Гремучий Коктейль 1

Глава 33

С момента, как я осознал себя собой в этом мире, прошло не так много времени, большую часть которого я был занят. Это был сознательный выбор, мне совсем не хотелось погрязнуть в рефлексиях и нервах, страдать самокопанием и прочими глупостями. Нет, надо бы, конечно, но не тогда, когда жизнь представляет из себя довольно шаткую конструкцию. Однако, на один вопрос мне пришлось сформулировать ответ.

Кто я?

Невероятно сложный вопрос.

Для человека даже частичная потеря себя — один из худших кошмаров. Не беру в расчет алкоголиков, наркоманов, стариков с деменцией… незачем. Жить и знать, что ты утратил часть себя, что ты теперь неполноценен, ущербен, выщерблен — это хреново. Правда, еще хуже понимание, что в тебя что-то добавили. К примеру, восемнадцать лет жизни в деревне со всеми этими шалостями, сортиром на свежем воздухе, бедной едой и ворованными фруктами. Вообще, очень даже счастливое детство, с уверенностью скажу, у меня их уже два. А у Эмберхарта, наверное, три. Но я ему не завидую.

Лорд? Вторая добавка. Точнее, это я, тот, кто управляет этим телом и жизнью, есть лишь его обрезанный кусок, разбавленный жизнью юного хулигана и… самым интересным. Навыками.

Это лишь в непродуманных сказках навык может достаться доброму молодцу чистым и идеально приспособленным под его тело и рефлексы. Эмберхарт не чудотворец, он всего лишь хотел дать мне больше шансов на выживание в этом мире, он не умеет «вычищать» себя из той памяти, которой поделился со мной. И хоть и выдав её очень ограниченно, он заразил меня — собой. В куда меньшей степени, чем я заразил Соларуса Кейна, буквально подавив невеликий, хоть и начитанный умишко парня, которого растили как придаток к гримуару, но всё же…

Нажимая на спусковой крючок, даже с чистой головой, без посторонних мыслей, человек остается человеком. Он не робот, он думает и чувствует тренируясь, стреляя по мишеням, разбирая и собирая оружие, и уж тем более — убивая своих врагов. Это нельзя выхолостить и отделить, поэтому, точно также, как я подавил Соларуса Кейна, сэр Алистер Эмберхарт, совершенно этого не желая, подавил и меня. Но слегка. Чуть-чуть.

Так я думал ранее.

Оказалось, этот темный демон ждал своего часа. И нет, я вовсе не про мрачного и вечно курящего верзилу, живущего то ли в моих мозгах, то ли в книге на моем бедре, а про того Алистера Эмберхарта, что пролез мне в голову вместе с умением нажимать на спусковой крючок!

Нет сомнений. Нет колебаний. Ни малейшей дрожи в руках. Решение принято, цель определена, всё остальное — несущественно. Протянуть вперед руку, держащую кусок металла, потянуть пальцем за стальную дугу, выпустить на волю чью-то смерть — в этом нет ничего приятного, будоражащего и пьянящего, скорее наоборот, это занятие хоть и привычное, но крайне требовательное к исполнителю. Поэтому, приняв решение, исполнитель должен целиком посвятить себя процессу его воплощения. Если хочет остаться в живых.

Так что я шел к массивном двухэтажному зданию с широкими автомобильными воротами посвященный по самое не балуйся.

В Питере популярна мода на камзолы, кафтаны и плащи, длиннополые такие серьезные штуки. Одобряю, оно и выглядит серьезно, и от непогоды спасает зашибись. А еще замечательно скрывает развевающимися при ходьбе полами металл у меня в руках. Скрывать есть от кого: перед входом в здание, внутри которого помеченный мной манамобиль, стоят шесть серьезных дядь. Курящие все как один, бородатые, с ружьями на плечах. Или это не ружья? Не важно. Главное, что все шестеро не находятся в состоянии боеготовности. А что это значит?

Это значит, что шанса прийти в неё у них уже нет. Между мной и ими метров тридцать открытого пространства, заполненного лязгом, шумом манамобилей, воем сирен и криками чаек. Доки же. Склады же рядом. А еще воздухом. Простым, прозрачным и совершенно не мешающем ни взгляду, ни пуле.

