Глава 7. Суд Божий. Суд человеческий

Симерийское царство. Федоровка, пригород Ольхово

2 июня 1853 г. (19 дней до часа Х)

Ок. 15-00


Подкованные сапоги солдат Республики грохочут, приглушаемые бурлящей внизу водой, о мост. Аркообразный, сделанный из настоящих каменных блоков. Красиво. В Готии все практично, сваи, залили ровную бетонную дорогу, и катайся на здоровье. А тут в простых вещах искусство, Майкл впервые видит что-то подобное. Шажок в прошлое или скорее в заповедную землю старины.

– Ну, вот и Симерия, – улыбается, сидя на козлах повозки лейтенант Стенли.

Большую часть конной упряжки занимает с большой осторожностью перевезенный граммофон. Широко раскрывает пасть гротескного вида, непомерно большой цветок. Из под тента выглядывает упакованный пулемет.

Майкл поправляет врезающиеся в плечи петли рюкзака, гремя котелком.

– Если все правильно, – остановившись у повозки, он достает карту из планшета, – то мы должны быть тут.

– Ольхево, – неуверенно читает Стенли, низко наклоняясь над странными словами, пусть и обозначенными готскими буквами, – нет Ольхово, – щурится он. – Язык сломаешь.

– Не думаю, – постукивает по карте Майкл, указывая на реку и мост грязным ногтем. – Это пригород. Должно быть мы в Федоровке.

Он прислоняет руку козырьком к глазам, осматривая местность. На самом деле нет уверенности, где они находятся. Отряд разведчиков слонялся у границы Симерии несколько суток, изредка выходя на связь с самолетами-разведчиками. Поступающие инструкции хаотичны и половина противоречила друг другу. Люди проделали невероятный рейд, обойдя крепость монархистов и уйдя вглубь страны так далеко, как могли.

– Френсис! – зовет, не открывая взгляда от строений, Майкл.

На зов прибегает молодой парень. Слишком молодой, как по мнению офицера. Круглое, покрытое веснушками лицо, с копной рыжих волос – ему впору носить короткие штаны и гонять мяч в Стэнтонской подворотне.

– Сэр! – с готовностью козыряет юный солдат, глядя на командира восторженными глазами.

– Пробуй еще раз.

Майкл бы в жизни не согласился взять в разведку ребенка. Но к несчастью, чертенок лучше всех во взводе обращается с рацией. Парень, услышав приказ, мигом снимает со спины здоровенный короб рации.

"Давай, давай!" – молится Майкл, казалось бы, бесстрастно наблюдая, как вертит ручки и переключатели Френсис.

В ответ только фоновый шум помех. Офицер тихо выпускает воздух сквозь сжатые зубы, сдерживая брань.

– Капитан…, - разочарованно поднимает взгляд парень.

Майкл отмахивается, и так все ясно. С утра неразбериха полная, ни штаб, ни другие отряды не выходят на связь. Ведь известно, Симерийцы не пользуются радиочастотами и о секретности можно не переживать. Так к чему молчанка?

– Ладно парни, – во весь голос говорит командир, – выдвигаемся.

Аккуратно, сохраняя дистанцию и разбредаясь в шахматный порядок, взвод приходит в движение. Как же они измотаны. Стоя на мосту, Майкл не без горечи смотрит на разведчиков. Покрытая пылью камуфляжная форма липнет к вспотевшим телам, сапоги и брюки по колено в болотной тине. Давящие стальные шлемы, формой напоминающие старинные шапели, солдаты привязывают к мешкам, оставаясь в бескозырках. Если бы не армейские велосипеды, они бы не проделали бросок в такие сроки. Каждый солдат сейчас бережно ведет складное транспортное средство рядом.

Сам Майкл ненадолго останавливается, любуясь открывшемся видом симерийской деревни. Все тут оказывается другим. Конечно, у многих вызывают улыбки соломенные крыши и плетенные заборчики с горшками на верху. Но выглядит аккуратно, пусть и не асфальтированная, планировка улиц создает идеальные квадраты.

– Тут столько деревьев, – Френсис покидает строй, заглядываясь на вьющийся ствол и проводя рукой по пышному белому цветенью. – Как думаете, что это?

– Полагаю это абрикоса, сынок, – отвечает, управляя поводьями Стенли.

Радист открывает рот, явно не веря словам лейтенанта.

– Никогда не ел абрикосу, – сожалеет он, идя, продолжая оглядываться на дерево, – богато они тут живут.

