Город туманов

Глава XXIII Северная печурка и письмо мертвеца

В ту ночь Хейзл никак не могла уснуть. Быть может, потому, что днем сделала некоторые наблюдения. Вечера становились холодными, и перед ужином она поднялась в комнату господина Натаниэля, чтобы развести в ней очаг. Там она обнаружила вдову и одну из ее служанок, которые, к удивлению девушки, принесли с чердака старую чугунную печурку, ею многие годы никто не пользовался, ибо в Доримаре предпочитали камины. Вдова привезла эту печку на ферму вместе со своим приданым, поскольку ее мать была родом с далекого севера.

Заметив удивление на лице Хейзл, вдова невозмутимо сказала:

— Дрова отсырели, и я подумала, что так нашему гостю будет уютнее.

Однако Хейзл знала, что дрова не могли отсыреть, поскольку дождей давно не было. И она заподозрила неладное.

Хейзл по своей природе была очень гостеприимна, и о гостях пеклась больше, чем о самой себе.

Между тем господин Натаниэль, несколько озадаченный иноземным прибором, обогревавшим его комнату, забрался в постель. Но свечу погасил не сразу.

И глаза его обратились к расписному потолку, тому самому, на который смотрел и Ранульф, засыпая в этой комнате. На фоне густого винного цвета вились лазурные арабески, перемежавшиеся с тиснеными тусклыми золотыми точками, а в четырех углах размещались алебастровые гроздья винограда и алые ягоды. Хотя от времени краски поблекли и с гроздьев исчезло довольно много ягод, они не утратили своей красоты и выглядели, как живые.

Натаниэля клонило в сон, мысли путались, тело отяжелело. Краски на потолке сливались в единое пятно, старинные нашлепки отделялись от фона и начинали сверкать в пространстве, как Солнце, Луна и Звезды или же как яблоки… Золотые Яблоки Заката? И залитый алым кларетом потолок превратился в поле — поле, сплошь усыпанное алыми цветами. Среди цветов Натаниэль увидел ухмыляющегося Портунуса и плачущего Ранульфа. Прежде чем погрузиться в сон, Натаниэль вышел на прямую дорогу, по которой следовал к своей цели. Ну, конечно же, это был Млечный Путь!

Тревога Хейзл росла. Наконец она не выдержала, поднялась с постели и, бесшумно ступая, отправилась в комнату Натаниэля.

У двери остановилась и, приложив ухо к замочной скважине, прислушалась. Из комнаты не донеслось ни звука. Тогда она осторожно приоткрыла дверь. Свеча догорала, а гость неподвижно лежал на кровати. Уж не умер ли? В комнате было нестерпимо душно. В панике Хейзл распахнула окно, плеснула в печку воды из кувшина, чтобы загасить ее, и окатила самого господина Натаниэля. Он открыл глаза, застонал и что-то пробормотал.

— О, сэр, какое несчастье! Вы живы! — сквозь слезы произнесла Хейзл. — Схожу за кружкой настойки и нюхательной солью.

Вернувшись, она обнаружила господина Натаниэля сидящим в постели, он еще не совсем пришел в себя, но не был уже таким бледным, а настойка привела его в обычное состояние.

Тут Хейзл опустилась на пол и после пережитого разразилась рыданиями.

— Ну, ну, дитя мое, — ласково промолвил господин Натаниэль, — плакать нам не о чем. Я чувствую себя нормально… Впрочем, клянусь Жатвой душ, не могу понять, что со мной приключилось. Не помню, чтобы когда-либо я терял сознание.

Однако Хейзл была безутешна.

— Надо же, чтобы такое случилось в моем доме, — рыдала она. — Тем более с немолодым джентльменом… А ведь мы славимся своим гостеприимством… О, Боже, о, Боже!

— Вы не должны себя винить, дитя мое? — промолвил господин Натаниэль. — Должно быть, я потерял сознание после всех треволнений последних дней. Так что вам не в чем себя упрекать.