Стреляю как пижон, по-македонски, с двух рук. Раньше думал, что такое возможно только в боевиках 80-ых, однако же нет, на самом деле получается! Просто вести огонь нужно прицельно и не торопясь, по очереди. Левая рука, правая рука, левая, правая…

Пули, попадая в совершенно не готовых к подобному людей, делают в них дырки. Сквозь эти отверстия вылетает немного крови, а затем она начинает течь толчками. Я иду и стреляю, полностью уверенный в том, что эти толчки со временем ослабеют, а вместе с ними уйдет и жизнь. Это не интересно, а вот гидродинамический шок — другое дело.

Двенадцать выстрелов, десять попаданий, шесть трупов. В будущем. Пока люди заняты тем, что умирают. Те, кому повезло, рассматривают небо, те, кому не очень — лежат лицом вниз. Впрочем, смотреть на небо хорошо, когда ты не захлебываешься кровью. Однако, помогать этим людям быстрее попасть на тот свет я не буду, нет времени. Иронично, я даже не уверен, виновны ли они. Просто стояли, просто с ружьями.

К дверям для персонала подхожу, уже перезарядив оружие и сунув тренировочный револьвер в кобуру. Подумав, сую и второй.

Дробовик — пришло твоё время.

— «А как же я!?», — Фелиция аж кричит от возмущения.

— «У нас в первом наборе есть что-то быстрее и надежнее дробовика?», — осведомляюсь я, примериваясь к двери.

— «Я не знаю, что такое „дробовик“! Эта палка у тебя в руках?»

— «Это не просто палка. Она особенная. Бум-палка!», — язвлю я отставшему от технического прогресса даймону. Не могу не язвить. Как вспомню её голые ножки, открытые почти-почти по самое, лежащие на софе, так и хочется чем-то уколоть эту брюнетку. У меня воздержание уже такое, что эта зараза сниться начала. И то, что я делаю с ней и с этими ляжками и куда забрасываю и… грр…

— «О! Ну покажи мне её силу!», — не остается вредная даймон в долгу.

В этот момент дверь резко открывается прямо у меня перед носом, выпуская на свет божий худощавого молодого человека в богатом черном пальто и с раздражением на лице. Технически — это идеальный момент взять заложника и разговорить его, вызнав всё, что происходит внутри и кто все эти люди, но только есть маленький нюанс, который всё портит. Выбежавший молод и быстр, я молод и быстр, мой дробовик (а я обожаю помповые дробовики!) тоже новый и тоже быстрый. А еще смотрит на дверь. Ну, то есть, на молодого человека.

Бабах!

Вперед. Дёргаю помпу, выбрасывая опустевший патрон. Забавно, но тут они не красные, а ярко-желтые.

Разочарование по поводу того, что тело лишь внесло назад, а не красиво отбросило, я испытаю потом, потому что сейчас нужно сделать быстрые пять шагов вперед, причем, наступая на свежеизготовленный труп и держа дробовик наизготовку. Лишь убедившись, что внутреннее помещение, представляющее из себя предбанник замызганного офиса, свободно от признаков жизни, я быстро вытираю забрызганное кровью лицо рукавом, позволяя себе потратить секунду на взгляд вниз.

Нет, не узнаю. Вроде показалось. Хотя, его бы сейчас родная мать не узнала. Слишком высоко я ствол держал, голову чуть не оторвало, лица уже нет. Как и шеи. Почти.

Неважно. Шансов, что грохот выстрела из такой пушки не был услышан — нет.

Впереди выбор между лестницей наверх и дверью, ведущей в гараж, где и стоит помеченная машина. За дверью слышна возня, встревоженный шепот, невнятные вопросы. А теперь еще и заряд картечи, пущенной мной сквозь относительно тонкую деревяшку. Следом стреляю еще раз, а затем…

— Рапсодия тлена! — командую, взяв в руку гримуар Горизонта Тысячи Бед под чьи-то крики и хрипы за дверью.

