Гонконг, корпорация «Цяи групп», недавно национализированная со сменой частного собственника на Государственный Комитет по контролю и управлению государственным имуществом
Кабинет господина Сяна,
8 августа, 14:53
— … волен! Уволен! Уволен!
Все на китайском языке.
Передо мной зависла бульдожья рожа перекошенная набекрень, слюни летят, и пучит глаза с восточным разрезом. Ох ты ж, а ты кто такой, чучело огородное?
Моргаю.
Китаец схватил меня за грудки, трясет — слышу треск пуговиц рубашки. Толком не понимаю, где оказался, как китаец отпускает меня и вскакивает. Чего этот душевнобольной вообще ко мне прикопался? Голова идет кругом, соображаю будто с запозданием.
Чудик поднимает две половинки портрета, с протяжным «ву-у-у» пытается их соединить. На холсте какой-то политический деятель, сужу по китайскому флагу.
Соединить несоединимое не выходит, китаец театрально разводит руки, закидывает голову и начинает рыдать. Горе то какое у людей, м-да…
Чувствую, что промок, поднимаюсь на локти и оглядываюсь. Место мне незнакомо, но руки и ноги целы, а голова соображает, правда туго… понимаю, что мыслю на китайском языке. Непривычно и привычно одновременно.
А еще я, похоже, пьян.
Идиот с половинками портрета тяжело опускается на стул. Агрессию у господина Сяна, как рукой снимает, а я уже думал поправить ему лицо с правой… Стоп! Пытаюсь понять откуда всплывает имя. И снова странное чувство, когда я вроде знаю рожу китайца, а вроде и нет.
Сян теми же глазами пялится на палас. На белом ворсе видны следы отпечатков туфель. Химчисткой тут явно не обойдешься, палас можно выбрасывать. Мда, нашел из-за чего убиваться.
— Ты у меня поплатишься! — Сян грозит пальцем, трясущимися снимает телефонную трубку.
Я игнорирую его, продолжаю осматриваться. Действо происходит в просторном кабинете. На стене висит коллекция холодного оружия, на небольших полочках мерно горят свечи, окна задернуты жалюзи. Из мебели только большой дубовый стол, пару кожаных стульев и огромный книжный шкаф. Ах да, еще аквариум, с пираньями. Видимо чудику не хватает в жизни острых ощущений.
— Немедленно! Сейчас же! Иначе я буду звонить в Пекин!
Сян, дождавшись ответ, истерично орет в динамик. Просит немедленно прибыть службе собственной безопасности некой корпорации «Цяи групп». А я еще думал чей логотип нарисован на стене.
Одновременно слышу жужжание — камера, установленная в углу кабинета, поворачивается в мою сторону. Понять бы еще, что стряслось и отчего мы сцепились, как собаки. Боковым зрением вижу, как захлопывается дверь в кабинет, за нами все время подглядывала какая-то дама в форме уборщицы.
Немалых усилий стоит подняться. Меня качает, как на палубе попавшего в шторм корабля, ноги гнутся как переваленные макаронины. Приходится схватиться за столешницу, чтобы не упасть. Я не просто пьян, во мне больше алкоголя, чем крови. И угораздило же, я всегда знал меру алкоголю.
Рядом с книжным шкафом есть зеркало, вижу себя и вздрагиваю от неожиданности. В отражении… почти старик. Черные волосы, основательно побитые сединой, взъерошены и торчат пучками. Костюм помят, галстук набекрень, верхние пуговицы оторваны. И лицо такое, будто поводили о стиральную доску. Сморщенное, как куриная жопа, и под глазами мешки.
Ношу очки с огромными толстыми линзами в роговой оправе, правда, похоже, от возрастной дальнозоркости.
Знакомство с нынешним собой озадачивает, это еще мягко говоря. Выгляжу как архивариус, но бейдж на груди подсказывает: Мао Юн, заместитель начальника производственного участка номер 43.
Хорошо, что дальше?
Решаю выяснить у этого Сяна, что произошло. Сажусь в кресло, одергивая брюки и складываю руки на стол.
— Продолжим? — свободно говорю на чистом китайском, хотя языком ворочаю с трудом.
— Ты… ты…
Сян багровеет, начинает задыхаться. Одной рукой ослабляет галстук, второй лезет в выдвижной ящик стола. Достает оттуда пластинку таблеток, та оказывается пустой. Он несколько секунд на нее испуганно пялится, потом впивается в меня взглядом и, заикаясь, пытается что-то выдать.
— Вы… выз… — тычет в трубку телефона, выходит скверно.
Кто еще из нас выпил? Может, не поделили что по пьяной лавочке? Однако рюмок и выпивки на столе не замечаю.
