Через несколько минут Блаунт умчался на машине в Хийтон Лэйси. По словам Ванессы, утром она поехала на велосипеде забрать двух цыплят, заказанных Полу Уиллингему. Пока их ощипывали, она сидела одна в прихожей и пересчитывала деньги. Обнаружив, что не хватает шестипенсовика, Ванесса подумала, что он мог завалиться между сиденьем и боковой спинкой кресла. Она сунула туда руку и вытащила не монету, а женский носовой платок, который видела у Мары. Пол Уиллингем, вошедший в этот момент, весьма бесцеремонно отобрал у девочки платок, сказав, что Мара, наверное, забыла его, когда приходила последний раз. Ванесса спросила, когда это было, а Пол ответил, что две недели назад. Однако Ванесса знала, что носовой платок куплен за два дня до побега Мары, так как та ей показывала его.
Ванессу тут же охватило любопытство, в ней проснулся сыщик. Она взяла цыплят, заплатила за них, положила в багажник велосипеда и уехала. Но не дальше деревенской гостиницы, где оставила велосипед, а потом, мобилизовав все свои способности следопыта и приняв меры предосторожности, вернулась на ферму. Ванесса исходила из предположения, что Пол Уиллингем прикончил Мару и спрятал тело по частям. Осматривая все вокруг в поисках их захоронений, она заметила, что занавески в комнате для гостей задернуты. Это показалось ей странным. Она стала следить за этим окном и через полчаса была вознаграждена, увидев, как занавеска осторожно раздвинулась и за стеклом мелькнуло лицо Мары Торренс.
— Оказывается, Пол прятал Мару, а не убил ее, — заключила Ванесса с легким разочарованием в голосе. — Либо он держит ее под замком с преступными целями.
— Отлично сработано, милочка, — сказал Блаунт. — Прошу всех оставаться в доме до моего приезда.
Когда Блаунт вышел из комнаты, Роберт Ситон устало провел рукой по лицу. Найджел слышал, как он пробормотал: «Ну вот и конец всему этому».
Дженет встала.
— Где цыплята, Ванесса?
— Все еще в корзинке моего велосипеда. Отдать их повару?
— Да. И пойми, пожалуйста, Ванесса: нет ничего хорошего в том, чтобы выслеживать людей.
Ванесса взглянула на мачеху, лицо ее побелело от обиды. Потом она залилась слезами и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
— Дженет, тебе не следовало так говорить. Это непростительно. — Голос Роберта звучал бесстрастно. Он смотрел прямо на жену — это был взгляд, лишенный не только любви, но и гнева, порожденного оскорбленными чувствами. «Дженет словно посторонний для него человек», — подумал Найджел по пути в свою комнату.
Услышав, как подъехала машина Блаунта, Найджел отправился к амбару. Он нашел и Мару, и Реннела, и Блаунта в мастерской.
— Ты поступаешь глупо, Мара, — услышал Найджел, входя, голос Реннела. — Поимка Лайонела, как сказал тебе суперинтендант, дело времени. Почему же не сказать, где он?
— Потому что я не знаю, — ответила девушка устало. — О, привет, Найджел. Скажите этим людям, чтобы они отстали от меня. Я никак не могу втолковать суперинтенданту, что мне наплевать, пускай меня посадят в тюрьму за то, что препятствовала полиции исполнять служебные обязанности или как это там называется.
— Тебе, может, и наплевать, — воскликнул ее отец, — но…
— Но некому будет готовить обед. Какой ужас!
— Ты у меня пожалеешь о своих словах! Ты вообще думаешь о ком-нибудь еще, кроме себя и этого молодого головореза, с которым связалась?
Мара, усмехнувшись, промолчала.
— Дорогая моя, Роберт закончил поэму, — сказал Найджел.
Лицо девушки оживилось, пожалуй, даже преобразилось.
— Вы читали ее? — спросила она быстро. — Нет, но я и без того знаю, что это прекрасно. Так должно быть. — Мара вздохнула, расслабившись в кресле. — Она стоила того. О, я счастлива. Мне теперь все равно, что будет. Я вернула свой долг, не так ли, Найджел?
— О да, — сказал Торренс; его мясистое лицо было перекошено злобой. — Пока Роберт может сочинять свои стишки, все остальное ничего не значит. Даже убийство. Но позволь сказать тебе, моя милая, что этого больше не будет.
— Не будет? Чего?
— Не будет убийств. И потому не будет стихов.
— Отец! Ты сошел с ума! Что это значит? — Мара вскочила и стала над ним со сжатыми кулаками. Реннел, словно испугавшись слов, сказанных в порыве откровенной зависти, отвел глаза и замолчал.
— Послушайте, мистер Торренс, — сказал Блаунт. — Ваш долг сообщить полиции все, что вы…
— Он ничего не знает, — закричала Мара. — Не верьте ни одному его слову…
— Замолчите, женщина! — Суперинтендант на миг потерял самообладание. — Уведите ее, Стрэйнджуэйз, она и так всем надоела.
Мара позволила Найджелу увести себя наверх в свою комнату и бросилась в слезах на постель.
— Это неправда! Неправда! Он всегда ненавидел Роберта. О Боже, я…
— Послушайте, Мара, — сказал Найджел твердо. — Возьмите себя в руки. Вам надо ответить на один вопрос, связанный с тем, что вы видели в ту ночь.
Найджел задал свой вопрос.
Печальные глаза Мары расширились, она словно окаменела.
