Гора сокровищ

Глава девятнадцатая. Глаза земли

Озера — глаза земли. В их зрачках отражается и небесная синева, и плывущие высоко облака, и солнечные блики. Спокойно глядят они в ясный погожий день своим таинственным, заманчивым, немигающим взглядом. Но порой, когда налетит внезапно буря и расколет на части молнией небеса, эти глаза земли становятся свинцовыми, суровеют — страшно тогда заглянуть в их глубину.

Трудно, однажды полюбив, покинуть это чудо. Никак не могут ребята расстаться с ними, а ведь пора: они отдохнули, накупались вволю, славно порыбачили и, главное, здесь на их долю выпало столько удивительных приключений! Самое время складывать рюкзаки, убирать палатку, тем более что Йонас с отчимом должны ехать к родственникам в колхоз, а Костас с отцом — на взморье. Зигмасу вообще начало понемногу надоедать, и он с удовольствием поскорее исчез бы отсюда, если бы… если бы не Эгле. Она такая… и не скажешь сразу, какая. Не торопится и Йонас. Ах, эта Юргита! Вот если бы можно было одновременно находиться и дома и тут. Так и откладывают ребята отъезд: завтра, успеем еще! Однако наступает это самое завтра, но никто и не заикается о том, что пора собираться. Жизнь продолжает свой бег по заведенному ритму: Йонас мчится к Заколдованной горе и поспешно сует руку в дупло, Зигмас что ни день дежурит возле Эглиного дома. Ромас отправляется на рыбалку, читает технические журналы и книги. Ну а Костас? Тот трудится с группой археологов Калпокаса, собирает ракушки — готовит подарок отцу.

Но однажды на их берегу появилась лодка: это Пранас Калпокас приплыл попрощаться с друзьями. Ребята-археологи закончили работу, завтра все разъезжаются. Заодно и поблагодарил еще раз, а то все недосуг было…

Значит, завтра?.. Что ж, и им нечего больше откладывать.

Ромас громко объявил:

— Ребята, все! Завтра сматываем удочки! Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.

Помолчав немного, Калпокас спросил:

— И все же одного понять не могу: что заставило вас искать пропавший клад? Другие бы на вашем месте махнули на это дело рукой…

Ребята переглянулись, недоуменно пожали плечами.

— Интересно было, куда он запропастился, — ответил Йонас.

— Да и вообще, принимая во внимание его научную ценность… — не докончил фразу Ромас.

Археолог принялся что-то путанно объяснять насчет Амундсена, Шлимана, Миклухо-Маклая, стал проводить довольно странные параллели, говоря, что и теми учеными, как и ребятами, руководила страсть, порыв души. И как знать, к чему это приведет в будущем…

Ребята были очень польщены: ай да мы! Жаль, что родители не слышат! А лет через десять… Ромас уже видит себя конструктором, знаменитым автомобилистом. Костас ведет раскопки, ему удается обнаружить погребенный под землей древний замок… Йонас распутывает сложнейшие дела, куда до него Шерлоку Холмсу… Зигмас, о, этот Зигмас Виржинис, любимец публики, эстрадный певец… Снова и снова выходит он на сцену под гром оваций. Видела бы его Эгле…

— Конечно же, я хватил со своими похвалами через край, — охладил их пыл Калпокас. — Но думаю, вы самокритично подойдете к себе и сделаете каждый для себя выводы.

Что ж, конечно, они обыкновенные подростки. Но почему бы и не помечтать?..

— Да, чуть не забыл: тот человек, Руопис кажется, был у меня. Извинялся за свою собаку.

— Вот это да, — расхохотались ребята, — за пса извиняться. Лучше бы пес сам пришел прощения просить.

— Можете себе представить, — продолжал мужчина, — мне пришлось даже заступиться за бедное животное. Уж так он его ругал — сказал, что пес все подряд тащит в дом. Хозяин вроде бы собирается попросить охотников пристрелить Домового.

— Такую собаку! — воскликнул Йонас. — Пусть лучше отучит ее чужое таскать.

— Вот и я ему то же самое сказал.

— Что там ни говорите, а все равно неясно, кто виноват — пес или хозяин, — высказал сомнение Ромас. — Руопис мог обучить собаку этому делу…

— Конечно, но я сомневаюсь, сильно сомневаюсь… — покачал головой Калпокас.