– Да, – чешет затылок Стенли, так же вертя головой, – я и сам не ожидал.

– А как вы думаете, сэр, мы увидим магию? Я слышал в этой стране везде магия, – продолжает без устали болтать парень. – Говорят, они могут летать, перемещаться с места на место по щелчку пальцев. И конечно же пускать огненные шары и молнии прямо из рук, – на его лице появляется печально-мечтательное выражение. – Было бы здорово увидеть настоящее волшебство.

– Поверь мне, Френсис, если и есть на свете магия, она тут, – Стенли хлопает по наполненному водой кожуху ствола "Максима". – Что бы не болтали, я вдосталь нашпигую свинцом любого колдуна. Наша страна сделала правильный выбор, отказавшись от этих суеверий.

Вскоре отряд замечает первых жителей деревни. Двое босоногих мальчугана, в рубахах-горошек, сидят по вороньи на заборе. Дети долго и задумчиво смотрят на незнакомцев. Кто-то машет мальчишкам рукой, но те уже скрываются за кустарником.

Блеет упирающаяся коза. Девушка, лет четырнадцати, в подвязанном у груди красном сарафане и ленточкой в волосах воюет со свободолюбивым животным. Та мотает рогами, подскакивает на всех четырех и никак не желает заходить. Заметив марширующих солдат, девчонка выпускает из рук поводок, хлопая длиннющими ресницами. Бедная коза, неожиданно предоставленная себе, даже теряется, топчась на месте.

– Привет, красавица! – улыбаются ей разведчики.

Подобрав бечевку, под разочарованные возгласы готов, девица быстро затаскивает козу. Калитка с бряцаньем упавшего запора закрывается.

– Кажется нам тут не больно-то рады, – делает запоздалый вывод кто-то из бойцов.

– Стенли, – зовет капитан, – включай!

Передав поводья сидящему рядом солдату, лейтенант сам берется раскручивать ручку. Из жерла цветка начинает скрипеть речь.

"Жители Симерии, мы пришли с миром. Гнетущее вас ярмо царизма Брянцевых пало. Отныне вы свободны от всякого порабощения помещиков и жандармского контроля. Жители Симерии, мы пришли с миром"

Кто бы не делал запись, она производилась в большой спешности. Армейцы даже не удосужились привлечь знатока языка. Не сильно искушенный в симерийском Майкл чувствует вопиющий и режущий слух акцент.

– Отец, – капитан останавливается у сидящего на лавочке длиннобородого старика, – это Федоровка?

– Пшел прочь, обезьяна! – плямкает дед беззубым ртом, – если бы ноги ходили, как дал бы палкой промеж спины.

Офицер ничего не понимает, но тон говорит за себя.

Через забор пытается перелезть один из разведчиков. Тонкое плетение не выдерживает веса обремененного амуницией солдата и падает. Погребенный под ветками, тот продолжает держать за лапы хлопающего крыльями и орущего гуся.

– Ироды проклятые! – гомонит выбежавшая на крыльцо старуха. – Что творите!

Не успевает Майкл хоть как-то отреагировать, на соседней улице гремит выстрел и разбивается стекло. С другой появляется еще один солдат, волокущий за руку упирающуюся девушку.

– А ну стойте! – кричит капитан.

Но все в один миг выходит из рук. Люди покидают строй и по одному врываются в дома и дворы. Из свинарника истошно орет хряк и замолкает после выстрела. Тут и там кричат женщины. Снова пальба, а граммофон продолжает вещать "мы пришли с миром".

– Ладно тебе, – вступается за разведчиков Стенли, – ребята устали и несколько дней ничего не ели. Они заслужили.

Шокирующие слова товарища заставляют Майкла буквально вскипеть. Даже не желая слушать и вступать в спор, он громко свистит в свисток.

– Немедленно прекратить! – кричит гот. И видя, что слова не доходят перехватывает за рукав особо ретивого, выламывающего запертую калитку. – Мы не завоеватели. Мы пришли помочь людям в их борьбе за свободу.

Майкл осекается. Стрельба, очень далеко отсюда. Одиночные выстрелы, но даже с такого расстояния на встречный бой не похоже. На какой-то момент и развед-отряд и поселок замирают, прислушиваясь к стонущему городу.

– Будто добивают кого-то, – привстает Стенли и тянется к укрывающему пулемет тенту.

Капитан истошно, едва кровью из носа не изойдя, дует в свисток, пытаясь докричаться до разбредшегося взвода. Некоторые, вняв разуму, бросаются дворами на звук. Но некоторые не значит все.

