Город. Хроника осады

Глава 16. Мужчины рождаются дважды

Симерийское царство. Ольхово. Федоровка.

28 июня 1853 г. Ок. 13–00 (8-й день войны)

Отодвинув грязную, в дырах занавеску, Григорий, пригибаясь, пытается протиснуться сквозь низкий проход блиндажа. Доноситься стук и ефрейтор все равно, ойкнув от неожиданности, со всей дури впечатывается лбом о бревно. Растирая ушиб, он сквозь искры фейерверков осматривается.

За долгие, провиденные в сырой земле дни, бойцы второй роты обживаются почти по домашнему. Неотесанные, кривые стволы деревьев прикрыты старыми, изъеденными молью, но хранящими былую красоту коврами. Перевернутая под стол коробка бережно застелена скатертью и завалена бытовой мелочью.

– Явились значит, – слышно недовольный голос Розумовского.

Скрипят доски служащих кроватью артиллерийских ящиков и после нескольких чирков огнива, огарок свечи освещает блиндаж. Прогибающийся под весом как минимум пяти винтовок, Гриша с лязгом сгружает ношу на пол. Взявший разбег Вячеслав, не рассчитав, лягается в ногу острым концом деревянной тары.

– Ну что, – осклабился Слава, не стесняясь продемонстрировать неровные зубы, – готовь кресты, командир.

Глаза ротмистра почти скрываются за нахмуренными бровями.

– Ага, кресты им, – бурчит он в бороду, – целых два на брата. На могилку.

Драгуны недоуменно переглядываются.

– Ну вашбродь, – виновато протягивает Григорий, переминаясь с место на место, – мы же ради дела. У готов вон – винтовки умыкнули. Пятизарядные, не оружие, а клад.

– И патроны к ним, – поддакивает Вячеслав, потрясая загремевшими ящиками.

– Какие винтовки? Какие патроны? – взрывается, вскакивая с импровизированной лежанки офицер. Он сжимает кулаки, борода дергается от подрагивающих желваков. – Ушли ни свет, ни заря и никто не отвечает где вы. Я уже не знал, что думать. Может вы в город самоволкой подались или готы вас связанными уволокли. А того гляди и вовсе, – кивок на запад, – дезертировали.

Пристыженные кавалеристы стоят, потупив глаза. Все еще что-то бубня неразборчиво, Константин принимается набивать в трубку табак.

– Винтовки они принесли, – чуть успокоившись, передразнивает он и делает паузу, раскуривая. – Мне люди нужны живыми, бестолочи вы. Мало в горах с башибузуками таких лихачей потеряли? Еще и вы туда же. Ничему жизнь не учит.

Выпустив дым, ротмистр как указкой тычет в притихших драгун трубкой.

– Что еще принесли?

Тяжело вздохнув, Григорий выкладывает на стол целый кругляш ароматнейшей колбасы. Тот час в усах обер-офицера мелькает улыбка, а в глазах оживает шустрый кот.

– Умеют же, прохвосты, – отгрызнув кусок, он довольно посмеивается. – Ладно, – Розумовский по мужицки вытирает руки о штаны, – брысь с глаз моих долой. Герои…

Однако не успевают драгуны покинуть блиндаж, как в селе отчетливо раздаются крики. Подхватив шашку и надев кепь, Розумовский расталкивает товарищей, первым устремляясь наверх.

В Федоровку из Ольхово входит целый обоз. Городские солдаты, лихо повыскакивав из груженых телег, разбредаются по дворам. Несколько даже перегораживают перекрестки с оружием на готово. Конный офицер гарцует на улице, распугивая разлетающихся от копыт кудахтающих кур.

– Ошалели совсем! – кричит Розумовский, взглядом собирая бойцов, незамедлительно тянущиеся от окопов. Многозначительно щелкают взводимые курки.

Из-за широких спин драгун Бульбаша неспешным прогулочным шагом выходит Алексей Швецов.

– Все в порядке, это мой приказ, – он мальчишески вертит в зубах травинку.

С одного из дворов доноситься разъяренный крик и на пороге дома появляется почти голый дед, в одних подштанниках. Солдаты, не обращая внимания на угрозы, сноровисто выволакивают из погреба бидон, в пол человеческого роста. Под звон стекла мутно-розовая жижа разливается прямо в землю.

– Здравия желаю, господин подполковник, – кисло проговаривает ротмистр, едва слезу не пуская по уничтоженной бражке.

– Принимай на обмен, – Швецов откидывает тент на одной из повозок, демонстрируя скрытое добро.