— Да, — прошептала она наконец. — Да, это могло быть. Но…
— Это все, что я хочу знать. Не будем об этом. Расскажите лучше о своих приключениях. Это же надо додуматься до такого!
— Ради Роберта я готова на все.
И Мара рассказала. Вернувшись на моторке в Ферри Лэйси после разговора с Найджелом, она подумала, что необходимо сообщить обо всем Реннелу. Вскоре она услышала, как отец позвонил суперинтенданту Блаунту и сказал, что хотел бы сделать заявление. Мара тут же нашла Лайонела, и они решили попытаться подслушать, что будет говорить полиции Торренс. Мара боялась, что теперь, когда стало известно об ее истории с Освальдом и появлении Освальда той ночью в амбаре, Реннел переложит подозрения на кого-то другого. Затем этот план превратился в замысел переключить внимание полиции на Лайонела. Но она, как слишком настойчиво подчеркивала Мара, никогда не верила в вину Роберта. Однако, понимая, что отец под большим подозрением, Лайонел решил, что, если они с Марой отвлекут полицию, та хотя бы временно оставит Роберта в покое и он без помех допишет поэму.
Теперь Мара понимала, что это была наивная мысль и детская выходка. Однако Лайонелу не потребовалось ее долго убеждать — их вновь обретенная любовь превращала каждое дело в невинную и увлекательную игру. Мара предпочла бы играть в нее и дальше — спать в стогах сена, делить опасности и прелести кочевой жизни любовников-беглецов. Но Лайонел решил, что им надо расстаться: это даст ему большую свободу действий и большую отсрочку для Роберта. Договорились переждать ночь в лесу, а потом Мара до рассвета направится в Хинтон Лэйси и попросит Пола Уиллингема спрятать ее. Если тот откажется или ее присутствие на ферме будет замечено, то хотя бы Лайонел останется на свободе.
Лайонел был в состоянии возбуждения и не думал о последствиях для себя, Мары и Пола. Мара оказалась благоразумнее. Пойдя на ферму, она сочинила в свое оправдание для Пола историю о том, что отец угрожал избить ее, когда узнал, что они с Лайонелом собираются пожениться, и хотел запереть в амбаре, а она удрала и просит Пола спрятать ее, пока не вернется Лайонел с разрешением на венчание без оглашения. Поверил ли Пол в эту романтическую выдумку или нет, по крайней мере у него было что сказать полиции, если она обнаружит Мару на ферме. На деле, когда инспектор Гейтс приходил туда, Пола не было дома, а экономка, которая на ночь уходила с фермы, ничего не знала о присутствии Мары (свободная комната, как обычно, была закрыта на ключ) и сказала Гейтсу со всей искренностью, что не видела девушки.
Выслушав рассказ Мары, Найджел сошел вниз. Блаунт собрался уходить и попросил Найджела поехать вместе с ним в Хинтон Лэйси. Сержанта Бауэра оставили приглядывать за обитателями Плэш Медоу. Пока ехали, суперинтендант был молчалив. Один раз остановил машину около телефонной будки и говорил с кем-то несколько минут. Наконец они остались одни в его гостиничном номере в «Лэйси Армс».
— Ну что? — спросил Найджел.
— Я попросил Гейтса поскорее сменить Бауэра. И сообщить прессе, что вскоре полиция произведет арест.
— Ты не можешь арестовать Роберта Ситона на основании имеющихся улик. Их недостаточно.
Блаунт задумчиво посмотрел на друга.
— А ты не можешь отрицать, что у него были самые серьезные основания для этого.
— У Роберта были очень серьезные мотивы для убийства Освальда, — произнес Найджел медленно, — но большие основания сохранить ему жизнь.
— О, я слишком стар для того, чтобы разбираться в твоих парадоксах, — сказал Блаунт. — Но я думаю, что молодой Ситон забеспокоится, когда прочтет в завтрашних газетах о предстоящем аресте.
— Он прибежит сюда — вот что он сделает.
— Хм.
Что-то в тоне Блаунта заставило Найджела настороженно взглянуть на него.
— Когда ты начинаешь говорить междометиями, значит, что-то задумал. Выкладывай.
— Ну, возможно, мы поймаем Лайонела. Это кое-что, не так ли? Гейтс расставит сети вокруг Плэш Медоу.
— И вы арестуете Лайонела за незаконное ношение оружия, запугивание свидетеля, сопротивление полиции и многое другое. Но все это еще не поможет найти убийцу Освальда Ситона.
— И нет, и да. Посмотрим, вернется Лайонел или нет. Если вернется, то все дело в его отце. Если нет, — Блаунт яростно потер лысину, — если нет, то нам надо ловить молодого Ситона.
— Что ты имеешь в виду?
— Реннел Торренс наконец-то проговорился. Он сказал мне, что видел Лайонела Ситона около двух часов ночи, кравшегося к маслобойне.
— Ну и ну! — Найджел оторопел. — Ты веришь Торренсу?
— Не знаю, зачем ему это выдумывать. Но с другой стороны, почему он дотянул до сих пор и не сказал ничего раньше?
