Горное селение

Глава 18

Шалаш, выстроенный своими руками. Ни одна ветка, ни единая жердинка здесь не наколдованы. Всё выросло в лесу, срублено, притащено и уложено. Конечно, через год это убежище сгниёт, но пока в нём можно спасаться. Плотный ряд хорошо затёсанных и заговорённых кольев окружает закут, и никакой хищный жаб или брюхоед не проберётся сквозь такую защиту. Пять человек жмутся друг к другу, только Кудря уложен вольно, ему надо выздоравливать. Луру и Пасю Мурава тоже пыталась уложить на рогожку, но где там, девчонки сидят, прислушиваются к чуждым звукам ночного леса. Лура что-то шепчет и считает, старательно загибая пальцы.

— Что ты… — шёпотом успокаивает Луру Крин. — Арчен сейчас с водой поднимается к селению. Дорога знакомая, и вёдрам Мурава крышечки придумала, чтобы воду не расплескать. Через лес Арчен ночью не пойдёт, обождёт до света в нашем доме. Домишко у нас неброский, его никто ломать не будет.

— Это я знаю. Я о другом думаю. Вот Кудря, ему шестнадцать лет. Он уже год как может жениться. Девочкам замуж разрешено с десяти лет. Никто так рано не выходит, но можно. А мне на днях пять исполнилось. Значит, ещё пять лет ждать. Целую жизнь.

Крин прижала Луру к себе.

— Беда с вами, чародейками. Тебе бы о куклах думать, о скакалках, а ты о замужестве. Не беспокойся, пять лет пролетят, не заметишь как…

— Девчонки, хватит болтать, — подала голос Мурава. — Завтра вставать рано, работы будет невпроворот.

— А какая работа? — спросила Пася, доказав, что и она не спит, в то время как тут идут такие интересные разговоры.

— Колья заготавливать, ограду расширять, шалаш увеличивать. Заимка наша рассчитана была на четверых, а получается шесть человек. Всех горячим надо кормить, а у нас одна маленькая печуша, которую Крин спасла. Вам мало?

— Хватает, — согласилась Крин, — только всё равно не спится.

Снаружи донёсся отчаянный женский крик. Боль и мольба о помощи слились в нём воедино.

— Там ещё кто-то живой! — Крин вскочила, едва не пробив головой низкий свод.

— Сиди! — жёстко приказала Мурава, ухватив невестку за руку. — Нет там людей. Это кто-то хищный тебя заманивает.

— Матушка Мурава, но ведь плачет, совсем молодая девушка. По голосу слышно.

— Вот когда своего младенца на руках побаюкаешь, то научишься отличать правду от истины. А пока заткни уши и постарайся не слушать.

Плакало за частоколом почти до самого утра, когда уже никто не порывался спасать голосистого охотника.

Когда рассвело, Мурава вооружилась запасным колышком и пошла простукивать землю вокруг ограды. Тын-трава здесь вырасти не успела, почва была усыпана палым листом, плотно слежавшимся, под которым некому было прятаться. Но Мурава продолжала упорно колупать пустое место.

— Тётя Мурава, ты чо делаешь? — это проснулась Пася и высунула любопытный нос из шалаша.

— А ну брысь под крышу! Тоже мне, вздумала босиком по лесу разгуливать.

— Так нету у меня обувки.

— Пока суть да дело, беговки наколдовывай. А босиком тут шагу не сделаешь. Найдётся кто-нибудь тебя за пятку цапнуть.

Словно подтверждая слова Муравы, мёртвая земля заволновалась, задёргалась, пробитая острым колом. Мурава застучала что есть силы, стремясь изничтожить заразу.

— Ой, мамочки! Страсти какие? Что это, тётя Мурава?

— Плачея это. Понятно? Это она ночью нас звала к себе на обед. Выскочила бы спасать кого-то, так сейчас лежала бы вся как есть заплесневелая. Плачея бы сквозь тебя проросла, тебя после этого даже чащобный жаб есть не стал бы. Хорошо, что плачея света на дух не переносит, а то бы весь лес её был.

