Греховные уроки

Глава 22

Гаврил

Я первым возвращаюсь на свое место, чтобы избежать подозрений. Через несколько минут возвращается Камилла, держа в руках пиво для Риццо.

— Ты задержалась, — бормочет он, беря пиво и едва глядя в ее сторону.

— Извини, очередь была нелепой.

Он хмыкает и продолжает наблюдать за игрой, его рука уже собирается вернуться на ее плечи, когда она отстраняется.

Хотя его не заботит то, что она благоразумно держится от него на расстоянии. Если Камилла хочет, чтобы парень остался жив, то больше никогда не позволит ему прикоснуться к себе.

До конца игры она едва смотрит в его сторону.

Я с удовлетворением наблюдаю за ней, зная, что моя сперма капает из ее истерзанной задницы, пока она сидит рядом с ним.

Риццо, кажется, это не беспокоит, и, честно говоря, ясно, что Камилла его никогда по-настоящему не интересовала.

Я чувствую, что он неравнодушен к Розе, которая сидит с Алексом.

Арчер в такой же ярости, как и я: он сидит позади Адрианны со сжатыми кулаками, и следит за ней больше, чем за игрой.

— Я убью эту маленькую крысу, — шепчет он мне.

Я вскидываю бровь.

— Не уверен, что Оаку понравится, если ты убьешь студента.

Он хмыкает.

— Что, черт возьми, Адрианна могла в нем найти?

Я пожимаю плечами.

— Может, она сделала это, чтобы позлить тебя?

Его глаза сужаются.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты пришел на эту дерьмовую игру только потому, что подслушал, что она будет здесь. — Я делаю паузу, гадая, поймет ли он, что я имею в виду, сам. Когда до него не доходит, добавляю. — Возможно, понимая, что ты последуешь за ней, она сделала это специально, чтобы ткнуть тебе Ника в лицо.

— Черт возьми, — бормочет он, глядя Адрианне в затылок. — Если она хочет играть в игры, тогда я буду играть в гребаные игры.

Его кулаки сжимаются, и я без сомнений понимаю, что никогда раньше не видел его таким злым.

Я ухмыляюсь.

— Ты определенно встретил достойную пару в Васкез. — Я хлопаю его по плечу. — Может, пришло время сдаться?

— Никогда, — рычит он, его глаза становятся темными и вызывающими.

Я никогда не видел Арча с этой стороны, обычно он слишком спокойный и законченный шутник. Очевидно, что Адрианна залезла ему под кожу так же сильно, как Камилла — под мою.

Однако дело в том, что Арчер не такой как я. Тьма не управляет им, поэтому странно видеть её в его глазах. Боюсь, эта игра, как он называет всё происходящее с Васкез, стала чем-то более мрачным и опасным.

Каждый год он трахает студентку или двух, но сейчас все по-другому. Вместо того чтобы смириться с тем фактом, что Адрианна им не интересуется, он решил переубедить ее. Поставил перед собой задачу добиться её, чего бы это ни стоило.

Мне знакомо это чувство, но оно похоже на хождение по натянутому канату, и одно неверное движение может привести к разрушению.



Оак стучит в дверь моего кабинета, которую я оставил открытой в надежде, что мимо пройдёт Камилла и даст мне повод затащить ее сюда. Привычка, которая сильно участилась за последние несколько недель. С тех пор, как я превратился в зверя-собственника на хоккейном матче, я не могу оторваться от Камиллы. И точно так же она, кажется, еще больше тянется ко мне, как мотылек на пламя.

— В чем дело? — Спрашиваю я.

Он наклоняет голову.

— И тебе привет.

Я провожу рукой по шее.

— Извини. Привет, Оак, что тебе нужно? — спрашиваю с сарказмом.

Он закатывает глаза и раздраженно вздыхает.

— Хотел сообщить тебе, что ты точно не будешь вести математику, когда студенты вернутся с весенних каникул.

— Надеюсь, что нет. — Я откладываю ручку. — Кто берет часы на себя?

— Я бы предпочел не говорить, пока всё не сложится окончательно, но что бы ни случилось, у меня точно есть кто-то, если только все три кандидата не отсеются. — На это он морщится. — Что крайне маловероятно.

Я наклоняю голову.

— Как ты перешел от отсутствия хотя бы одного кандидата к трем?

— Я прислушался к твоему совету и перестал искать квалифицированного специалиста.

Я выгибаю бровь, гадая, что именно это значит, но ясно, что он не собирается говорить мне, кого нанял.

— Ясно. Я просто хочу вернуться к нормальной жизни.

Он кивает.

