Город. Хроника осады

Глава 3. Вести из столицы

Симерийское царство. Ольхово

24 мая. 1853 г. Ок. 7-00(27 дней до часа Х)

– Газеты! – звенит юношеский голос среди еще только просыпающихся улиц. – Кому газеты?

Молоденький, на вид пареньку исполняется не более четырнадцати лет. Одежда не по размеру, сильно застиранная и выцветшая, явно доставшаяся по наследству. Из большой кепки едва можно увидеть круглое лицо со вздернутым носом, да космы криво обскобленных волос. Молодой человек шлепает босыми ногами, демонстрируя на весь свет крупные мозоли и въевшуюся грязь. Через плечо, заставляя сильно прогибаться под весом, перекинут на ремне чемодан.

– Не проходим мимо! – не унывает юный продавец. – Покупаем газеты.

Ольхово выросло практически на голом пустыре. И все благодаря относительно недавно найденным угольным залежам. Приобщение Симерии к индустриализации проходит сантиметровыми шажками, но находка раскручивает механизм в кратчайшие сроки. Провели железную дорогу, среди бескрайних необжитых мест возвели первые бараки. И вот, спустя годы, все еще крохотный городок радует глаз утопающими в зелени аллеями и аккуратными улочками.

Паренек оглядывается на проезжающий мимо, цокающий копытами экипаж. Шмыгнув носом, грузно ставит тяжелую ношу на мостовую, разминая руки. В этот момент чья-то трость легонько постукивает по плечу.

– Газету, господин? – услужливо интересуется подросток.

Сзади стоит почтенного возраста мужчина, облаченный в сюртук и постепенно выходящий из моды цилиндр. Усы-щетки почти скрывают губы, впрочем, они и так плотно сжаты, не произнося ни слова. Он молча подбрасывает монетку, исчезнувшую в ладонях парня.

– Я могу почистить вам туфли, это не займет много времени, – быстро тараторит юноша, мигом щелкая застежками чемодана.

Не обращая внимание на суету простолюдина, господин не спеша разворачивает газету.

'Курхская война наконец окончена'; – громадными буквами отпечатано на бумаге. На всю первую страницу красуется большая черно-белая фотография. Гордые и непокорные курхи, все как один бородатые, в папахах и кафтанах расшитые газырями. Вот только потухшие глаза опущены вниз, где грудой сложены стяги горных племен. Месячная осада Капу-Кале заканчивается капитуляцией повстанцев. Последний из бунтарей, Руслан Джемилев под вспышки фотокамер передает саблю облаченному в белый китель генералу Кутасову.

Мужчина переворачивает страницу, едва посмеиваясь от увиденного. В углу размещено небольшое размытое фото. Активно жестикулирующий с трибуны джентльмен, где целая толпа во фраках совсем неподобающе одеяниям размахивает руками. Легко представить, как все эти господа торопятся вскочить со скамей, что бы свистом и криком поддержать выступающего.

'Премьер-министр Готской Республики выступил с нотой протеста. Цитата: В очередной раз Симерийский царизм доказывает империалистическую политику. Когда все цивилизованные станы пытаются решить внутренние проблемы дипломатическим путем, Екатеринградская хунта не знает другого пути кроме насилия. Произошедшее в Курхистане трагедия мирового масштаба и без сомнения страшное преступление. Крохотный безоружный народ, выступивший против гнета династии Брянцевых безжалостно уничтожен. Мы, Готия, скорбим о всех курхах, погибших в ходе карательной операции'

Газета никак не комментирует заявление западных соседей. Вместо этого размещает фотографии. Те самые угнетенные курхи-башибузуки. Улыбающиеся и счастливые, позирующие рядом с обезглавленными и изуродованными пленниками.

По-прежнему не прибегая к словам, мужчина касается старательно полирующего кожу мальчишку тростью.

– Готово, господин, – у того аж отдышка от усердия.

Мальчуган вытирает тыльной стороной ладони нос, лишь больше размазав по лицу обувной крем. Подброшенная монета, ускользнувшая меж пальцев, со звоном подскакивает от мостовой. Господин уже уходит, когда с обезьяньей ловкостью юноша спешит за катящейся копейкой.

– И почем нынче опиум для народа? – на железную симерийскую монету наступает рваный башмак.

Молодой разносчик газет поднимает голову, уставившись на зеркальную копию себя. Разве только старше года на два и заметно выше. Рост лишь подчеркивает худобу юноши, сквозь шахтерскую робу видны тонкие лодыжки и запястья, на лице лишь нос и торчит. Под глазами и меж ногтей сильно въедается угольная пыль.

– Опять в забой, Мишка? – спрашивает, складывая щетки, полотенца и крема газетчик.

– Да, – как бы равнодушно, глядя с прищуром на солнце, отвечает тот, – кто-то же в нашей семье должен зарабатывать деньги.

Его брат обидно дует щеки и бросает косые взгляды на впечатавшийся в камень башмак.

– Я тоже, знаешь ли, работаю, – с вызовом заявляет парень.

– Ну-ну, – Михаил поднимает монетку и несколько раз подбрасывает. – Да не обижайся ты, Толька, – шахтер смеется и возвращает копейку. – А вообще ты молодец. Папа бы тобой гордился.

На сияющем от счастья лице Анатолия, кажется, то ли солнце взойдет, толи дождь из глаз польется.

– Пойдем, – Миша шутливо натягивает младшему брату кепку на глаза.

Тот отбрыкивается, но вот уже хохоча во всю, следует вслед за шахтером. Разве что в рот не заглядывает. Трагедия на шахте лишает семью кормильца и опоры, но Анатолий переживает смерть отца тяжелее других. Проходят годы, прежде чем замкнутый мальчик отрывает руки от портов брата. Заново учится говорить с окружающими, смеяться и просто идти по жизни дальше.

– А давай поедим вдвоем, – Толя первый подбегает к небольшой будке ларька.

С невероятной гордостью, на собственные, только что заработанные деньги берет по крупному рогалику и полные кружки кваса. Сдоба только-только испечена и приятно покалывает пальцы и губы, источая пар. Внутри оказывается клубничное повидло, заставляя мурчат котами.

– Вот скажи, чего бы ты хотел от жизни? – неизвестно от чего, тянет на философствование Михаила.

Анатолий, откусив слишком большой кусок, что-то неразборчиво мямлит.

– Ну, кроме как чистить обувь этим толстосумам, – упорствует его брат. – Они тебя ведь даже не видят.

– Учится, наверное, – мальчик равнодушно пожимает плечами. – Отец Дмитрий пытается учить нас грамоте, но, – от кладет на высокий бордюр кружку, что бы взглянуть на газету. – Я не могу прочесть половину и еще половину не понимаю из того, что могу. Ты же знаешь, такие как мы не могут позволить себе школу.

– А ты только представь, Толька, – голос Михаила приобретает возвышенные нотки, – мир, где не будет байстрюков, господ и холопов. Где все будут равны, вне зависимости кем был его отец или дед.

Анатолий, прищурив глаз, хитро смотрит на брата.

– А ты на солнце не перегрелся? – пробует он пошутить.

– Вот увидишь, – настроенный на серьезный лад, шахтер кладет разносчику газет руки на плечи, – этот мир не сказка.

Раздается предупредительный, но запоздалый свист патрульного. Путаясь в болтающейся на поясе шашке, долговязый жандарм бежит по улице. Крики и брань. Вмиг наполняющаяся народом улица создает заторы, спешащий по делам экипаж едва не подминает под копыта зевак.

– Чего это там? – младший брат первый карабкается на бордюр, силясь рассмотреть причину переполоха.

Батюшки!

Толпа поспешно растекается прочь с проезжей части, прижимаясь к домам. Аки воды Моисеевы. А на освобожденную улицу конным порядком входят войска. Михаил и Анатолий, стоят разинув рты, впервые видя в живую одновременно столько вооруженных людей.

Но как же происходящее отлично от синематографа (братьям доводилось видеть диво техники). Показанные на полотне черно-белые движущиеся картинки выглядели величественно. Идеально ровные ряды, где каждая лошадь держит шаг, красавцы-солдаты с осанкой и блеском в глазах.

– Будто не у себя дома, а на чужбине, – кавалеристов шахтер провожает взглядом исподлобья.

Внешне никакого построения драгуны не придерживаются, хаотично растешись по улице и растягиваясь далеко вглубь поселения. Угрюмые и неопрятные, лица у многих заросшие, что дикари. Взгляд блуждает по крышам домов, будто всерьез высматривая в оконных проемах целящегося врага. Равнодушно понурив головы перебирают копытцами привезенные из далеких гор Курхистана мулы и ослы. Небольшие животные тянут орудия, надежно укутанные тентами и ящики с боеприпасами. Не организованное войско предстает перед Симерией, кочующий цыганский табор.

Алексей Швецов возглавляет колонну. Несчастный офицер вымученно улыбается прохожим и козыряет испуганно перешептывающимся дамам.

– Боже правый, Максим Петрович, – сквозь зубы говорит он скачущему рядом начальнику штаба, – мы людей пугаем.

Майор округляет удивленно глаза, словно только сейчас замечая реакцию ничего не понимающих горожан. Или издевается? Подполковнику до сих пор трудно пробиться до истинной сути сквозь холодно-аристократические манеры подчиненного.

– Простите, барон, – прямой в седле как струна, Максим чуть кривит губы в улыбке, – мы…

– Боевой отряд, а не маршевый, – опережает майора Швецов, – я постараюсь запомнить.