Блаунт изложил свою версию, направленную против Лайонела Ситона. Сначала молодой человек утверждал на допросе, что беспробудно спал в ту роковую ночь, однако следующей же ночью его разбудили крики Найджела о помощи, а Торренс видел Лайонела, кравшегося к маслобойне, в то время, когда был убит Освальд. Значит, Лайонел лгал. Зачем? Чтобы спасти себя или кого-то еще? До сих пор все объяснялось слишком просто (так думал Блаунт): Лайонел хотел спасти отца. Но если все наоборот? Предположим, Роберт видел Лайонела (что вполне возможно, раз тот дважды выходил во двор), который вел себя подозрительно, и застал его на месте преступления? Не могло ли все последующее поведение Роберта, включая попытку спрятать Финни Блэка, объясняться стремлением скрыть вину сына?
Найджел согласился, что могло.
Простейшее объяснение выходки Лайонела в амбаре состояло в том, что он действительно боялся, как бы Реннел Торренс не дал показаний против него. Вот почему молодой человек угрожал Реннелу оружием, и без успеха, ибо до сегодняшнего утра тот как-никак молчал. Это во-первых. Во-вторых, возможно, Лайонел уже тогда стал на путь отчаянных действий, понимая, что они снимут с него подозрения, будучи восприняты как эскапада донкихотствующего юноши, пытающегося кого-то спасти. Что и вышло. Его недавний поступок — бегство от полицейского в соседнем графстве — преследует ту же цель.
В-третьих — и это звучало наиболее убедительно, — Лайонел изо всех подозреваемых больше всего по своим физическим данным подходил для роли убийцы. Он молод, силен, прошел суровую школу в воздушно-десантных войсках. Вряд ли толстый Торренс или тщедушный Роберт, тем более Дженет могли перерезать горло человеку, который явно был начеку, потом отделить голову, потом оттащить тело к реке и отбуксировать вниз по течению.
В-четвертых, мотивы. Здесь возникал вопрос, знал ли Лайонел о том, какое страдание Освальд причинил Маре десять лет назад. Сама Мара и Роберт утверждали, что Лайонелу ничего не было известно. Но они могли так говорить, чтобы выгородить его. Однако если Лайонела все же посвятили в эту историю, то у него была очень серьезная причина мстить Освальду — любовь к Маре и желание предотвратить ее встречу с насильником.
В-пятых, реальная возможность убийства. Это был самый уязвимый момент версии Блаунта, как признавал он сам. Предполагать, что Лайонел встретил Освальда до того, как тот увиделся с Робертом, значило исходить из чистой теории.
— Не обязательно, — сказал Найджел.
— Он не мог знать, если верить показаниям Роберта, что Освальд возвращается в Плэш Медоу, что он вообще жив.
— Ты забываешь про шариковую ручку «Байро» и тонкую бумагу, на которой Роберт писал брату. Пол Уиллингем сказал мне недавно, что шариковая ручка «Байро» оставляет видимый след на листе бумаги, который находится под тем, на котором пишут. Я проверил это — так и есть. Возможно, Лайонел заходил в кабинет отца вскоре после того, как тот написал письмо, и видел факсимильный отпечаток.
— Так вот куда ты клонишь? Тогда это преднамеренное убийство. Во всяком случае, Лайонел мог поджидать Освальда, чтобы убрать его. Но тут загвоздка. Как он заполучил бритву Освальда? И где эта чертова бритва? Мы хорошо осмотрели дом, маслобойню, пристройки и амбар. Зачем убийца так тщательно спрятал ее? Ему достаточно было стереть отпечатки пальцев, а раз это бритва Освальда, то она могла служить уликой против кого угодно.
— Вопрос не ко мне. Не имею понятия. Но возвращаюсь к проблеме преднамеренности. — Найджел странно посмотрел на Блаунта. — Впрочем, нет, пока оставим это. Обратимся к стихам Роберта. Я убежден, что они имеют прямое отношение к делу. Значит, ты считаешь, что действия Роберта были продиктованы стремлением спасти сына, которого он застал на месте преступления или подозревает в совершении такового. Со времени смерти брата Роберт написал прекрасный цикл стихов. Поэты могут быть бессердечны, почти бесчеловечны, погружаясь в творчество. Но я не могу себе представить, чтобы Роберт со спокойной душой сочинял стихи, зная, что его любимый сын — убийца.
— Может быть, но…
— Подожди минуту. Я сейчас разнесу твою версию в пух и прах, держись. Во всяком случае, один из ее вариантов. Предположим, что Дженет, а не Лайонел прочла отпечаток письма. Это более вероятно, так как Роберт сказал нам, что никто, кроме нее, обычно не заходит в его кабинет. Она узнает день и приблизительное время появления Освальда в Плэш Медоу. Намеревается неожиданно появиться во время встречи братьев и заявить, что Освальд ничего не получит. Но в нужный час Роберта нет, он на прогулке. Дженет, по ее собственным словам, слышит, как в доме открывается задняя дверь. Но она не зовет Роберта по имени, она подозревает, что явился Освальд, спускается вниз и действительно видит его. Что делать? Инстинктивное желание, как я думаю, удалить Освальда из дома, ее дома. Под каким-то предлогом она уговаривает его пойти с ней через двор в маслобойню.
Блаунт хлопнул себя по лысине.
— Бог мой! Ты хочешь сказать, что…
— Да, человек, которого Мара видела во дворе вместе с Дженет, мог быть Освальдом. Я спрашивал Мару недавно, и она согласилась со мной. Тогда она, вполне естественно, сочла, что это Роберт. Но тот человек был заслонен фигурой Дженет, Мара видела его только при вспышке молнии, да к тому же Роберт и Освальд примерно одинакового телосложения и похожи друг на друга лицом. Это объясняется также, каким образом будущий отец, ожидавший врача, мог видеть Роберта, четверть часа спустя шедшего по тропинке к Плэш Медоу.