Внутри оказываются сложенные винтовки, захваченные в боях с бунтовщиками и просочившимися республиканцами. Косо взглянув на содержимое, Розумовский извлекает из груды стальной пикхельм, не иначе реквизированный у жандармов.

– С готскими игрушками думаю твои справятся, – поясняет Алексей, – да и нечего им в тылу пылиться. А шестилинейки я у тебя заберу.

– Для этих? – обер-офицер скидывает каску на место и кивает за обоз.

Черту поселка как раз достигает разношерстная нестройная толпа. Кто-то в лаптях, кто-то в разевающих пасть стоптанных башмаках. Отсиживающиеся всю войну Ольховцы опасливо озираются по сторонам, обходя глубокие воронки и тыча пальцами в торчащие из земли хвосты мин.

Стадо овец и только. Гремит переносимый в мешках скарб, добровольцы громко кашляют и пыхтят, смотря на все потрясенными глазами. С города война выглядела иначе. В Федоровке же целых домов раз два и обчелся, сплошная кровоточащая рана на теле Симерии.

– Для этих, – кивает подполковник и внимательно смотрит на Константина.

Ротмистр благоразумно предпочитает промолчать, расчесывая бороду. Про сбор ополчения слухи и предположения давно ходили, но вид гражданских на передовой превосходят все ожидания и опасения. Война не для дилетантов.

– Ты мне лучше вот, что скажи, – Швецов, пока солдаты разгружают обозы, отводит Розумовского в сторону, – что у тебя за беда с офицерами?

При этом он как бы невзначай легко сжимает плечо ротмистра. Константин кажется вот-вот упадет, глаза наливаются кровью, а легкие разом теряют кислород.

– Да ерунда, – кашляет обер-офицер, хватая ртом воздух, – слегка черкануло, одно мясо только попортили.

– Неужели? – строго щуриться Алексей. – А то, что после штурма ни одного потерянного рядового, зато выбито один поручик и два корнета – тоже ерунда?

Розумовский оглядывается на ошивающихся поблизости Григория и Вячеслава. Драгуны как раз примеряются к новому оружию.

– Орлы наши, – кивает Константин на друзей, – еще во время переворота докладывали о слишком метких стрелках. Их не видно, стреляют издалека и почти без промаха.

– Бороться пытались?

– Пытались, – Розумовский опускает взгляд и пинает подвернувшийся камень. – Из пушек палили. Пластуны потом ходили в посадку, ни тел, ни крови.

Швецов задумывается, решаясь на авантюру. Выгорит – у осажденных появится вполне реальный шанс. Нет… тогда можно выкопать яму полтора на два и самолично мотаться в саван.

– Кто у тебя лучший стрелок в роте? – все таки собирается с духом Алексей.

– Дык, – немного обескураженный неожиданным вопросом, ротмистр вертит головой. – Да хоть бы тот же Гришка. Только проку? Что со старушками Крынками, что с трофейными, нам с готами не тягаться.

– Вот это мы сейчас и выясним. Где у тебя маги обитают?

Ротмистр машет рукой Григорию и все вместе устремляются в глубь улиц.

Возглавляющая федоровских чародеев Алена, к удивлению облюбовывает чуть ли не центр села. Люди, не имеющие возможности или не желающие уходить в город, выживают, как могут. Обходишь обгоревшие бревна обвалившегося скелета дома, а за углом уже жизнь кипит. Хозяйка на карачках поласкает белье. Вот мать купает в тазике верещащих и играющих с водой детей.

– Берегись! – визгливо предупреждает девичий голос.

Батальонная волшебница неожиданно появляется из-за поворота, столкнувшись с Швецовым и повалив на землю. За несколько домов гремит взрыв, по округе взлетают ошалевшие куры, поднимают бешенный лай собаки.

– Кормить вас нужно лучше, барин, – ладони девушки упираются в грудь Алексею, – а то одни ребра торчат.

– Ты…, - задыхается от злости Розумовский, красный, как рак. – Ты чего творишь?!

– А я с алхимией практиковалась, – веселая чародейка встает и как ни в чем ни бывало стряхивает пыль и солому. – Фитильные гранаты ребятам выдали – ими и рыбу глушить не сподручно.

– Я тебя! – Константин гремит довольной собой девчонке молотоподобным кулаком.

Поднявшись, Швецов лишь рукой машет, останавливая закипающего ротмистра.

– Если новые гранаты смастеришь, – говорит он, – это хорошо. Но сейчас мне от тебя другая помощь нужна.

