Горожане солнца

Сказка о войне изваяний

Жила-была Фамарь, девочка с черными спутанными волосами. Она была потерявшаяся эфиопская принцесса, но эту тайну, конечно, никто не знал.

Ходила Фамарь в третий класс и очень плохо себя вела.

Она, например, опаздывала на первый урок, и чем ближе к зиме, тем сильнее. Она говорила:

— Я хожу по своим собственным часам, по солнечным. Утро — это рассвет, а не знак на циферблате, понятно? А вы по черным часам ходите? Ха-ха! Вот и кукуйте в темноте.

Другие дети завидовали ей: им страшно было в темноте ходить, особенно когда кто-то начал детей воровать.

Тревожное наступало время — мир погружался в зиму, темнота затапливала утро все сильней и сильней, и детей пропадало все больше и больше. Но еще страшнее была Зауч. И дети приходили в школу вовремя.

Фамарь же была храбра и делала, что хотела. К примеру, все, что подбирала по пути в школу: ягодки, пуговки, монетки — она заплетала в волосы. Учителя решили ее постричь, но она так кусалась, что удалось отрезать только один колтун. Фамарь спрятала его в кулаке, а на математике подожгла. Вонь распростерлась страшная!

Педсовет выбрал ей страшное наказание: отвести к Дидектору. Когда Фамарь повели, все классы выбежали в коридор. Ведь все знали, что пропадают дети, и думали на Дидектора.

— Эх, — ужасались дети, — пропадет теперь и Фамарь.

Ее затолкали в подвал, захлопнули крышку и вдобавок задвинули вешалкой.

Когда настала темнота, сделалось Фамари не на шутку страшно.

— Эх, пропала я, — решила Фамарь.

Она вынула спички и зажгла одну. Кругом густо висела одежда. Одежда как одежда, но сейчас она казалась пугающей.

— Тьфу, — заключила Фамарь, — со спичкой еще страшнее. — И задула.

Она посидела немножко слепая, но почувствовала, что больше не может: вдруг одежда в темноте рукава к ней протягивает?

— Вот пакость! — вздрогнула Фамарь и опять зажгла спичку.

В углу что-то сверкнуло — под лавочкой лежал елочный шарик.

Фамарь в шарик всмотрелась и видит: из-за одежд отражается громадный мужик.

У Фамари все ослабло внутри и мелькнула мысль: «Ну, прощай, Фамарь!»

И она ощупала себя на прощание и нашла в кармане огромную иголку.

«Труд же был сегодня, а я забыла, — подумала Фамарь. — Ну, подойди, людоед, отведаешь хорошей иголки!»

А тот все стоял и присматривался. Присмотрелась и Фамарь.

Видит — человек-великан, высотой как царь, одеждой как Пушкин-поэт и цилиндр старинный на голове.

— Хм, — решила Фамарь.

Глядит она дальше: палец высовывается. Высунулся и манит ее к себе. «Ага, сейчас», — подумала Фамарь.

А тот вдруг и говорит:

— Что это у тебя в кармане? Не иголка ли?

Фамарь смутилась и отвечает:

— Нет, это записка.

Он засмеялся:

— Я знаю, что там у тебя иголка, да меня не проткнуть: у меня и сюртук, и брюки железные. А ты лучше записывайся ко мне в кружок домоводства! Я тебя научу словам, от которых одежда сама срастается, и шить ничего не надо.

— А я, может, люблю как раз шить, — заявила Фамарь, но соврала, конечно, в жизни ничего не сшила.

А он начал ее уговаривать:

— Если любишь шить, так я покажу разные швы: стрекоза в лабиринте, облепиховый шрифт, заклинание глупости… Таких ни одна девочка на свете не знает. Мы, если хочешь, будем шить новогодние костюмы.

— Это еще зачем?

— Чтобы под Новый год устроить костюмированный бал.

— Хорошо, только без меня, — сказала Фамарь, — я все ваши зимние праздники видала-бодала… Новый год — хреновый год!

В общем, поддерживает разговор. И еще думает: «Да что я на него в шарик-то любуюсь? Подумаешь! Так посмотрю!»

Но Дидектор сказал:

— Не смотри на меня, я страшный. Это в шарике я ничего, потому что шарик волшебный. А наяву я страшноват, как черепаха. Шарик этот меня наоборот показывает, каким я был до превращения — красивым, как египетский царь.

— Кто же вас превратил? — спросила, не веря, Фамарь.

— Да я зазеркалился в елочных игрушках. Я их много за свою жизнь перебил. А кто разобьет елочную игрушку и тут же не зажмурится, тот может по волшебству стать таким же страшненьким, как в отражении. Вы не проходили, что ли, по физике?

— Да у нас нет еще физики, — ответила Фамарь. И повернулась к Дидектору.