Но Хейзл продолжала рыдать:

— Мне сразу не понравилось, что она притащила сюда эту железную печку! И надо же, чтобы такое произошло под моим кровом! Ведь это мой дом… и теперь она не проведет в нем даже ночи!

Хейзл вскочила на ноги, глаза ее пылали.

— Вы имеете в виду вдову вашего деда? — спросил Натаниэль.

— Да-да, ее самую! — воскликнула Хейзл негодующим тоном. — Она у нас со странностями… так было всегда… ни один честный фермер не ведет себя подобным образом — у нас ни фенхеля над порогом, в закромах эта гадость… и сердце у нее такое же мерзкое. Я сразу заметила, с какой улыбкой она смотрела на вас за обедом.

— Полагаете, эта женщина покушалась на мою жизнь? — спросил он.

Столь откровенный вопрос привел девушку в замешательство, и она вновь зарыдала. Господин Натаниэль подождал, пока она успокоится, и негромко сказал:

— Хватит плакать, дитя мое. Вы проявили истинную доброту, но вдове вашего деда мое общество почему-то не нравится, поэтому я не стану здесь задерживаться. Но прежде чем покинуть ваш дом, я должен кое-что сделать, мне понадобится ваша помощь.

Он назвал девушке свое имя, сказал, что хочет найти улики против одного своего врага, зачем, собственно, и приехал на ферму.

Он задумчиво поглядел на девушку и продолжил:

— Полагаю, дитя мое, если мне удастся найти эти доказательства, они могут коснуться и вашей бабушки. Известно ли вам, что ее уже судили по обвинению в убийстве вашего деда?

— Да. — Голос Хейзл дрогнул. — Я думала, ее оправдали.

— Да. Однако бывают судебные ошибки. Уверен, что вашего деда убили и что мой враг — чьего имени я не хочу называть, пока не буду окончательно убежден в этом, — замешан в этом деле. Подозреваю, что вдова была его сообщницей. Учитывая все обстоятельства, согласны ли вы помочь мне?

Хейзл сначала покраснела, потом побелела и нижняя губа ее задрожала. Вдову она не любила, однако следовало признать, что та всегда хорошо относилась к ней, и что хотя кровное родство их не связывало, более близкого родственника у нее не было. И все же, Хейзл всегда была на стороне Закона. Преступление не должно оставаться безнаказанным; а кровная родня — не отомщенной.

Однако сама та страсть, с которой девушка стремилась избавиться от опеки вдовы, рождала в ее душе иррациональное чувство вины; к тому же, говоря откровенно, девушка попросту боялась старухи.

Что, если эти доказательства не найдутся, а вдова узнает о том, что они сделали? Как она после этого ей посмотрит в глаза? Как сможет жить с ней под одной крышей?

И все же… Хейзл не сомневалась, что вдова только что попыталась убить их гостя. Как она посмела?

Хейзл сжала кулаки и едва слышно выдохнула:

— Да, сэр, я помогу вам.

— Вот и отлично! — отозвался господин Натаниэль. — Я хочу воспользоваться советом старого Портунуса — посмотреть, что может оказаться под этой гермой, притом прямо сейчас. Впрочем, вполне возможно, что, вняв бреду безумца, мы не найдем там никаких доказательств, или же под камнем может обнаружиться какое-нибудь сокровище, или некая вещь, не имеющая отношения к убийству вашего деда. Если же мы все-таки извлечем из-под камня весомые доказательства, нам необходимо заручиться поддержкой свидетелей. Например, районного законоведа… кстати, кто он?

— Местный кузнец, Питер Горошина.

— Доверяете ли вы кому-нибудь из слуг настолько, чтобы послать за ним? Преданный вам больше, чем вдове?

— Я верю им всем, и все они преданны мне, — ответила девушка.