Едва барон излагает план, Алена меняется в лице. Перед мужчинами оказывается съежившаяся, перепуганная девочка.

– Не могу я, – лепечет она, затравленно озираясь, – я же его убью.

– Мы и так все умрем, если все как есть оставим, – штаб-офицер переводит взгляд к Григорию. – Не боишься? За последствия никто не отвечает.

Драгун пожимает плечами и подтягивает ремень винтовки. Надо, значит надо.

Вся группа, не тянув кота за хвост, устремляется к линии обороны. Швецов в полной мере оценивает уровень инженерных работ. Прокопав траншею, у драгун есть возможность выходить из окопов в Федоровку, не рискуя подставляться под пули. Пусть не везде, но постепенно пол и стены оббиваются досками.

– Тут мы дзот организовали, – комментирует мимоходом Розумовский.

Алексей, пригнувшись, заглядывает внутрь. Основательно вкопанную картечницу с той стороны совсем не видно. Бревна надежно засыпаны землей и для пущей маскировки укрыты срезанным с почвы дерном. Пригорок и только.

– Вот тут, – останавливается Константин. – Дважды стреляли, никак изловить не можем. Вы главное, благородие, голову не высовывайте.

Швецов встречается взглядом с Григорием и тот, кивнув, лезет в стрелковую ячейку.

– Я не знаю, как это делать, – чуть не плачет поднимающаяся следом Алена. – Читала и то вскользь. Такие заклинания лет как десять мертвы.

– Ты уже это делала, – напирает подполковник. – Это почти тоже самое, только наоборот.

Швецов намеренно забывает упомянуть, в прошлый раз готский пулеметчик ни много, ни мало умом повредился.

Чародейка, несколько раз глубоко вздохнув, касается висков изготовившегося драгуна. Острая боль пронзает голову мужчины, он зажмуривается и падает на присыпанные землей мешки.

– Ты живой!? – испуганно вскидывается девушка, но рук на счастье не убирает.

– Кажется все в порядке. Я…, - он часто моргает и утирает накатившиеся слезы. От внезапного прозрения глаза широко распахиваются. – Я готов перечислить каждого муравья на дальних деревьях!

Он незамедлительно прижимает приклад к плечу.

– Ну? – нетерпеливо подпрыгивающий на месте Розумовский заметно нервничает.

Сосредоточенный Григорий предпочитает отмолчаться. Что ни день, незримые стрелки готов пользуются любой оплошностью, любым шансом подстрелить офицеров. Драгун всю посадку видит, каждый листок, но враг, будто заранее знающий о плане, скрыт от взора.

– Больше нельзя, – предупреждает волшебница, – я ему мозги сломаю.

Не видя иного выхода, Швецов одним махом выскакивает на бруствер, едва не в полный рост.

– Куда?! – кричит снизу ротмистр, порывающийся следом. – Убьют же!

Никого не слушая и не сходя с места, Алексей без суеты достает из футляра бинокль. Или сейчас или никогда. Повторить сумасшедшие эксперименты барон себя больше не заставит.

"Господи помоги", – взмаливается он, чувствуя, как не смотря на показное лихачество дрожат колени.

Два выстрела звучат едва не слившись в один. Только сейчас Швецов замечает, неприметная до того растительность, выронив оружие, падает с дерева.

Получилось! Подполковник на эмоциях готов петь, плясать и расцеловать каждого встречного. Неизвестно как, но считавшиеся историей чары работают. Не проходит и нескольких секунд, как Швецов перебирает десятки вариантов, какие заклинания еще можно опробовать.

– Ну вот, – не скрывающий смеха Алексей спрыгивает в окоп, – а вы боялись.

Только бледная и испуганная троица молчит.

– У вас это…, - первым приходит в себя ротмистр, указывая на Швецова.

Штаб офицер скашивает взгляд на плечо. Золоченный подполковничий эполет, едва не срезанный готским снайпером, болтается на остатках ниток.

Ольхово. Федоровка. 29 июня 1853 г. (9-й день войны)

Ок. 4-00

Толя просыпается, вздрогнув от последовавших друг за другом выстрелов. Бьет ствольная артиллерия, юноша во век не спутает звук. В груди предательски замирает, даже время как-то течет по другому. Первая мысль – бежать. Вдавить голову в плечи и рваться стремглав к укрытию.

– Спи, – один из солдат роты Розумовского замечает вскинувшегося паренька. – Это наши колбасникам доброе утро желают.