Пока улавливаю посыл, Сян заваливается на кресло назад и вверх тормашками падает на пол. Так, что из-за столешницы только вверх тормашками ноги торчат. Кстати, нагрудного бейджа у него нет, но на столе стоит именная табличка с надписью «Сион Сян, начальник производственного участка 43».
Из брошенной телефонной трубки слышу чей-то визг — возмущения вперемешку с отборным матом.
Дверь за спиной снова открывается. С такой силой, что ручка бьет о стену, оставляя вмятину. Ёжусь, громкие звуки бьют по барабанным перепонкам.
На пороге вырастают двое секьюрити в черных очках и таких же костюмах. Комично смотрятся вставленные в нагрудные карманы белоснежные носовые платки с эмблемой корпорации.
Решительно идут в мою сторону, бесцеремонно хватают подмышки и выволакивают из кабинета. Прежде один из них подбирает конверт, валяющийся на полу, и сует в карман моих брюк.
Сопротивляться получается плохо: я с трудом стою на ногах, в голове от выпитого кружатся вертолеты, это не считая чужого тела в возрасте. Хозяин его за физической формой явно не следил, это тоже чтобы сказать очень мягко.
В кабинет Сяна подбегает девчонка в белом халате, таща сумку с красным крестом. За ней на всех парах несется уже знакомая уборщица. На меня обе смотрят с каким-то сожалением.
Тут вы не правы, меня жалеть не надо, дайте только время.
Секьюрити стаскивают меня по лестнице, ничуть не заботясь о том, что мои ноги бьются о ступени. С левой ноги слетает туфель, я остаюсь в одном носке, порванном на большом пальце. Проходим через какой-то цех, срабатывают автоматические ворота. Оказываемся на улице, где меня проносят мимо курилки. Оттуда на меня с усмешкой пялятся двое молодых китайцев, одетых с иголочки, один из них курит сигарету.
Секьюрити запихивают меня в черный тонированный автомобиль и увозят.
— Куда едем? — с трудом ворочаю языком.
Никто не отвечает. Едем недолго, машина с визгом тормозов останавливается, заднюю дверь открывает мордоворот.
Нисколько не церемонясь, меня тащат к небольшому стеклянному зданию, волоча по земле, будто мешок с картошкой.
Внутри стекляшки куча турникетов. Понимаю, что это проходная.
Подходим к турникету. Рывок и меня ставят на ноги, продолжая придерживать за шиворот, чтобы не упал. Надо же так… мой реципиент напился, а мне выгребать.
Мордоворот срывает с меня бейдж, забирает пропуск, шманает по карманам и вытаскивает какие-то ключи. Когда заканчивает, у меня наконец получается частично восстановить контроль над чужим непослушным телом.
Зачем же ты так напился, дорогой предшественник. До коматозного состояния.
Непосредственно удерживают двое. Напрягшись, сперва выпрямляю ноги — груз в их руках теряет вес — затем расслабляю.
Импровизированные конвоиры крякают, напрягают мышцы, чтоб удержать меня в вертикальном положении — и дружно выходят из равновесия.
Теперь бросить пальцы на запястье первого. Надавить на тыльную часть ладони, загибая кисть к локтю и заставляя разжать руку.
Есть. Дальше освободиться рывком против большого пальца.
Второй спохватывается на удивление быстро. В долгие фехтования, любые размены ударами и прочую акробатику ввязываться нельзя — не тот возраст, не тот организм. Не то состояние из-за выпитого, не тот противник.
Очень короткий шаг вперёд, благо, дистанция и так невелика. Короткое движение лбом вперёд — и мои очки весело звенят разбитыми стёклами по каменному полу, а второй секьюрити, как стоял, так и заваливается назад на прямых ногах.
Что-то ещё могу даже в этом теле, никак не молодом и не спортивном.
На моём лице успевает зажечься улыбка перед тем, как свет в глазах гаснет и звуки отключаются — за всеми сопровождающими не уследить, кто-то прикладывается по затылку сзади.
В бессознательном состоянии сгруппироваться не получается и я уже не чувствую, как вспахиваю землю щекой, словно комбайн на пашне.
На улице жуткий ливень, а я лежу на земле, моргаю глазами и всматриваюсь в огни небоскребов Гонконга. Странно, я думал тут везде асфальт, а лежу на голой земле.
Меня переполняет не самая уместная на первый взгляд эйфория: не всё конечно, радужно, но второй шанс на новую жизнь — это всегда второй шанс.
За битого дают двух небитых и своим гандикапом я намерен воспользоваться по полной, кажущаяся бесперспективность положения и возраста не в счёт.
ЗА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ДО ЭТОГО
Гонконг, корпорация «Цяи групп»
Курилка цеха по производству палладия
8 августа, 14:37
— Дура, это Хироси, — бывший начальник производственного участка Линь Чун оперся локтем о перегородку, подкурил любимые «Нанкин» и выпустил сизый дым в лицо своего бывшего зама, коренастого толстяка Ян Цзиня по прозвищу Пончик.
