцию двух точно направленных водостоков. Крис поспешил остановиться у главного входа.

Как бы мы ни старались сдержать смех, нам все же толком не удалось извиниться перед разгневанной парочкой, в конце концов с хлюпаньем удалившейся в направлении аэропорта. Когда же они исчезли из виду, мы разразились Хохотом и, держась за бока, направились в зал прибытия выпить по чашечке кофе.

За дверьми стояли десять солдат-африканцев с «Калашниковыми». По меньшей мере половина дул была нацелена на меня. Оказывается, Крис не удосужился получить разрешение на полет, и потому наше пересечение границы и посадка были расценены как незаконные. Нас арестовали и вскорости должны были доставить в тюрьму.

«Интересно, — с тоской подумал я, — когда меня освободят и успею ли я к началу занятий в понедельник?»