Греховные уроки

Глава 6

Гаврил

Камилла сидит за своим столом, ожидая, когда я назначу ей наказание. Кажется, она не может долго выдерживать мой взгляд, с тех пор как произошел инцидент в подвале. Думаю, она смущена тем, что кончила от боли. Звук ее стонов и хныканья, пока я причинял ей боль, был самым манящим звуком, который я когда-либо слышал, даже лучше, чем крики агонии.

Я сжимаю кулаки под столом, желая только одного: заковать ее в кандалы в моем подвале и сдирать с нее кожу, пока не пойдет кровь. А потом зализывать ее раны, как животное, пока она не начнет умолять меня засунуть член в ее тугую, девственную пизду. Именно поэтому я не могу наказать ее таким образом, потому что знаю, что не смогу остановиться. Она слишком соблазнительна, и хотя я стараюсь сохранять видимость контроля, я веду постоянную борьбу со своими садистскими инстинктами.

Каждый чертов день — это битва с самим собой.

Я встаю и подхожу к ней, отмечая, как её взгляд сфокусирован на на полу. Голова склонилась в совершенной покорности, как будто все в Камилле было создано для того, чтобы дразнить и искушать зверя, чтобы он вышел поиграть.

— Объясни мне, почему ты опоздала. — Я останавливаюсь перед ее столом, скрещивая руки на груди.

Она наконец поднимает на меня взгляд, ее большие медово-карие глаза полны страха с едва заметным намеком на волнение. Камилла не смотрит на меня с прежним желанием с тех пор, как я показал ей проблеск истинной тьмы внутри меня.

— Я опоздала, потому что доделывала задание по математике в библиотеке, и это заняло больше свободного времени, чем у меня было.

Она проводит языком по пухлой нижней губе, привлекая мое внимание к ней.

— Почему задание не было выполнено до сегодняшнего дня? — Я сужаю глаза.

Её горло подрагивает.

— Потому что я забыла.

Я выгибаю бровь. Хотя работы Камиллы никогда не бывают идеальными, она всегда сдает их вовремя.

— Вы ни разу не забыли сделать домашнее задание для моих занятий, мисс Морроне. Поэтому мне трудно в это поверить.

Она пожимает плечами.

— Профессор Джеймсон всегда была очень снисходительна.

Это правда. Из всех профессоров академии Джеймсон была самой доброй. Она редко отправляла студентов в мои садистские лапы, считая мои методы слишком варварскими.

— Тогда почему ты решила сдать работу вовремя?

— Услышала, что Вы заменяете ее.

Я не могу сдержать ухмылку, которая появляется на моих губах.

— И ты знаешь, что я не проявляю снисхождения. — Я киваю в ответ. — Как ты думаешь, за что тебе светит худшее наказание?

— Сэр?

— Опоздание на урок или несвоевременная сдача работы?

Она поджимает губы, обдумывая это, ее лоб слегка нахмурен.

— Честно говоря, не уверена. Наверное, я думала, что задание важнее, чем пара минут в начале урока.

— Да, но из-за тебя опоздала сокурсница. — Я сжимаю челюсть, пытаясь придумать подходящее наказание. Если боль не работает, возможно, поможет унижение. — Мне трудно решить, как наказать тебя, мисс Морроне.

Она слегка наклоняет голову набок.

— Почему это, сэр?

— Потому что в прошлый раз было ясно, что причинение боли — не совсем то наказание, которого ты заслуживаешь. — Я прищуриваюсь. — Скорее награда, если уж на то пошло.

Камилла густо краснеет и сосредотачивается на своем столе.

— Понятно.

Я замечаю вспышку разочарования в ее медово-карих глазах, прежде чем она отводит взгляд, и думаю, не привиделись ли мне. Она точно не может хотеть, чтобы я подверг ее той же жестокости, что и несколько дней назад. Нет никаких сомнений, что ее синяки и порез еще не зажили, поскольку я зашел чертовски далеко.

— Подожди здесь и, пока меня не будет, напиши следующее предложение пятьдесят раз. ”Я больше не буду опаздывать". — Я постукиваю по ее блокноту.

Она открывает его на чистой странице.

— Да, сэр.

Я смотрю, как она подносит ручку к губам и невинно грызет кончик.

Для меня этот образ совсем не невинен. Я сдвигаю свой твердеющий член в слишком тесных трусах-брифах и пытаюсь игнорировать жгучее желание, разгорающееся внутри. Требуется вся моя сила воли, чтобы отойти от нее и спуститься в подвал за предметами для ее наказания. Камилла Морроне — гребаная богиня, и то, что я хочу с ней сделать, сводит меня с ума.

Унижение — это совершенно другая форма наказания, которую я редко применяю к ученикам. Однако Камилла невосприимчива к телесным наказаниям, так что у меня нет выбора. Оказавшись в подвале, я выбираю ошейник и поводок, которые должны ей подойти.

