Вас, возможно, удивит, что столь выдающаяся роль выпала на долю человека, обладающего массой недостатков, отнюдь не героя. Однако высший духовный путь не всегда предначертан самому сильному или добродетельному.
И хотя герцог Обри назначил его своим представителем и посвятил в Древние Мистерии, господин Натаниэль остался самим собой — переменчивым, как дитя, и частенько неразумным. Не покидала его и меланхолия. Посвящения в Мистерии не делают человека счастливым. Возможно, их самая последняя тайна совершенно безрадостна… или же ее так и не открыли господину Натаниэлю.
Как ни странно, новые почести не приободрили его, он даже ощущал неловкость.
Когда жизнь снова вернулась в свою обычную колею, господин Амброзий явился вечерком к господину Натаниэлю.
Некоторое время они просто молча попыхивали трубками, а потом Амброзий спросил.
— Что ты думал об Эндимионе Лере, Нат? Надеюсь, он действительно был двуличным негодяем?
Натаниэль помолчал и в раздумье ответил.
— Полагаю, что так. Я прочитал отчет о его процессе, по-моему говорил он искренне. И все же в душе его таилось некое зло, которым он заражал все, к чему бы ни прикасался… даже плоды фейри… даже герцога Обри.
— А в каком духовном грехе он, по-твоему, признался?
— По-моему, — неторопливо проговорил господин Натаниэль, — он мог осквернить священные предметы Мистерий.
— А что это за предметы, Нат?
Натаниэль усмехнулся:
— Жизнь и смерть, насколько я понимаю.
Он терпеть не мог расспросов на подобные темы.
Господин Амброзий по некотором размышлении проговорил:
— Однако любопытно, почему, нападая на тебя, он всегда губил собственные цели.
— Да, — воскликнул господин Натаниэль, — и в самом деле любопытно! Все, что он делал, приносило эффект, в точности противоположный тому, который он ожидал. Он боялся Шантеклеров, старался избавиться от них, и потому отправил Ранульфа в страну Фейри, откуда никто никогда не возвращался. Он так скомпрометировал меня, что я вынужден был покинуть Луд, и Эндимион Лер решил, что устранил меня со своего пути. Но тем самым лишь ускорил собственное падение. Вынужденный оставить Луд, я отправился на ферму, где и обнаружил написанный старым Тарабаром обвинительный документ. То, что Ранульф отправился дальше, заставило меня последовать за ним, и именно поэтому я вернулся в качестве представителя герцога Обри. — И он вновь смущенно рассмеялся, а потом сказал: — Герцога, как ни пытайся, не обойдешь.
— «Тот, кто мчится с ветром, должен скакать туда, куда несет его конь», — процитировал господин Амброзий.
Натаниэль улыбнулся, и несколько минут они вновь молча попыхивали трубками.
Первым нарушил молчание Натаниэль.
— Мы пережили странные времена, Амброзий! Все мы, то есть те из нас, у кого была своя роль, словно бы жили чужими снами, или же нам снились чужие жизни, и в них самым непостижимым образом соединились яблоки и кровоточащие мертвецы, деревья и призраки. Лер произносит речь о людях и деревьях, я нахожу решение загадки под гермой, получеловеком, полудеревом, ты принимаешь сок плодов фейри за кровь мертвецов, и так далее. То, что случилось со мной, больше походит на сон. — Он вдруг умолк.
На сей раз молчание нарушил господин Амброзий.
— Ну, Нат, — проговорил он, — по-моему, я получил урок смирения. Прежде я был весьма высокого мнения о собственной персоне — как и большинство людей, я полагаю, но теперь я убежден, что ничего особенного собой не представляю и вылепили меня на самом деле из куда худшей глины, чем тебя и мою Луноцвету. Все, что ты осознал сам, мне пришлось принимать на веру.
— А если, Амброзий, все, что мы знаем на самом деле, сводится к одному, к тому, что нам нечего знать? — промолвил Натаниэль с легкой печалью.
Он погрузился в размышления, и Амброзий, решив, что друг хочет побыть один, тихонько вышел из кабинета.
Господин Натаниэль задумчиво взирал на огонь, трубка его погасла, однако он даже не заметил этого. А потом дверь негромко отворилась, кто-то тихо вошел и стал позади его кресла. Это была его супруга. Она сказала только.
— Мой старый и смешной Нат! — Голос ее был полон нежности.
Она опустилась рядом с ним на колени и обняла теплыми мягкими руками. И тогда в душе господина Натаниэля вновь вспыхнула надежда на то, что однажды он снова услышит Ноту, и все станет на свои места.