Город Бесконечной Ночи

66

Д'Агоста не спеша шел следом за Пендергастом по квартире Антона Озмиана в Тайм-Уорнер-Сентер. Как и огромный офис магната на Нижнем Манхэттене, его огромный кондоминиум с восемью спальнями находился практически в облаках. Только вид был другим: вместо гавани Нью-Йорка, снаружи и ниже его окон лежали игрушечные деревья, газоны и извилистые дорожки Центрального парка. Казалось, Озмиан отвергал такую банальность жизни, как проживание на уровне моря.

Команда криминалистов уже давно пришла и ушла. Нашлось очень мало свидетельств убийства Грейс Озмиан, которые можно было бы задокументировать, и теперь здесь осталось только несколько экспертов полиции Нью-Йорка, фотографирующих здесь и там, делающих записи и переговаривающихся между собой шепотом. Пендергаст с ними даже не разговаривал. Он прибыл с длинным рулоном архитектурных чертежей под мышкой и с небольшим электронным прибором — лазерной линейкой. Сейчас он разложил планы на черном гранитном столе, находящемся в огромной гостиной — индустриальный стиль кондоминиума был похож на дизайн офисов «ДиджиФлуд» — и стал их очень подробно изучать, время от времени выпрямляясь, чтобы окинуть взглядом окружающую его комнату. Наконец, он поднялся и измерил комнату с помощью лазерной линейки, обошел несколько соседних помещений, сделав замеры и там, после чего возвратился.

— Любопытно, — заметил он.

— Что? — спросил д'Агоста.

Но Пендергаст отвернулся от стола и подошел к длинной стене, заставленной полированными книжными шкафами из красного дерева, которые здесь и там перемежались предметами искусства, стоящими на постаментах. Он медленно прошествовал вдоль книжных шкафов, затем отступил на минутку, как дилетант, изучавший в музее картину. Д'Агоста наблюдал за агентом, одновременно недоумевая, что именно тот задумал.

Два дня назад, когда Пендергаст появился за несколько минут до того, как лейтенант собирался взлететь на воздух, д'Агоста в основном чувствовал огромный прилив облегчения оттого, что он, в конце концов, не умрет самым унизительным и позорным способом. С тех пор у него было много времени обдумать случившееся, и его чувства заметно усложнились.

— Хм, послушайте, Пендергаст… — начал он.

— Одну секунду, Винсент.

Пендергаст снял с подставки небольшой римский бюст, а затем вернул его на место. Он продолжил дальше исследовать ряд книжных шкафов — нажимая тут, надавливая там. Через несколько секунд он остановился. Один из предметов особенно привлек его внимание. Он потянулся к нему, снял и заглянул в пустой отсек, оставшийся под ним. Он засунул руку в пустоту, что-то нащупал и, видимо, нажал. Послышался громкий щелчок замка, а затем вся секция книжного шкафа отъехала вперед, отделившись от стены.

— Напоминает ли это вам некую библиотеку, которую мы оба хорошо знаем, а, Винсент? — пробормотал Пендергаст, настежь распахивая полку на хорошо смазанных петлях.

— Что за чертовщина?

— Некоторые несоответствия в чертежах этого кондоминиума заставили меня подозревать, что здесь может находиться потайная комната. Мои измерения доказали это. И эта книга… — он поднял потрепанный экземпляр «Людоедов из Цаво» Дж. Г. Паттерсона, — казалась слишком громкоговорящей, чтобы ее можно было не заметить. Что касается того, что я нашел — разве вы не думаете, что до сих пор в этой головоломке отсутствует один большой фрагмент?

— Хм, нет, не совсем.

— Нет? А что насчет голов?

— Полиция думает… — д'Агоста ошеломленно замолчал. — О Господи. Только не здесь.

— О, да! Здесь!

Вытащив из кармана фонарик и включив его, Пендергаст зашел в темное пространство, притаившееся за откидным книжным шкафом. Подавив чувство страха, д'Агоста последовал за ним.