— Клянусь Богом, Стрэйнджуэйз, ты прав! — воскликнул Блаунт. — Она запирает Освальда в маслобойне и просит подождать там возвращения Роберта. Но потом теряет самообладание и хочет обезопасить себя. Роберта все нет. Тогда она, скорее всего, бросается в комнату Лайонела, будит его и рассказывает, в чем дело. Лайонел встает и идет в маслобойню один. Возможно, он знает о деле Освальда и Мары, а может быть, и нет. Но Освальд вытаскивает бритву, Лайонел обезоруживает его и перерезает ему горло. Да, все сходится. Понятно теперь, почему Роберт мог писать свои стихи. Он не знал, что произошло в Плэш Медоу, пока его не было. Лайонела защищала Дженет. Именно она убедила Роберта спрятать Финни Блэка, да и другие ее действия теперь понятны. Видимо, Роберт все это время думал, будто Освальда убила она, что объясняет его поведение, так как поэта не волнует судьба Дженет, в отличие от судеб Лайонела и Ванессы.
— Ты тоже это заметил?
— Это написано у него на лице.
— Так что теперь делать?
— Ждать Лайонела. Если он не вернется, станем разыскивать.
— Значит, Лайонел, да, — сказал Найджел с чувством. — Ты не арестуешь его по обвинению в убийстве, я надеюсь.
— Имеющиеся улики пока не дают для этого основания. Должна быть еще его одежда с пятнами крови. Есть и другие загвоздки. Но я разберусь со всем этим, когда найдем его. Это наиболее вероятная версия преступления, Стрэйнджуэйз.
— О, это красивая версия, — устало ответил Найджел, — на бумаге…
Обед в Плэш Медоу этим вечером протекал в мрачной атмосфере. Даже Финни Блэк почувствовал это — он прислуживал за столом еле волоча ноги. Ванессе кусок — одного из тех цыплят — не лез в горло. После обеда, в гостиной, она вдруг подошла к отцу, который сидел заслонив глаза рукой, и уверенным материнским жестом нежно погладила по голове.
— Я спою тебе, — сказала она. — Бедный старый Саул. Давид будет петь для тебя. Жаль, что я не умею играть на арфе.
Она села за пианино и, громко аккомпанируя себе, что странным образом сочеталось с ее чистым, ровным голосом, спела «Королеву Марию» и «Лорда Рэндела», потом «Ты никогда не вернешься?». Дженет сидела с каменным лицом. По щекам Роберта текли слезы.
— Это было замечательно, моя радость, — сказал он, когда она умолкла. — Их очень любила твоя… Спасибо, ты спела мои любимые песни.
— Я знала, что ты так скажешь, — прошептала она ему на ухо, поцеловав и пожелав спокойной ночи.
Дженет пришлось подавлять свои чувства, она сидела сжавшись и казалась посторонней в комнате. Миссис Ситон подставила Ванессе щеку для поцелуя, потом, через секунду, не глядя протянула руку, но дверь за девушкой уже закрылась.
— Как долго все это будет продолжаться? — спросил Роберт.
— Дело очень серьезное, если речь идет о соучастии Лайонела в преступлении, или…
— Или что? — резко спросила Дженет.
— Должен вам сказать, что он подозревается непосредственно в убийстве.
— Но это смешно! — У Роберта было неуверенное, просительное выражение лица, как у глупого человека, который не расслышал шутку, вызвавшую всеобщий смех.
— Я думаю, что Лайонел скоро вернется, — ответил Найджел.
— Лайонел? Разве полиция ждет его возвращения? — Голос Дженет был хриплым и неприятным.
— Да.
Дженет Ситон судорожно выдохнула воздух и вышла из комнаты, звеня ключами.
— Я полагаю, что они не всерьез восприняли эту его выходку? — спросил Роберт.
— Мне больше нельзя здесь оставаться, — сказал Найджел. — Это будет нечестно по отношению к вам.
Взгляд Роберта Ситона стал таким напряженным, что выдержать его было трудно, казалось, пелена окончательно спала с глаз поэта.
— Вы знаете, кто убил моего брата? — спросил он.
— Да. Думаю, что теперь я уже знаю все.
— Не уходите. Побудьте еще немного, пока мы не переживем все это. Пожалуйста, дорогой мой!
Найджелу не пришлось долго ждать. В течение следующих суток тревога все нарастала. Никогда раньше и никогда впоследствии ни о чем он не вспоминал с такой болью и смятением.
За завтраком в утренних газетах можно было прочитать о близящемся аресте в Ферри Лэйси. Роберт быстро передал «Ньюс кроникл» Дженет, отчеркнув ногтем нужный абзац. Потом взглянул на Найджела, который тут же вышел из-за стола и пошел позвонить в гостиницу Хинтон Лэйси. Хозяин гостиницы послал кого-то из своих детей за Полом Уиллингемом.
— Тебя уже арестовали, Пол? — спросил Найджел.
— Похоже, что нет. Наверное, будут неприятности из-за Мары. Твой суперинтендант такое мне тут устроил за «укрывательство», как он выразился. Но я настаивал на своей, точнее, на ее версии.
— Не беспокойся об этом. Тебе теперь придется укрывать другую особу. Мы пришлем к тебе на несколько дней Ванессу.
— О, все так серьезно? Очень жаль. Проклятое убийство. Я приглашу мою кузину Присциллу, чтобы девочке было веселее.