Пончик никогда не курил, но имел годами сформированную привычку выходить на перекур с Чуном, замом которого вскоре стал. Раньше Цзинь делал вид, что дышать дымом премиального табака ему нравится, но теперь позволил себе закашляться и даже отмахнулся конвертом с изображением спутниковой тарелки. Чун в ответ удивленно изогнул бровь, но никак не прокомментировал, только лениво подумал: интересно, а где теперь его бывший зам будет покупать любимые пончики с заварным кремом? Вход в корпоративную столовую для него отныне закрыт раз и навсегда. Впрочем, как и оптовая цена на любимые «Нанкин» для самого Чуна.
— Дура, — неохотно согласился Пончик Цзинь, привычка во всем соглашаться с боссом у него все же осталась. — Ей ведь тоже вручили «письмо счастья», поздно дергаться.
— Поздно, — согласился Чун, щурясь и выпуская дым через нос. — В материковом Китае не ведают, что творят, когда разбрасываются такими ценными кадрами, как мы, Цзинь. Но ничего, через несколько месяцев они спохватятся и предложат нам новые условия, лучше предыдущих.
Цзинь промолчал, сделал вид, что засмотрелся пролетающим мимо голубем.
Два бывших высокопоставленных сотрудника корпорации «Цяи групп» обсуждали «неделю сокращений», что случилась после национализации крупного предприятия. Их внимание привлекла теперь уже бывшая начальница мастеров чистоты. Та решила, что сможет избежать участи других начальников, но по мнению Чуна и Цзиня, выбрала крайне неэффективную тактику. Самолично надела перчатки, взяла швабру и ведро, и зачем-то наполняла его из кулера, установленного в цеху для рабочих. Или она согласилась на предложение новых руководителей и осталась работать в корпорации на месте обслуги? Вряд ли… «Хироси», на самом деле звавшаяся Аими (просто никто не запоминал) переживала увольнение тяжелее всех, потому как только несколько дней назад получила долгожданное повышение. И снова работать уборщицей — да никогда! Чун, например, рассмеялся в лицо новому начальнику, когда тот предложил ему рабочую должность с окладом в десятки раз меньше, чем был у него до того.
Чун наблюдал за происходящим с интересом. Докурил сигарету, потянулся за новой и обнаружил, что в пачке ничего не осталось. Закончились. Недовольно сжал окурок и выбросил в урну.
— Эй… да ты! — окликнул он одного из работяг, вышедшего на перекур, не вспомнив его имя. — Закурить дай?
Тот остановился, еще вчера этот бедолага и думать не смел выходить в курилку, когда в ней были Чун и Цзин. А теперь работяга с ухмылкой достал из кармана спецовки пачку дешевых «Юси» в мягкой упаковке.
— Такие куришь? — с ухмылкой спросил он, опуская привычное «господин».
— Пойдет, — отмахнулся Чун, курить хотелось настолько, что мочи нет — нервы, будь они неладны. — Давай сюда!
Работяга пожал плечами и тотчас достал сигаретку, взявшись за фильтр масляными пальцами.
— Угощайся!
Чун брезгливо поморщился, но от сигареты не отказался. Все равно теперь некоторое время придется жить согласно достатку и от дорогого табаку предстоит отказываться.
Набрав воду, Аими тем временем решительно зашагала по лестнице на второй этаж, где располагался кабинет директора крупного производственного участка. Проход перегородила вертушка, отключенный пропуск у Аими предсказуемо не сработал, но начальница уборщиц под смешки Цзиня и Чана перелезла через турникет и нагло вломилась в кабинет…
— Думает это ее спасет, — презрительно заметил Чун, морщась от вкуса «Юси». — Пойдем, с приходом партии нам здесь больше нечего делать.
Докуривать «солому» он не стал. Выбросил в урну почти целую сигарету.
— Не ценят они таланты, Пончик, и за это очень скоро поплатятся, — бывший шеф смотрел задумчивым взглядом на цех огромного производственного участка корпорации «Цяи групп».
— Сам ты Пончик, — недовольно пробурчал под нос Цзинь. — Ты ступай, и я, пожалуй, тоже пойду…
— Куда? — удивился Чун, обычно Пончик предлагал подбросить его до дома, хотя жили они в разных частях города.
— Как и предложили, — Пончик отстраненно пожал плечами. — Работать наладчиком.
Чун аж закашлялся, не веря своим ушам. Менять должность с начальника на должность работяги и получать лишь сотую часть от своего прежнего заработка, он не хотел. По крайней мере пока… Глядя на дымящуюся в урне «Юси», невольно задумался о том, что возможно зря смеялся в лицо новому боссу.