Глядит — и правда: наяву он совсем другой, словно хамелеон, жутковатый. Но вроде бы не очень опасен на вид. в руке указку длинную держит. И не цилиндр на нем, а такая высокая корона.

«Чего это он, — думает Фамарь, — царя, что ли, изображает?»

A Дидектор взмахнул указкой и повелел:

— Я правитель школы и намерен предложить чай! Я имею четыре свечи, которых мне не жаль истратить на приветствие своей гостьи!

Он снял корону и начал доставать из нее чай и горящие свечи.

«Фокусничает, — решила Фамарь, — да меня не обманешь».

И стала она Дидектора ругать:

— Что же это вы! Царь школы, а детей воруете! Я такой чай не буду пить!

— Как это я ворую?

— А куда тогда сорок детей девалось? — крикнула на него Фамарь.

— Кто же про меня это рассказывает? — опечалился Дидектор.

— Все говорят!

— Но ведь я не делаю ничего такого…

— Не делаете? Докажите!

— Как же я докажу?

— Очень просто! Отдайте приказ, чтобы дети ходили по солнечным часам! Чтобы им запрещалось в темноте выходить из дома! Тогда я поверю.

— Не могу я издать такого приказа, — тихо ответил Дидектор. — Я хоть и правитель, а не имею власти: Зауч захватила себе всю власть.

— Ага, — закричала Фамарь, — не можете доказать! Тогда и нечего о себе воображать.

— Доказать не могу, — произнес Дидектор, — но могу рассказать тебе одну историю.

И он рассказал вот такое:

— У меня нету в подвале детей и никогда не было. Но зато есть помощники — просто пустая детская одежда. Одежки ходят ко мне по ночам на воспитание. А недавно они опоздали, а когда пришли, то были истреплены. «На нас манекены напали! Кулебякиной шапку оторвали! Пистолетова совсем растоптали! Хорошо, было нас много и мы их ледышками отогнали». Вот что сказали мне мои подмастерья. Я и раньше знал, что манекены ночами рыщут, только был удивлен: зачем им детская одежда? Теперь-то я понимаю: может, они ее приняли за детей? Может, это манекены детей похищают?

— Может, может, — передразнила Фамарь, но задумалась, — Что-то мне подозрительно, — сказала она, обдумав, — отчего Дидектор, зная, что манекены воруют детей, сидит в подвале и ничего не делает!

— Увы, — воскликнул Дидектор, — если бы я раньше знал о похищениях! Но я настолько замкнут в своем подвале, что все новости узнаю последним. Я немедленно, немедленно предприму все возможное для скорейшего приступления к обдумыванию положения!

— Чего думать-то тут? — напустилась на него Фамарь. — Надо сегодня же выяснить, манекены это или нет!

— О, это не так просто! — воскликнул Дидектор. — Манекены ведь так могучи! Они питаемы магнетизмом Часов и отсюда исполнены тракторной силы. И как проследить манекена? Он неотличим от человека, только что не моргает, потому что не умеет закрывать глаза.

— Bздор! — взвилась Фамарь. — Надо просто-напросто притвориться манекеном в витрине, дождаться ночи и посмотреть, что будет!

— Но как же это осуществить? Манекены прекрасны в телах ив лицах, я же несколько нелеп! Они изобличат во мне притворяющегося директора!

— Да Дидектор вы или обыкновенный кулек! — взвизгнула Фамарь. — Не у вас ли под рукой полная школа детей? Что, трудно отыскать и приказать какой-нибудь красивой девочке?

— О, можно ли! Можно ли ставить ее под угрозу?! Манекены коварны, проныpливы. Если девочка хоть чем-то себя обнаружит, она будет жестоко погублена!

— Нужно специальную, — втолковала Фамарь, — красивую в лицах и умную. И хладнокровную, чтоб стояла день-ночь не двигаясь.

— Где ж я найду такую? — произнес Дидектор.

— Ладно, — подбоченилась Фамарь и топнула ногой, — а если я скажу вам, что у меня есть такая подруга?

— Есть?! И она хороша собою в лицах?

— Ха-ха!

— И не шевелясь сумеет?

— Сумеет!

— Но манекены все лысые!

— Ради надобности обреется, не волнуйтесь!

— Но сумеет ли она оцепенеть в прекраснейшем жесте, как это умеют манекены?

— Да она в детстве хотела идти в манекенщицы! Да она девочка, воспитанная снеговиками!

— Но сможет ли не моргнуть, какой бы ужас перед нею ни открылся?

