Летние вьюги на перевале пронизывали палатку насквозь, и две печушинки не могли, как следует, согреть путешественников во время ночёвок.
Лёгкий навес, что с трудом был наколдован всеми беглецами разом, не мог удержать тепла под ветром, но без него они погибли бы в первую же ночь.
А так они сбивались в кучу, прижавшись друг к другу, маленькая печуша теплилась в головах, большая — в ногах. Палаточка ставилась низко, как только можно, но по краям нещадно дуло. С одного края ложилась Мурава. Прижавшись к ней, согревалась Лура, дальше Пася, Крин, Арчен. Противоположный холодный угол намертво закрепил за собой Кудря. Сдвинуть его оттуда не мог никто.
По утрам, пока остальные собирали лагерь, Мурава, сидя среди всеобщего разгрома, спешно готовила на двух печушах разом еду на весь день всем шестерым. Женщина не верила в удачу похода, но дети, а она всех пятерых считала своими детьми, рвались вверх, и она шла, стараясь взять на себя побольше трудов. К тому же, она знала, что за спиной нет ничего, кроме гибели. Значит, надо идти вперёд.
Лезть на вершину любого из многочисленных пиков было бы чистым безумием, маршрут сметили так, чтобы выйти к перевалу между двумя заснеженными вершинами. Здесь им встретилось препятствие, на которое они никак не рассчитывали. Стена, разумеется, не из нефрита, и не такая громадная, как предсказывал Гордион, она и вовсе смотрела не в сторону моря, а в сторону леса. Высотой стена десятикратно превосходила человеческий рост, причём, рост Кудри, а не Луры.
— Обходить? — неуверенно протянул Арчен.
Со всех сторон вздымались отвесные скалы, обходить было негде.
— Так поднимемся, — возразил Кудря. — Я залезу, спущу верёвку и постепенно подниму всех остальных.
— По такому склону и улитка не всползёт.
— Можно попробовать. Способ есть, — Кудря уселся на камень, положил на колено левую руку, а правой принялся водить сверху, словно собирался слепить что-то невидимое. При этом он говорил заунывно, в такт своей невнятной работе. Так бабки-шептуньи в долине произносят свои бессмысленные заклинания.
— Не так давно случилось, — непонятно кому рассказывал Кудря, — что мой родитель заподозрил, будто кто-то из сельчан у него воду крадёт. Так-то потрава незаметна, с ручья не убывает, но то ли следы остались, то ли ещё что, но он мне велел караулить ночью и ворюгу изловить. А как взломщику во двор проникнуть? Вот, где загадка. Частокол вокруг дома заговорён, там и брюхоед не прорвётся, не то, что человек. Ворота заперты и сторожевичок поставлен; попробуй тронь, визгу на всё селение будет. Что делать? Сижу, караулю. Приходит такой-сякой-немазанный. Сидит, колдует что-то. А потом полез по верее, по приворотному столбу, значит. А столб скользкий. Я во младенчестве, помню, с разбега на него вскакивал, а потом вниз съезжал. Уцепиться там не за что, а он лезет. Я его цап за штаны и поволок к ответу. Признался во всём, как миленький.
— И что? — спросила Лура.
— Отпустил его. Он обещал больше за водой не лазать.
— И кто же это был? — поинтересовалась Мурава.
— Это уже не важно. Он мне своё колдовство открыл, а я обещал, что его имя никому не назову.
— И не называй, — сказал Арчен. — Я его и так знаю. Из мальчишек с фляжками ходили только сыновья богатых родителей, которым дают с собой воду. Но самая большая кожаная фляга была у бедняка Хотича. Он, кстати, водой приторговывал: медный шлёндер за кружку. Дороже, чем у твоего отца. Ну, как я угадал?
— Не скажу, — набычился Кудря.
— Да уж, — усмехнулась Мурава. — В нашей деревне втайне ничто не бывает.
Кудрино колдовство, тем временем подходило к концу. На подставленной ладони лежал полупрозрачный дрожащий ком. Свободной рукой Кудря снял башмаки, засучил штанины и, отделив от наколдованного кома немного, намазал колени и ступни ног. Мурава, не дожидаясь просьбы, накинула Кудре через плечо моток наколдованной верёвки, которая не оборвётся и не истреплется, елозя по камню.