Через полчаса Ванесса с унылым видом сидела рядом с Найджелом в машине Ситонов. Поначалу она наотрез отказалась ехать, но отец все же убедил ее, сказав, что в доме будет полно полицейских и она может помешать им.
— До свидания, дитя мое, — сказал он, прощаясь с ней. — Вскоре увидимся. Веди себя хорошо и не очень-то гоняй пони мистера Уиллингема. — Голос Роберта звучал ободряюще и буднично. Он поцеловал дочь, махнул на прощание рукой и ушел в дом. Потом Найджел вспоминал — ему не приходилось видеть человека у роковой черты столь мужественного поведения.
— Что-то случилось! — зарыдала Ванесса, когда машина тронулась. — Что-то случилось! Я знаю, что-то случилось, — повторяла она, пока не приехали на ферму Пола.
Вернувшись, Найджел встретил Роберта Ситона, который протянул ему телеграмму: «Ждите меня около одиннадцати вечера. Лайонел».
— Только что получена, — сказал Роберт, — я полагаю, суперинтенданту надо дать знать об этом?
— Думаю, он уже знает. Переписка с Плэш Медоу контролируется.
— Хорошо. Надеюсь, Ванесса не очень переживала?
— С ней все будет хорошо.
— Надеюсь. Простите, но мне надо еще поработать. — И поэт быстро удалился к себе наверх.
Найджел ощущал страшное беспокойство. Он бродил по роскошным комнатам, смотрел на дорогую утварь и картины. Все, что сияло и сверкало, радовало глаз цветом и гармонией, вероятно, теперь обречено пойти с молотка. Это было последнее и, возможно, самое истинное видение, которым околдовал его Плэш Медоу, — дом, душа которого отлетела, оболочка, пока еще не успевшая рассыпаться на тысячи сверкающих осколков. Не в силах вынести это зрелище, Найджел вышел в сад, но и там на всем, словно печать смерти, лежала таинственная тень. Огромный каштан возник как мираж, розы доживали последние часы.
Даже грузная фигура Блаунта, появившаяся на дороге, казалась похожей на призрак, который осужден вечно опаздывать ко все объясняющему моменту — моменту истины.
— У мальчишки крепкие нервы, — услышал Найджел. — Он прислал телеграмму, где извещает, что возвращается в одиннадцать.
— Отец Лайонела показал ее мне.
— Да? — Блаунт вытер лоб. — Просто не понимаю этих людей, Стрэйнджуэйз. Скажу тебе прямо, это место мне уже осточертело.
Суперинтендант с отвращением поглядел на Плэш Медоу, словно на людоеда, намеревавшегося проглотить его.
— Ну-ну, пусть войдет этот Лайонел, если хочет, — сказал Блаунт, — обратно он уже не выйдет.
Лайонел Ситон оказался верен своему слову. Было ровно одиннадцать, когда Найджел услышал, что подъезжает машина. Он знал, один полицейский спрятан у калитки, другой за каштаном, третий в тени амбара. Сам инспектор Гейтс затаился в коридоре, у двери во двор. Блаунт был наверху, на площадке между лестницей и кабинетом Роберта Ситона, из-под двери которого пробивался свет. Трое полицейских были вооружены, так как знали, что Лайонел имел при себе маузер.
В следующий момент произошло нечто немыслимое. Весело насвистывая, Лайонел поднялся по ступенькам.
— Отец! — громко, позвал он. — Где ты? О, добрый вечер, суперинтендант!
— Лайонел Ситон, я должен задержать вас за незаконное владение оружием и…
— Какая чушь! Вот оно, пожалуйста.
С порога своей комнаты Найджел видел, как молодой человек вежливо протянул Блаунту пистолет. У Лайонела отросла красивая бородка, он был в помятой, пыльной одежде и выглядел великолепно, как с картинки, рекламирующей жизнь на открытом воздухе.
— Так, значит, вы нашли убийцу? — спросил он. — Или это сообщение об аресте лишь уловка Скотленд-Ярда?
— Вы должны понять, что находитесь под арестом, — сказал Блаунт твердо. — Если желаете сделать заявление…
— Да, я признаю свою вину, вы об этом услышите. Но сначала хочу сказать два слова своему отцу. Вы ведь не будете возражать?
После минутного колебания Блаунт ответил:
— Очень хорошо, но в моем присутствии.
— Послушайте, дорогой суперинтендант, — сказал Лайонел, стараясь быть обаятельным, — могу я поговорить с ним наедине? Дом окружен полицией или будет окружен. Разве я смогу убежать? Обыщите меня, если хотите, — у меня нет пистолетов, яда, ножей и других подобных предметов.
— Вы можете поговорить с отцом в моем присутствии, — твердо повторил Блаунт.
— Послушайте, вы обвиняете меня в убийстве моего отвратительного дяди, не так ли?
— Не в данный момент.
— Тем более, — продолжал Лайонел с обезоруживающим терпением. — Если не я опасный убийца, тогда зачем все эти предосторожности во время разговора с моим стариком?
— Я не могу больше обсуждать это.
— Ну, ничего не поделаешь. — Унылый тон Лайонела забавно напомнил манеру отца. Удрученно опустив руки, он стал вытирать ноги о коврик. — Мне очень жаль, что так получается, — сказал он медленно, потом сделал резкий выпад и ударил Блаунта в челюсть, сбив с ног.
