Глава восьмая. Не в красоте счастье

Ребята только что поднялись. Зигмас ушел за молоком. Костас умывался, стоя по колено в воде, Ромас с Йонасом делали зарядку, вернее, шаловливо боролись, гонялись друг за дружкой по поляне. Вскоре вернулся Зигмас с молоком. Показав рукой в сторону озера, он сказал:

— Интересно, кто там еще?

И впрямь кто-то пересекал на лодке озеро, плывя в сторону палатки. Весла равномерно рассекали водную гладь, серебрились в лучах утреннего солнца фонтаны брызг.

— Кажется, археолог Калпокас пожаловал, — сказал Костас.

— Верно, он, — подтвердил Зигмас. — Я и бороду вижу.

— Будет врать-то. Он же спиной к нам сидит, а ты бороду видишь, — рассмеялся Йонас.

Лодка подплыла ближе, и ребята увидели археолога. Он вылез на берег.

— А мы как раз к вам сегодня собирались, — обратился к нему Ромас. — Что-нибудь слышно?

— Как тебе сказать, кое-что проясняется, — ответил Пранас Калпокас и вытащил из кармана цветастую косынку. — Девочки в кустах у озера нашли. В нее и был завернут клад.

Подростки с любопытством оглядели платок. Косынка как косынка, ничего особенного, разве что уголки измяты — видно, ее туго завязывали.

— Выходит, кто-то в самом деле украл клад, развязал его на берегу, а косынку за ненадобностью выбросил, — объяснил старый ученый.

— Ну и что вы будете делать? — полюбопытствовал Йонас.

— В город собрался, в магазин. Заодно в милицию заверну. Потолкую, посоветуюсь, может, они захотят этим делом заняться.

— По-моему, зря надеетесь. Вот если бы человека убили или кассу колхозную ограбили — они тут как тут, а так… — скептически произнес Ромас. — К нашим соседям однажды кто-то в кладовку забрался, все банки с вареньем и грибами утащил. Милиционер поглядел-поглядел и говорит: «Самим нужно в оба смотреть. У нас дела поважнее есть, а не грибы ваши сторожить». И ушел.

— Так то грибы, а тут исторические ценности, — возразил Калпокас.

— И я с вами в город, — неожиданно заявил Зигмас.

— Ты-то что там забыл? — удивился Ромас.

— Интересно, кто продукты купит, ведь мы почти на нуле?

— Договорились же — будем есть, что природа подарит.

— Так недолго и ноги протянуть. Каждый день одно и то же: молоко да рыба, рыба да молоко… Осточертело. А мне, может, колбасы хочется, масла, печенья, лимонада, кон…, — взорвался Зигмас и вовремя осекся.

— Ну ладно. Тогда купи чего-нибудь по своему усмотрению. Сейчас дам деньги.

— У меня свои есть.

— Вечно только о себе думаешь! На вот, возьми и на нашу долю.

Ромас собрал деньги и подал их Зигмасу. Тот уже готовился в путь: обувался, причесывался перед зеркальцем…

— Больше ничего подозрительного за это время не замечали? — обратился к археологу Йонас.

Калпокас неопределенно пожал плечами.

— Как тебе сказать?.. Может, и замечали, да только… Чего доброго, не зря вы Лауринаса подозреваете. Раньше, бывало, день-деньской у нас торчит, а нынче глаз не кажет. Как завидит меня издалека, удирает во весь дух. Конечно, утверждать нельзя — старики-то золотые люди, — но ведь всякое бывает…

Тем временем Ромас обдумывал тайный план действий. Не понадобится и милиция, пусть только Калпокас с Зигмасом поскорее отправляются.

Когда они ушли, Ромас рассказал товарищам про свою затею.

— Поплыли скорей! — обрадовался Йонас и бросился надувать лодку. Потом остановился и сказал: — Пожалуй, я сначала к Заколдованной горе сбегаю.

— Что за выдумки! — удивился Ромас.

— Дело есть, — смущенно оправдывался Йонас. — Я живо обернусь, пока вы тут лодку надувать будете. — И добавил вполголоса: — С Юргитой договорились встретиться. Записку там оставлю, чтоб не ждала зря.

— Вы с Зигмасом оба хороши, — улыбнулся Ромас. — Ладно, чеши, да побыстрей!

Йонас нырнул в палатку, вырвал листок из блокнота и торопливо набросал:

Юргита, сегодня уплываем в опаснейшую экспедицию.

А суждено будет вернуться, встретимся в то же время.

Надеюсь увидеть твое милое лицо.

Й.

Когда Йонас, оставив записку в дупле, вернулся назад, Ромас уже успел надуть лодку и спустить ее на воду.

— И я с вами, — вдруг сказал Костас. — Что мне здесь делать одному?

— Нельзя тебе, Костас, пойми, — серьезно ответил Ромас. — Кто знает, чем дело кончится, а ты плавать не умеешь. — Он звонко хлопнул себя по лбу: — Совсем забыл! Ведь мы вчера собирались научить тебя плавать. Так и быть, если все пройдет гладко, сегодня же вечером и начнем.