Кудря встал, косолапо ступая, подошёл к стене. Сначала лез, цепляясь за выступы, стараясь использовать трещины и другие неровности. Постепенно их становилось меньше, и вскоре Кудря полз по гладкой стене, на которой было не за что зацепиться. Поднимал руку, шлёпал ладонью по камню, ждал, пока приклеется, потом также переставлял ноги и вторую руку. Чем-то он напоминал многоножку, так озабоченную переставлением лапочек, что забывает по полу она ползёт, по стене или вовсе по потолку.
Все изнылись ожиданием, когда Кудря закинул руку на край скалы, подтянулся и встал над обрывом.
— Вещи и оружие! — крикнул он. — Тут неладно!
Верёвки хватило до самого низа и даже с избытком. Наверх поехал заранее упакованный тюк с пожитками и притороченный к нему короткий меч. Кудря ухватился за меч так, словно на него уже напали.
Далее наступила очередь людей.
— Крин! — крикнул Кудря.
Порядок, кто за кем будет подниматься, обговорили заранее, так что Кудря кричал зря.
Бледная Крин ухватилась было за верёвку, но Мурава решительно взялась за дело сама. Обвязала девушку вокруг пояса, чуть выше на верёвке устроила мёртвую петлю, чтобы Крин могла держаться, а не висеть кулём во время подъёма. Лёгонькую Крин Кудря духом поднял на скалу, распутал и вручил ей меч для охраны. Испуганная девушка мгновенно превратилась в деву воительницу. От кого отбиваться было неясно, но множество мелких костей показывало, что здесь кто-то бывает.
— Теперь — детей!
Кудря был готов, что Пасю и Луру разом навяжут на конец шнура, но Мурава такого ухарства не позволила, девчонки были подняты одна за другой. При этом Лура зажмуривалась что есть сил, а Пася глазела вовсю, чтобы не пропустить ничего из такого любопытного подъёма.
Крин сразу отогнала девчонок от края обрыва, но им и без того было чем заняться. Кости, покрывавшие вершину, были рассмотрены и разве что не рассортированы. Человеческих среди них, вроде бы, не встречалось, но лишь из-за того, что люди в эти края не забредали. Прежде не забредали, но и сейчас хотелось, чтобы набор костей не пополнился человеческими костяками.
Следом Кудря втащил на вершину Арчена, который немедленно сменил его. И без того ладони у Кудри были стёрты едва не до мяса.
Внизу оставалась одна Мурава. Из вещей у неё была палка, без которой трудно ходить по горам. А ночью палка отстаивала своё в частоколе вокруг палатки. За верёвку взялись Арче с Кудрей вместе, но не успели выбрать и половины длины, как Крин закричала:
— Берегитесь! Сверху!
Из близкого горного неба падали на людей существа похожие на обрывки туч, что остаются после прошедшей грозы. Наверное, это были птицы, потому что у каждого имелось по два широких крыла, позволявших планировать в разреженном воздухе.
С мечом против воздушного врага выступать неловко, но, когда нет ничего больше, приходится драться мечом.
— Маму держи! — выкрикнул Арчен, отпустил верёвку и, вздев махайр, ринулся прикрывать женщин уже поднятых на скалу.
Изогнутый клинок рассёк нападавшего, словно пустое место.
Громкое «шурх» и словно бы тонкий разноголосый писк, а вместо тёмно-серого гиганта на людей посыпались бесформенные комья. Их было много, и у каждого торчали растопыренные когтистые лапки и жадно разинутый клюв. От ударов меча полетел серый пух, но заметного ущерба мелкое воинство не претерпело.
Девчонки визжали. Кудря одной рукой удерживал висящую над пропастью Мураву, другой бил коротким мечом атакующий шар. Теперь было видно, что он весь кроме размашистых крыльев, состоит из жадных, покрытых пухом, комков. Крин молотила палкой, стремясь уберечь Пасю и Луру от злых птенцов.
— Кыш, кыш! Пошли вон!
Нечаянно, в панике произнесённое заклинание, к тому же мужское и направленное против людей, а никак не против всевозможной нечисти, неожиданно сработало и здесь, страшно далеко от мест, населённых людьми.