Камилла испытает на себе, каково это — быть не более чем домашним животным. Боюсь, мне это понравится гораздо больше, чем ей. Я сжимаю кулаки вокруг кожи в своей руке, чувствуя, как непреодолимое желание потерять контроль с ней все глубже проникает в мои вены.

Когда я возвращаюсь, Камилла все еще пишет в блокноте. Она даже не замечает, как я вхожу, не поднимая глаз. Мне нечем себя занять, кроме как наблюдать за ней и ждать, когда она закончит.

Математика — не моя сильная сторона. Меня временно заставили преподавать, но я ни черта не смыслю в проверке заданий и контроле их выполнения. Профессор Дэвидсон сильна в математике, поэтому она будет проверять их, пока мы не найдем подходящую замену.

Оак поспешил уволить Джеймсон за то, что та сделала ему замечание, но очевидно, что для Оака любой, кто выступает против его отношений с Евой, — враг в его глазах. Этот мужчина относится к ней так собственнически, как я никогда раньше не видел. Черт, я буквально никогда не видел, чтобы у него были отношения до неё.

Глаза Камиллы отрываются от бумаги, и она роняет ручку, ее внимание приковано к кожаным изделиям в моей руке.

— Закончила? — Спрашиваю я.

Она кивает в ответ, все еще глядя на предметы.

— Да, сэр. Что это?

— Никаких вопросов, — говорю я, занимая место за своим столом.

У нее перехватывает горло, и она замолкает, пока я наблюдаю за ней.

— Встань и подойди ко мне.

Она делает, как ей велено, хотя шаги нерешительны.

Полностью исчезла сексуальная лисица, которая хотела соблазнить своего профессора-садиста. Интересно, может, я был прав с самого начала и Камилла не способна выдержать мою развращенность? После того, как она кончила от одной только боли, я был уверен, что она способна на это.

— На колени.

Ее глаза расширяются, но она не задает вопросов. За всю свою жизнь я не встречал такой естественно покорной девушки. Заложено ли это в ее характере или порождено отчаянной потребностью угодить мне, я не знаю, и мне на самом деле все равно.

— Сейчас я надену на тебя ошейник. — Я оборачиваю кожаный ремешок вокруг ее шеи и застегиваю его, а затем прикрепляю к ошейнику поводок. — На этот период ты будешь моим маленьким питомцем. Ты поняла?

— Да.

— Сэр, — рявкаю я.

Она тяжело сглатывает.

— Да, сэр.

— Хорошо, теперь я хочу, чтобы ты встала на колени рядом со мной лицом к классу, чтобы я мог использовать тебя как подставку для ног.

Ее глаза слегка расширяются, но она делает, как ей сказано. Я стону, когда вижу ее на четвереньках, чувствуя, как мой член становится тверже с каждой секундой. Сняв туфли, я закидываю ноги ей на спину и использую ее как живой предмет мебели.

— Я ожидаю, что ты не пошевелишь ни единым мускулом, пока я не разрешу тебе двигаться. Ты поняла?

Она слегка вздрагивает от тона моего голоса.

— Да.

Я скрежещу зубами.

— Да, что?

— Сэр, — бормочет она.

Мой член непрерывно пульсирует у бедра, и я тру себя, чтобы подавить желание вытащить его. В конце концов, она отвернулась от меня. Хотя не могу быть уверенным в том, видит ли она краем глаза, что я делаю.

Я беру журнал со стола и открываю его, небрежно пролистывая, пока наступает неловкое молчание. Тогда я понимаю, что оставил свежее издание на полке у двери, а то, что в руках — старое.

— Камилла, я хочу, чтобы ты взяла журнал с той книжной полки. — Я убираю с нее ноги.

Она делает движение, чтобы встать.

— На четвереньках.

Ее широко раскрытые глаза скользят по моему лицу, словно пытаясь понять, серьезен ли я.

— Хорошо.

Она отползает от меня на четвереньках, поводок волочится за ней, и я, черт возьми, чуть не теряю рассудок. Даже в менее чем сексуальной униформе СА со слишком длинной юбкой, она самое очаровательное создание, которое я когда-либо видел.

Ее бедра покачиваются в соблазнительном ритме, когда она движется по грязному полу класса. Намеренно или нет, я не знаю. В любом случае, это заставляет мой член пульсировать, и я хватаю его и тру через штаны, пытаясь доставить себе хоть какое-то облегчение.

Ей приходится встать с колен, чтобы дотянуться до журнала, когда она берет его с полки, но затем она выглядит озадаченной, не понимая, как нести его и ползти. Я замечаю, как она бросает на меня взгляд, ожидая указаний.

— Неси это во рту.

Она зажимает журнал в зубах, а затем ползет обратно, теперь не сводя с меня глаз. Как будто она внезапно откуда-то набралась смелости снова быть соблазнительной. Именно тогда я замечаю, как она двигается, каждый раз, когда ее бедра намеренно трутся друг о друга.

Грязная маленькая девчонка.