— Ладно уж… По мне, лучше здесь торчать, чем в воду лезть, — буркнул Костас.

Мальчики уплыли. Костас с обиженным видом уселся на бревне. Неподалеку послышались чьи-то шаги. Появилась Лайма. Оказалось, она тоже направилась в город за покупками.

— Ты один здесь? А остальные где? Куда уплыли? — спросила девочка, опускаясь рядом.

— Не знаю, может, на рыбалку, — соврал Костас: мальчики условились до поры до времени никому ничего не говорить о таинственной экспедиции.

— Так ведь удочки-то вон стоят! — удивилась Лайма.

— В общем, они скоро вернутся.

Она принялась расспрашивать о Йонасе, Зигмасе, попросила рассказать немного о себе, однако Костас сразу же понял, что на самом деле ее интересовал только Ромас. Он вспомнил, как ребята подружились, рассказал кое-какие эпизоды из их жизни. Костас говорил, Лайма изредка перебивала его, дополняя характеристики друзей своими наблюдениями. Йонас, по ее словам, «сорвиголова», против чего Костас, в общем-то, не возражал. Добавил только, что тот страшно любит приключения, поэтому и столько книжек про них читает. Уж и намучились с ним учителя в шестом-седьмом классах!.. А так парень он свойский, душа нараспашку. Ромаса девочка назвала «ершистым, гусаком напыщенным». Костас вступился за друга: это только со стороны так кажется… Он смелый, справедливый, помешан на технике, прирожденный автомобилист, сам рисует и даже конструирует машины. У него и мастерская в подвале оборудована… К тому же Ромас стоик…

— Стоик? А кто такие стоики? — спросила Лайма.

Он охотно пояснил:

— В древности у греков направление философии такое было — стоицизм, понимаешь? Они утверждали, что человек способен освободиться от страстей и увлечений и что он может жить, руководствуясь лишь разумом.

— Странно, — удивилась Лайма, которая так и не поняла, зачем нужно избавляться от страстей и увлечений.

Зигмас показался девочке «презабавным».

— Да, порой он бывает смешным, — подтвердил Костас, — зато на гитаре играет — заслушаешься…

— А каким я тебе кажусь? — неожиданно спросил Костас. — Небось смешнее всех?

Мальчик глядел на девочку в ожидании ответа, однако она молчала. В глазах ее угасли веселые огоньки.

— У тебя светлая голова, Костас, — наконец произнесла Лайма, — ты умнее их всех. Но мне кажется, тебе что-то мешает быть счастливым. Мне тоже.

— Ты хочешь сказать, что несчастлива?!

— На меня порой находит что-то такое — жить не хочется…

— Ведь ты такая красивая, нравишься всем.

— Красивая… Ну да, мальчики угодить мне стараются, любое желание предупреждают. И мне это иногда даже нравится. Конечно, пустое это дело, а все равно нравится. Зато порой такое зло разбирает, что, кроме внешности, они во мне ничего и видеть не хотят. Заберусь куда-нибудь подальше от всех и плачу… Ты первый со мной по-человечески заговорил.



Понравились ли Костасу ее последние слова? Пожалуй, да. Но только ему во сто раз было бы приятнее прикоснуться к ее руке или погладить отливающие медью волосы. Совсем недавно он тайком мечтал об этом, но сейчас, после разговора по душам, его желание казалось немыслимым, неосуществимым. Однако несмотря ни на что он был счастлив в это мгновение. Счастлив, что сидит здесь, рядом с ней, запросто разговаривает и не чурается ее, как остальных девчонок.

— Ты не только красивая. Ты еще и умная, — сказал он. — Хотя бы потому, что пытаешься разобраться в себе.

Лайма тряхнула волосами:

— Что толку? Воли у меня все равно нет и измениться я, пожалуй, не смогу. По-моему, я ничтожество.

— А ты попробуй выработать волю. Скажем, поставь перед собой какую-нибудь цель. Пусть маленькую вначале, но ты от нее не отступайся, добивайся своего.

— Цель, говоришь?

— Ну да. Каждый должен иметь какую-то цель и стремиться к ней, чего бы это ни стоило. Чтобы все вокруг исчезло и впереди маячила только она одна — словно высокая башня, на которую нужно непременно взобраться.

— А у тебя, Костас, есть цель?

— Есть.

Теперь Лайма глядела на него с откровенным любопытством.

— Решил стать археологом.

— По-моему, они уплыли на раскопки, — ни с того ни с сего сказала Лайма, и мальчик понял, что сейчас ее мысли далеко отсюда — скорее всего, она следит мысленно за лодкой, где сидит на веслах Ромас…

— Ты угадала.

— Что им там понадобилось?

— Археолог Калпокас с ребятами клад нашел, а Находка пропала, и ребята решили помочь найти ее.

— Что ты говоришь?! В первый раз слышу. Ну, мне пора, совсем заболталась, — снова приветливо произнесла она, будто вернувшись издалека.

Подняв с земли корзинку, Лайма исчезла в лесу.

Костас продолжал перебирать в памяти недавний разговор. Такая красивая и… несчастная! Чего только на свете не бывает…

Загрузка...