— Подумаешь! Да она встанет в витрине, где хвастают летней одеждой. Там все истуканы в черных очках, и она такие наденет. Только, — добавила Фамарь и пальчиком прицелилась в нос Дидектора, — мне что-то странно, что вы сомневающийся такой. Какой-то вялый для Дидектора! Это когда ни секундочки ждать нельзя! Подумаешь! Сами справимся! Сидите в своем подвале! Очень вы нам нужны!

И она бросилась колотить в двери подвала. Но Дидектор заградил дверь всем туловищем. Бледный, он приказал:

— Не сметь действовать в одиночестве! Запрещаю. Только под моим руководством!

— Сдался нам такой бормотун-руковод! Обойдемся!

— Что ж, — мрачно отозвался Дидектор, — мне тяжело это решение, но если вы захотите действовать сами, я буду вынужден поставить в известность педсовет.

— Ах ты чудовище! — ахнула Фамарь. — Ты не смеешь нас выдавать!

— Увы, — промолвил поникший Дидектор, — я скорее выдам двух безрассудных детей, чем позволю им обречь себя на гибель.

— Ладно, — скрипя зубами, процедила Фамарь, — так уж и быть, возьмем и вас тоже.

— Это лучше, — одобрил Дидектор. — Жду вас сегодня ночью, а вход через будочку бомбоубежища, что во дворе.

После обеда открыли дверь, думали, что найдут одни косточки; глядь — сидит целая и мрачная Фамарь. Что учителям оставалось? Они ее отпустили.

Фамарь не врала, что у нее есть такая подруга. Эта девочка, Мицель, выслушала всю историю и сказала:

— Странный человек. Но надо так надо.

Ночью они выбрались тайком из квартиры и проникли в подземелье Дидектора. И он выбрил Мицель острой шпагой.

— Что известно о манекенах? — спросила за чаем Мицель.

— Все они были люди, — сказал Дидектор, — но потом пошли в специальные агентства, где из них сделали изваяния.

— Зачем же они согласились?

— Их обманули.

— А почему они живы?

— Этого я не знаю, — сказал Дидектор. — А почему живы снеговики?

— Снеговик оживает, если кто-то пробудит его ласковым словом, — сказала Мицель, — но сам, без помощи, не оживет никогда. Обычно, если дети скатали снеговика, его братья приходят в полночь, пробуждают и уводят с собой.

— А я часто видел, — сказал Дидектор, — что поутру снеговик разломан.

— Нет, — сказала Мицель, — снеговиков никто не ломает. Просто есть обычай: уводя новоожившего, снеговики делают на его месте снегового, чтобы никто не заподозрил оживления. Делают в точности такого же, и даже дети, которые вылепили первого снеговика, не заметят разницы. Вот этого снегового могут и разломать мальчишки.

— А снегового тоже можно оживить?

— Нет, нельзя. Увы, снеговикам не дано сотворять жизнь. Они могут только оживить сотворенное земляками. Впрочем, дети без снеговиков тоже ничего оживить не смогут: надо знать специальные слова. Добрые слова для сделанного добрыми руками.

— А манекены тогда, — крикнула Фамарь, — должны оживляться руганью! Если изругать манекена гадкими словами, то он просыпается от злости!

— Может быть, — сказала Мицель, — ведь в снеговиках и манекенах много общего. Снеговики тоже не умеют закрывать глаза, поэтому спят, заслоняясь руками. Что гадать? Завтра мы всё узнаем.

И поутру они отправились в магазин.

На подступах к магазину «Детский мир» Мицель оцепенела стоймя. Ее, как куклу, занесли вовнутрь, и Дидектор объявил заведующему:

— Примите в дар от нашей школы такую вот Маню-манекенщицу, ныне куклу, а в прошлом отличницу!

Заведующий очень обрадовался и велел нарядить Мицель в самое красивое платье.

Мицель установили на серебряный куб в витрине и надели ей модные очки. Рядом, на шарах и пирамидах, стояли другие манекены, некоторые без голов. Мицель стояла и повторяла слова цепенящих стихотворений, чтоб не шевелиться. Манекены тоже не двигались.

Прошел день, посетители покинули магазин. В витрине стало темно, только чуть-чуть фонаря попадало с площади. Снаружи шли люди, но их становилось все меньше. Потом они вовсе перестали ходить, и машины вскорости перестали, и ночь совсем опустела. А манекены стояли по-прежнему. «Неужели ошибка?» — начинала думать Мицель. Но тут часы на площади показали час ночи, и манекены тихо рассмеялись.

Они покинули свои шары и пирамиды, на которых стояли, и наполнили витрину шуршанием. Мицель ждала. Но вот пластмассовые руки ощупали ее и прекрасные лица заглянули в ее лицо. Чужие губы приблизились и шепнули:

А потом прижались к ее губам, и Мицель почувствовала, как ей в рот проталкивают кусочек холодного магнита. Мицель приняла магнит и сошла со своего куба. Витрина была заперта, но один манекен протянул руку, и замок сам собой соскочил. Манекены вышли в пустынный магазин.