— Вернешься. — Наступает неловкая пауза, пока он медлит, уставившись на меня. — Ты уверен, что тебя беспокоит только преподавание математики?

Я сжимаю челюсть.

— Я же говорил тебе, что да.

Он смотрит на меня так, будто видит всю мою чушь насквозь.

— Если бы ты был на грани, ты бы…

— Конечно, я бы сказал тебе, — огрызаюсь я, прежде чем он успевает закончить предложение.

Это ложь, потому что я не был так близок к срыву уже более пяти лет. Сказать, что я защищаюсь, когда речь заходит о Камилле, было бы преуменьшением, поскольку я не хочу верить, что могу сделать что-то, что может нанести ей непоправимый вред.

Оак знает меня лучше, чем кто-либо. Он видел бойню, которая последует, если я позволю тьме воцариться.

Я почти не контролирую себя, когда темнота овладевает мной. Мое тело как-будто переходит на автопилот, и я знаю, как опасно, если это произойдет здесь, в академии.

Смерть преследовала меня повсюду, куда бы я ни пошел, но вот уже пять лет, как я положил этому конец.

Камилла открыла дверь внутри меня, позволив тьме частично просочиться обратно, медленно, но верно.

Он тяжело вздыхает.

— Ты забываешь, что я видел тебя, когда ты падал за грань. Я знаю предупреждающие знаки.

— Что ты предлагаешь? — Спрашиваю я.

— Джейн Оуэнс в городе, и я хочу, чтобы ты провел с ней несколько сеансов.

Я зажмуриваю глаза и прижимаю к ним ладони при одной только мысли о том, что придется сидеть перед ней на очередных сеансах терапии.

Одним из условий моей работы здесь, в академии, было еженедельное посещение терапии с ней.

А потом, к счастью для меня, она переехала и сказала Оаку, что, по ее мнению, я могу закончить курс.

Она была довольна тем, что я держу свои порывы под контролем.

— Ты, блядь, серьезно?

Он садится в кресло напротив моего стола и смотрит мне в глаза.

— Скажи мне честно, что внутри тебя не назревает хаос, и я откажусь от этой затеи.

Я смотрю ему прямо в глаза, но не могу солгать об этом. Мои плечи опускаются.

— Ладно, я буду ходить на терапию.

— Хорошо. Я оплатил тебе пять сеансов в общей сложности на следующие несколько недель. — Оак встает. — Если она будет довольна тем, что обнаружит, тебе не нужно будет продолжать их.

— Прекрасно, спасибо, — говорю я с сарказмом.

Оак проводит рукой по шее.

— Ты же знаешь, что я делаю это ради тебя, верно?

Чувство вины захлестывает меня, поскольку я знаю, что Оак всегда преследовал мои интересы. Черт, он спас меня от пожизненного заключения, ради всего святого. Я навеки у него в долгу, и об этом легко забыть.

— Я знаю, — произношу тихо. — Спасибо.

Он кивает и поворачивается, чтобы уйти.

— Увидимся позже.

Я смотрю ему вслед, понимая, что, наверное, даже хорошо, что весенние каникулы через несколько дней. Это даст мне возможность отдохнуть от Камиллы. Шанс очистить голову от моей жажды крови.

Как по часам, она неторопливо проходит мимо двери моего кабинета, заглядывая своими прекрасными медово-карими глазами.

Расстояние может подождать до весенних каникул, так как прямо сейчас она нужна мне.

— Камилла, — окликаю её.

Она останавливается и направляется к двери.

— Да, сэр? — Ее голос полон фальшивой невинности.

— Иди сюда.

Ее глаза загораются, когда она заходит в мой кабинет и закрывает за собой дверь.

— Чем я могу помочь Вам, сэр?

— На колени, — приказываю я.

Через несколько секунд она уже на четвереньках и смотрит на меня в ожидании следующего приказа, как хороший, послушный питомец.

Я выдвигаю кресло из-под стола и располагаюсь перед ней.

— Ползи ко мне.

Она делает, как ей сказано, удерживая мой взгляд с сексуальной уверенностью.

— И не останавливайся, пока я не скажу.

Я позволяю ей подползти вплотную к моим бедрам, пока ее лицо не оказывается прижатым к моей промежности.

— Стоп.

Она облизывает губы, привлекая мой взгляд к ним.

Я беру ее за подбородок двумя пальцами и поворачиваю к себе.

— Скажи мне, чего ты хочешь.

— Всего.

Я сжимаю крепче.

— Будь конкретней.

Ее щеки краснеют, но она подчиняется.

— Я хочу пососать твой член.

Моя эрекция становится тверже, когда слышу её слова.

— И это все?