— А вон Арчен идёт! — закричала глазастая Пася.

Тут уже всё женское население высыпало из шалаша.

Арчен с двумя вёдрами в руках и большим мешком за плечами показался меж деревьев. В мешке оказалась печуша, которую женщины, убегая в лес, не могли взять с собой из-за большого её веса.

— Теперь заживём, — обрадовалась Крин, которая со страхом думала, как кормить всю ораву, когда в хозяйстве есть лишь игрушечная печушечка, подаренная ей на свадьбу.

— Пожить — поживём, а по человечески зажить — вряд ли получится, — возразил Арчен. — Воды я принёс, на два дня хватит, если беречь. А потом? Вниз бегать — рано или поздно попадусь.

— Можно брать воду у моего бывшего дома, — неожиданно подал голос Кудря. — Только там големы моих родителей убили и бросили в воду. Надо их вытащить и похоронить по-человечески. А воду можно набирать уже сейчас, только не для питья.

— Я понял, — сказал Арчен. — Я пойду прямо сейчас.

— Но Арчен, ты только что от нижнего родника пришёл.

— Неважно. Не ночью же мне идти. Тут близко. Я через час вернусь и буду отдыхать.

Дорога и впрямь была не длинная. Среди развалин селения приходилось пробираться сторожко, чтобы не попасть на глаза солдатам, которым наверняка велено прочёсывать дома в поисках укрывшихся колдунов. Хотя, что там искать? За столетия беспечальной жизни волшебники полностью утратили способность заботиться о собственной безопасности. Кажется, семейство Муравы единственное сумело уйти в лес и пережить первую ночь. Остальным оказалось проще погибнуть.

И ещё Кудря. Уж он-то древнего рода, колдун неведомо в каком поколении. Так и он бы погиб у развалин родного дома, если бы его не вытащил Арчен. Даже среди колдунов Кудря выделяется. Редкий и мучительный дар: слышать и понимать других. Отсюда его удивительные слова: «Это не по мужски… Это не по человечески». И всё же, Кудря в первую очередь волшебник. День назад на его глазах убили отца и мать, но глаза остались сухими. Не горе, а лишняя проблема — чтобы вода в источнике не была испорчена. Хотя, возможно, Куздря слишком хорошо знал тех, кого судьба определила ему в родители.

Они его не больно любили, и ему о них не плачется.

Под эти невесёлые мысли Арчен добрался до развалин водяникского дома. По пути ему никто не встретился, в опустошённом селении было тихо, лишь с дальнего конца, где располагалась лавка, смутно доносился шум: не то там убивали кого-то, не то праздновали.

К дому водяника Арчен подходил осторожно, прижимаясь к чужим заборам и чутко прислушиваясь. Но и здесь никого не было, хотя следы мародёрства никуда не делись: головы всех четырёх изломанных големов были раскурочены, самоцветы из глазниц повытасканы.

Но самое главное, в источнике не было трупов. Кто-то, пришедший раньше Арчена, озаботился вычистить родник. Неужто выжил кто-то из своих? Или это сделали солдаты, ведь им тоже нужна вода.

В развалинах дома Арчен нашёл бачок, в котором Кудря приносил воду на постройку заплота. Бачок был сильно помят, но Арчен выправил его пристальным взглядом и набрал воды, стараясь зачёрпывать поближе к роднику.

Искать, куда делись тела водяника и его жены, Арчен не стал. И без того он слишком долго маячит в опасном месте. А Кудря, судя по всему, не слишком будет горевать о родителях.

Назад шёл почти не скрываясь, и не встретил ни своих, ни чужих. Дома кратко рассказал, что видел в селении, и отдал воду, которую женщины тут же принялись кипятить. Сам, изготовив махайр, снова собрался уходить.

— Ты же хотел отдохнуть! Сколько можно? — взмолилась Мурава.