Маленькая ниша привела их к двери из красного дерева. Пендергаст открыл ее, явив небольшую комнату неправильной формы, шириной около шести футов и длиной пятнадцать футов, с деревянной обшивкой и персидским ковром. Когда луч фонаря агента обвел комнату, взгляд д'Агосты сразу же захватило причудливое зрелище: на правой стене была установлена серия мемориальных досок и на каждой из них стояла человеческая голова. В этой экспозиции все выглядело странным и застывшим в своей неподвижности совершенства: красиво сохранившиеся головы, блестящие стеклянные глаза, свежая, естественного цвета кожа, тщательно расчесанные и уложенные волосы, вощеные лица и — что смотрелось особенно гротескно — небольшая улыбка… выражение, которое Палач придал каждой из своих жертв. В воздухе висел запах формалина.

Под каждой мемориальной доской была привинчена небольшая латунная табличка, с выгравированным на ней именем. Несмотря на охватившее его омерзение, д'Агоста в то же время испытывал некое чувство очарования и последовал за агентом ФБР к жуткой стене небольшой тайной комнаты.

«ГРЕЙС ОЗМИАН» прочитал он на табличке под первой головой: девушка, крашеная блондинка с удивительно красивым лицом, красной помадой и зелеными глазами.

«МАРК КАНТУЧЧИ» прочитал он мемориальную надпись под второй головой: пожилой, седой, грузный мужчина с карими глазами и странной, кривоватой улыбкой.

Вереница выставленных голов все продолжалась, уводя своих зрителей вглубь секретной комнаты, пока они не добрались до единственной пустой мемориальной доски. Под ней так же была латунная табличка.

«АЛОИЗИЙ ПЕНДЕРГАСТ» прочитал лейтенант надпись, выгравированную на ней.

В дальнем конце комнаты стояло шикарное кожаное кресло с небольшим столиком рядом с ним, на котором стоял хрустальный графин и бокал для бренди. Рядом со столом возвышалась стеклянная лампа Тиффани. Пендергаст подошел к ней и, потянув за шнур, включил ее. Комната внезапно осветилась мягким светом, шесть выставленных голов, отбросили на потолок чудовищные тени.

— Комната трофеев Озмиана, — пробормотал Пендергаст, возвращая фонарик обратно в карман.

Д'Агоста сглотнул.

— Сумасшедший сукин сын.

Он не мог оторвать глаз от пустой мемориальной доски в конце ряда — той, которая была предназначена для Пендергаста.

— Сумасшедший, да, но надо отдать должное, это был человек необычайного криминального мастерства — крушил защиту, скрывался на виду, исчезал почти бесследно. Возьмите, к примеру, очень дорогую силиконовую маску, которую он, должно быть, использовал для того, чтобы сыграть роль Роланда МакМерфи. Дополните эти навыки чрезвычайным интеллектом, полным отсутствием сострадания и сочувствия и высокой степенью амбиций, и вы получите психопата высшей категории.

— Но кое-чего я все-таки не понимаю, — сказал д'Агоста. — Как он забрался в дом Кантуччи? Я имею в виду, что таунхаус жертвы представлял собой крепость: и специалист по безопасности Марвин, и все остальные утверждали, что только работник «Шарп и Гунд» мог пройти мимо сигнализацию и датчиков.

— Это не так уж сложно для такого компьютерного гения, как Озмиан, в полном распоряжении которого в любое время дня и ночи была целая команда хакеров, не просто очень хорошо оплачиваемых, но и подвергавшихся шантажу со стороны своего работодателя за их предыдущие хакерские преступления. И все это происходило в одной из самых продвинутых и мощных интернет-компаний мира, имеющей доступ ко всем новейшим цифровым технологиям. Посмотрите, что он и его люди сделали, чтобы оклеветать этого репортера, Гарримана. Дьявольски выдающаяся работа. Наличие под рукой такого мозгового центра, сделало бы проникновение в резиденцию Кантуччи не таким уж трудным делом.

— Да, это имеет смысл.

Пендергаст повернулся, чтобы уйти.

— Хм, Пендергаст?

Агент повернулся.

— Да, Винсент?

— Я думаю, что я должен перед вами извиниться.

Пендергаст вопросительно изогнул брови.

— Я был глуп, я отчаянно нуждался в ответах — все, начиная мэром и заканчивая всеми остальными, обещали надрать мне задницу… Я повелся на эту проклятую теорию мотивации репортера. И затем я отмахнулся от вас, когда вы попытались предупредить меня, что она была ошибочной…

Пендергаст вскинул руку, пытаясь заставить его замолчать.