На этот раз улыбка Максима становится чуть искреннее.

Скосив глаза, барон замечает бездомного. Нищий располагается прямо на улице, завернутый в серую холстину по соседству с мусорным баком. Командир не в силах ответить, что в бедном человеке заставляет выхватить из сотни глазеющих. Весь в струпьях, зияющий дырами капюшон с трудом прикрывает лысину, редеют желтые зубы. Лишь взгляд необычайно острый и осознанный, понуждает чуть придержать поводья и встретится глазами.

– Ваше превосходительство! – привлекает барона настойчивый голос.

Из запряженного двойкой экипажа поспешно выходит пожилой мужчина. В парадном костюме, даже старомодном. Все эти пестрые с вышивкой жилеты и рюшечки на манжетах и вороте вышли из обихода почти повсеместно.

– Я из поместья графов Малаховых, – запыхавшийся мужчина, не иначе дворецкий, промокает вспотевший лоб платком. Объемные щеки при речи трясутся, делая весьма комичное сходство с бульдогом. – Нас загодя известили о вашем прибытии.

– Великолепно, – Алексей вдыхает полной грудью и осматривается.

Отсюда хорошо можно рассмотреть городишко. Небольшой и на удивление опрятный, даже радующий глаз. Много зелени, строения не нагромождены как в быстро разрастающихся полисах и даже гармонируют с природой, а не пожирают ее. Как-то иначе представлял себе барон шахтерское поселение.

Особое внимание привлекает река, маячащая на горизонте. И кроме массивного моста с широкими колонами, в округе не видно переправ.

"Хорошее место для обороны", – мимоходом вспыхивает мысль в голове военного.

– Мы можем разместить людей в недостроенном цеху, это как раз недалеко, на окраинах города, – продолжает говорить дворецкий. – Офицеры конечно же приглашены в замок его высокопревосходительства.

Швецов оборачивается к Максиму, но майор поспешно отмахивается двумя руками.

– Нет-нет. Я прослежу, что бы солдаты устроились как положено. Для приема, – он пытается подобрать слова, – вы годитесь явно больше. К тому же, – он осматривается и понижает голос, – нам нужно заручиться поддержкой администрации.

При слове замок представляется нечто усеянное декоративными башенками, шпилями, но в целом мало отличное от обычного особняка. Любовь Ольховских графов к старине не знает границ. Перед Швецовым вырастает настоящая средневековая крепость. Один взгляд наполняет душу духом глубокой древности. Обветшалые, местами осыпавшиеся и грубо обтесанные каменные стены скалятся зубцами бойниц. Высоко вздымается ввысь башня донжона усыпанная узкими окнами-амбразурами. Копыта Алексеевского коня стучат по подъемному мосту через заросший и местами едва достигающий метр, но все же ров.

– Прошу вас, мы о всем позаботимся, – спешит заверить услужливый дворецкий.

К спешившемуся офицеру подбегают дворовые люди. Порядком уставшего от безостановочного перехода коня уводят, обещая позаботится. Впервые за многие часы вставший на свои двои Швецов с трудом сохраняет ровный шаг.

"Да уж, – улыбается офицер, опираясь на перилла ведущей к дверям лестницы, – засиделся я в кабинетах"

Малаховы умеют удивить. Едва минуя порог центральной башни, Алексей переступает черту эпох. Внутренняя обстановка донжона отделана вполне в соответствии современности. В чем-то даже копируя западный манер. Обширный зал, где оказывается мужчина, переливается золотом, грубые солдатские каблуки касаются блестящей поверхности мозаичного пола. Невозможно не восхищаться убранством и роскошью замка. Стены испещрены росписью, сделанной в стиле реализма и запечатлевающей самые разнообразные вехи истории и легенд. В нишах застывают увековеченные в белом мраморе статуи.

Штабс-офицер останавливается у большого, в полный рост портрета государя-императора. Уставший седой старик, тянущий на плечах отсталую страну и голодный народ. Даже на полотне его монаршее величество Борис Брянцев стоит сгорбившись, сонно глядя куда-то в сторону. Обманчивое впечатление. Трудно однако поверить, как от столь худосочного человека родился могучий наследник. Цесаревич Александр говорят огромен, возвышаясь над царствующим отцом, но в равной мере переняв пылкий норов.

До Алексея доносятся звуки кантри, скрипящие из широкого "цветка" граммофона. Несколько эксцентричная музыка пришедшая из Готии и не нашедшая почвы на Симерийской земле. Пластинки западных исполнителей в царстве можно перечислить по пальцам.

За ручкой объемного аппарата сидит девушка, спиной к гостю, увлеченно слушая и не замечая ничего вокруг. Некоторое время Швецов стоит, глядя на хозяйку замка и не смея нарушить видение. Невысокая, на голову ниже подполковника. Русые волосы волнами струятся по спине бушующим морем, будто по ним и правда бороздят изящные каравеллы. На девушке простое белое платье, подвязанное у груди на манер сарафана и открывающее руки.