Тут стояло множество игрушек. Одни задрожали от ужаса, другие обрадовались манекенам. Но манекены кликнули одних только барби-манекенчиков. Барби радостно запищали, заползли на плечи и головы больших манекенов и там присосались. Манекены выкатили на улицу десять детских колясок и уселись в них. Безголовых запрягли в коляски и начали хлестать, и те завыли и бросились в ночь.

Вьюга охватила город! Вьюга рвала на себе бороду и волосы и развеивала с хохотом седые клочья! Целые столпы жгучего дыма взвинчивались до крыш! Переулки кипели, как леденящий суп! Ужаснулся весь город, и дома зажмурились и натянули как можно глубже снежные шапки. Манекены визжали от восторга и летели наперерез вьюге, и чем быстрее они неслись, тем синее горели у них глаза. Будь другой на месте Мицели, худо пришлось бы ему! Но она хорошо умела терпеть мороз.

Проскакав несколько улиц, коляски влетели в пустынный двор. Дома вокруг были в обмороке. Посреди еле виднелась заметенная будочка «ГАЗ». Одни манекены стали с хохотом бегать и играть в мертвяшки, а другие отошли к овощному киоску и вскорости прикатили оттуда огромную клетку для овощей. Потом открыли будочку. Из нее понеслись стоны и жалобы детей. Мицель ужаснулась: значит, все правда! Манекены стали выгонять пленников. Те еле брели со страху.

Тем временем некоторые манекены разбежались вдоль дома: подсвечивая себе глазами, они осматривали стены.

Кое-где им удалось найти тайные знаки часовщиков — красные, черные и желтые метки, что намекали на близкие люки, скрытые ныне под снегом.

Сперва манекены нашли знак «КК», что означало «колодец-колокол». Они стали рыть задними лягвами снег под стеной и отрыли колодец, и открыли, и позвонили в колокол. Зловещий сигнал улетел в подземелье.

Потом манекены нашли на стене буквы «МГ», что значило «магнитный глаз». Они отрыли и этот колодец и, по очереди пригибая каждую голову, показали в него детей.

Наконец по знаку «ГК» отыскали грабежный колодец. Достали оттуда десять мешков с веревками и посажали в мешки детей. Бросили мешки в клетку, привязали к клетке тройку безголовых, одни манекены залезли на клетку, другие прыгнули обратно в коляски и понеслись опять.

Скоро клетка остановилась в другом дворе, где раскинулась детская площадка с домиком, качелями и каруселью. Рядом виднелась маленькая часовня — бомбоубежище. Из глубины его раздался ответный колокол.

Тогда манекены вынули из домика цепи, один конец надели на карусель, другой опустили в подвал и стали вертеть. Цепь наматывалась, а из подземелья подымался скрип и черное свечение. Все намотав, карусель остановилась, и вот из подземного лифта десять старичков с факелами вышли и встали полукругом.

Началась ужасная торговля: ребенка сажали на один конец качелей, а на другой старички клали пустой мешок и начинали накладывать магниты. Когда качели выравнивались, манекены снимали магниты, а черные старички ребенка. Наконец манекены забрали десять мешков, вскочили в коляски и дикими вихрями понеслись в метель.

Возле витрин магазинов они осаживали коляски, входили и оживляли тамошних манекенов, влагая им во рты по магниту. И мчались опять.

Но близилось утро. Манекены спрятались в заброшенном доме, мимо которого была протоптана тропинка в школу. Барбяшки кишели снаружи. Если шел подходящий ребенок, они предупреждали о нем крысиным писком. Тогда вытягивались из окошка белые руки манекена и затаскивали ребенка. Когда накопилось десять детей, манекены заточили их в «ГАЗ», а потом вернулись в витрину. Замок подпрыгнул и заперся, и тут же пробило утро.

Дидектор и Фамарь уже стояли у входа в магазин. Лишь приоткрылась дверь, они вбежали и сказали заведующему: верните нам нашу куклу, хотя бы на время. И Дидектор дал заведующему горсть драгоценных камней. Они взяли Мицель и унесли с собой. В подвале та выплюнула магнит, воскликнула: «Да это ужас какой-то!» — и рассказала все, что увидела.

Как разъярилась Фамарь! Грабли сами прыгнули ей в руки.

— Вперед! — закричала Фамарь и взмахнула граблями.

Но Дидектор удержал ее:

— Даже если мы превозможем могущество манекенов и одолеем их, то детей все равно не выручим. Нет, о Фамарь! Подкрадываться и подсматривать — вот наш удел сегодня, и тогда мы победим в битве, что грянет завтра!