— Хорошо. Ступайте, разбудите любого из слуг и немедленно пошлите за кузнецом. Пусть приведет законоведа не в дом, а прямо в сад, не стоит будить вдову раньше, чем это потребуется. Кроме того, слуга может остаться и помочь нам выполнить эту работу: чем больше свидетелей, тем лучше.

Происходящее казалось Хейзл кошмаром. Однако она заставила себя подняться на чердак и разбудила одного из неженатых работников, который, согласно старинному обычаю, ночевал в доме хозяина, и приказала ему скакать в Лебедянь и привезти оттуда кузнеца.

Хейзл прикинула, что ее посланцу потребуется примерно час, чтобы добраться до Лебедяни и вернуться назад, и, прихватив с собой по лопате, они с господином Натаниэлем осторожно выбрались из дома и отправились в сад.

Луна заметно пошла на убыль, однако полная темнота еще не наступила.

— Бедная старушка Луна, — усмехнулся господин Натаниэль, пребывавший в превосходном расположении духа, — крадет у мира все краски, чтобы разрисовать свою бледную физиономию, однако безуспешно! Но поглядите, Хейзл, на своего друга, господина Герма. Судя по его взгляду, ему что-то известно!

Дело было в том, что освещенная лунным светом старая герма попала в, так сказать, родную среду, и под лучами ночного солнца камень ее мерцал и искрился, преобразуясь в серебристую плоть, а загадочная улыбка как бы сделалась еще более многозначительной.

— Простите меня, сэр, — робко произнесла Хейзл, — но мне хотелось бы знать, кого именно вы подозреваете, быть может, доктора Лера?

— А почему вы так думаете? — резким тоном спросил господин Натаниэль.

— Сама не знаю, — произнесла Хейзл.

Вскоре появились посланный в деревню батрак вместе с кузнецом-законоведом, крепким, бодрым и рыжеволосым селянином лет пятидесяти.

— Добрый вечер, — поздоровался с прибывшими господин Натаниэль. — Я — Натаниэль Шантеклер (он был уверен в том, что новость о его смещении еще не достигла Лебедяни), и у меня есть дело, настолько неотложное и тайное, что я был вынужден поднять вас с постели в столь неурочный час. Я имею основания предполагать, что под этой гермой закопан крайне важный предмет, и хочу, чтобы вы засвидетельствовали полную законность всего происходящего. — Он любезно улыбнулся. — А вот и свидетельство моей личности. — Он снял свой перстень и подал кузнецу.

Перстень был украшен известным всей стране гербом его рода — изображением петуха с шестью шевронами, обозначавшими, что шестеро из предков господина Натаниэля занимали пост Высокого сенешаля Доримара.

Появление столь знаменитой личности ошеломило кузнеца и работника. Между тем разжалованный мэр сунул им обоим по лопате и попросил без промедления приступить к делу.

Некоторое время оба селянина копали молча, а потом одна из лопат наткнулась на что-то твердое. «Что-то» оказалось небольшой железной коробочкой, к которой был приложен ключ.

— Доставайте! Доставайте ее! — с волнением в голосе поторопил обоих работников господин Натаниэль. — Хотелось бы поскорее узнать, найдется ли в ней удавка для кое-кого! Клянусь Солнцем, Луной и Звездами!

Увидев, как побледнела Хейзл, господин Натаниэль уже мягче сказал:

— Простите меня, дитя мое, жажда отмщения заставила меня забыть и о хороших манерах, и о благопристойности. Кроме того, не исключено, что мы ничего не обнаружим, кроме горсти золотых крон герцога Обри, закопанных одним из ваших предков.

Открыв коробочку, они обнаружили в ней только запечатанный и упакованный пергамент с надписью: «Первому, кто отыщет меня».

— По-моему, мисс Хейзл, право вскрыть его принадлежит вам. Надеюсь, вы согласны со мной, господин Законовед? — проговорил Натаниэль.

Хейзл дрожащими пальцами сломала печать, разорвала обертку и развернула исписанный лист.

При свете фонаря они прочли следующее: