8

— Мартини?

В квартире на Пятой Авеню с окном, выходящим на Центральный Парк и водохранилище Онассис, поверхность которого блестела в лучах яркого солнца, Брайс Гарриман расположился на диване «Луис Куаторзе» со стоящим на коленях ноутбуком, под которым находилась специальная охлаждающая панель. Ноутбук, конечно же, был всего лишь декорацией — вся запись велась на диктофон, включенный на смартфоне, который был спрятан в нагрудном кармане его пиджака.

Было одиннадцать часов утра. Гарриман привык к тому, что многие пьют коктейли еще до полудня — он вырос среди людей, соблюдающих эту традицию — но конкретно сейчас он работал, поэтому предпочел бы воздержаться от алкоголя. С другой стороны, он прекрасно понял, что Изольда Озмиан, сидевшая в шезлонге напротив него, сама была не прочь пропустить стаканчик… и ему следовало поддержать это ее желание.

— С удовольствием, — согласился Гарриман. — Двойной и немного взболтать. «Хендрикс», если можно.

Он заметил, что лицо его собеседницы просияло.

— Отличный выбор. Предпочту то же самое.

Высокий, немного сутулый, мрачный дворецкий, ожидавший их поручений, кивнул в знак того, что он их понял, и — дополнительно сопроводив свой жест словами: «Да, миссис Озмиан» — с серьезным видом шумной походкой удалился за пределы видимости, исчезнув в недрах фантастически вульгарной и загроможденной квартиры.

Гарриман почувствовал свое небывалое превосходство над этой женщиной. Он собирался надавить на нее и выжать все, что только можно, потому что оно того стоило. Как он сразу понял, она была из тех людей, которые пытаются преподносить себя как представителей высшего общества, но без особенного успеха. Надо сказать, что подобного рода зрелища весьма забавляли репортера. Все в ней, начиная с окрашенных волос и чрезмерно яркого макияжа и заканчивая броскими украшениями с большими бриллиантами — которые были слишком вычурными, чтобы смотреться элегантно — вызывало в нем желание снисходительно покачать головой. Но он сдерживался, потому что его собеседница могла неправильно истолковать подобный жест. Такие люди никогда не поймут, что вульгарные бриллианты, длинные лимузины, обколотые ботоксом лица, английские дворецкие и гигантские дома в Хэмптонс являются социальным эквивалентом ношения плаката с надписью:

АЗ ЕСМЬ NOUVEAU RICHE[8].
ПЫТАЮСЬ ПОДРАЖАТЬ ВЫСШЕМУ ОБЩЕСТВУ,
НО ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ,
КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ

Сам Брайс не был так называемым nouveau riche, ему не нужны были бриллианты, дорогие машины, дома и дворецкие, чтобы сообщить о своем положении. Все, что ему требовалось, это лишь его фамилия: Гарриман. Кому было надо, тот знал его, а те, для кого это имя было пустым звуком… что ж, на них даже не стоило обращать внимания.

Он начал свою журналистскую карьеру в «Нью-Йорк Таймс», где с помощью одного лишь таланта пробил себе путь от нудной редакторской работы до колонки городских новостей. Однако небольшие претензии к его статье об инциденте, более известном как «резня в метро», наряду с тем, что ныне погибший Уильям Смитбек постоянно вставлял ему палки в колеса, привели к его бесцеремонному увольнению из «Таймс». Это был самый болезненный период в его жизни. Поджав хвост, он перебрался в «Нью-Йорк Пост», забыв о всяком достоинстве, однако вышло так, что этот шаг стал лучшим, что он сделал в своей жизни.

Вечно бдительная, постоянно сдерживающая рука главного редактора, которая часто одергивала его в «Таймс» здесь, в «Пост», давала ему куда больше свободы. Больше не было надзирателей, которые постоянно заглядывали ему через плечо на еще не дописанные статьи, мешая ему раскрывать свой писательский стиль. У «Пост» был закрепленный за этим изданием «шипящий шик», который, как Брайс обнаружил, нисколько не мешал ему работать и не причинял никакого вреда. За десять лет работы в этой газете он поднялся очень высоко — достаточно для того, чтобы стать звездным репортером, известным на весь город.

Но десять лет в журналистском деле считались довольно долгим сроком, и в последнее время его карьера пошла на спад. При всей его снисходительности, в то время как Брайс смотрел на сидящую перед ним женщину, он ощущал и прохладный ветерок отчаяния. Уже довольно долгое время он не мог разрыть ни одной громкой истории, поэтому начинал чувствовать, как его младшие коллеги дышат ему в затылок. Ему нужна была сенсация — он истово в ней нуждался! И эта история — по крайней мере, так подсказывало ему чутье, и он надеялся, что оно не ошибалось — была именно таковой. Он умел вынюхивать нужные ему подробности и навещать правильных людей. Именно таким человеком и была сидящая напротив Брайса женщина: Изольда Озмиан, бывшая модель, взобравшаяся высоко по социальной лестнице, настоящая золотоискательница, непревзойденная жена великого Антона Озмиана, которая за девять месяцев своего супружеского счастья заработала девяносто миллионов долларов на громком бракоразводном процессе. Это, как заметил Брайс, значило получать десять миллионов долларов в месяц или 333 000 долларов за секс, учитывая, что надрываться ей приходилось не часто — Озмиан был одним из тех трудоголиков, которые оставались ночевать в офисе.