Кусачих поршков размело по сторонам, они уже не могли наскакивать на детей, клевать их и царапать. Арчен, вращая мечом, пошёл в наступление. Пусть далеко не каждый замах достигал цели, чаще лезвие сбривало пух, и обкорнанный цыплак продолжал прыжки и перепархивания, норовя вцепиться в лицо кому-то из девочек. Но всё же, Арчену удавалось разгонять цыплаков и держать их в стороне от Крин и детей. Положение Кудри было значительно сложней. Одной рукой он должен был удерживать верёвку, на которой висела Мурава, а правой с коротким мечишком в кулаке отмахиваться от наседающего шара.
— Заклинание! — кричал Арчен. — На них действует заклинание!
— Не могу… они же вниз посыплются, а там Мурава!
Выждав мгновение, когда россыпь цыплаков откатилась, дав передышку Крин, которая отбивалась палкой, Арчен кинулся на помощь Кудре. Он не стал смаху рубить атакующий шар, а провёл бреющее движение, смахнув снизу густой слой пуха, а заодно множество растопыренных когтистых ножек.
Шар отыграл пару шагов назад, собираясь, видимо, следом смять Арчена, но сам удачно попал под заклинание.
— Пшёл вон! — возопил Арчен, готовясь крошить кучу цыплаков, на которую рассыплется шар. Но ничего не произошло. С тем же успехом Арчен мог гнать чащобного жаба или иного глухого к человеческим заклинаниям чудища.
Раззявив десятки плотоядных клювиков, шар двинулся в атаку.
Как же так? Не бывает, чтобы заклинание то действовало, то звучало впустую. Но вот же, Крин, лупит палкой и голосит, словно с детства колдовать приучена:
— Кыш, кому говорят! Пошли вон! — и мелкие хищники поршками разлетаются от таких заклинаний.
Бывает в жизни миг ясности, когда враз становится понятным прежде неведомое. Живо вспомнилось, как в усадьбе голозадый четырёхлетка прутиком гонял стадо гусей, способных защипать его до полной погибели. Важные птицы вперевалку старались уйти от ужасного прутика, а бесштанный повелитель знай покрикивал: «Кыш! Кыш!»
— Кы-ыш! — переключился Арчен на небывалое заклинание, и шар, теряя срубленные лапки и головки, покатился в сторону от обрыва.
Воспользовавшись удобным положением, Арчен прыгнул вслед за шаром, но не развалил его ударом махайра, а вновь провёл клинком словно бритвой.
Подобной тактики шар не видывал. Его никто не пытался разорвать на части, каждая из которых способна сражаться самостоятельно, умножая число противников. А тут, с любым взмахом изогнутого меча от шара отпадали погибшие части, а тушки, что ещё оставались внутри, бились бестолково, лишь мешая шару нападать.
Битва длилась не так долго. Во время секундной передышки Арчен крикнул:
— Мама, ты как?
— Отдыхаю, — сдавлено ответила Мурава.
Чуть разобравшись с царапучими поршками, парни подняли наверх Мураву. Женщина была сплошь засыпана пухом и покрыта кровящими царапинами. Видать и на её долю досталось поршков, падающих с обрыва, но продолжающих нападать.
Разогнав хозяев вершины и слегка отдышавшись, путешественники поспешили покинуть негостеприимный утёс. Дальнейший путь был не слишком крут, хотя ещё один зубец закрывал видимость.
— В такой стране, — задумчиво произнёс Кудря, — всякая кусачая пакость должна летать.
Спорить с Кудрей никто не стал, всем хотелось улететь отсюда поскорей.
Карнизная полка предполагала следующий подъём, который жителям селения, с детства привыкшим к кручам не казался чем-то удивительным. Люди просто шагали, приближаясь к небу. Жизнь была проста и понятна за единственным исключением: какого рожна им взыскалось в пустынных высотах? И глупому ясно, что нигде их не ждут с медовыми лепёшками и родниковой водой.
Но раз есть непройденная дорога, её надо пройти. Об этом никто не думал, но все шли.
И вот, как то бывает только в жизни, очередной ничем не примечательный шаг оказался последним. Вместо нового подъёма, крутого или пологого, впереди оказался обрыв, спадающий на непредставимую глубину, в которой яростно синело море. Обрыв казался вовсе не таким крутым, как пророчил маг Гордион, при должном старании туда можно было спуститься. Но обученные недоброй природой люди не торопились нырять в неведомую голубизну. Всем сначала хотелось посмотреть, что их там ожидает.