Анатолий ворочается, пытаясь высвободиться из переплетенья человеческих тел. Малейшие движения отзываются разрядами боли в отдавленных конечностях. В небольшой коробке дзота набивается неимоверное количество людей. Мест и так нет, большую часть занимает крупный лафет картечницы. Драгуны и ополченцы спят на металлических цинках для патронов или друг на друге.

В дали приглушенно разрываются достигшие цели снаряды.

– По высоте бьют, – догадывается все тот же боец.

– Всего три выстрела, – нервно шепчет второй, опирающийся на колесо картечницы. – Что толку от такой стрельбы?

Он затягивается самокруткой, пряча горящий фитиль в ладони и выпускает ядовито-едкий дым под ноги. В дзоте и без того дышать невозможно, тяжелый запах пота тисками сдавливает виски. Комар и тот обойдет стороной.

– Ну не скажи, – философски рассуждает первый. – Я слышал в городе научились скрывать батарею магией. Готы только попадание слышат, вот и бьют в слепую. Пока пушки развернут, наших канониров и след простыл.

Собеседник скептически машет рукой. До недавнего времени чародейство не больно спасало Симерию.

Толю от такой непринужденной беседы пробивает в дрожь. А он до сих пор задавался вопросом – зачем? Что плохого сделали мирные ольховцы готам? Выходит на людях вымещают злобу и бессилие. Не имея возможности изловить легкие кавалерийские пушечки, готы готовы расстреливать дом за домом. Вот только как швецовцы способны обсуждать столь вопиющие события обыденным тоном?

Раздается топот ног и внутрь заглядывает физиономия солдата, покрытая редкой, неравномерно растущей щетиной.

– Здравствуй, Вячеслав, – курильщик, затянувшись в последний раз, затаптывает самокрутку. – Какими судьбами?

Пришельцу приходиться сильно наклониться для рукопожатия. Со вторым ограничивается жестом.

– Слышал новоприбывшие у вас, – он щурясь пытается что-то рассмотреть во мраке. – Анатолий Воронцов кто?

– Я, – писчит в ответ юноша.

Молодой человек встречается взглядом с драгуном, пытаясь прочитать эмоции. Думает и этот начнет речь за возраст, заранее надувшись.

– Давай за мной, – вопреки ожиданиям распоряжается Слава.

Сонно морщащемуся Толе приходиться бежать за широко шагающим солдатом. Скарбом юноша не обременяется, сбежав на войну, как есть. Теперь приходиться сожалеть, без смены хотя бы белья после ночи в затхлой землянке не мудрено и плесенью покрыться. А если дождь?

– Куда мы идем? – спрашивает Анатолий.

Вопросов в голове целый рой. У привыкшего к размеренной жизни юноши от всего нового голова кругом. Еще недавно, что ни день под копирку, каждый час распланирован по бесконечному круговороту. Теперь и за следующую минуту ручаться нельзя. Вот и ведущий в неизвестность солдат молчит и даже не оборачивается.

"Неужели нельзя ровно вырыть?" – не понимает Толя, петляя по изломанным линиям окопа.

Позиции роты все еще объяты сном. Шагая по траншее, можно натолкнуться лишь на бодрствующих часовых. Хотя чаще попадаются постовые, не требующие ни сна, ни даже пищи. Проходя мимо одного из таких, провожатый даже в шутку козыряет, вызвав смех ошивающихся рядом драгун. Оглянувшись на бегу, Толя разглядывает мастерски сколоченный и одетый манекен.

– Ну вот мы и пришли, – говорит Вячеслав, кладя руку на плечо молодому добровольцу. – Знакомься, это твоя новая семья.

Слава уходит, оставляя Анатолия наедине с группой совершенно незнакомых, чужих людей. Он стоит обескураженный, будто никем не замеченный, переводя взгляд с одного на другого. Компания собирается разношерстная, больше половины по форме, явно из швецовских, остальные в гражданском.

Из тех кто не спит, завернувшись в шинели, заняты работой. Один драгун со смуглой кожей и черной растительностью на лице пришивает лычки к кителю. Кто-то колет дрова, на удивление не беспокоя спящих, в костерке, вкопанным в глубь и обложенном камнями, бурлит варево. В углу сложены лопаты. Сама позиция выглядит неухоженной и необжитой, всюду груды необработанной земли и зачатки работ.

– Иди сюда, – улыбнувшись, драгун откладывает китель и жестом приглашает Анатолия.