Она получает от этого удовольствие, как и от боли. Мазохистка, которой нравится быть униженной. Возможно, я наконец-то встретил достойную пару. Вернувшись ко мне, она ждет, пока я возьму журнал.

Я постукиваю ладонями по коленям.

— Принеси его прямо ко мне, Камилла.

Ее ноздри раздуваются, когда она смотрит на мою выпирающую промежность, щеки снова краснеют. А затем она подается вперед, пока ее подбородок практически не касается моих колен, и журнал не оказывается прямиком на них.

— Хорошая девочка, — бормочу я.

Нельзя не заметить вспышку желания в ее глазах, когда она снова потирает бедра друг о друга.

— Вернись в исходное положение.

Она подчиняется и возвращается в прежнюю позу, позволяя мне закинуть ноги ей на спину. И вот тогда я замечаю мягкие, ритмичные движения, когда она трется бедрами друг о друга в погоне за удовольствием.

— Не двигаться, — рявкаю я, зная, что на этот раз не могу позволить ей получить удовольствие. Это наказание, а не гребаная награда, но я думаю, что нет никакого способа наказать Камиллу Морроне.

Она замирает, но на ее лице ясно читается разочарование, когда она смотрит на меня в ответ.

— И не смотри так на своего учителя.

Она поворачивает голову, так что смотрит прямо перед собой, а я открываю журнал, небрежно листая его. Добрых тридцать минут я удерживаю ее в таком положении, замечая, как дрожат ее руки, когда она пытается удержаться на ногах под тяжестью моего веса.

Я прочищаю горло и убираю ноги.

— Думаю, на сегодня хватит, мисс Морроне.

Я протягиваю руку и расстегиваю ошейник на ее шее, позволяя своим пальцам коснуться нежной кожи.

Она ахает от прикосновения, и я ощущаю этот звук прямо у себя в яйцах. Звук чистейшего желания, я позволяю себе задержаться еще немного, прежде чем, наконец, стянуть ошейник с ее тела.

— Скажи мне, Камилла, какое наказание было хуже?

— Сэр? — спрашивает она, выглядя немного ошеломленной, разминая руки.

— Боль или унижение?

Ее язык скользит по полной нижней губе, и она выглядит обеспокоенной, как будто может сказать что-то не то.

— На этот вопрос нет правильного или неправильного ответа, — подталкиваю я.

— Трудно сказать. Они оба были одинаково смущающими.

Я выгибаю бровь.

— Смущающими?

Я хочу, чтобы она уточнила, хотя знаю, что она имеет в виду, — что оба наказания смутили её сексуально. Мне доставляет удовольствие наблюдать, как она корчится от дискомфорта.

— Как?

— Ни то, ни другое на самом деле не было похоже на наказание, — шепчет она таким нежным голосом.

Мой член болит в штанах от её подтверждения.

— Тогда как же мне наказывать вас, мисс Морроне?

Она пожимает плечами.

— Я не уверена, что что-либо из того, что Вы со мной сделаете, будет наказанием, сэр.

Огонек вернулся в ее глаза, и это опасно.

Опасно, потому что все, чего я действительно хочу, — это затащить ее в подвал, полностью раздеть и пороть до тех пор, пока она не достигнет оргазма и кровь не потечет по ее загорелой коже. И только тогда я погрузился бы в нее, заставил бы ее выкрикивать мое имя, пока она кончала бы на мой член, размазывая свою кровь по нам обоим. От этих мыслей мой член становится тверже камня, но я должен сопротивляться.

— Верится с большим трудом. — Я провожу рукой по шее, понимая, что разговор заходит на опасную территорию. — Ты еще не видела верхушку гребаного айсберга моей испорченности.

Она вздрагивает в ответ.

— Вы покажете мне, сэр?

— Вы сами не знаете, о чем просите, мисс Морроне. — Я бросаю ошейник и поводок, которые все еще держу в руке, на стол. — А теперь идите на следующий урок.

Разочарование в ее глазах такое же ясное, как летнее ночное небо. Я тяжело сглатываю, зная, что если она продолжит так смотреть на меня, я сломаюсь. Покажу ей, что заставляет такого садиста, как я, сходить с ума, а это опасно. Тьму внутри меня нужно немного подкармливать, но держать на коротком поводке, и я боюсь, что контроль, который держу над ней, будет разорван в клочья, если я когда-нибудь переступлю эту черту с Камиллой.

В конечном итоге она может пострадать или еще хуже.

Когда она не двигается, я сужаю глаза.

— Сейчас, Морроне.

Она бросается к своему столу, чтобы схватить сумку и быстро собрать вещи. Я наблюдаю за ней, потому что, похоже, не в состоянии оторвать от нее глаз. А потом она выходит из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.

Я тяжело вздыхаю и закрываю глаза, хрустя шеей. Камилла Морроне становится для меня занозой в заднице, которую все труднее игнорировать. Если она продолжит давить на меня, я сорвусь, и тогда начнутся настоящие неприятности.