Палатки разбивать не стали, просто уселись, глядя в голубеющую даль.
Даль была столь безмятежна, что в любую минуту можно было ожидать, как оттуда вынырнет нечто убийственное.
Предупреждало о таком предчувствие, оберегающее чародеев, позволяющее выживать на окраинах проклятого леса. Слишком уж лазурна была вода или то, что наполняло море вместо воды. Покрытые нежнейшей зеленью острова были разбросанные в голубом просторе, очень напоминали весеннюю зелень запретного леса.
Никто из горных колдунов не умел плавать, но Арчен чувствовал, что если понадобится, то они доплывут или долетят или попросту дойдут пешком по водной глади и ступят на берег этих чудесных островов.
— Вот бы там жить, — тихо произнесла Крин.
— Присмотреться надо, — сказала осторожная Мурава.
Арчен и Кудря сидели рядом, свесив ноги с обрыва, разглядывали ближайший, самый большой остров и думали о совершенно разных вещах.
Кудря мечтал о Луре, которая единственная не видела, как растут арбузы, поэтому ему представлялись поля, где безо всякого волшебства будут расти арбузы и всё то, о чём Кудря лишь слышал, но в глаза не видал. Всё это он будет выращивать и приносить Луре. А волшебные умения, да пропади они пропадом! Луру и её близких он будет слышать и так, а все остальные: люди и колдуны пусть остаются по ту сторону гор.
Арчену представлялся лес, дикий, но чистый, полный дивных зверей и благоуханных трав. Он будет ходить на охоту, не с махайром, махайр — орудие войны, а с каким-то другим оружием, которое он ещё не придумал. А Крин и мама станут с торбами бродить по роще, собирать лекарственные травы и ягоды. Крин рассказывала, что есть ещё какие-то грибы, не пузырящиеся поганки, какими зарос запретный лес, а грибы настоящие. Их они тоже будут собирать. А Лура и Пася будут попросту носиться среди прекрасных деревьев, где им никто не сможет угрожать.
О чём думали остальные, не скажет никто. Женские мечты — тайна, и никакой Кудря в них не проникнет.
Мурава сидела, приобняв Луру и Крин. Когда нет даже убогого шалашика, который мог бы считаться домом, это был единственный способ создать подобие безопасности и уюта.
Пася отбежала чуть в сторонку, присела на выступ скалы и заиграла на флейте, с которой теперь не расставалась. И если первые её попытки извлечь музыку напоминали скорее упражнения новичка, гаммы, нежели концерты, то уже через несколько дней заливистые трели серебряной дудочки стали удивительно разнообразны и мелодичны. Ученик музыканта в далёкой столице потратил бы на это годы, но волшебники учатся быстро, было бы желание.
— Пасенька, — спросила Мурава, — как ты полагаешь, тебя внизу слышат?
— Нет, — неожиданно коротко ответила Пася.
— Некому там слышать, — добавил Кудря. — Я столько времени вслушиваюсь, никто там не мечтает, не думает ни о чём. Как есть — пустая земля.
— Вот и хорошо, — вступил в беседу Арчен. — Не придётся ни с кем договариваться, ссориться, мириться. Придём и будем жить безо всяких расколдовок.
— Негде там жить, — произнесла Пася, пряча на груди флейту. — Я дудела, мне никто не отвечал. Есть только эхо, его-то я слышала. А больше, там никого, ни живого, ни мёртвого. Видите, какая синяя вода? Такая только в сказочном Окаян-море бывает. Вы-то маминых сказок не слыхивали, а она, как начнёт настои против лихорадки готовить, так завсегда рассказывает: «На море-Окаяне, на острове Буяне…». Вот вам эти острова, каждый как есть буян. Как начнёт буянить, не хотела бы я там очутиться.
— Так ведь сказки это… — неуверенно произнёс Арчен. — А на самом деле там никто не бывал.
— Сказочники — удивительные люди, — пояснила Мурава. — Им вовсе не обязательно где-то бывать. Они не чародеи и не умеют колдовать, но зато они предсказывают то, чего не знают другие. И чем лучше сказитель, тем точней и правдивей сбывается то, что он придумал.