И Фамарь ударила граблями о стену и, угрюмая, села, поняв правоту Дидектора.

Так Мицель стала жить двойной жизнью. Днем училась в школе и делала уроки, как все дети, а что ни вечер, ее несли в «Детский мир», и она всю ночь неистовствовала в орде манекенов.

Зловещие манекены! Все больше и больше детей продавали они часовщикам и накапливали магниты. Каждая городская ночь была охвачена дрожью; иные манекены стали вылезать даже днем и разгуливать, притворяясь людьми. Но люди и не подозревали, что рядом с ними в метро, троллейбусе или на перильца бульвара присел жестокий манекен.

Магнитов уже накопилось столько, что манекены не экономили их и любили оживлять невинные изваяния для злобной своей потехи. Надо было только сунуть магнит и изругать изваяние, чтобы оно пробудилось злое и пошло все крушить и портить.

Мицель особенно жалела одного каменного льва. Манекены боялись до конца оживлять льва и только слегка поливали магнитной слюной, и лев видел страшные, мучительные сны. Манекены же хохотали и барабанили по решетке ногами, чтобы сильнее помучить льва.

Еще одно любимое развлечение было у манекенов — причинять горе Гагарину. Этот огромный бронзовый мастодонт изображал первого человека, на камне внизу виднелась старинная надпись: «Гагарин — первый человек…» Давным-давно Гагарин стоял на земле, привольно откинувшись на яйцо, из которого явился миру. Погубила его любовь. Гагарин гулял по ночам и однажды забрел в сад, где увидел мраморную нимфу и полюбил ее. Каждую ночь приходил Гагарин умолять ее отозваться, но нимфа лежала бесчувственно под вуалями кленовой тени, в ветхих мантиях октября. Стал Гагарин носить ей букеты — рвал уличные фонари, принимая их за цветы, пока полгорода не погрузилось во тьму. Тогда приехали партизаны. Они вкопали посреди площади огромный столп и, зацепив Гагарина крюками небесных машин, воздели его туда. Теперь Гагарин не мог гулять по ночам и губить освещение, его удел был лишь вздыхать о любви и смотреть на планеты. Манекенам показалось забавным посмеяться над могучим Гагариным. Они пришли в сад, сунули нимфе магнит, разбудили руганью и толчками и повели ее дразнить Гагарина. Нимфа плясала и с хохотом обзывала Гагарина, а манекены хихикали и подсказывали слова пообиднее. Гагарин стонал, молил нимфу о любви и проклинал манекенов, но сойти со столба не мог.

Однако тягостнее всего было то, что всякая ночь начиналась с продажи часовщикам десяти детей. Их горестные стоны совсем измучили Мицель. А у Дидектора так и не было плана, как вызволить несчастных. Пока что Мицель следила за манекенами изнутри их стаи, а дидекторские одежки наблюдали снаружи. Одни таились на крышах и высматривали пути манекенов в ночные бинокли, другие бегом докладывали Дидектору. И Дидектор знал все привычки движения манекенов, но все равно не мог выдумать верный план нападения. И неизвестно, сколько бы медлил еще Дидектор, если бы не внезапное событие.

Случилось вот что. Каждое утро на первом уроке Мицель писала Фамари большую записку обо всем, что происходило ночью, и это заметила Горшкова. Горшкова не любила Фамарь и боялась ее, а вот сейчас испытала любопытство. Перед уроком она согнала с парты мальчика, через которого передавалась записка, и уселась на его место. Перехватив записку, Горшкова прочла ее и узнала всю тайну. Тут же на перемене она побежала и рассказала об этом Заучу.

У Зауча с давних времен было особенное отношение к Горшковой.

Связал их обыденный случай.

Однажды у Зауча порвались колготки. Известно, что если колготки порвались — это конец, их невозможно зашить, под иглой они будут безудержно рваться далее. Зауч это знала, но не совладала с гневом. Она отменила перемену до тех пор, пока кто-нибудь из детей не придумает, что тут поделать.

А что тут поделать? Дети и сидели в запертых классах.

Наконец поднялась Горшкова и объявила: я знаю, как починить колготки. Учителя-охранники не поверили, но взяли Горшкову и отвели к Заучу.

— Анна Вадимовна, — сказала Горшкова, — колготки можно зашить, если делать это не нитками, а волосами. — И она склонила перед Заучем голову, предлагая свои волосы. А Горшкова была самая красивая девочка в школе и волосы имела белоснежно-голубые с золотом, как снег африканских гор на рассвете.

Заучу понравился совет. Она выдернула волос и приложила к колготкам, но волос не совпал по цвету: колготки-то были бурые.

— Что ж, — нашлась и сейчас Горшкова, — это не беда. Объявите общешкольное построение и подберите девочку с нужным цветом волос.

