«Подстава, подстава», — тяжело стучало в ушах. — Что же делать? Бежать? Куда? Нигде в мире нет для него места. Да и не сбежишь на костылях. Валяться в ногах у солдат, просить пощады? Как же, дождёшься… Им пиво нужно, а не пощада для несчастного калеки. А ещё им приказано доставить кого-нибудь вниз живым, чтобы сжечь на костре.
Никол тихонько с переливами завыл.
Подстава, всюду подстава!
В дверь негромко постучали. Никол мигом шмыгнул за ширму.
Кого там несёт нелёгкая? Не буду открывать! Солдаты после вчерашнего ещё должны дрыхнуть.
И тут же Никол сообразил, что уже утро, значит, лавка открыта и запереть её невозможно.
Скрипнула дверь, раздался отлично знакомый Николу голосок:
— Дядюшка Порш, мне бы хлебца купить. Очень кушать хочется. Я шлёндер принёс. Сам наколдовал. А хлеба не получается.
Тьфу, ты, это же Хотич, жалкая тварь, которого Никол привык шпынять по всякому поводу! И в какую дыру он забился, что его не нашли ни големы, ни солдаты?
— Чего тебе надо?
— Я к дядюшке Поршу. Хлебца купить ломоток.
— К отцу, что ли? Так его нет, убили его.
Хорошо сказал: убили — а кто, тут и гадать не надо. Ясно же, что солдаты. А спрашивать наёмников Хотич не полезет.
— Как же теперь быть? Вот у меня шлёндер есть.
— А никак. Хочешь, бросай свой шлёндер в ящик, а теперь открывай ларь и смотри, что получится.
Хотич покорно расстался с денежкой, а потом открыл ларь, до которого прежде никому из покупателей касаться нельзя было.
— Ух, ты! — в руках у нищеброда был не ломтик, а ломоть, кусман горячего ароматного хлеба с золотистой коркой и пышным мякишем.
Хотич тут же вцепился в хлеб зубами.
— Я пойду, ладно?
— Я те пойду! — взревел Никол, грозно, словно не выл только что. — А ну, подай мой заказ!
Никол бросил в денежный ящик три серебряные монеты, которые уже раз десять пропутешествовали из денежного ящика в ларь, и потребовал:
— Бутылку вина, такого, как лейтенант пил, и баранину тушёную с черносливом!
Хотич стоял с тупым видом, разинув рот.
— Подай! — велел Никол.
Хотич кинулся к ларю, извлёк из глубины бутылку тёмного стекла, уже откупоренную, бокал на тонкой ножке, а следом миску, над которой поднимался ароматный пар.
— Ларь прикрой, — напомнил Никол, придвигаясь к столу.
Вино оказалось терпким и совсем не сладким, а мясо, напротив, словно его нарочно сластили. Недопитую бутылку Никол спрятал за ширмой, на миску щедро указал Хотичу:
— Доедай.
Хотич ел торопливо, громко чавкая, пачкаясь в соусе и шмыгая носом, словно боялся, что еду сейчас отнимут, а Никол смотрел на него с презрением и спешно соображал. Конечно, нельзя сказать, что ему сейчас прокнуло, но подстава на некоторое время отъехала и немедленной гибелью не грозит. Этим надо пользоваться.
— Значит, так, — веско сказал Никол. — Ты остаёшься при лавке, будешь мне помогать. Не самому же мне на костылях бегать. Я буду принимать деньги и заказы, а ты доставать заказанное из ларя и относить господам покупателям. За это я буду тебя кормить, вечером, когда лавка закроется. Если ты сам что-то наколдуешь, покупать изволь тоже вечером, чтобы солдаты не видели. Мало ли что в их замуштрованные головы взбредёт. Ты всё понял?
— Да, конечно. Всё справлю, не беспокойся.
Подстава потихоньку пряталась в тень, жизнь начинала налаживаться.