— Нет, чтобы этим предсказателям напророчить нам блаженную страну, где не Окаян-море расстилается, а реки текут молоком и мёдом, — проворчал Кудря, огорошенный Пасиными предсказаниями.
— Молоко в реке скиснет, — вздохнула Крин.
— А ты, Лурочка, что скажешь? — спросила Мурава.
Лура долго молчала, потом сказала тихонько:
— Давай, уйдём отсюда. Я боюсь.
— Кого боишься? Того, кто там прячется?
— Нет. Того, кого там нету.
— Значит, так, — постановила Мурава. — Собираться нам не надо. Решаем, куда — и идём. А тут мы ничего не высидим, холодно на ветру.
— Что же нам, назад идти? Стоило тогда через горы рваться…
— Ничего. Никакое дело впустую не делается. Теперь мы знаем, что наше селение и впрямь на краю света стоит, и выжить там могут только колдуны.
— Стояло на краю света, — поправил Арчен. — А колдуны, как видим, выжить не сумели.
— Мы, шесть человек, живы и сдаваться не собираемся, — отчеканила Мурава. — Значит, никуда колдуны не делись. Придёт время, всё селение отстроим.
— Так нам солдаты и позволят.
— Ты думаешь, к тому времени, когда мы вернёмся, там ещё будут солдаты? Ведь им придётся исправлять городьбу, заготавливать колья, а они этого не умеют. На них наведёт ужас брюхоед и чащобный жаб, хотя куда страшнее плачея. Они станут заражаться один за другим и мереть без счёту. Выживут немногие, которые принесут в долину ужасные истории. Думаю, много лет мы будем жить бестревожно, хотя нам придётся потрудиться, чтобы очистить нашу землю.
— То есть, по-твоему, мы могли отсидеться в лесу, ожидая, пока солдаты уйдут…
— Вряд ли. Я ведь не только солдат знаю, но и родного сына. Ты бы на месте не усидел, и втравил нас в какую-нибудь историю. А тут покуда ничего страшнее хищных цыплаков не было. Кроме того, теперь мы знаем, что по ту сторону гор людям пути нет.
Мурава могла бы добавить, что дальняя дорога нужна не только непоседливому Арчену, но и Луре. Сидя в шалаше великой волшебницей не вырасти, золотой шлёндер так и останется единственным чудесным воспоминанием. Настоящая фея должна летать по миру и заглядывать за границы, положенные человеческому взгляду.
— Может быть, всё не так плохо? — предположил Арчен. — Спустимся вниз к воде, поглядим. Быть может и там найдётся дорога?
Густой гул прервал его слова. Внизу, где на бирюзовой глади раскинулись изумрудные острова, обнаружилось движение. Один из островов, крупный, но не самый большой, безо всякой видимой причины канул в глубину, не оставив на поверхности ничего, кроме пены. Ухнул удар, взмученная волна побежала во все стороны разом. Возле островков они бурно вздымались, перехлёстывая пятно зелени и смывая всё, что там могло находиться. В несколько минуту волна достигла побережья. Мощный шлепок, так что показалось, что сейчас скалы рухнут в бурлящее месиво. Однако скалы устояли, вода была отброшена и закипела с новой силой.
— Повезло нам прийти на берег в такую минуту, — сказал Арчен. Голос его дрожал.
— Такая минута, — строго сказала Лура, — тут случается раз в три дня.
— Ты-то откуда знаешь?
— Пася напела. Она на дудочке играла, а я слушала.
Пася сидела с самым невинным видом. Ничто в ней не указывало, что она способна предсказывать подобные ужасы.
— Непросто с вами, девоньки, — проворчал Арчен.
— Зато ты у нас простец, — подхватила Морава. — Не забывайте, что мы тут все волшебники, да ещё такие, которым приходится вместе по миру бродить и вместе колдовать. Соседи наши по селению такого и близко не могли. И всё-таки, давайте мои дорогие, собираться в обратный путь. Я сразу не сообразила, а ведь мы на зубце стоим, за спиной у нас котловина, и в ней полно окатанных камней. Значит, пусть изредка, но волны через хребет перехлёстывают. Не будем дожидаться такой радости.
— А когда все острова в Окаяне потонут, что будет? — спросил Кудря и сам себе ответил: — Думаю, новые всплывут. Главное, что все они совсем никому не нужные.