Брайс знал, что обладает хорошим чутьем на сюжеты, и у этой конкретной истории были все задатки, чтобы стать поистине громкой. Но сейчас ему приходилось слишком сильно беспокоиться о своих младших коллегах в «Пост» — о тех голодных молодых турках, которые спали и видели тот день, когда Брайс сойдет с трона. Ему не повезло увидеть Озмиана, которого он так ждал, да и полицейские держались крайне скрытно. Однако проблем с тем, чтобы увидеться с Изольдой, у него не возникло. Вторая жена Озмиана излучала горьковатый запах мстительности, и у Брайса возникло предчувствие, что здесь он найдет настоящий склад ценной информации, которую Изольда была готова вывалить.

— Итак, мистер Гарриман, — произнесла она с кокетливой улыбкой, — чем я могу вам помочь?

Репортер заговорил медленно и непринужденно.

— Я ищу какую-нибудь информацию о мистере Озмиане и его дочери. Вы ведь понимаете, я делаю это исключительно с целью показать их человеческие стороны, а не просто написать о них, как о предмете сплетен. Я полагаю, после столь трагического события это будет уместно.

— Человеческие стороны? — переспросила Изольда, и ее голос прозвучал неожиданно напряженно.

О, намечается весьма интересный разговор.

— Да.

Недолгое молчание.

— Ну… я бы не стала говорить о них в таком ключе.

— Простите? — переспросил Брайс, изображая глупое невежество. — В каком ключе?

— В человеческом.

Брайс сделал вид, что делает себе пометку, тем самым давая ей время собраться с мыслями и продолжить.

— Я была такой наивной девчонкой, невинной моделью из Украины, когда встретила Озмиана, — в ее голосе зазвучала неприкрытая жалость к себе. — Он сразил меня своими ухаживаниями, великолепными ужинами, частными самолетами, пятизвездочными отелями, предложениями о работе… — она фыркнула. В ее манере говорить сквозил приятный славянский акцент, уродливо смешавшийся с выговором жителей Куинс.

Гарриман знал, что она была не простой моделью: ее обнаженные фото ходили по интернету и довольно часто встречались среди эротических картинок — и, как он подозревал, всегда будут там встречаться.

— Ах, какая же я была дура! — воскликнула она дрогнувшим голосом.

В этот момент вернулся дворецкий и принес на серебряном подносе два огромных бокала с мартини. Один из них он поставил перед Гарриманом. Изольда же сама схватила второй и, вцепившись в него, как жаждущий в пустыне, одним глотком осушила половину, так и не удосужившись, как следует насладиться достойным вкусом.

Брайс сделал глоток. Он задумался о том, что вообще Озмиан в ней нашел. Разумеется, она была чертовски красива, великолепно сложена, подтянута, спортивна и грациозна, как кошка… но ведь в мире много красивых женщин, которых он мог заполучить. Почему она? Разумеется, могли быть причины, которые становились очевидными лишь в спальне. Пока она говорила, он позволил своей фантазии разгуляться на эту тему.

— Я решила воспользоваться возможностью, — продолжала она. — Я понятия не имела, во что именно ввязываюсь. Он решил силой взять маленькую глупую девочку и раздавить ее вот так, — она схватила небольшую подушку, сжала ее, а затем скрутила и отбросила в сторону. — Вот так!

— Каков был из себя этот брак?

— Уверена, все, что вам нужно, вы можете прочитать в газетах.

И в самом деле, он и сам писал об их браке. И она хорошо это знала. «Пост» принимала ее сторону — все ненавидели Антона Озмиана. Этот человек сделал все возможное, чтобы вызвать подобное отношение к себе.

— Всегда лучше услышать информацию из первых уст.

— Он был вспыльчив! Хоспади, как он был вспыльчив! Через неделю после свадьбы — неделю! — он разгромил нашу гостиную, разбил мою коллекцию «Swarovski Kris Bear» — всю без остатка! О, тот ужасный звон, он разбил мне сердце. Антон оказался совершенно невыносим!

Брайс помнил эту историю. Это было в тот момент, когда Озмиан обнаружил ее в постели с ее тренером по Кросс-Фиту — по совместительству, ее бывшим парнем из Украины — и там даже имело место предложение, которое она сделала им обоим наутро в день свадьбы. Так что пока ничего нового. Она пыталась заявить, что он избил ее, но это было опровергнуто в суде. В конце концов, она подала на развод и развела Озмиана на девяносто миллионов долларов, что, в сущности, не было настоящим подвигом, так как он был мультимиллиардером.

