Грех Кабила

Глава 29

Это длится мгновение и вечность. Мужские губы на ее губах. Впервые. Его губы. Губы, которые то и дело искривлялись в иронии, сарказме, одобрении, поощрении… Она так явно поняла все его эмоции- эмоции человека, кто был поводырем в ее новом мире. Поводырем и вершителем ее судьбы, несчастной, поломанной… Его запах вокруг нее. Знакомый и … пугающий? Аллах, что же она делает? Вернее, что позволяет с собой делать?

Она не знает поцелуев, не знает, как это бывает и видела такое только в кино, но она уверена, что происходящее сейчас слишком даже для искушенных.

Агилас не целует, он жрет ее рот. Он впивается в нее с такой яростной жадностью, что воздуха в легких нет и перед глазами уже мурашки.

Внизу живота болезненно пульсирует. Она испытывала возбуждение- когда смотрела чувственные мелодрамы, читала о любви, но это чувство… Оно через край. Страшно. Греховно…

На секунду он отступает на сантиметр- и она сильно вбирает в себя воздух, чтобы не умереть от удушья.

А потом…

Потом чувствует холод и пустоту. Потому что он отодвигается. Так же порывисто, как придвинулся. Его лицо на руках, судорожно сжимающих руль.

–Прости,– голос глухой и бесцветный, пусть грудь все еще клокочет, поднимаясь в ритмичных, яростных порывах.

–Это неприемлемо. Мне нет оправдания. Прости, пожалуйста.

Элисса молчит. Реакция ее мозга не поспевает за эмоциями. Только что он целовал ее так, что она чуть не умерла. Минутой позже- он даже не смотрит на нее и сожалеет.

Агилас ничего не говорит. Заводит автомобиль и стартует. Они долетают до дома в считанные секунды. Останавливается, не заезжая на территорию. Эли мнется в нерешительности, заламывая руки. На него взгляд поднять так и не осмеливается.

–Ты поднимайся, я приеду позже,– все так же в пустоту, перед собой, в сторону, но только не на неё.

Элисса молча кивает, не задумываясь, что ее ответ он, должно быть, просто не увидел.

Когда Элисса поднимается наверх, на душе становится по-настоящему тяжело. В горле ком. Щеки горят от стыда и… сожаления? Сожалела ли она сейчас о том, что произошло? Пока не понимала. Кровь все еще бурлила причудливым коктейлем по венам, состояние аффекта не давало мозгу адекватно воспринимать окружающее.

Квартира встретила ее враждебной темнотой. Глухой стук каблуков по мрамору делал ее такой чудовищно маленькой в этом погруженном во мрак пространстве чужого дома, где она так и не стала своей. Пустота внутри- в буквальном и переносном смыслах.

–Вернулась,– долетает из глубокой черноты гостиной сухой голос Тарика.

Элисса сглатывает. Кажется, так громко, что звук эхом разлетается по пространству.

–Твой отец подвез,– она сиплая сейчас.

Невольно трогает свои губы, которые не переставали гореть все это время. Зачем трогает? Как преступник, машинально…

–Он прикасался к тебе?– Тарик поднимается и подходит к ней. В его тоне раздражение. Что это- ревность? Элисса невольно отступает назад. Не знает, как на это реагировать.

–Тарик, ты…

–Я видел, как он тебя пожирал глазами весь вечер. Скажи мне, между вами что-то было?

–Прекрати…

–Просто скажи,– настаивает он, цедя между зубов,– я постараюсь понять и принять, хоть… Хоть, черт возьми, все это дико унизительно… Неправильно. Грешно…

Резко запускает пятерню в свои волосы. Глубоко вздыхает.

–Тарик, ты слышишь себя со стороны?– горькая обида щиплет в горле и носу,– если бы я не знала всей правды, сказала бы, что ты ревнуешь… Вот только это ведь не так. Ты знаешь, как себя ведешь даже на людях? Ты даже при посторонних не можешь сыграть роль мнимого интереса ко мне… Чертов брак! Да когда мы просто дружили, ты и то был более галантен и участлив!

– Тогда я не был так унижен…

–Ты? Унижен?! Да это я унижена! Вами всеми!

–Прекрати! Я чувствую себя ничтожеством рядом с тобой… Эта твоя меланхолия, написанные на лице страдания… Да в каждом твоем вдохе и обращенном в пустоту взгляде читается моя несостоятельность! Словно бы ты все время говоришь- он неполноценен… Неполноценен…

Элисса отступает, пошатываясь.