Зауч благосклонно отнеслась и к этому совету и нажала кнопку сигнала к общей линейке. Все классы выстроились в актовом зале, а Зауч ходила меж рядов и внимательно рассматривала девочек. Горшкова ходила рядом и шепотом советовала. Наконец подобрали подходящую девочку, и Зауч зашила свои колготки.

Ей так это все понравилось, что на следующий день она принесла остальные колготки, семнадцать пар, и вместе с Горшковой отобрала еще семнадцать девочек нужного цвета. Для удобства их объединили в отдельный класс. Они и учились, и делали уроки, и ели отдельно, а Горшкова была назначена над ними главной. Дважды в день она осматривала их волосы и опрятных награждала, а неряшливых наказывала. Зауч же была хоть и строга, но милостива к Горшковой и доверяла ей.

И вот, когда Зауч все узнала, помрачнела она и заперлась у себя. Долго она не выходила, и, чувствуя ее гнев, восемнадцать маленьких девочек дрожали от страха.

Наконец появилась Зауч с письмецом в руках. Она достала из сейфа барби-манекенчика, и барби надела крысиную шкурку, зажала письмецо своими белыми зубками и шмыгнула за дверь. Девочки поняли, что Зауч хочет предупредить манекены! Но что они могли сделать? Горшкова отвела их в пустой кабинет и заперла, велев до вечера двадцать раз расчесать волосы. И девочки тихо плакали и расчесывали волосы друг другу. A Мицель, ни о чем не подозревая, как обычно, отправилась в свою витрину.

Но только настал час ночи и манекены ожили, Мицель поняла: что-то не так. Манекены не зарезвились сразу же, как бывало, а начали внимательно ощупывать друг друга. Дошла очередь до Мицели. Она закаменела, и манекены ее ощупали и не почуяли подозрений. Но, на беду, один манекен напоследок коснулся ее головы и громко заверещал! Оказывается, у Мицели немножко отросли волосы и на голове был маленький ежик. А они с Дидектором и забыли про это! Вмиг в Мицель вцепилась сотня манекеновых рук. Ее вынесли на улицу, отыскали колодец-колокол и пробили по нему тревогу. Потом отыскали магнитный глаз и показали ему Мицель. Потом отыскали грабежный колодец и заковали Мицель в золотые цепи. Потом выкатили коляски и понеслись к месту встречи с часовщиками. Ух как сверкали голубые глаза манекенов!

А Дидектор с Фамарью ничего не знали, потому что ночные наблюдатели не разглядели с высоты связанную Мицель. Так бы и пропала Мицель в Часах, когда б не раздалось под дверями школьного подвала робкое постукивание.

Фамарь открыла дверь, а там стояли восемнадцать маленьких девочек и дрожали от страха.

— Вам что, мелюзга? — ласково прикрикнула на них Фамарь. — Что вы трясетесь?

— Нам Дидектора страшно, — сказала старшая.

— И Горшковой страшно, — произнесла средняя.

— А сильнее всех Зауча страшно, — прошептала самая маленькая.

— Эх вы, малявки, — сказала Фамарь, — нашли кого бояться, Дидектора. Да он чудак, каких свет не видывал, и только. Заходите, рассказывайте, что там у вас стряслось.

Но когда они рассказали, волосы у Фамари от ужаса встали дыбом.

— Измена! — закричала Фамарь. — Где Горшкова?

— Она в чуланчике, — сказала старшая девочка.

— Мы ее прыгалками связали… — пролепетала средняя.

— Мы ей мешок от сменки на голову надели… — прошептала самая маленькая.

— Ай да малявки! — вскричала Фамарь. — Сторожите ее пуще глаза, она нам понадобится!

И они вдвоем с Дидектором бросились выручать Мицель. Фамарь с граблями, Дидектор со шпагой в руках. Далеко перед ними бежал их топот.

Достигнув сторожевого дома, Дидектор крикнул:

— Эй, безглазые соглядатаи! Далеко ли манекены?

— В трех улицах! — закричали одежки с крыши.

— Спускайтесь, пустотелые! Пробил час возмездия!

И стало их десять. Пробежали они три улицы, и крикнул Дидектор:

— Эй, лоскутные изваяния! Далеко ль манекены? — В трех домах, — ответили с крыши. — Спешите! Настает минута громыханья!

И стало их двадцать. Пробежали они три дома, и Дидектор крикнул:

— Ну, двурукие-двуногие! Далеко ль манекены?

— Да в трех шагах!

— Прочь шепот и трижды ура! Грянул миг величайшей битвы!

И стало их сорок: шпага, грабли и тридцать восемь лыжных палок. Пробежали они три шага и попали во двор, полный шевелящейся жути.