– Сэр! – кричат спереди. – Кавалерия! Там симерийцы!

Святая Дева Мария! Готский офицер и правда замечает россыпь всадников, маячащих на окраине населенного пункта.

– Все назад! – Майкл отбрасывает к обочине велосипед и снимает карабин с плеча

Капитан ныряет за повозку и жестами велит бойцам рассредоточиться.

Странно. Мэтью ожидает, что симерийцы спешатся и начнут просачиваться вперед. Но они наоборот еще плотнее сбиваются, один из них, обнажив шашку гарцует перед строем.

"Эти идиоты правда собираются сделать это?", – недоумевает гот, придавив приклад в плечо.

Поразительно, но, кажется, монархисты и правда изготавливаются к кавалерийскому наскоку. Майкл улыбается, слухи о глупости симерийцев не врут. Кто в современной войне так использует всадников? Они бы еще пиками вооружились.

– Стенли!

В ответ клацает затвор развернутого по боевой "Максима".

– Если они сунуться на середину улицы…

– Поверьте, я заставлю их пожалеть, сэр, – рычит лейтенант, припав к прицелу.

Под мелодию горниста, кавалерия Симерии бросается очертя голову в самоубийственную атаку. Без каких либо хитростей, прямо в лоб. С места, галопом, всадники нещадно нахлестывают коней и держат клинки над головами, острием вперед. Совсем как в ушедшую эпоху кремневых ружей. Впору встать в полный рост и образовать каре. Словно в подтверждение, слева и справа щелкают притыкаемые к винтовкам штыки.

"До этого не дойдет", – успокоившись, и восстановив дыхание, Майкл не спеша берет на прицел ближайшего кавалериста.

Грозно стрекочет пулемет, выплевывая длинную очередь. Падают пустые гильзы, скатываясь по повозке и слетая под ноги солдатам. Свинцовый дождь веером хлещет по крышам, воспламеняя солому, впивается или рикошетит о стены, горящим факелом устремляется высоко вверх. Но ни одна, НИ ОДНА пуля не достигает плотных порядков симерийцев.

– Стенли, ты что творишь! – кричит не своим голосом капитан. – Бей их!

Гот оборачивается на бесполезно растрачивающего боезапас лейтенанта и замирает, пораженный жутким зрелищем. Его добрый друг и прекрасный офицер едва узнаваем. Глаза так широко распахнуты, искажая лицо и кажется, вот-вот взорвутся. Все тело бьется в судорогах, пальцы продолжают сжимать гашетку, будто нарочно уводя дуло от истинной цели.

Драгуны стреляют из карабинов на полном скаку, управляя лошадьми одними ногами. Падает, пронзенный пулями ленточный Стенли, остальные оторвать обезумевшего лейтенанта от пулемета не успевают.

Капитан бьет навскидку из винтовки. Филигранный выстрел выбивает солдата из седла, не задев лошадь. Та, разгоряченная, продолжает бег и с размаху перепрыгивает перегородившую улицу повозку. Майклу приходится отвлечься, разминаясь с разъяренным животным.

В этот момент лавина достигает готов. Вот она – настоящая сила кавалерийской лавы. Несколько симерийцев падают, пораженный хаотичными выстрелами, но вала это не останавливает. Прибой захлестывает разведку со всех сторон, пожирает, пережевывает и выплевывает окровавленными ошметками. Трубач не перестает играть смертельную пьесу над истерзанной деревней. Монархисты выскакивают со всех сторон, с соседних улиц и домов.

– Стойте! – во всю мощь легких кричит на симерийском Майкл, молясь быть понятым и услышанным. – Остановите это безумие!

Он первым поднимает винтовку над головой и первый же бросает на землю.

– Нет смысла гибнуть тут, – обращается капитан к своим людям, видя нерешительность, а то и гнев. – Мы проиграли. Пожалуйста, сложите оружие и клянусь честью, я всех верну домой.

Солдаты нехотя, зыркая глазами на победителей, подчиняются. Лязгая, у копыт симерийских коней быстро растет куча из винтовок и сабель. Пятеро человек уже точно не вернуться домой, не смотря на клятвенное обещание. Среди распластанных, по зверски зарубленных тел Мэтью видит и Френсиса. Несчастный парень лежит, будто куклу обняв рацию, в последней попытке защитить связь с Родиной.