Его эгоизм сейчас обескураживает, бьет под дых. Это уже слишком…

–Эли, ты презираешь меня, да?!– не унимается, словно ничего не чувствуя…

–Умоляю, просто замолчи сейчас…

–Ответь!

–Нет, я не презираю тебя…– честно отвечает она,– но ты прав, назвать себя счастливой рядом с тобой я не могу, прости. Всё не так, как я надеялась… И я даже не про наши отношения, Тарик. Не про то, что я узнала позже. Мы ведь говорили с тобой о нашем будущем, о нашей жизни, когда всё это только вскрылось. Мы дали друг другу слово, что пусть и не будем любовниками, можем остаться близкими друзьями. Нам ведь было интересно с друг другом, когда мы просто общались в одной группе. Но… этого не произошло. День ото дня ты отдалялся от меня. Что бы я ни делала, отдалялся. Я давала тебе свободу- ты становился все более чужим. Я пыталась поделиться с тобой сокровенным- ты закрывался… У меня нет не только мужа, Тарик. У меня теперь нет и друга. Ты хотел откровенности- вот она, получай…

Она могла бы сейчас плакать, но слез не было. Смысл плакать о том, что есть правда? И это даже не обида. Это ее реальность, в которой она живет уже много месяцев, будь то в Париже или Алжире.

–Иногда мне кажется, что мое рождение было ошибкой… Я ущербный, ничтожный…– голос Тарика скрипучий. -Я чувствую себя средним родом рядом с ним, знаешь? С самого детства… Может в этом дело? Может просто мой отец высосал из меня всю мужественность? Он подавляет меня…

–Дело не в твоем отце, Тарик,– отрицательно качает головой Эли,– когда мы были с тобой близки духовно, я еще не знала твоего отца. Дело в нас с тобой. Ты просто не справился. Это стало выше тебя. Я не осуждаю. Я тоже не справилась. Я тоже наивно понадеялась, что смогу принять эту ситуацию. Видимо, не могу… Возможно, пришло время заявить о нашей ошибке. Мой отец встал на ноги. Угроза миновала. Я благодарна вашей семье за помощь… Наша тайна останется таковой навсегда…

Тарик решительно подходит к Элиссе. Притягивает ее к себе. Получается угловато, нелепо, но она не сопротивляется. Наоборот, замирает…

Его губы тянутся к ее губам. Она вздрагивает, но… Не потому, что на что-то надеется. Совершенно автоматически она отводит свое лицо, отталкивает его. И к ужасу своему ловит себя на мысли, что делает это инстинктивно потому, что на губах все еще Его вкус и запах. Другого мужчины. Её тело отказывается сейчас принимать присутствие второго…

–Целовал…– шепчет Тарик обреченно,– чувствую его. Он целовал тебя, Эли…– в голосе осуждение, укор, отчаяние…

Она молчит. Что сказать? Оправдываться? Поздно оправдываться в ситуации, в которой они оказались.

–Ты жаждешь мужского внимания? В этом вся проблема? Тебе нужна реализация как женщине?– впервые в его тоне за последние месяцы не отчуждение и равнодушие, а попытка навести мосты, понять…

Элисса вздыхает.

–Знала бы я сама, Тарик…

Она сейчас предельно искренна с ним. Она действительно не знает, что бы могло хоть немного потушить пожар, выжигающий ее душу.

– Я устала, Тарик. Пойду спать, извини…

Уединение в комнате не дает ни покоя, ни сна. Она встречает рассвет, так и не сомкнув глаз. Смотря в потолок, не мигая. Где ты, Элисса? Куда занесла тебя жизнь? Как ты умудрилась так заблудиться?

Истерзанное сознание все-таки толкнуло Эли в насильный сон почти на рассвете. Она проспала весь день, не давая себе шанса вынырнуть к реальности.

Когда вечером все-таки пришлось встать, новостная лента в телефоне ей сообщила, что Агилас тоже улетел. Он был в Черногории вместе с Залией- и уже улыбался, позируя вместе с ней, на каком-то светском мероприятии. Журналисты в очередной раз распинались в кривотолках относительно странности нравов восточных мужчин, откровенно выставляющих на публику своих любовниц при законных женах, а Эли пыталась унять проступившую вопреки ее воли уязвленность увиденными кадрами счастливой парочки.

Да, она действительно заблудилась.