А там уже черные старички выстроились полукругом возле качелей, и на одной ветви ужасных этих качелей сидела связанная Мицель, а на другой стоял целый короб магнитов, потому что манекены запросили за Мицель магнитов как за десять детей. И уж последний магнит клала трясущаяся лапка часовщика… Но, не успев разжать пальцы, гадкий старичок вдруг упал, сшибленный ледышкой, брошенной Фамарью.

Воя от ярости, бежала впереди Фамарь, за нею Дидектор и еще тридцать восемь одежек. Сверкнула шпага Дидектора, и вопль первого манекена оцарапал ночь и исчез в звездной высоте двора. Тридцать девять стуков взлетели следом и тридцать девять воплей взвились как один. Лыжные палки ударили в манекенов, и упали сломанные манекены.

Часовщики подхватили Мицель и бросились к часовне. Но Дидектор замахнулся шпагой и бросился к карусели! Шпага перерубила цепь, и лифт с грохотом провалился в подземелье. Заскрежетали зубами часовщики. Дидектор потянулся к Мицели, но стена манекенов поднялась меж ним и часовщиками. Размахнулся Дидектор, как дровосек, и брызги пластмассы сверкнули из-под шпаги, и крякнули о пластмассу подоспевшие грабли. А одежки похватали из короба магниты и стали кидаться. Магниты пробивали в манекенах огромные дыры. Оглушительно трещала пластмасса. Одежки запели победную песню…

И тут началась беда. Ведь манекенам было все равно, дырявые они или нет. Но зато от магнитов у манекенов страшно выросла сила. Те, что упали, поднялись. Они разобрали карусель на железные палки и раскрошили часовню на кирпичи. Сплотившись, словно забор, манекены двинулись на войско Дидектора.

Одежки бросились в бой, но силы были неравные. Козявочки-барби прыгали на одежки, перегрызали завязки шапок и ремешки штанов, и одежки рассыпались. Части их пытались биться, но обломки манекенов были сильнее. Ткань легче пластмассы и не могла ее одолеть.

Манекенов прибывало и прибывало: из всех городских витрин спешили они на помощь своим. И еще случилась беда: некоторые подбежали к колодцу-колоколу и пробили тревогу. Они вызвали скелетов из зоологического музея! Не прошло и семи минут, как послышался шум, будто катилась и близилась по улице огромная погремушка. Скелеты лосей, тюленей, слонов и жирафов бежали огромной стаей, а над ними летели скелеты птиц, летучих мышей, бабочек и стрекоз. Скелеты ворвались в арку и бросились сзади на войско Дидектора! Шпага, грабли и обломки палок обрушились на скелеты. и кости осыпали битву, как снег, но зубы и бивни пронзали одежду и рвали ее на клочки.

Тогда из толпы часовщиков раздался голос Мицели: «Фамарь! Беги за Гагариным!» Фамарь кинула Дидектору грабли, а сама бросилась за подмогой. Манекены увидели это и пустились в погоню.

Город спал или притворялся спящим. Фамарь изо всех сил бежала по его переулкам и пустым площадям. Погоня постепенно приближалась. Темнота ждала Фамарь впереди, темнота нагоняла сзади, а помощи ждать было неоткуда.

Вдруг перед ней оказался сад, купол старинного здания, решетка и обрушенные ворота. В глубине что-то белело. Это был каменный лев, который стонал и ворочался во сне. Догадка осенила Фамарь! В кулачке ее был потный кусок магнита. Она обняла льва и закричала:

— Милый лев, глаза открой!

Гады гонятся горой!

и положила в львиную пасть магнит. Лев открыл глаза и вздрогнул:

— Вот они, охотники кругом! Натянули острые сети для меня!

— Да это же просто столбы с решетками! — задыхаясь, объяснила Фамарь.

— А кто же кричал и выл?

— Это манекены тебя дразнили!

— Какие манекены? — грозно спросил лев.

— Да вот эти!

Как раз из кустов своем и визгом вырвалась толпа скелетов с манекенами верхом. Заревел и бросился лев, махнул лапой, и самый большой скелет с пятью манекенами треснул, как соломенный.

— Скорее, бежим к Гагарину! — закричала в львиное ухо Фамарь.

Лев перенесся через ограду и поскакал по улицам.

Фамарь вцепилась в львиную гриву. Воздух надавил на нее, как резина. Улицы и переулки прыгали через голову. Погоня исчезла где-то вдали. И вот лев замер у подножья Гагарина.

— Эй, истукан! — звонко закричала Фамарь, гарцуя на льве. — Рыцарь ты или гипсовая афиня? Сабли наши затуплены, и грабли изломаны, и воины наши порваны и истреплены! Терпим мы натиск с десяти сторон, да не отступили и десяти шагов! Где же ты, чугунный воевода, что не спешишь нам на подмогу? Что ж ты считаешь никчемные светила, вместо того чтоб считать вражьи головы?!

