Грех Кабила

Глава 2

Они не сразу заметили вошедших, поэтому Тарик и Элисса могли какое-то время невольно наблюдать за их ритмичным спариванием, сопровождаемым громкими криками и стонами. Диван отражался в серии зеркал, умело расставленных по периметру огромной комнаты дизайнером, что создавало совершенно сюрреалистичную картину потери ориентации в пространстве. Сейчас, правда, в нем затерялись не только вошедшие, но и пара совокупляющихся, чьи голые тела отражались повсюду.

Элисса застыла, как вкопанная. Ей был сейчас отвернуться, спрятать глаза, сгорая от стыда и шока, а она… смотрит. Словно не верит, что это и правда сейчас происходит, вживую. Мужчина резко вскидывает голову, встряхивая своими удлиненными густыми волосами- и вдруг пересекается глазами с ней… В горле застрял сдавленный крик. Девушка словно, наконец, просыпается от оцепенения и поспешно отворачивается.

– Putain (франц.– матерное восклицание)-, выругался Агилас, видя теперь обоих гостей и тут же бесцеремонно спихивая «наездницу» с себя в сторону.

Та, казалось, нисколько не смутилась. Не стесняясь своей наготы, встала, грациозно, как пантера, продефилировала к столику, подхватила свое короткое платье и, одарив вошедшую парочку самой невозмутимой на свете улыбкой, так же медленно и грациозно продефилировала мимо них в уборную.

Одежда Агиласа лежала на диване, поэтому ему дефилировать никуда не пришлось. Мужчина умело натянул джинсы, быстро застегнув их на талии, взял скомканную светло-серую футболку.

– Папа, если бы я знал, что ты прилетишь так рано и приведешь в дом…-начал Тарик, то ли раздосадованно, то ли подавлено. Элисса снова поймала себя на мысли, что при общении с отцом он меняется.

Тот не дал докончить сыну, перебив его явно усмехаясь над ситуацией и нисколько не стесняясь происходившего..

–Если бы я знал, что ты придешь так рано и приведешь в дом…– тоже пауза, заинтересованно-лукавый взгляд на Эли, смущенная реакция которой, казалось, его развеселила.

Он был всё еще босым. Джинсы без ремня чуть ниспадали, подчеркивая геометричность линий косых мышц на животе, словно бы вылепленных из глины. Футболка все еще была у него в руках- и это ни коим разом не смущало Агиласа.

Элисса чувствовала на себе его изучающий взгляд, тяжелый и внимательный. Тяжело было ему противостоять. Опасливо опустила взор в пол.

Он усмехнулся. Напялил-таки верх и нащупал в кармане джинсов свою электронную сигарету. Затянулся и подошел к парочке.

–Прошу прощения, мадемуазель. Я Агилас, добро пожаловать в этот скромный дом.

Он протянул руку Элиссе и она осторожно ее пожала.

–Эли,– тихо представилась она, все так же таращась в пол. Этот мужчина подавлял. Вселял смятение и настороженность. Это как если бы тебя заперли в клетке с гепардом, при этом сказав не волноваться, мол, она не нападет. А ты все равно ждешь, что нападет… Черт возьми, потому что это гепард!

Всё-таки посмотрела на него украдкой. Посмотрела снова. В этом мужчине было что-то сражающее наповал в общечеловеческом смысле. Какая-то дикая энергетика что ли, харизма и самоуверенность. Его угольные волосы, чуть подернутые сединой, как и бородка, само лицо бронзово-смуглое, идеальное, без единой морщины. И глаза- черные и бездонные. Как глаза джина. Они не имели возраста. В них отражалась бесконечность. Он был таким же высоким, как и Тарик. И в то же время, совсем другим. И Эли невольно почувствовала себя подавленной в такой компании.

–Ta petite amie (франц.– твоя подружка)?-спросил Агилас, бесцеремонно разглядывая девушку и говоря о ней в третьем лице, словно бы ее сейчас здесь не было.

Прошел к бару, небрежно-умело откупорил виски.

–Будете что-нибудь? Хотя нет. Не буду предлагать. Родители не должны спаивать своих детей,– усмехнулся своим мыслям, – ну так что, сынок?

Его совершенно не беспокоило, что девушка была здесь. Что она понимала французский, раз уж они были в Париже.

– Подружка в правильном понимании, папа. Мы с Элиссой учимся вместе. Пришли делать лабораторную работу,– прокашлялся Тарик.

Мужчина в этот момент подносил рокс ко рту, но тут же застыл на середине пути, отсалютовав парочке. Улыбнулся, а потом сказал на алжирском диалекте арабского, очевидно, чтобы гостья не поняла.

–Это так теперь мальчишки заманивают шармут (араб.– шлюха) к себе в логово для секса?

Тарик даже покачнулся, покрываясь ядрено-красным оттенком. Зажмурился. Он понимал, что Эли все поняла, даже несмотря на то, что они говорили на своей аммие (араб.– местное наречие языка).

Элисса, наконец, вышла из ступора. Впервые за эти минуты она смело и решительно подняла глаза на Агиласа. Посмотрела прямо, не отводя глаз. А потом ответила на чистейшем литературном арабском языке- фусхе, универсальной форме, на которой говорят все образованные арабы по региону.

–Я не шармута, господин Бензема. И с Тариком мы правда пришли заниматься учебой.

Агилас удивился, казалось на мгновение, а потом снова вернул свое привычное состояние спокойствия и высокомерной отстраненности. И действительно, правду люди говорят- едва ли что-то могло смутить этого человека.

–О, дело куда хуже. Я думал, просто шлюха, а здесь, видимо, планы посерьезнее… Охотница за громким именем, красотка? Откуда ты, золотце?– продолжил теперь на арабском,– не могу понять. Точно не с Севера Африки. Машрик (страны Леванта)? Учишься по стипендии?

Его пренебрежительно-оскорбительный, даже уничижительный тон задевал ее.

Внутри Элиссы всё начинало клокотать. То ли это была гордость, то ли детская обида.

– Мне не нужно чужое громкое имя, господин Агилас. Обычно это за моим именем все охотятся. Я Элисса бинт Фахд аль-Макдиси, господин Бензема, старшая дочь правителя Дубая…