— Мой дорогой Винсент, теория Гарримана на самом деле выглядела весьма привлекательно и отвечала всем фактам, но дальше этого дело не зашло, и вы не были единственным, кто принял ее. Урок для всех нас: все не так, как кажется.

— Это точно, — д'Агоста кивнул на ужасный ряд трофейных голов. — Я и за миллион лет не додумался бы до этого.

— Поэтому наш отдел поведенческого анализа не смог составить профиль убийцы. Потому что он не был, психологически говоря, серийным убийцей. Фактически он был sui generis.

— «Милый, добрый»? Вы о чем? Что за хрень?

— Просто старое латинское высказывание. Оно означает «уникальный, единственный в своем роде».

— Давайте уйдем отсюда, я не могу здесь больше находиться.

Пендергаст последний раз взглянул на пустую мемориальную доску со своим именем.

— Sic transit gloria mundi, — прошептал он на латыни.

Затем он отвернулся и быстро вышел из маленькой комнаты ужасов.

Они вернулись в обширную гостиную апартаментов Озмиана с ее прекрасными видами. Д'Агоста подошел к окну и глубоко вздохнул.

— Как бы я желал забыть некоторые вещи.

— Стать свидетелем зла — значит стать человеком.

Пендергаст присоединился к нему у окна, и они некоторое время просто молча любовались видом. Зимний пейзаж Нью-Йорка был залит бледно-желтым светом умирающего дня.

— Как это ни странно, но этот осел Гарриман был прав в отношении богачей, разрушающих этот город, — сказал д'Агоста. — Это даже в некотором роде смешно, что убийца оказался одним из них — очередным супер-богатым, отъявленным ублюдком, получавшим свои радости за счет жизни всех остальных. Я хочу сказать, вы только взгляните на это место! Оно вызывает у меня тошноту: все эти надменные задницы в своих пентхаусах, уверенные в том, что они господствуют над городом, только потому, что имеют лимузины, шоферов и дворецких…

Его голос внезапно оборвался, и он почувствовал, как его лицо заливает яркий румянец.

— Простите. Вы же знаете, что я не имел в виду лично вас.

И тут он впервые услышал смех Пендергаста.

— Винсент, если перефразировать высказывание одного мудреца: «важно не содержание банковского счета, а важен сам характер». Пропасть между богатыми и рядовыми обывателями — ложная дихотомия[44] — и она-то и скрывает настоящую проблему: в мире много злых людей, как богатых, так и бедных. Вот это и есть реальная пропасть — между теми, кто стремится делать добро, и теми, кто заботится только о себе. Деньги всего лишь усиливают вред, который могут нанести богатые, и, конечно же, позволяют им проворачивать свои темные делишки и злодеяния на виду у всех нас.

— Так в чем же ответ?

— Перефразирую другого мудреца: «Богатые всегда будут среди нас». Получается, что на этот вопрос нет однозначного ответа. Мы можем лишь постараться не использовать наши деньги в качестве инструмента угнетения и подрыва демократии.

Д'Агосту удивило то, куда завели их эти странные рассуждения.

— Да, но этот город, Нью-Йорк, меняется. Теперь только богатые могут позволить себе Манхэттен. Бруклин и даже Куинс катятся к тому же. Где обычные работяги, как я, будут жить через десять, двадцать лет?

— Для этого есть Нью-Джерси.

Д'Агоста вздохнул.

— Вы шутите, не так ли?

— Боюсь, что комната ужасных трофеев вызвала у меня неуместный сарказм.

Д'Агоста немедленно все понял. Это напомнило ему тех судмедэкспертов, которые, находясь рядом с выпотрошенной жертвой, лежащей на каталке, травили шутки о спагетти и фрикадельках. Так или иначе, им просто было жизненно необходимо неким образом изгнать ужас того, что они только что видели, и это достигалось неуместными шутками.

— Вернемся к делу, — поспешно сказал Пендергаст, — я должен признаться, что чувствую себя поверженным и получившим по заслугам.

— В смысле?

— Озмиан обвел меня вокруг пальца. Пока он не попытался подсунуть нам Хайтауэра, я и не думал, что он может быть нашим подозреваемым. Это будет беспокоить меня еще очень и очень долго.