Прежде чем Найджел успел шевельнуться, молодой человек бросился по коридору в кабинет Роберта. Найджел позвал Гейтса, который насколько мог быстро, а на самом деле с трудом стал подниматься по лестнице. Когда они подбежали к двери кабинета, она оказалась запертой. Инспектор уже хотел свистком вызвать подкрепление, но Найджел остановил его:
— Нет. Пусть следят за окном кабинета. Он может опять выпрыгнуть. И пусть присмотрят за его машиной.
Инспектор бросился в спальню, выходившую окнами во двор. Найджел слышал, как он свистел и отдавал команды. Блаунт, стоя на четвереньках, мотал головой, приходя в себя. Помогая ему встать на ноги, Найджел увидел, как дверь кабинета открылась. Он уже приготовился схватить Лайонела Ситона, но появился Роберт. Найджел бросился мимо него в кабинет, он был пуст, окно открыто.
— Этот дурачок выпрыгнул, — произнес у него за спиной, посмеиваясь, Роберт.
Лучи двух фонарей сошлись в той точке, где стоял не двигаясь, будто ослепленный светом, Лайонел. В следующий миг он исчез. Послышались крики и ругань полицейского, от которого он ускользнул, затем молодой человек промчался мимо каштана и исчез из виду. Когда Найджел вышел во двор, погоня была в полном разгаре — лучи фонарей, словно усы какого-то мчащегося насекомого, метались вдоль построек и в саду. Лайонел, видимо, не пытался добежать до машины. Войдя в дом, Найджел увидел Блаунта, пыхтевшего над телефоном, — местная станция плохо отвечала на вызовы.
— Я думаю, что он направился в лес Фоксхоул-Вуд, — сказал Найджел. — Вся полиция графства гонится за ним по следу.
— Я поеду на машине к дальнему концу леса и перехвачу его, как только дозвонюсь. Бауэр ждет моего звонка. Останься здесь и последи за порядком. Станция? Дорогая, соедините меня с полицией в Редкоуте, будьте умницей!
Найджел поднялся в кабинет Роберта. Там он нашел Дженет, одетую, за столом мужа.
— Это для вас. Но я распечатала, — сказала она мрачно, протягивая ему листки бумаги. Вот что Найджел прочел:
«Дорогой Найджел Стрэйнджуэйз.
Передайте, пожалуйста, это письмо полиции. Я не знаю, в какой форме надо заявлять о признании вины, но, безусловно, такие документы фиксируются, так что я постараюсь ничего не упустить.
Убил Освальда Ситона я!»
Найджел услышал шум машины — Блаунт действовал быстро — и стал читать дальше.
«…больше никто к убийству не имел отношения ни до, ни после. Причина проста. В молодости я пережил страшную бедность и унижение, это свело в могилу мою жену и тяжело отразилось на моем творчестве. Когда я получил письмо Освальда и, к своему ужасу, понял, что он, законный владелец нашего имущества, не был, как я считал, мертв, то пришел в отчаяние. Я знал, что в своем преклонном возрасте не перенесу испытания бедностью во второй раз. Я не мог представить, что Дженет, Лайонел и Ванесса столкнутся с нею. Помимо всего (ибо поэты страшно эгоцентричны) мне отвратительна сама мысль о том, чтобы вернуться к условиям, неприемлемым для творчества, снова превратиться в измученного литературного поденщика. Это было невыносимо. Так что если меня посадят на скамью подсудимых, то рядом должен находиться и сообщник — моя бесценная, властная Муза».
Найджел был так погружен в чтение, что лишь краем сознания отметил шум мотора другой машины, удалявшейся от дома.
«Вы помните, — продолжал он читать, — наш разговор в июне о критической точке? Моя точка, как я понял, была миной замедленного действия. Когда я отвечал на письмо Освальда, мысль об убийстве лишь мелькнула в моей голове, как отблеск фантазии, не более. Мой план заключался в том, чтобы пригласить Освальда сюда, все обсудить вдвоем и прийти к компромиссу на основе того, что, без колебаний возвращая ему поместье и предавая забвению дело Мары, я получаю от него достаточное денежное вознаграждение. Мне хотелось сделать все в открытую, ибо Освальд не станет торговаться, и попробовать искупить перед ним нашу вину.
В ту ночь я никак не мог уговорить Дженет отправиться спать пораньше и решил выйти на дорогу встретить его. Как я уже говорил, мне совершенно не пришло в голову, что Освальд пойдет лесом. Я даже ждал его за деревней (вам я говорил, будто укрывался от бури) какое-то время уже после того, как он должен был пройти, полагая, что поезд мог опоздать.
Когда я примерно без четверти час пришел домой, Дженет ждала меня внизу и была очень взволнована. Она сказала, что незадолго до моего прихода появился Освальд. Дженет не позволила ему находиться в доме, но согласилась спрятать в маслобойне, пока я не вернусь. Она отвела его туда — именно Освальда, а не меня видела Мара во дворе вместе с Дженет. Она взяла с собой фонарь, чтобы Освальд не зажигал свет в маслобойне, так как это привлекло бы внимание Торренсов. Когда они вошли в маслобойню, Дженет втолкнула его туда и заперла дверь, боясь, что он может вернуться в дом».