– Ах! – разочарованно восклицает незнакомка.

Хрупкая поверхность стеклянной пластинки дает трещину. Последний раз взвизгнув, игла соскальзывает, навсегда оборвав голос вокалиста. Действительно досадно, вещь наверняка куплена за баснословные деньги.

Только сейчас девушка замечает стоящего рядом мужчину.

– Господин Алексей! – Швецова не удивляет осведомленность молодой виконтессы.

Алексей, щегольски щелкнув каблуками, резко кланяется. Девушка благосклонно улыбается, но продолжает сидеть.

– Ольга, – представляется она, с теплом смотря на офицера. – Простите, папенька в отъезде, я осмелилась пригласить вас от его имени.

Малахова чуть медлит.

– Ваша армия несет за собой войну, господин Алексей.

Подполковник не сразу находится с ответом. Нечто подобное уже произносит майор Максим, но из уст хрупкой девушки слово "война" звучит иначе. Реалистичнее. Только теперь офицер замечает сквозь учтивость дамы глубоко засевший испуг. Да, город Ольхово напуган наводнившими солдатами. Даже кавалериста не покидает чувство тревоги, давящее отовсюду.

– Милостивая государыня, – Алексей пытается придать голосу уверенности и хоть как-то развеять страхи и сомнения, – уверяю, мы станем крепким щитом для города и его жителей.

– Позвольте я покажу кое-что, – реакция Ольги и строгое выражение лица совсем иное нежели рассчитывает офицер.

Девушка однако продолжает сидеть, потупив взор.

– Боюсь я вынуждена просить вас…, - дрогнувшим голосом говорит дочь графа, протягивая руку.

Швецов широким шагом подходит, помогая даме встать. Несчастная девушка хрома и не опирайся она о руку мужчины все выглядело бы еще хуже. Чувство такта понуждают офицера промолчать, но девушка объясняет сама:

– Неудачное падение с лошади во время охоты, – говорит Ольга, ведя Алексея на второй этаж по винтовой лестнице.

– А наши волшебники?…

Алексей осекается, затрагивая больную тему.

– Вы ведь и сами учились в школе магии, – вместо ответа говорит Малахова. – И довольно быстро бросили учебу.

Ох уж этот высший свет. Хлебом не корми, дай перемолоть друг другу кости. Стоит батальону замаячить на горизонте, а местная аристократия уже в курсе всех новостей с мельчайшими подробностями. Страшно представить, что наслушалась Ольга о похождениях Швецова.

Волшебство Симерийского царства переживает сильный упадок. И если боевые маги еще способны запустить в мишень нечто смертоубийственно-фееричное, остальные отрасли отстают еще более глобальными темпами. Лекари спускаются на уровень травников-знахарей. Архаичная страна, в прошлом опирающаяся на тайные знания, трудно приспосабливается. Изолированная от знаний и наук запада, только сейчас пытается освоить новое слово "медицина". Не удивительно если доморощенные дипломированные колдуны и еще менее компетентные врачи-самоучки лишь еще больше наносят вред бедной девочке.

Ольга приводит гостя в охотничий зал. Точная копия тысяч подобных, во множестве изобилующая трофеями, теша самолюбие хозяев. Но цель девушки не похвалится точными выстрелами в безоружную дичь.

– Мой брат учится в Стэнтонском университете, – девушка и мужчина оказываются около стенда с самым разнообразным оружием. – Не буду говорить, каких усилий стоило переправить это через границу.

В руках Швецова оказывается охотничье ружье, очень необычной и непривычной конструкции. Руки военного однако довольно быстро адаптируются. Замок оружия нужно не откидывать, как в армейских винтовках Симерии, а оттягивать при помощи рычага. Внутри же оказывается…

– Пять патронов, – не в силах сдержать вздоха удивления подполковник.

– И это лишь, осмелюсь напомнить, охотничье ружье.

Чем же тогда владеют военные Готии? Насколько на самом деле отстает от соседа Симерия? Нет, наверняка образцы подобного оружия попали в руки царским инженерам. Беда в другом. Мощности экономики хватило лишь переделать ветхие дульнозарядные мушкеты под унитарный патрон. Создать новую винтовку с нуля и полностью перевооружить корпуса страна будет не в силах еще много лет.

"А что если правда? – точит червь сомнения. – Что если война с Готией вовсе не миф, а грядущая перспектива?"

Масштабы катастрофы невообразимы. Если царство уступает в личном огнестрельном оружии, что говорить о более сложной технике? Пулеметы, танки.

– Господин Алексей, – привлекает внимание Ольга, с надеждой смотря на солдата, – защитите город.