В обратный путь собрались в две минуты. Задерживаться, чтобы полюбоваться, как будут всплывать новые острова, сразу ли они будут покрыты зеленью, или она возникнет потом, никто не стал. Котловину, засыпанную обкатанными камнями, проходили торопливо, а ведь по дороге туда никто кроме Муравы ни на какие камни и глазом не покосил.
Дело не в том, что идёшь вниз, спускаться порой ещё сложнее, чем карабкаться в гору, а вот идти там, где уже ходил, всегда проще.
Поглядеть со стороны, как они идут цепочкой друг за другом, впереди Арчен и замыкающим Кудря, у каждого в руке палка, которая ночью станет частью охранного частокола, кинуть взор на целеустремлённую групку, и можно утверждать, что первопроходцы бодро шагают в неизведанные дали. Хотя, кто здесь может кидать взоры? — разве что камень-глядун, если есть такой на свете. Но зато глядун ничего не способен утверждать, даже если наступишь ему ненароком на неморгающий глаз. Поэтому никто не расскажет, что шестеро возвращаются, откуда нет возврата.
У всех, даже у Луры, за спиной котомка с разным волшебным и обыденым скарбом. Что за скарб спрятан в мешках у волшебников, не скажут ни люди, ни звери, ни другие волшебники, даже самые проницательные.
Живой ногой дошли до утёса, где состоялась битва с цыплячими шарами. Сражение выдалось памятным, у всех лица и руки изодраны в кровь. Хорошо хоть глаза уберегли. Тогда было два шара, а теперь по площадке бродила слетевшаяся стая: шесть или даже семь штук, сходу не разберёшь. Но, как говорится, знакомого врага бить легко.
— Кыш! Кыш! — закричала Лура и, размахивая палкой, кинулась на пернатых.
Шары послушно шарахнулись, встали на крыло и потянули куда-то в сторону.
— Жаль, когда туда шли, не проверили, может их есть можно. Тут птичьего мяса накромсано, страшно смотреть, сколько. Но теперь, небось, всё стухло.
— Не стухло, — ответили Мурава, — на таком-то холоду. Но есть их нельзя, мы с Крин смотрели. Стервозное у них мясо, отравиться можно.
— Зато пух у цыплаков чудесный, — добавила Крин. — Этот пух спрясть и вязать: шарфики, носочки, им цены не будет.
— Ага! — согласился Арчен. — Начнём ходить через запретный лес, через горные луга, будем взбираться на утёс, драть пух с цыплачьих шаров… Таким шарфикам и впрямь цены не будет.
Посмеялись и начали спускаться с обрыва. Кудря скинул с плеча моток верёвки, с которым не расставался, но которую так и не сумел окунуть в бирюзовые воды Окаяна. Прогнал верёвку сквозь кулак, проверяя прочность. Заколдованный шнур мог выдержать десятикратный вес всего отряда.
Один конец Кудря вростил в камень, другой сбросил вниз. Длины хватило с избытком. Кудре никто не помогал, если волшебник взялся что-то делать, чужая помощь будет только мешать.
Первым спустили вниз Арчена, который не заметил никакой опасности. Затем переправили имущество отряда, следом поехала Крин. Затем по очереди спустили детей. Мурава строго приказала девчонкам во время спуска зажмуриться и по сторонам не глазеть, но, конечно, её никто не послушал. Сама Мурава тоже глаз не закрывала, высматривая возможную опасность.
Последним соскользнул вниз Кудря. Будь верёвка, за которую он держался, просто верёвкой, а ладони его просто ладонями, Кудря стёр бы руки до кости, а так он легко спрыгнул на землю, потеребил малость конец шнура, и тот послушно упал возле ног, словно и не был только что закреплён на верхушке утёса.
Кудря скатал верёвку, забросил на плечо, хотя больше она не должна была потребоваться. Но что сделано, то нажито, а если бросать сделанное, то можно и пробросаться. Всё-таки, Кудря не зря был последышем самой богатой семьи в селении.
Всё собрано, можно отправляться в путь. Впереди за зеленеющим склоном горного луга мрачно чернеет запретный лес, позади сахарными головами поднимаются заснеженные пики хребта, отсекающего живой мир от Окаян-моря. Но там, где горная цепь продавливалась перевалом, клубилось жёлтое облако, словно ветер нёс пыль или вообще неясно что.