Юношу усаживают на пенек, вкладывая в руки крышку от армейского котелка и насыпав до верху снедью. Еда непривычная, хоть и сдобренная тушенкой и зеленью, вся какая-то комками. Стараясь не привередничать, новоиспеченный ополченец зачерпывает ложку.

– Тебя ведь Толя зовут? – говорит солдат. – Я Григорий… С сегодняшнего дня унтер-офицер.

Парень прожевывает и, задумавшись, некоторое время смотрит в тарелку.

– А, – несмело открывает он рот, – где мы находимся?

– Это Федоровка, – обводит руками унтер-офицер округу, – самая, что ни на есть передовая.

Федоровка… Слово для жителей Ольхово страшнее самого жуткого кошмара. Чадящий пожар и всполохи взрывов, будто распахнутая пасть преисподней.

"Как я тут вообще оказался?! – вздрагивает он.

Чувствуя неуверенность парнишки, Гриша манит его за собой.

– Давай, – драгун помогает Толе взобраться в узкое окно ячейки. – Вот она, линия фронта.

Выглянувший из укрытия, Анатолий открывает рот, затаив дыхание. Вдалеке, едва прикрытые жидкой стеной лесополосы, располагаются готы. Не отрывая взгляд, юноша старается рассмотреть крошечные фигурки лютого врага Симерии. Как же их много… От вида вражеских орд сердце стынет.

– Слышишь? – поднимает перст Гриша. – Это они мосты понтонные наводят. Река для них больше не препятствие.

К этому времени возвращается Вячеслав, держа в руках короткий драгунский карабин. Через плечо перекинут кожаный пояс с подсумками.

– Ремень мальцу маловат будет, – он взвешивает гремящую амуницию. – Уж больно худой у нас воин.

– Ничего, – Григорий подает руку соскочившему Анатолию. – То, что худой, даже лучше – труднее попасть. На поясе дырку проделаем.

Вячеслав протягивает оружие.

– Принимай. Люби и заботься, теперь это твоя невеста.

– Я думал она тяжелее, – Толя берет карабин в руки, с любопытством осматривая.

– Это сейчас, – хмыкает Григорий, – с каждым часом по кило прибавляется.

– Садись, – хлопает Вячеслав по бревну, – учиться будем.

Он извлекает крупный и тяжелый патрон с тупым концом.

– У тебя в руках драгунский вариант винтовки Крынка. Это патроны к нему, запоминай сразу. Открываешь крышку… нет, вот так, в бок. Теперь патрон.

Договорить Слава не успевает.

– Ложись! – кричат в окопе, едва на западе бухают выхлопы выстрелов.

Замешкавшегося парня драгун попросту сбивает с ног. Проходят считанные секунды, вторую роту накрывает минометный вал. Две мины ложатся совсем рядом, засыпав окоп комьями земли.

– Лежи не шевелись! – сквозь гул в ушах едва слышит Толя крик вскакивающего Славы.

Сперва дает длинную очередь пулемет, разбрасывая пули веером. Затем говорят винтовки, взбивая фонтаны про брустверу и кроша бревна.

Анатолий цепляется за Крынку мертвой хваткой, но вот патрон при падении выпадает, валяясь в нескольких метрах. Как в бредовом сне юноша ползет вперед, по нему несколько раз пробегают, но все же он с трудом хватает за закраину. Дрожащие пальцы пытаются попасть в казенник и несколько раз патрон выпадает.

– Нет! – кричит Григорий в трубку, пригибаясь от хлещущих пуль. – Мы их не видим!.. Да не знаю я, сколько их!

Слева и справа драгуны и ополченцы пытаются огрызаться, ориентируясь по звуку и стреляя считай в слепую. Вдали стрекочет картечница, поливая посадку.

С трудом зарядивший карабин, Анатолий карабкается наверх. Фронт полыхает на всю ширину. Пули, летящими кометами хаотично мечутся, рикошетя прямо от земли и свистят над головой. Прежде чем дать отчет действиям, доброволец разряжает оружие в сторону лесополосы. Карабин больно бодается в плечо и едва не выбивает барабанные перепонки. От дыма и гари выступают слезы.

Как ни странно, этот выстрел звучит последним.

– Отставить, – кричит Григорий, высматривая силуэты врага среди деревьев. – Не тратьте боеприпасы.

Анатолий чувствует хлопок по спине.

– Ты чего не отзываешься? Глушануло что ли? – Вячеслав улыбается и взъерошивает волосы юноши… совсем, как брат. – Ничего, это ерунда, пройдет. С крещением, считай сегодня твой второй день рождения.