Здесь Найджел поднял голову и увидел, что миссис Ситон в комнате нет. Он продолжал читать:
«Дженет все это подтвердит. В этот момент мне стало ясно, что жена страшно возмущена мною, — и это понятно, ведь я позвал Освальда. Тот ей сказал, что приехал по моему приглашению. Дженет и я проговорили минут десять. Потом она вспомнила про Финни, которого не оказалось в комнате, и мы пошли его искать. Не найдя Финни, я взял ключ от маслобойни и отослал жену в дом, сказав, что должен побеседовать с Освальдом.
Направляясь к брату, я испытывал любопытство. Что произошло с Освальдом? Как оказалось, что он жив, когда мы все были уверены в его гибели? Как выглядит сейчас, через десять лет? Входя в маслобойню, я не собирался его убивать. Конечно, бедняга был не слишком сговорчив, просидев взаперти полчаса. Я пытался урезонить его, предложить обдуманный ранее компромисс, даже угрожал ему, что предам огласке случай с Марой. Но все напрасно. Освальд забился в угол со своим фонарем и лишь насмехался надо мной. Он знал, что козыри в его руках, и не собирался „заниматься благотворительной деятельностью“ после того, что претерпел из-за нас.
На меня накатило отчаяние. Тут он сказал кое-что (я это опущу) про мою жену. И наступила моя критическая точка. Впервые в жизни мне довелось почувствовать жгучую ненависть. Я подошел к нему и сильно ударил его по лицу. Когда Освальд упал, что-то выскользнуло из кармана макинтоша, который был на нем, и зазвенело на полу. Он хотел поднять этот предмет, но я опередил его — в руках моих оказалась бритва, и, прежде чем он бросился на меня, я резанул его по горлу. В тот момент я испытал удивительный восторг, взрыв слепой мучительной радости. Потом это прошло, а у моих ног умирал мой брат.
Затем все происходило будто во сне. Я действовал так, словно был запрограммирован. Поразительно. Нечто холодное и расчетливое возобладало во мне, словно это мой антипод нашептывал, что если сделать тело Освальда неузнаваемым, то никому не придет в голову подозревать меня и вспоминать о нем. Так я и поступил. К этому моменту он был уже мертв, поэтому я отделил голову, снял одежду, натянул на его тело макинтош и застегнул до самой шеи. Потом взял ключ от склепа Лэйси и сетку — такие тонкости в данном случае кажутся смешны, но мне была отвратительна мысль нести голову за волосы.
Потом (мой антипод придал мне непомерную силу) я поднял тело, донес его до реки, проплыл с ним вниз по течению и отпустил. Это был кусок мяса, а не мой брат. Я бросил бритву в реку в том же месте. Добавлю, что проделал все это без одежды, чтобы на нее не попала кровь. К счастью, когда я резанул его по горлу, струя крови на меня не попала. Я сложил в маслобойне одежду Освальда поверх своей, вот почему Финни видел только одну груду одежды. Когда я вернулся в маслобойню, оказалось, что голова исчезла: мне не удалось закрыть дверь, уходя, так как руки были заняты. Я намеревался спрятать голову вместе с одеждой Освальда в склепе Лэйси или закопать где-то в саду, ибо читал, что следы небольшой ямы не привлекут внимания. Не обнаружив головы, я пришел в ужас, но подумал, что ее мог взять Финни Блэк, и никто другой. Поэтому я продолжил свое дело — вымыл маслобойню, оделся, а вещи Освальда отнес в склеп.
Все случившееся с момента моего появления в маслобойне заняло немногим более часа. Вернувшись домой, я нашел Дженет в постели и, поскольку она не спала, сказал ей, что, обсудив дела с Освальдом, отослал его назад, договорившись об определенной сумме, которую ежегодно буду выплачивать, а он, в свою очередь, оставит нас в покое. Дженет удовлетворили мои объяснения. Потом мы во второй раз пошли посмотреть, не вернулся ли Финни. Он появился вскоре после двух.
Хочу подчеркнуть: никто, кроме меня, не замешан в том, что я совершил той ночью. По моему предположению, Лайонел в какой-то момент проснулся и вышел во двор — он мог видеть, как я возвращался из церкви. Что Дженет могла подозревать после того, как нашли тело, я не знаю. Мне не хотелось посвящать ее в свою тайну, однако потом пришлось втянуть ее в это дело, сделав невольным исполнителем моего плана, чтобы выяснить, взял ли Финни голову или нет. За это прошу у нее прощения. Но ни она, ни Лайонел не причастны к случившемуся».
Найджел услышал шаги в коридоре. В комнату вошла Дженет, на лице ее была тревога.
— Здесь нет Роберта? Нигде не могу его найти, — сказала она.
— Позвольте, я дочитаю, — ответил Найджел.
«Я сознаюсь во всем по собственной воле, в здравом уме. Должен был сделать это раньше, учитывая, сколько неприятностей причинил вам. Но сначала я хотел закончить свой цикл стихов. По иронии судьбы эмоциональное напряжение, вызванное смертью Освальда, дало толчок моему творчеству. Когда время вынесет свой приговор, меня уже не будет. Дорогой Найджел, пожалуйста, убедите полицию в том, что глупые выходки Лайонела — это поведение невиновного человека. Когда умирала его мать, она просила Лайонела позаботиться обо мне. Он знал, что я сочиняю поэму, и хотел выиграть для меня время, милый мальчик. Он поступил неблагоразумно, но мне-то известно, что между нами не было сговора — я не мог доверить ему свою тайну. Все были, как сказала одна выдающаяся дама, слишком добры ко мне. Включая вас.
