Город Бесконечной Ночи

10

Через час Пендергаст вернулся в свои апартаменты в «Дакоте». Это его жилище представляло собой три объединенные квартиры с видом на Сентрал-Парк-Вест и Семьдесят вторую улицу.

Несколько минут агент беспокойно метался по комнатам: брал в руки предметы искусства, но почти сразу же возвращал их на место, бесцельно и нервно ходил из стороны в сторону. В конце концов, он остановился, налил себе стакан хереса, но по растерянности оставил его нетронутым в буфете. Его не покидало странное чувство непривычного опустошения: в последние несколько дней он едва ли получил удовольствие от любимого дела, которое ранее вызывало у него неподдельный интерес, будоражило воображение и приносило удовлетворение.

Встреча с Лонгстритом и того сильнее выбила его из колеи. Даже не встреча как таковая, а, скорее, проникновенные и до боли раздражающие замечания, которыми сдобрил ее Говард:

«Я же вижу, что ты сам на себя не похож».

Вспомнив эти слова старого друга, он нахмурился. Он знал из учения Чонгг Ран, что мысли, которые ты более всего пытаешься подавить, будут настойчиво возникать сами по себе вопреки твоей воле. Лучший способ не думать о чем-то — это полностью овладеть этим, а затем выработать к этому равнодушие.

По пути из помещений общего пользования к своим частным комнатам, Пендергаст забрел на кухню, где провел короткую дискуссию на языке жестов со своей глухонемой экономкой мисс Ишимура о меню сегодняшнего ужина. Обсудив несколько вариантов, они в конечном итоге сошлись на блинах okonomiyaki из картофельного теста с осьминогами и свиной грудинкой.

Прошло более трех недель с тех пор, как подопечная Пендергаста Констанс с категоричным заявлением покинула их дом 891 по Риверсайд-Драйв, и отправилась жить к своему маленькому сыну в уединенный монастырь в Индии. После ее ухода Пендергаст погрузился в нехарактерное для него эмоциональное состояние. Но шли дни и недели, и голоса в его голове — поначалу звучащие так громко — к этому моменту один за другим утихли, оставив только один голос — голос, который он хорошо знал и который лежал в основе его странного беспокойства.

«Можешь ли ты любить меня так, как я того желаю? Нуждаться во мне так же, как я нуждаюсь в тебе?»

Он оттолкнул этот голос с внезапной вспышкой гнева.

— Я с этим справлюсь, — пробормотал он, пытаясь убедить самого себя.

Выйдя из кухни, он по коридору добрался до крошечной аскетично обставленной комнаты без окон, которая мало чем отличалась от монашеской кельи. В ней был только простой нелакированный деревянный стол и стул с прямой спинкой. Пендергаст сел, открыл один из ящиков стола, после чего аккуратно, по очереди, извлек три предмета, которые в нем находились, и расположил их на столе: записная книжка в твердой обложке, камея и гребень. Несколько минут он сидел неподвижно и последовательно рассматривал каждую вещь.

«А я… я люблю тебя. Но ты ясно дал понять, что не отвечаешь мне взаимностью».

Записная книжка была изготовлена во Франции и переплетена в оранжевый итальянский кожзаменитель, она состояла из листов пергаментной бумаги «Клерфонтен»[10], идеально подходившей для авторучек. В течение последних десяти лет Констанс пользовалась исключительно такими — с тех самых пор, как почтенный английский поставщик записных книжек с кожаной отделкой, которые она всегда предпочитала, ушел из бизнеса. Пендергаст забрал его из ее тайных апартаментов, скрытых в подвале особняка: это был ее последний дневник, так и недописанный — прерванный из-за ее внезапного отъезда в Индию.

Он еще не открывал его.

Затем он обратил внимание на антикварный черепаховый гребень и старую элегантную камею в оправе из восемнадцатикаратного желтого золота. Он знал, что последняя была вырезана из ценного сардоникса[11] Cassis madagascariensis.

Оба предмета были любимыми вещами Констанс.

«Зная то, что знаю я, сказав друг другу все то, что мы только что сказали, продолжать жить под этой крышей, было бы для меня невыносимо…»

Забрав со стола все три вещи, Пендергаст вышел из комнаты, прошел по коридору и открыл дверь, ведущую в третью и наиболее уединенную часть апартаментов. За дверью находилась небольшая комната, которая заканчивалась седзи — раздвижной перегородкой из дерева и рисовой бумаги. А за седзи размещался скрытый глубоко за массивными стенами старого и элегантного жилого дома чайный сад, воссозданный Пендергастом по самым строгим стандартам.

Он медленно закрыл за собой перегородку и замер, слушая мягкое воркование голубей и вдыхая запах эвкалипта и сандалового дерева. Все это — изящная дорожка из плоских камней, лежащая перед ним, карликовые сосны, водопад, тясицу или чайный домик, который стоял наполовину скрытый в зелени — выглядело слегка размытым в туманном, рассеянном свете.

Наконец, он прошел по дорожке, миновал каменные фонари и направился к чайному домику. Низко пригнувшись, он вошел в тусклые пределы тясицу. Агент закрыл за собой садоу-гути, аккуратно положил три предмета, которые принес с собой, затем огляделся, убедившись, что для чайной церемонии есть все необходимое: мизусаши, бамбуковые метелочки, ложки, мангал, железный чайник кама. Он поставил чайную чашу и емкость с порошком маття[12] на свои места и сел на татами.

В течение следующих тридцати минут он полностью погрузился в церемонию: по традиции, сначала, он символически очистил всю используемую утварь, нагрел воду, прогрел чайную чашу тяван, и только потом, насыпал строго отмеренную порцию маття и залил ее кипятком. И наконец, после того, как с почти трепетной точностью были завершены последние приготовления, он попробовал чай, дегустируя его небольшими глотками. И как только он это сделал, то позволил — впервые за почти месяц — весу печали и вины полностью завладеть его разумом и постепенно, медленно покинуть его.

Наконец, спокойствие и эмоциональная стабильность были восстановлены, и он внимательно и размеренно провел заключительные этапы церемонии, в конце повторно очистив инвентарь и вернув все на свои надлежащие места. Теперь Пендергаст снова обратил внимание на три предмета, которые с собой принес. Через мгновение он потянулся к записной книжке и в первый раз — наугад — открыл ее и позволил себе прочитать только один абзац записей. И тут же через рукописные слова пред ним предстала личность Констанс: ее саркастический тон, ее холодный разум, ее немного циничное и слегка жутковатое мировоззрение — все это с налетом взглядов и нравов девятнадцатого века.

Пендергаст с большим облегчением обнаружил, что теперь может читать ее дневник с определенной долей отстраненности.

Он аккуратно положил записную книжку рядом с гребнем и камеей: простые, пустые стены и пол этого тясицу казались на тот момент самым подходящим для них местом, и, возможно, в недалеком будущем он снова вернется сюда, чтобы поразмышлять о них и об их владелице. Но в настоящий момент у него были более насущные дела.

Агент покинул чайный домик, прошел по дорожке из камней, вышел из сада и быстрым твердым шагом миновал длинную череду коридоров, достигнув входной двери. Как только он там оказался, то сразу же вынул из кармана пиджака свой мобильный телефон и быстро набрал номер.

— Винсент? — сказал он. — Если вас не затруднит, давайте встретимся в особняке Кантуччи. Я готов провести осмотр, о котором вы мне говорили.

И затем, вернув телефон на место, он надел пальто из шерсти викуньи и вышел из квартиры.