Бригада Ли. Ок. 8-00

Бригадный генерал Ли Саммерс вот уже несколько секунд рассматривает стоящего на вытяжку Джона Брауна. На тучного артиллериста перемена погоды и палящее Симерийское лето действует не лучшим образом. Готский подполковник то и дело промокает платком покрывающиеся крупными каплями пота лоб и шею. Влага большими пятнами выступает сквозь форму, прилипая и обнажая нескладную фигуру.

– Сэр, – робко начинает Джон и по тону Ли понимает – речь не о ежедневных отчетах. Становиться заранее не по себе.

Нагретая прорезиненная палатка еще больше усугубляет жару. Воздух буквально застывает густым киселем, не смотря на распахнутые окна и отброшенный тент входа. Вопреки этому, генерал встречает посетителей запахнутый строго на все пуговицы, разве сменив плотный армейский френч на безрукавку и пилотку.

В помещении господствует идеальный порядок. У папы Ли феноменальная способность превращать рабочий облик войны в подобии выставки или музея. Все, от вывешенных на стенах или разложенных на столе карт, до оставленной на тумбе железной кружки выглядит воплощением художественного плана.

Браун, поколебавшись еще немного, извлекает из офицерской сумки лист бумаги, заполненный беглым, размашистым почерком.

– Я прошу ходатайствовать об освобождении майора Абрама Филипса, – он кладет документ на стол перед генералом и чеканно отходит на шаг.

Поднимая, Саммерс смотрит на бумагу, не особо акцентируя внимание на тексте.

– Этот твой начальник штаба, – делая вид, что с трудом вспоминает события Ли, – он же арестован за невыполнение приказа.

– Майор Абрам грамотный офицер и истинный джентльмен из благонадежной семьи. Если Филипс и нарушил приказ, то из соображения чести, – он не на долго переводит дыхание и осмелев продолжает. – Эта осада затягивается, сэр. Люди на батарее все больше задаются вопросами и я не знаю, где искать ответы. Нам сказали, что мы выполняем миссию, освобождая Симерию от гнета тирании. Однако мои пушки бьют по домам…

Гот резко умолкает, не в силах продолжать. На удивление генерал сохраняет хладнокровие на явный вызов. Он извлекает из кипы документов папку.

– Вот нужные для вас ответы, – Ли с хлопаньем швыряет ее поверх прошения Джона. – Уголовные дела на военнослужащих пятой бригады. Ровно пятнадцать, без разбора на рядовых или высший командный состав. Всех ждет перевод в штрафные роты.

На это запнувшемуся артиллеристу сказать нечего.

Саммерс собирается отправить подполковника прочь, пока тот еще чего не наговорил, как в палатку входит человек. Под откинутым капюшоном "кикиморы" оказывается тщательно измазанное травой и грязью лицо Майкла.

– Задержись, – быстро оживившись говорит Ли Брауну, убирая с карт все лишнее. И уже разведчику. – Что у тебя?

– Они все там, – капитан кладет в угол ручной магазинный пулемет. – Федоровка по прежнему занята монархистами, они и не думают уходить. Более того, накапливают живую силу и укрепляются. У них вырыто три опорных пункта.

– Показать сможешь? – живо говорит Саммерс, достающий карандаш и делающий пометки. Джон так же вносит в блокнот поправки для корректировки.

– И еще дополнительные очаги внутри самого поселка, – продолжает Майкл, водя пальцем по квадратам карты. – Один пулемет или что там у них, точно есть. Работал вот с этой точки.

Немного обескураженный генерал подается назад, осматривая карту. Все сходится с показаниями других разведгрупп.

– Ничего не понимаю, – бормочет он. – У него почти чистый коридор. Он мог незаметно просочиться со всем батальоном из мешка. Зачем загонять себя в ловушку? На его месте я бы спасал войска и уходил из Ольхово прочь.

– Швецов не простой человек, – с запалом в глазах говорит разведчик, – мы имеем дело с дьяволом.

Саммерс только отмахивается, навязчивые идеи Майкла надоели всей бригаде.

И все же, что происходит? Скоро прибудут по железной дороге большие осадные пушки и город разберут по кирпичу. Даже без этого симерийцам не хватает ни людей, ни боеприпасов для полноценной обороны. Помочь Швецову тоже некому. Остатки разбитого корпуса Великого князя Брянцева или рассеяны или бегут к Екатеринграду.

"Что ж, – думает бригадный генерал, пристально глядя на Федоровку, – Швецов сам выбрал свою судьбу"