Брайс подался вперед, его голос преисполнился сочувствия.

— Могу лишь попытаться представить, через какие ужасы вам пришлось пройти.

— Я должна была с самого начала догадаться обо всем, когда мой маленький Пуфи укусил его сразу же, как только увидел. А потом…

— Интересно, — мягко перебил он, уводя разговор в нужную ему сторону, — а что бы вы могли рассказать о его отношениях с дочерью? С Грейс.

— О, ну, вы, наверное, знаете, что она была его дочерью от первого брака. Она не моя, это ведь понятно. И «Грейс»! Что за имя! — она рассмеялась. — Тем не менее, они с Озмианом были близки. Оба были одного поля ягодки.

— И насколько близки были их отношения?

— Он абсолютно ее избаловал! В колледже она все время тусовалась, и смогла окончить его только тогда, когда отец подарил школе новую библиотеку! Затем он устроил ей грандиозное двухгодичное турне по Европе, во время которого она, кажется, побывала в каждой спальне континента! Еще год она провела, тусуясь на Ибице. А затем вернулась в Америку прожигать деньги папочки и я уверена, что она обеспечивала половину валового национального дохода Колумбии.

А это уже было чем-то новеньким. Во время развода дочь держалась в стороне от прессы. Даже «Пост» не стала вовлекать ребенка в настолько грязный развод. Но теперь она была мертва, и Гарриман почувствовал, что его репортерский радиолокатор начинает выдавать учащенные сигналы.

— Хотите сказать, у нее были проблемы с наркотиками?

— Проблемы? Да она была отпетой наркоманкой!

— Изредка баловалась, или у нее была настоящая зависимость?

— Она дважды побывала в реабилитационном центре, в том самом для знаменитостей в Ранчо-Санта-Фе[9]… как же его? Ах, да! «Нехоженая Тропа» — она снова издала невеселый смешок.

Мартини закончился, и дворецкий принес новую порцию. Его совершенно не заботило, что Изольда так быстро осушила свой бокал.

— И на чем именно она сидела? На кокаине?

— На всем подряд! И Озмиан позволял ей это! Превосходное воспитание, не так ли? Говорю же, он был ужасным отцом.

Теперь Гарриман предпочел перейти к сути дела.

— Миссис Озмиан, вы знаете о чем-то в прошлом Грейс, что могло бы привести к ее недавнему убийству?

— Такие девчонки всегда плохо заканчивают. Я в Украине работала в поте лица, и, попав в Нью-Йорк, старалась держаться подальше от наркотиков и алкоголя. Ела только здоровые салаты без заправки, работала в зале по два часа, спала по десять…

— Могла ли она сделать что-то… например, заняться организованной преступностью или продажей наркотиков? Чем-то, что могло привести к ее убийству…

— Не знаю насчет наркобизнеса. Но в ее прошлом кое-что было. Кое-что ужасное, — она поколебалась. — Я, наверное, не должна этого говорить… Озмиан заставил меня подписать соглашение о неразглашении в рамках урегулирования развода…

Она замолчала.

Гарриман почувствовал себя золотоискателем, который только что наткнулся на золотоносную жилу. Оставалось лишь нагнуться, разрыть немного и очистить ее от слоя грязи. Он решил, как следует, сыграть свою роль. Брайс знал, что лучший способ позволить интересной информации выйти на поверхность — это соблюдать молчание. Люди чувствуют себя вынужденными говорить, когда кто-то рядом с ними молчит. Гарриман сделал вид, что просматривает свои заметки, ожидая, пока вторая порция двойного мартини сделает свою работу.

— Но я ведь могла бы сказать вам. Могла бы. Теперь, когда она мертва, я уверена, что соглашение более не действительно. Вы же со мной согласны?

И снова — тишина в ответ. Брайс знал недостаточно, чтобы вот так запросто ответить на подобный вопрос.

— Перед самым окончанием нашего брака… — она глубоко вздохнула, — пьяная и накаченная чем-то Грейс сбила восьмилетнего мальчика. Он впал в кому и умер через две недели. Это было просто ужасно! Его родителям пришлось отключать его от аппарата жизнеобеспечения.

— О, нет, — пробормотал Гарриман, искренне ужаснувшись.

— Увы, да.

— И что же произошло потом?

— Папочка вытащил ее из этой истории.

— Как?

— Изворотливый адвокат. Большие деньги.

— И где это произошло?

— В Беверли-Хиллз. Где же еще? Он изъял все возможные записи, — она прервалась, с торжествующим видом опустошая второй бокал, — и засекретил все данные, но, боюсь, это больше не имеет значения. Не для нее. Похоже, в конце концов, удача отвернулась от этой девчонки.

Загрузка...