Хороший человек этот археолог Калпокас, на всех смотрит сквозь розовые очки. Может, поэтому каждому, кому доводится общаться с ним, хочется стать лучше, чище…

Не успел Пранас Калпокас распрощаться, как исчез Йонас: нужно было известить Юргу, что завтра они снимаются с якоря. Сунув в дупло записку, спохватился: а что, если она сегодня не заглянет сюда? Завтра будет поздно. И мальчик по дороге назад завернул в дом Лаймы — якобы напиться. Когда девочка подала ему кружку с водой, он тихонько шепнул ей, чтобы после обеда подружки пришли к ним попрощаться: завтра они уезжают. Лайма кивнула.

Девочки и в самом деле пришли. Зигмас вытащил свою гитару, тронул пальцами струны. Но играть не хотелось — было слишком светло, не хватало костра.

— Лучше пошли по ягоды, — предложил музыкант.

— Пошли, — с готовностью подхватил Йонас.

— Вы идите, а я здесь порыбачу, — поднялся с земли Ромас.

— Ромас, — умоляюще произнес Костас, — ведь сегодня последний вечер.

— Именно поэтому и стоит не пропустить случай, — равнодушно ответил тот.

Ромас ушел. Ребята тоже скрылись в лесу. Лайма молча стояла на берегу, задумчиво смотрела вдаль. Потом повернулась и пошла прочь.

Костас заволновался: неужели она уйдет, ни слова не сказав ему на прощание?

Девочка вернулась:

— Посидим, Костас?

Они опустились на траву и стали глядеть на подернутое рябью озеро. Неподалеку, в зарослях рогоза, виднелась голова Ромаса, торчал конец удилища.

— Не нужно было его уговаривать — не хочет человек, что поделаешь, — грустно произнесла Лайма.

— Ты его не знаешь, — возразил Костас, — он стоик, признает исключительно логику ума. Зачастую делает все наоборот, не так, как ему на самом деле хочется. Говорят, с годами это пройдет.

— Стоик, — невесело улыбнулась Лайма, — стоик.

И снова они надолго замолчали.

— Если тебе когда-нибудь станет плохо… скажи мне…

Что это? Уж не послышалось ли ей? Девочка обернулась. Костас сидел, мрачно потупившись. Ну да, конечно, послышалось…

— Если тебе будет грустно… вспомни обо мне…

Она снова обернулась. Костас неподвижно застыл на своем месте, о чем-то задумавшись. Неужто снова послышалось? Видно, так таинственно-странно шуршит, будто шепчет, рогоз.

Лайма положила обе руки мальчику на плечи и задумчиво поглядела на него своими большими глазами.

— Жаль, Костас, что вы уезжаете, могли бы побыть немного еще…

— Сколько можно, да и надоели мы тут всем, — сказал Костас.

— Что ты, вовсе не надоели! — искренне сказала она. — А на будущий год приедете?

— Не знаю, не думали еще…

Из лесу вышли Йонас и Юргита с охапками сухих еловых лап. Костас с Лаймой присоединились к ним, и вскоре все ребята собирали хворост для костра. Вспыхнули, затрещали охваченные огнем сухие веточки, костер стал разгораться все ярче. Появились Зигмас и Эгле, немного спустя вернулся Ромас с рыбалки. Зигмас вынес из палатки гитару.

Черным гигантским крылом накрыло лес, луга, потемнело озеро. Ночь. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием веток в костре да звонким голосом Зигмаса, певшего под гитару… Он пел о радости, непокое и тревоге — обо всем, чем жива юность.

Утро занялось ясное-ясное, без единого облачка. Ребята поднялись, привели себя в порядок — как обычно. Нет, не как обычно! Все они делали здесь в последний раз: купались, разжигали костер, завтракали. И поэтому лица их были непривычно сосредоточенными, не хотелось шутить и смеяться. А когда над лесом появилось яркое солнце, они стояли с рюкзаками на плечах, готовясь покинуть эти удивительные места. Молча застыли друзья на том же крутом обрыве, с которого в свое время любовались невиданным по красоте зрелищем.

Перед ними в венце зеленых лесов расстилались отливающие на солнце темным серебром воды Белого озера. Где-то вдали, на том берегу, высился в тумане едва различимый силуэт городища. Какие тайны, какие клады хранит оно?

На берегу озера виднелись избы, и жили в них люди-труженики. Кто знает, на какой дороге доведется когда-нибудь встретится с ними. И доведется ли?

И снова перед мальчишками серая пыльная дорога. Рукава засучены, грудь нараспашку. Вперед, ребята! Снова шутки и смех, радостный гомон.

Еще недавно зеленой заплатой виднелась на берегу их палатка, и вот уже нет ее. Не раз звучал смех, были тревоги и вздохи. Чего только не было!

Так что же вы успели сделать, ребята, в этих местах за короткое время? Какой след, какую память оставили о себе?