Сразу вспомнилось, как даже от малого облачка бежали искристые скакуны. А сейчас в округе, сколько хватает глаз, уже нет никого; разбежались все, лишь мертвенная желтизна ширится, пухнет, захватывает небо, огромная, не оставляющая никакой надежды, что она пройдёт стороной.
Путешественники кинулись было бежать, но быстро поняли, что от тучи им не уйти, она наверняка их накроет. Главное, совершенно неизвестно, что это такое, чего от него ждать. Скорей всего, это запоздалый выдох Окаяна, который на их глазах поглотил большой остров. Но и в этом случае никто не скажет, чем грозит жёлтая туча. Местная живность убралась куда подальше, значит, ничего доброго туча не несёт.
Первой безвыходность ситуации поняла Мурава.
— Ставим палатку! — закричала она.
Палатку раскинули в три минуты, даже защитную городьбу успели воткнуть, хотя, как она может помочь против ненастья, не сказал бы никто.
На крошечном бугорке, где не зальёт дождевой водой, успели растянуть навес. Вбились под его ненадёжную защиту и даже вещи втащили, уселись, прижавшись друг к другу, и небо тут же прорвало, хлынули вниз потоки желтоватой жидкости. Конечно, это была не вода. Тонкое зловоние пропитало всё вокруг. Свежая трава стала серой, пожухла и повалилась.
— Смотри! — кто-то из шестерых произнёс это слово, остальные увидели.
Комья тьмы или слитки грязи постепенно окружали хилый частокол, ослабленный бесконечной перестановкой жердинок с места на место. Кого-то из этих комков защита отбрасывала, но другие приникали к жердинкам, протискиваясь меж ними и, наконец, первый ком скакнул внутрь защитного круга.
Арчен схватил махайр и выскочил из под навеса под струи дождя. Кудря, с коротким мечом последовал за ним.
— Куда? — закричала Мурава.
— Это чащобный жаб! Они рождаются от жёлтого ливня!
На них вправду наползало множество крошечных, на глазах рождающихся чащобных жабов. Они ещё никого не могли проглотить, но были вполне ядовиты, а значит, опасны.
Остриё махайра рассекло новорожденного гада, а надёжный, купленный в лавке, башмак раздавил его, размазав пузырящиеся внутренности.
Вдвоём Арчен с Кудрей быстро очистили площадку от ползущих жабов, и лишь потом заметили, что ливень иссяк. Небо заголубело, но над перевалом по-прежнему кипели нехорошие тучи.
— Уходить надо. Быстро… — сказал Арчен и сел в траву.
Кудря уселся рядом, склонив голову на плечо товарища.
— Что с вами? — всполошилась Мурава.
— Всё в порядке. Только спать хочу.
Через минуту оба парня безмятежно спали, среди всеобщего развала. Над перевалом клубились тучи, обещая новую порцию смертельного дождя.
— Девчонки, мигом собираемся! — крикнула Мурава. — Крин, помогай!
Шесть лет назад бегущая из долины Мурава видела, как явившиеся из столицы каратели уводили пленников, связав их вместе длиннейшей верёвкой. Люди шли на смерть, и никто не мог остановиться или хотя бы упасть на дорогу. Никакое самое бесчеловеческое знание не пропадает зря. Сегодня потребовалось то, чего лучше было бы не знать.
Закаменев лицом, Мурава вязала узлы. Спасибо Кудре, сохранившему бесконечно длинную верёвку. Обвязать вокруг пояса Кудрю, на два шага впереди также связать Арчена, а совсем впереди привязала себя Мурава. Рукам доверия нет, руки могут ослабнуть, а верёвка, обвившаяся вокруг пояса, никуда не денется. Замыкающей шла Крин. Её Мурава тоже привязала мёртвым узлом.
— Девочки, ну-ка пособите парней поднять! Дружно встали и пошли!
Увидать такое и навеки тронуться умом.
По высокогорному лугу, сплошь заляпанному ядовитой отрыжкой Окаян-моря, движется цепь связанных верёвкой людей. Открывают и замыкают процессию две женщины. В руках у них оружие, на плечах вязанки заговорённых тычин. Верёвки стягивают пояс, заставляя шагать тех, кто посередине. Двое совсем молодых парней машинально переставляют ноги. Они спят, добудиться их невозможно, но верёвка тащит, и они идут. С каждым шагом ближе чёрная громада запретного леса, страшного, смертельно опасного, спасительного.