Она качает головой.

— Я хочу, чтобы ты трахнул мое горло, а потом мою киску.

— Продолжай, — настаиваю я.

— Хочу, чтобы ты причинял мне боль, пока делаешь это. Как захочешь. А потом я хочу, чтобы ты наполнил меня своей спермой.

Я наклоняю голову.

— Такая чертовски жадная. Вытащи мой член, malishka.

Она тянется к молнии и с нетерпением освобождает член, ожидая, когда я отдам следующий приказ. Её покорность так освежает, она никогда не делает ни одного движения без моего разрешения.

— Соси его.

Она обхватывает пальцами основание, а затем смыкает свои пухлые губки вокруг члена, жадно посасывая его.

Мне нравится, как она ненасытно ведет себя по отношению ко мне, это питает зверя, который хочет вырваться на свободу. Мое сердце бешено колотится, когда что-то, что я хотел попробовать с ней, впивается когтями в мои внутренности, подталкивая меня.

Голос в голове призывает меня сделать это и посмотреть, как сильно ей нравится жить на грани.

Я позволяю ей немного поработать с моим членом в милом маленьком ротике, прежде чем хватаю за волосы и трахаю её горло так, как она того жаждет.

Когда я удовлетворен и почти на грани взрыва, я заставляю Камиллу остановиться, отрывая её рот от себя.

— Я хочу сыграть в одну игру.

Ее брови выгибаются.

— В какую игру?

— В захватывающую. Иди и ляг на мой стол, раздвинув ноги.

Она облизывает губы, а затем забирается на стол и ложится на спину.

Я издаю стон, когда вижу, что на ней нет трусиков.

— Моя маленькая грязная шлюшка. Ходишь мимо моего кабинета без трусиков, так уверена в том, что я вызову тебя сюда.

Она усмехается мне.

— Это облегчает задачу, верно?

Я рычу и лезу в ящик стола, доставая пистолет. Может, и сомнительно иметь оружие в кабинете, когда я профессор, но никогда нельзя быть слишком осторожным, если обучаешь мафиозных отпрысков.

Оак знает, что у меня есть оружие, и у большинства сотрудников тоже где-то припрятано своё, на всякий случай.

Она хмурит брови, когда видит его, приподнимаясь на локтях.

— Для чего это?

Я показываю ей, что он заряжен, а затем снимаю с предохранителя, и провожу дулом по ее мокрой пизде.

— Сэр? — спрашивает она дрожащим голосом.

— Я собираюсь трахнуть тебя им.

Она вздрагивает, ее глаза расширяются от страха.

— Но что, если…

— Я не убью тебя, Камилла.

Она облизывает губы, дрожа так, как я никогда раньше не видел.

— Может, специально и нет, но что, если…

— Перестань думать, malishka. — Я вставляю в нее дуло, и она вскрикивает, зажмурив глаза, словно ожидая, что пистолет выстрелит как только окажется внутри нее. — Просто почувствуй. Это весело — жить на грани.

Страх в данный момент берет верх над ее удовольствием, и больная садистская часть меня наслаждается тем, как она корчится. Я наблюдаю за тем, как ее глаза расширяются настолько, что в них почти не видно карего, а грудь поднимается и опускается в неровных, судорожных вдохах.

Я тянусь вверх другой рукой и хватаю ее за запястье, чувствуя, как учащается пульс под моим большим пальцем. Ее страх только усиливает моё возбуждение, и я трахаю ее сильнее. Даже если она напугана, ее киска насквозь мокрая, и пистолет издает влажный звук при каждом толчке.

Мой член такой твердый, что с него капает на стол, пока я нависаю над ней. Мне всегда нравилось быть источником чьего-то страха так же сильно, как и причинять боль.

Я вставляю в нее ствол сильнее и быстрее, зная, что одно неверное движение может привести к катастрофе.

Желание сжимает мои яйца, когда я вижу, как ее страх растворяется и удовольствие берет верх.

— Тебе это нравится? — Спрашиваю я, наблюдая за тем, как она тихо постанывает. — Тебе нравится, что я трахаю твою жадную маленькую пизду своим пистолетом?

Ее глаза зажмуриваются, но она кивает головой, как будто слишком боится произнести вслух, что наслаждается этим.

— Как насчет того, чтобы я засунул его тебе в попку, пока буду трахать твою жадную киску?

Она ахает, глаза распахиваются.

— Ты бы не…

— Не дави на меня, Камилла. Ты прекрасно знаешь, что теперь я это сделаю.

Ее горло подрагивает, когда страх возвращается, вступая в войну с удовольствием. Я достаю бутылочку со смазкой и брызгаю немного на ствол пистолета.