"Эти жертвы не напрасны, – уговаривает себя капитан, – мы выполняли долг"

Проследив за сдачей, Майкл первым делом бросается к Стенли. Лейтенант лежит на земле, изредка дергаясь и исходя пеной.

– Врача! – понимая, что симерийский далек от совершенства, отчаянно пытается дозваться офицер. – Пожалуйста, помогите ему!

Однако монархисты или не понимают гота или делают вид. С гораздо большим удовольствием они роются в вещах пленных, вываливая содержимое мешков прямо на землю. Кто-то не гнушается обшарить карманы трупов. Несколько солдат, с муравьиной деловитостью карабкаются на повозку. Их особенно интересует пулемет, ленту ощупывают, будто впервые видя.

"Меня победили дикари, – сокрушается, коря себя за оплошность гот. – Варвары!"

Под мерное постукивание копыт к месту действия приближаются конные. Капитан замечает офицеров, а среди них (о ужас!) молодую девушку, почти девочку. Эти полоумные ее нарядили в солдатскую форму. Неужели она и правда на службе?

– Я готов принести глубочайшие извинения, – человек в погонах подполковника чуть наклоняется к даме. – Не думал, что сейчас в Академии учат такому.

– Пустое, – прокуренный голос девицы повергает в шок. Она хмурится, глядя на агонизирующего Стенли и задумчиво крутит локон. – Если по чести, мне повезло, эти готы такие мягкокожие. Попробуй я вот так копаться в голове курха, у самой мозги вскипели бы.

– Полагаю, нам всем сегодня повезло, – улыбается мужчина уголками губ и хлопает по шее всхрапнувшего коня.

В гущу сражения Швецов так и не попадает, не смочив клинок в крови. Отстав от наступающих взводов, штабс-офицер своевременно заворачивает два отряда на фланги. Из сомкнутого кольца не выбирается никто.

"Хотя трупов могло быть и больше", – потирая подбородок, думает Алексей.

Драгунам и правда, очень повезло. Бой принимает от силы половина вошедших в Федоровку готов. Остальных кавалеристы вытаскивают из домов и погребов, застав на грабежах и насилии.

– Господи, он же умрет! – причитает над едва дышащим Стенли Майкл. – Да что вы за люди такие?!

Только сейчас Швецов оборачивается и несколько секунд, сузив глаза, смотрит поверх головы готского офицера.

– Розумовский! – кричит подполковник.

– Я! – на зов скачет ротмистр, пыхтя трубкой, чем изображает бегущий по рельсам паровоз.

– Выдели людей, нужно переправить пленных в Ольхово и оружие, все что есть. А сам останься тут, организуй оборону. Мага, – под недовольный вздох девчонки, – я тебе передаю.

Ротный бегло осматривает местность. Поселок расположен удачно, просто центральные ворота в Ольхово. В ближайшие километры, что к северу, что к югу реку так просто не перейти. Удовлетворительно крякнув, Розумовский направляется выполнять приказ.

– Вы удивили меня, барон, – возле Алексея появляется Максим. Обычно холодный и сдержанный майор улыбается до ушей. Заговорщицки наклонившись, он шепчет. – Скажите, господин подполковник, вы же почувствовали это? Вкус настоящей битвы?

Как Швецов ни старается сдержаться, губы сами размыкаются в оскале улыбки.

– Добро пожаловать в первый драгунский, – начальник штаба весьма доволен собой и в конец обескураживающе, впервые добавляет, – командир.

Последнюю, жеванную фразу граммофона о мире прерывает выстрел.


Симерийское царство. Ольхово.

Спустя два часа


Потрепанные шеренги первого драгунского выстраиваются конным порядком на площади. Собираются многие, на некоторых вот даже сочащиеся кровью бинты. Но люди, несмотря на изнуренность, голод и раны гордо держаться в седлах. Ольхово – вот они мы! Как же разительно отличается первый день приезда. Ныне горожане толпами, оставив выдранные ставни и выломанные двери домов, высыпаются на площадь приветствовать батальон. Из окон солдатам машут руками, кто-то забирается на ветви деревьев или облюбует крыши.

Швецов почти сливается с вечно неряшливыми кавалеристами. Обычно белоснежный, накрахмаленный подворотник пропитан потом вперемешку с грязью. Подполковник сдирает его, выдрав при этом верхние пуговицы. Но на лице уставшего, едва удерживающего смыкающиеся веки офицера застывает полуулыбка.