В Гонконге наступили непростые времена
Кабинет господина Сяна,
8 августа, 14:51
— Хироси, я велел почистить аквариум еще вчера, дура ты неорганизованная! Уволена!
Господин Сян вскочил из-за стола и уперся кулаками в столешницу. Вскочил настолько быстро, что кресло откатилось и ударилось о стену, где висел портрет председателя Китайской Народной Республики. Портрет покачнулся и упал, стекло рамки разлетелась бисером по кабинету.
Наверное, только это отвлекло Аими от того факта, что штаны у господина Сяна оказались приспущены, а из-под стола пулей выскочила… кто бы мог подумать — Хироси собственной персоной. Она рванула к выходу, вытирая салфеткой рот с размазанной помадой на губах.
Что говорил дальше господин Сян, Аими не слышала. Она как будто сама погрузилась в аквариум, и плавала среди любимых пираней нового директора. Тех, которых следовало обязательно кормить тонко нарезанными ломтиками бекона.
Сян торопливо застегнул ремень, делая вид, что ничего не произошло и Хироси оказалась под столешницей совершенно случайно.
Наверное, поэтому господин Сян никак не мог запомнить имени Аими, проработавшей в корпорации без малого тридцать лет. Хироси была гораздо моложе и красивее Аими и босса не волновало, что портрет Аими висел на доске почета «ими гордится коллектив». Висел гораздо дольше, чем внезапно ставший модным в Гонконге портрет председателя, сменивший изображение отца основателя корпорации Мина Цяи.
А ведь она единственная запомнила время кормежки рыбок. Когда как невнимательность паршивки Хироси убила Билла Клинтона, любимую рыбку Сяна… представить только, эта бестолочь забыла, что бекон храниться при температуре три градуса (не больше и не меньше) и перед кормежкой вымачивается в лимонном соке! Зато Аими хорошо поняла почему босс выбрал для рыбки такое имя. Наверное, Хироси, которую Сян назначил новой начальницей ничем не уступала Монике Левински.
Обидно было настолько что у Аими навернулись жгучие слезы, а ведро с водой завибрировало в руках. И ради этого она набирала воду для уборки не из-под крана, как все, а из питьевого кулера? Бюст основателя народной партии Мао, теперь украшавший стол каждого начальника, нельзя было протирать проточной водой.
Слезы следовало сдержать, если хоть капля упадет на ковер директора, Аими точно не сдобровать. Что уж говорить о перевернутом ведре. Она хорошо помнила, как господин Сян уволил несчастную Кимико за то, что у нее порвалась бахила прямо в кабинете.
Сян открывал беззвучно рот и, судя по вылезшим на лбу красным пятнам, сильно злился. Это не сулило закончится чем-то хорошим.
Аими, в отличие от директора, хорошо знала своего вот уже… одиннадцатого начальника. Да, директор Сян работал в компании первую неделю, но Аими успела запомнить его привычки, кличку его собак, хобби и увлечения. Как еще, господин Сян, по слухам, был важной шишкой и входил в ближнее окружение пекинского чиновника Лин.
Поэтому уборщица знала, что лучше всего покивать и в кратчайший срок исчезнуть из поля зрения. Если этого не сделать, у Сяна подскочит давление, а последнюю таблетку он выпил утром за полчаса до завтрака и откачивать его придется вызовом скорой. И вот тогда Аими точно не оберется проблем, у Сяна через девять минут важная встреча со своим замом Юном и ее нельзя пропускать.
— Простите, господин, все сделаю, господин, — Аими попятилась к дверям, претворившись серой мышко, но наткнулась на резко открывшуюся дверь. Аими сбило с ног, а ведро перевернулось и окатило… господина Юна.
— Простите… — пропищала уборщица и бросилась вытирать ноги господина Юна полотенцем.
Она не сразу заметила, что Юна, проработавшего в корпорации еще дольше Аими, странно потряхивает. А еще от него разит успокоительными травами и алкоголем вперемешку. Юн не обратил внимание на перевернутое ведро, и пошатываясь зашел в кабинет, хлюпая промокшими туфлями по любимому ковру директора.
Господи, он же изувечил ковер, — уборщице поплохело.
Подойдя, Юн вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, взобрался на стол и стоя на коленях, принялся лупасить конвертом по щекам Сяна, схватив того за шиворот.
Что же он творит⁈
Неужто нервы не выдержали? Судя по конверту, Юн как все боссы корпорации, получил «письмо счастья». Аими вся затряслась от ужаса, когда господин Юн схватил портрет председателя Ляояна и с воплем переломил его через колено. Но поняв что натворил, Юн резко схватился за сердце и опустился как убитый на пол. Умер, сердце не выдержало…