— Увы, — вздохнул на высоте Гагарин, — как же я сойду со своего пьедестала?

Тогда Фамарь подняла на дыбы своего льва и принялась стыдить Гагарина.

— И ватные шапки, — кричала она на всю площадь, — и плюшевые шубейки сумели сойти со своих крюков, а чугунный Гагарин не может покинуть свой столб! Что ж, мы вернемся на поле боя, и я полягу со всеми, а ты стой вечно — ничтожный флюгер, потеха манекенов, площадная бирюлька, лысый поплавок!

Так она срамила Гагарина, а добежавшие манекены с жутким хохотом повторяли слова Фамари. Не стерпел тут Гагарин и затопал с отчаянья. От чугунного его топота затряслась колонна и немного погрузилась в землю. Тогда Гагарин затопал изо всех сил и втоптал всю колонну в землю, всю, до самой вершины, и сошел с нее. Ужаснулись манекены и бросились наутек. Но Гагарин схватил чудовищное яйцо, откуда родился, и метнул им вoслeд. Шар яйца покатился по улице с тяжелым гулом, раздавил манекенов, докатился до реки, упал в нее, проломив ограду, и река вышла из берегов. А Гагарин подхватил Фамарь вместе со львом и трижды шагнул через крыши. И оказался на месте боя.

А тут остался уже один Дидектор и одна одежка. Одинокие, они бились в толпе из тысячи врагов, и тогда Гагарин нагнулся, поставил Фамарь со львом на крышу, потом нагнулся, взял Дидектора с одежкой и тоже поставил на крышу, и в третий раз нагнулся, выщипнул Мицель из кучки часовщиков и тоже поставил на крышу. Остался под Гагариным только двор, полный часовщиков, скелетов и манекенов. Увидел Гагарин рядом стройку и дом, запрятанный в зеленую сеть. Сорвал Гагарин эту сеть и набросил на двор и сгреб всех врагов в огромный узел. Только часовщики успели попрятаться в подземелья.

— Чего с ними делать? — спросил Гагарин.

Фамарь закричала:

— Их нужно судить судом, кровососов, да потом всем головы поотрубать качелями!

Но Мицель сказала:

— Нет, это нехорошо. Нужно просто повынимать магниты, и они опять станут куклами.

Так они и сделали.

А потом простились с Гагариным и посоветовали ему подождать, пока у нимфы рассосется магнит и она уснет, а затем снова разбудить, но уже ласковыми словами. И Гагарин ушел счастливый. Собрав остатки платяной армии, дети и Дидектор вернулись в школу. Уже наступило утро.

Они открыли кабинет Зауча, где Зауч всю ночь не спала и тряслась от злости.

Фамарь сказала:

— Эх вы, взрослая дама, а такая вредная! Ну-ка, прикажите часовщикам, чтобы немедля выпустили детей!

Зауч притворилась:

— Каких еще детей?

Но Фамарь подскочила к ней и крикнула:

— Хорошо! Тогда Горшкова останется у нас в плену. А вы навек останетесь со своими рваными колготками!

Зауч злобно застонала, схватила трубку черного телефона и приказала сквозь зубы:

— Всех выпустить!

И кинула трубку и с ненавистью спросила:

— Ну что, достаточно? Могу я получить обратно свою Горшкову?

— Нет, — ответил Дидектор, — сперва извольте вдвоем с Горшковой починить все одежки, которые по вашей вине разорваны.

— И пускай шьют своими волосами, — закричала Фамарь, — пускай обе будут лысые!

Но Дидектор запретил. Он дал Заучу и Горшковой катушку ниток и запер в подвале, чтобы шили там, пока не станет все целое.

А потом они пошли на детскую площадку, где недавно кипела битва. Взошло солнце и осветило сломанную карусель, истоптанный снег, магнитные осколки, обломки пластмассовых тел. Дидектор, Мицель и Фамарь стояли, усталые и израненные, и улыбались солнышку. И вот из развалин будки стали выходить дети. Все они были бледные и слабые, но смеялись от радости.

Манекены с тех пор уже не бегали стаями, потеряв силу. Лишь одинокие манекены рыскали порой по ночам. И все-таки Дидектор призвал детей помнить о жестоких часовщиках, которые найдут другие способы воровать детскую жизнь. И Дидектор вместе с одежками и другими детьми наделали множество треугольных знаков «Осторожно, дети!». На них был изображен часовщик, который гонится за ребенком. И эти знаки одежки развесили на дорогах возле всех школ, чтобы дети, которые не попали к часовщикам, всегда были осторожны.