"Надо же, – посмеивается, глядя на особо помпезную процессию Швецов, – и эти тут"

Являются все значимые граждане Ольхово. Впереди, конечно же, сам граф Малахов, нарядившийся по особому случаю. На ленточной перевези красуются, переливаясь серебром и самоцветами ордена. Военный фрак, расшитый пуговицами, дополнен треуголкой с высоким плюмажем. Рядом многочисленные домашние и друзья семьи из благородных, кто-то держит укрытый рушником каравай. Ольга, поддерживаемая дворецким, прячется за спинами мужчин, натянув широкополую шляпку на глаза.

Отец Димитрий, настоятель Ольховской церкви выносит переносную колокольню. Торжественный перезвон дополняют прекрасные детские голоса храмового хора. Над площадью, подхваченная народом, льется повторяющаяся снова и снова здравица.

– Начинаем, – коротко и не громко обращается командир к майору Максиму.

Начальник штаба, не произнеся ни слова, кивает и так же безмолвно отдает распоряжение. Ольхово пора встретиться лицом к лицу со своим кошмаром.

– А ну пшел! – стоящий в общей колоне Михаил чувствует очень болезненный, прямо по лопатке, тычок. – Шевелись давай. Родину продавать, так бежали, а отвечать не торопишься.

Шахтер проглатывает беспочвенные оскорбления. Он то продал? Миша уверен, честный труд за гроши на шахте куда полезнее дефилирования в богатых нарядах и кружеве. Это они, вместе с мясниками из армии довели страну, а не честные трудяги, потребовавшие прав и свобод.

"Я сделал правильный выбор", – парень выпрямляется и на улицу выходит, задрав подбородок.

Жандармы, не стесняясь, бьют бунтовщиков винтовками и пинают сапогами, гоня вперед. По бокам шествие сопровождают патрули драгун с шашками наголо. Увы, старания Миши проходят впустую и ход революционеров получается унылым. Толпа бредет, шаркая ногами, и прогнув спины, будто с пудовой гирей на загривке. Избитые, многие ранены.

– Миша! – слышит молодой революционер до вздрогнувшего сердца знакомый голос.

Повернув голову, видит мать, отчаянно борющуюся с людским течением и рвущуюся к сыну. Анатолий, испуганный мальчик, вдавивший голову в плечи, необычайно тихий. Ладошка крепко сжимает материнскую руку, он быстро перебирает босыми ногами, стараясь не отставать.

– Мама! – всхлипывает юноша, он не выдерживает и не в силах сдержать слез.

Парень рвется к матери, протягивая руку сквозь плечи людей.

– Назад! – к месту возни бросаются солдаты, винтовками растаскивая семью.

Непреодолимая сила отрывает Михаила от земли. Но он и не пытается сопротивляться, силы и уверенность в правоте вновь возвращаются. Мотнув плечом, сбрасывая руки жандармов, парень возвращается в строй.

– Все в порядке, мама, – кричит он Людмиле, все еще пытающейся пробиться к сыну. – Я среди своих.

Утерев рукавом слезы, шахтер с достоинством выходит на площадь.

Город замирает в безмолвии. Огромная масса жителей Ольхово стоит, наблюдая за проходящими мимо. И сдается жестокие бои за город истощают людей, высасывают дочиста. Не лица, а безжизненные маски смотрят на бунтовщиков.

"Как много их, – у Михаила чуть дыхание не прерывается от увиденного, – сколько много в Ольхово жителей и как мало солдат"

Стоит народной массе лишь качнуться вперед и жиденький строй солдатни падет. Никакие штыки и шашки, даже огонь адского колдовства не остановит этот гнев.

– Горожане, – в общей тишине звонкий и восторженный голосок Миши привлекает внимание, – мы сражались и проливали кровь не ради себя и не ради сиюминутной славы. Братья и сестры, жители этого города, наша революция это будущее всей страны. Осталось совсем немного и…

Договорить юноша не успевает. Подобранный с брусчатки булыжник в самого Михаила не попадает, упав у ног кого-то из каторжан. Притихший шахтер поднимает взгляд и только теперь пелена падает с глаз. И он понимает, где находится. Блеющий ягненок, провалившийся в волчье логово. С глаз горожан на колонну бунтовщиков смотрит сама бездна.

– Сволочи! – протяжно орут со стороны народа.

Один за другим, с учащающимся темпом в колонну летят камни, консервные банки и всякий подвернувшийся под руку мусор. Некоторые рвутся сквозь заслон, норовя дотянуться кулаками или ободрать волосы.