Я не хочу, чтобы меня судили. Если Лайонел появится к вечеру и у меня будет такая возможность, я ускользну. Я желаю умереть там, где похоронено мое сердце. Маленькая Ванесса обожает вас — помогите ей пережить случившееся, без колебаний прошу об этом.
А теперь — помните слова Дроти? — „Час настал… мне пора. Я покидаю вас, ласточки, родники, сад, розы. Милые создания!..“
Ну, мне действительно пора. Прощайте.
Роберт Ситон».
Найджелу не потребовалось много времени дочитать это. Скомкав письмо и сунув его в карман, он встал. Тень нерешительности исчезла с его лица:
— Что вы сказали? Его нет в доме?
Дженет кивнула.
— Надо найти его. Вы понимаете, что…
— Нет, — отчаянно закричала Дженет. — Вы не можете оставить его в покое? — Она вцепилась Найджелу в руку чуть ли не мертвой хваткой, но ему удалось вырваться. Он бросился вниз. Машина, в которой приехал Лайонел, все еще стояла у дверей. Некоторое время Найджел колебался, потом через двор побежал к гаражу. Двери были открыты. Машины Ситонов не оказалось.
Когда он вернулся, Дженет стояла во дворе. Она была похожа на лунатика.
— Не мешайте ему! — сказала она вяло. — Не мешайте!
Найджел взял ее за плечи и встряхнул.
— Скажите, где похоронена его первая жена? Вы должны мне сказать.
— Таблетки снотворного исчезли из аптечки. Весь флакон. Что вы спросили?
— Я спросил, где похоронена его первая жена.
Лицо Дженет исказила судорога, потом оно вновь стало каменным.
— Я вам не скажу.
— Тогда я спрошу у Ванессы, — сказал Найджел, садясь в машину Лайонела.
— Нет-нет, я поеду с вами. Дайте мне надеть пальто.
Найджелу показалось, что прошла вечность, пока не было Дженет. Она вернулась, неся хозяйственную сумку.
— Это во дворе церкви в деревне, в пяти милях от Редкоута, — сказала она. — Она там родилась — в Грейт-Хаммерсли.
Они промчались в темноте через Хинтон Лэйси, потом по мосту через реку выехали на главную дорогу к Редкоуту, пересекли его и на выезде сбились с пути, запутавшись в пересечении проселочных дорог.
— Не могу вспомнить, — запинаясь, произнесла Дженет. — Это было так давно…
Найджел остановил машину у ближайшей деревни и постучал в первый попавшийся дом. Ему хотя и спросонья, но указали дорогу.
Через милю за деревней мотор заглох. Найджел нашел в салоне фонарь и карту. Бензобак был пуст.
— Слава Богу! — пробормотала Дженет.
— Я пойду пешком, а вы пока оставайтесь в машине.
— Нет, я пойду с вами.
Они быстро шли в бледном свете луны. Дорога все время разветвлялась, а указателей нигде не было. Оставалось еще мили четыре. Найджел стал перед выбором: сделать крюк и зайти в деревушку поблизости, где могло не оказаться ни телефона, ни машины, ни бензина, или отправляться прямо в Грейт-Хаммерсли. Он выбрал последнее. Дженет Ситон сначала по-мужски шагала рядом. Потом устала и начала отставать. Найджел остановился посмотреть карту. До него долетел хриплый голос Дженет:
— Умоляю вас! Дайте ему спокойно умереть!
Больше она не сказала ни слова, пока они не достигли Грейт-Хаммерсли и не увидели приземистую колокольню, белевшую в лунном свете.
Тогда она сказала:
— Его здесь может и не быть, в конце концов. Вы уверены, что он имел в виду именно это место?
— Скоро узнаем.
— Я не вижу машины.
— Он оставил ее у деревни.
Будто ощущая присутствие смерти, они перешли на шепот. Высокая трава в церковном дворе, источавшая свежесть в ночном воздухе, шелестела у них под ногами и разбрызгивала капли росы, блестевшие, словно слезы.
«Мне надо было бы позвонить доктору и попросить его нас здесь встретить, — подумал Найджел, — я все испортил. Но, может быть, это к лучшему».
Луч фонаря высветил фигуру Роберта. Он лежал лицом вниз под тисом возле могилы, протянув руки к камню в изголовье, на котором было начертано, что под ним покоится Дейзи, любимая жена Роберта Ситона. Когда Найджел перевернул его, то увидел, что на губах поэта застыла слабая улыбка. На холодной щеке блестела роса, тело еще хранило тепло, но сердце уже не билось.
— Он мертв? — спросила Дженет, стоявшая напротив.
— Думаю, да. Надо позвать доктора. Пожалуйста, миссис Ситон, найдите, где здесь телефон.
Через несколько минут она вернулась и, опустившись рядом, неуклюже дотронулась до щеки мужа.
— Я тоже любила его, я любила его, — сказала она странным, почти недовольным голосом. Потом резко вскрикнула: — У меня на руках кровь.
— Это лишь ягоды тиса. Вы, должно быть, раздавили их, когда становились на колени, — сказал Найджел. — Но на ваших руках действительно есть кровь.
— На моих?.. Что вы имеете в виду? Почему вы так смотрите на меня?
— Я уничтожил письмо вашего мужа. Пока вы надевали пальто. Вы не спешили.
Дженет Ситон, все еще стоя на коленях, уставилась на него.
— Я уничтожил его, потому что написанное в нем — неправда, — неумолимо продолжал Найджел. — Неправда, и вы знаете это, потому что сами убили Освальда Ситона.