— Ночью наотдыхаюсь. Я, пока светло, хочу лапника нарубить, расширить шалаш.

Мурава вздохнула. Она давно поняла, что спорить с сыном бесполезно.

Прошло едва пять минут, как снаружи раздался крик:

— Мама!

Арчен, спотыкаясь, тащился к дому. Лицо и руки были густо покрыты чёрной сыпью. Чуть ближе стало видно, что эти точки живые, они непрерывно движутся, пересыпаясь с места на место.

— Не подходи! — крикнул Арчен. — Это блохи! Заедят!

— Крин, — крикнула Мурава, — тащи кипяток! Арчи, раздевайся! Всё, всё снимай!

Жизнь в лесу всё равно остаётся человеческой жизнью. Вечером Мурава собиралась сполоснуть черномазую Пасю, и Луру, которая снова влезла в грязь. Для этого она сотворила тазик, даже не деревянный, а словно из луба. В этот тазик была брошена одежда Арчена и залита водой, как раз в пору закипевшей. На поверхность всплыли сонмы погибших блох. Но множество насекомых остались на Арчене. Они облепили спину, ноги, бока; лезли в глаза и уголки рта. Арчен извивался, пытался растирать себя ладонями, но с блохами так не справишься, Арчен только сильнее расчёсывал свербящее тело.

— Потерпи, я сейчас! — Мурава подхватила брошенный махайр и побежала вглубь леса.

Дивное зрелище: женщина с кривым мечом в руке, бегущая сквозь дьявольскую чащу.

Вернулась она и впрямь через минуту с несколькими ветками можжевельника. Это чудесное растение, его ещё называют вересом, не признаёт никакой нечистоты. Даже в дьявольской чаще вересовые купы не таят опасности и могут использоваться как лекарство.

Крин поспешно вынесла остатки кипятка. Над можжевеловыми ветками поднялся ароматный пар. Пока ветки не остыли, Мурава принялась хлестать сына по спине, ногам, даже по лицу, изничтожая кусачих насекомых.

Распаренного и опухшего от укусов Арчена затащили в шалаш и уложили рядом с Кудрей, который почти весь день спал без просыпу. Резанные раны на второй день воспаляются. Лучшее лечение в этом случае — сон. Кто именно из четырёх взрослых и малолетних женщин усыпил раненого, они и сами не могли сказать, но Кудря не проснулся, даже, когда Арчена укладывали рядом.

— Теперь рассказывай, что там приключилось, — потребовала Мурава, когда удалось вздохнуть спокойно.

Нечего там рассказывать. Хотел нарубить лапника, шалаш улучшить. Выбрал ёлку, у которой ветки низко. И только первую ветку срубил, как сверху эти сикорахи посыпались, сплошным дождём. И тут же жрать принялись. Остальное ты знаешь.

— А это что? — спросила Пася, показав флейту, которую Арчен зачем-то хранил.

— Откуда она у тебя?

— Из твоей одежды выпала, пока мы её полоскали.

— Это дудка. В эту дырку дуешь, а остальные пальцами прикрываешь, тогда она по разному поёт. Только у меня ничего не получается, как ни стараюсь.

— Мне можно дунуть?

— Пожалуйста.

Пася глубоко вдохнула и пробежала пальцами по отверстиям. Раздалась звонкая трель.

— Ух, ты! — в голос сказали Арчен и Пася.

— Она железная? — спросила Пася, разглядывая флейту.

— Нет, — они бывают разные, но эта — серебряная.

— Ух, ты! — лучших слов для выражения восторга у Паси не было.

— Ладно, бери флейту себе. Всё равно я на ней играть не умею.

— Дела тут у вас… — протянула Мурава, имея в виду вовсе не флейту. — Как говорится, не понос, так золотуха. Ночью плачущая плесень приползала, а кусачая дрянь, оказывается днём может.

— Нам тут не выжить, пробормотал Арчен. — Уходить надо.

— Куда?

Но Арчен уже уплыл в жаркие волны бреда, и вопрос остался без ответа.