"Как же так? – плачет Миша, ничего не понимая. – Это же все ради них"

Лишившись остатков самоуважения, бунтовщики вынуждены искать спасения за солдатами. Те, вместе с немногочисленной жандармерией принимают на себя главный удар. Пригнув спины и закрыв голову руками, каторжники и шахтеры бегом пересекают улицу.

– Не туда, – следующего за одним из беглых преступников, Мишу волокут в сторону.

Драгуны быстро, без суеты разделяют колону надвое, отгоняя каторжан от примкнувших к директору шахты городских. И как же последние малочисленны, лишь жалкая горстка из выживших в бойне. Уверенность очень быстро покидает Михаила. Зажатый со всех сторон трясущимися людьми, он и сам поддается страху.

Швецов бесстрастно наблюдает за происходящим со стороны. Дождавшись момента точки кипения, подполковник трогает поводья, выводя коня вперед. Одно движение, вскинутая вверх рука и весь город, казалось бы, сорвавшийся с поводка, замирает.

"А что-то в нем есть", – глядя на фигуру штабс-офицера, Максим начинает сомневаться в своей способности разбираться в людях.

Ольхово, застыв в ожидании, смотрит на Алексея. Среди народной массы тут и там видны яркие вспышки и клубы дыма от массивных фотоаппаратов.

– Вот они, перед вами, – указывает Швецов на жалкую, трясущуюся кучку бандитов и бунтарей.

Горожане отзываются дружным ревом. Вид еще недавно беснующихся от вседозволенности и безнаказанности преступников более не страшит.

– Убийцы, воры и насильники. Видимо у Временного комитета нет достойных последователей, и они решили вооружить каторжников. Но как оказалось, им было мало просто творить бесчинства. Они еще и друзей пригласили, – подполковник поворачивает взгляд на побитую стайку разведчиков Мэтью. – Что ж, наши враги сполна показали себя. Теперь наш черед.

Взгляд Швецова меняется, лицо накрывает тенью. Майор Максим что-то понимает на уровне инстинкта. Он даже подает коня вперед, пытаясь остановить безумие, но не успевает. Заранее все спланировав, Алексей лишь кивает дожидающимся жандармам.

Синие мундиры выстраиваются перед согнанными как бараны каторжанами. Клацают взводимые винтовки и револьверы. Кто-то в толпе возникает и пытается дернуться, но останавливается перед частоколом штыков.

– Эй! – кричат уголовники. – Это беспредел! Мы требуем суд!

– Беспредел!? – орет вышедший вперед жандарм, брякнув усеивающими грудь орденами. – А когда вы насиловали женщин на улицах это не беспредел? Когда резали моих братьев, как скот?

– Начальник, ну ты чего? – в привычной ему манере пытается отшутиться каторжник.

Офицер вскидывает руку и по телу бандита проходит судорога. Он пытается вздохнуть, но из носа и рта быстрым потоком выливается кровь. Не успевает каторжник упасть, гремит залп. Без команд, к жандармам присоединяются и некоторые драгуны. Крики и мольбы завладевают площадью, но преступников добивают быстро и без жалости. Кого-то нанизывают на штыки или секут шашками.

– Барон, это уже слишком, – конь Максима едва не налетает на Алексеиного. – Мы солдаты, а не башибузуки.

– А что мне с ними делать? – шипит рассерженной кошкой Швецов, дергая подбородком в сторону кровавой расправы. – С ложки кормить? Или обратно на каторгу отконвоировать? Мы не знаем, что творится за пределами города, и не удержим столько пленных.

Четко, безжалостно и до скотского практично. Такого от тылового служащего Максим никак не ожидает. И ведь не просто так назначен Швецов именно сюда. Знал Великий князь, отдавая приказ? Догадывался? В глубине души майор и сам возмущен волной разбоя, учиненной этими горе революционерами, но всему есть предел. Вот так, на глазах у всего города, перед женщинами и детьми…

– Заканчиваем. Остальных увести и обеспечить охрану, – командует Алексей. Он закрывает глаза и несколько раз, с шумом вдыхает и выдыхает. – Ольхово отныне считать на осадном положении.

А за извращенным аутодафе наблюдает связанный капитан Майкл. Взгляд, наполненный ненавистью, прикован к одному человеку. Алексею Швецову.

"Нет, – понимает готский офицер нечто важное, изменившее всю его жизнь, – я столкнулся не с варварами. Мой враг – сам дьявол"

Этот день мир никогда не забудет.

Загрузка...