Вот заросли кустарников, купы ползучего можжевельника, кусты жёлтой акации, а следом и большие деревья.
— Крин, видишь горушка? Туда заворачивай, там посуше. Мальчишек укладывай, где придётся, потом перетащим получше, а пока бери Пасю и бегите за можжевельником для подстилки. Можжевельник чистый, в нём никакой заразы не бывает.
— Мне верёвку не распутать.
— Некогда возиться, Просто обрежь.
— Мама, а мне что делать?
— Ты присматривай, где старый кедрач растёт. Он тоже чистый. Ветер был сильный, должно много лапника нападать. Будем шалаш ставить. Жаль навес под дождём остался.
Через полчаса подобие лагеря было готово. Арчен и Кудря лежали вверх бледными с желтизной лицами, дыхание было почти незаметно. Мурава склонилась над сыном.
— Арчи, ты уже, вроде, выспался. Давай, потихоньку просыпайся.
— Они не проснутся, — сипло сказала Пася. — Жёлтый дождь из них всю жизнь вымыл. День или два они будут так лежать, а потом тихонько во сне умрут.
— Пасенька, как ты можешь такое говорить?.. — Я не говорю, я знаю. Мама умерла, теперь я буду лекаркой. Я покуда скверная лекарка, я не умею такое лечить и не знаю, вылечивается оно или нет. Но как умирают от жёлтого дождя, я уже знаю.
Пася упала лицом в колючие ветви, принялась отчаянно бить кулачками по земле:
— Ну, зачем, зачем я это знаю?!.
Теперь у Муравы появилась забота — успокоить бьющуюся девочку.
На запретный лес быстро опускалась ночь. Невнятные пятна мерцали в темноте. Они не позволяли ничего рассмотреть, лишь дразнили усталые глаза. Во тьме что-то вздыхало, хлюпало, тихонько плакало, на миг замирало, словно подкрадываясь, потом отзывалось совсем близко. Обычно этого шепотка в лесу не услышишь, но сейчас жёлтый ливень выплеснул в чащу множество новорожденных монстриков, и в эти минуты они утверждали своё право на жизнь, стараясь сожрать иных и прочих. Они издали чуяли сладкое человеческое мясо и старались поскорей напасть.
В крошечном на скорую руку слепленном шалашике спят только Арчен и Кудря. Спят беспробудным сном, больше похожим на смерть, чем на человеческую дрёму. Остальным в эту ночь не до сна. Лура, осунувшаяся, вовсе не похожая на пятилетнюю девочку, сидит в изголовье у бесчувственных парней. В руке у Луры палочка из светлого берёзового дерева. Неведомо как ничем не примечательная палочка сохранилась, пройдя через все перипетии последних дней. Хотя, разве бывают палочки ничем не примечательные? Когда-то на ней восседал леденцовый василиск, слаще которого нет на свете. Его подарил Луре старший брат, а когда злые мальчишки отняли василиска, Кудря, в ту пору ещё не знакомый, вернул сокровище хозяйке. Теперь Лура проводила сладким воспоминанием по бледному лбу Арчена и бледному лбу Кудри, которым осталось жить… кто знает, сколько им осталось жить?
— Вы спите, а завтра вы проснётесь не просто живыми, но здоровыми. И мы пойдём дальше. А ночью нас никто-никто не тронет.
Крин сжалась в комок, слушает и верит.
Мурава не слышит заклинаний дочери. Она сидит напружиненная, готовая всеми невеликими силами защищать свою сборную семью. Ночь, время, когда силы враждебные человеку, вылезают… нет, не на свет, а на тьму.
И только Пася, отплакав своё, вернулась к прежнему призванию. Тихонько-тихонько, чтобы никто не заметил, она раздвигает кедровые ветви и выглядывает наружу.
Беззвёздное молчание, низкие тучи, в горах они и не бывают высоко, а над самыми вершинами кедров витает огромный светящийся петух со змеиным хвостом. Он окидывает огненным взором окрестности и порой склёвывает что-то невидимое Пасе.
— Тётя Мурава, чо скажу… Ты ложись и спи спокойно. Сеночь у нас такой защитник, лучше не бывает.