Пока она не смотрит, я ставлю пистолет на предохранитель. Может, я и сумасшедший, но слишком рискованно пытаться трахать ее и контролировать оружие.

Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, но ей не нужно этого знать.

А затем я прижимаю его к ее тугому кольцу мышц.

Она так напряжена, что мне приходится проталкивать силой, несколько раз проводя дулом внутрь и наружу, прежде чем она смиряется.

— Хорошая девочка, прими пистолет в свою попку.

Ее губы дрожат, и она выглядит так, словно находится на грани нервного срыва. Я должен хоть как-то прийти в себя и остановиться, но она не знает, насколько это будет чертовски хорошо.

Она даже не подозревает, каким потрясающим будет ее оргазм с нависшей смертельной угрозой над головой.

Я толкаюсь вперед и глубоко вонзаю член в ее киску.

Она кричит, и мне приходится закрывать ей рот рукой, чтобы заглушить крик.

Пусть я главный каратель, но я никогда не наказываю студентов в своем кабинете, поэтому не хочу привлекать внимание к тому, что мы здесь делаем.

Ствол крепко зажат в ее попке и давит на длину моего члена, делая ее и без того тугую киску еще туже.

— Блядь, — бормочу, глядя вниз на красавицу подо мной. — Так чертовски приятно.

Она сглатывает.

— Ощущения хорошие. Просто было бы лучше, если бы это был не пистолет.

Я останавливаюсь так, что мой член оказывается глубоко внутри нее, и качаю головой.

— Нет, это так хорошо, потому что это пистолет. Потому что ты доверяешь мне настолько, что я трахаю тебя им, и это доверие делает меня тверже гвоздей, Камилла.

Ее губы дрожат, когда она ловит мой взгляд.

— Мне страшно.

— Хорошо. Ты должна бояться. — Я обхватываю рукой ее горло. — Я наслаждаюсь твоим страхом так же сильно, как и твоей болью.

Ее ноздри раздуваются, а пульс под моей кожей учащается.

— Трахни меня, — говорит она сквозь стиснутые зубы.

Я делаю, как она просит, трахая ее так чертовски жестко, что не уверен, пытаюсь ли я доставить ей удовольствие или сломать ее. Это всё одно и то же.

Боль и удовольствие. Насилие и секс. У меня они всегда шли рука об руку.

Постепенно страх, который она испытывала из-за пистолета в своей попке, исчезает, и на первый план выходит удовольствие. Ее стоны наполняют мой кабинет, и я знаю, что если бы кто-то стоял снаружи, он бы понял, что мы занимаемся здесь сексом, поэтому я достаю из верхнего ящика кусок ткани и комкаю его.

— Открой рот, — приказываю.

Камилла послушно открывает рот, и я запихиваю в него ткань.

— Мы же не хотим, чтобы нас услышали, не так ли?

Она качает головой, все ее тело яростно содрогается на столе.

— Ты близка к тому, чтобы кончить для меня?

В ее глазах вспыхивает раздражение, потому что она не может ответить из-за ткани во рту, но она кивает в ответ.

— Хорошо, я хочу почувствовать твой оргазм с пистолетом в твоей попке и моим членом в твоей пизде.

Я чувствую, как тьма пробивается на поверхность, моя жажда крови возвращается с удвоенной силой. К сожалению, я не держу ножи в кабинете, так как это слишком большое искушение. Если бы у меня был один здесь, я бы разрезал ее кожу, пока она разваливается на части.

Я чувствую, как ее мышцы сжимаются вокруг моего члена с каждым толчком. Ее глаза закатываются, когда наслаждение становится невыносимым. Ткань заглушает ее стоны, когда она кончает, содрогаясь на моем столе, поскольку интенсивность оргазма, кажется, сотрясает ее физически.

Не в силах больше сдерживаться, я выпускаю свою сперму глубоко в нее. Я знаю, что Камилла принимает противозачаточные таблетки, потому что проверил ее медицинскую карту в медпункте. В первый раз, когда мы занимались сексом, я был идиотом, который не проверил и трахнул ее без защиты.

Как только мы оба приходим в себя от взаимного кайфа, я вытаскиваю пистолет из ее задницы и бросаю его на стол. Затем вынимаю тряпку у нее изо рта, и она делает глубокий, хриплый вдох. Наше рваное дыхание — единственное, что стоит между нами, так как после того, что только что произошло, нам нечего сказать.

Каждая встреча с Камиллой Морроне все глубже погружает меня в безумие, и я знаю, что должен остановиться, пока не сорвался с обрыва и не нанес непоправимый ущерб.