Из книги вырывается небольшое серое облачко, проворно устремляющееся сквозь пробитую дверь. Через пару секунд крики становятся куда насыщеннее…

Заклинание из мира английского сэра коварно и гнусно, но живет очень недолго. Это магический пепел, способный трансформировать в себя любую открытую кровь, причиняя жертвам жестокую жгущую боль. Я выбрал его за самонаведение на источники крови и на низкую затратность по мане и магии, но увы, как Фелиция не билась, она не смогла увеличить длительность заклинания. Оно способно жить от силы секунд тридцать, банально запекая собой любые источники кровоизлияния. Только больно. Очень больно.

Рывком и с отскоком распахиваю дверь, высаживая весь магазин извлеченного из ботинка «рубикона». Еще три мертвеца. Кажется, они встретили смерть с облегчением.

Тишина. Нужно замереть, затаить дыхание, выровнять сердечный пульс, прислушаться. Тишину сложно соблюдать после… такого. Местным тем более. Я уже понял, что люди в этом мире имеют куда меньше боевого опыта, чем можно было бы подумать, исходя из эпохи. Тут вообще к живой силе отношение трепетное. Монстры из порталов, миры Истинных, всё это потребляет человечество. Не так, чтобы сильно, но жизнь человеческую берегут прямо как у меня дома. Опыта огневого боя в среднем по палате тут мало у кого есть.

Вот и сейчас я слышу, как кто-то не справился с дыханием, выпустив с шумом отработанный воздух из легких. Через секунду я уже различаю кусок дула, упирающийся в пол. Сидит с ружьем за ящиком…

— Внезапный левиафан! — декламирую я почти шуточное заклинание, точнее, лично придуманную старт-фразу, запускающую фонтан магической воды из-под любой поверхности в нужной мне точке. Притаившийся глухо вскрикивает, подскакивая от струи ледяной воды в лицо, но там, наверху, его ухо встречается с прикладом дробовика. Человек, кратко дернувшись, падает на пол.

Пленный — это хорошо. И тишина теперь правильная.

Бегло осматриваю гаражное помещение. Там стоит машина, на которой увезли Арию. Пустая. Но стоит очень интересно, то есть далеко от въезда, создавая впечатление, что позади нее была еще одна, но уже уехала. Значит, баронессу тут переложили. Плохо и хорошо. Плохо, потому что её здесь уже нет, хорошо, что мне есть кого спросить.

Плохо, что я не умею спрашивать, сетую я про себя, снимая с крепящихся к стене полок грубоватый напильник, но хорошо, что эрудирован.

Через пять минут мы с Егором выезжаем из здания, устремляясь в путь. Егор — мой новый лучший друг, во всяком случае, он из кожи вон лезет, чтобы им стать. Не из-за напильника, конечно, я его не успел применить (да и не больно-то и хотелось), и даже не из-за молодого, но уже некрасивого трупа в черном, впечатлившего Егора по самое не балуйся, а просто потому, что Егор у нас хоть простой шофер (поэтому, кстати, и выжил), но еще и очень чувствительный человек. И его сильно пугает моя злость.

А злюсь я, потому что узнал, кто за этим всем стоит.

— Ты не гони, — спокойно советую я мокрому и сильно испуганному мужику, — Не надо. Сам же сказал, что девушке ничего не угрожает.

— Но… ваше благородие…

— Езжай спокойнее, соблюдай правила дорожного движения, — наставительно говорю я, — Думай о будущем. Ты женат?

— Н-нет…

— Вот. А надо бы, Егор. Часики-то тикают. Ты уже не молод. Сколько тебе, кстати?

— Д-двадцать восемь.

— До старости рукой подать. Как же ты так?

— Х-хозяин н-не в-веле-ли, свобо-ден… д-должен…

— Ну ты же умный парень, Егор. Понимаешь, что у хозяина теперь другие дела. Другие заботы. Так что рули спокойно, думай о будущем.

Он думает, а я думаю тоже — есть ли смысл убивать шофера? Выходит, что смысла нет, так как подвезший меня здоровяк живой и здоровый, запросто может освидетельствовать если что. Следовательно, у Егора действительно будет будущее, а я продолжаю действовать, исходя из тех предпосылок, с которыми покидал территорию академии. То есть — мне банально простят эту выходку просто потому, что я государству Русскому сейчас нужен позарез. А прощение мне нужно, потому что в этой катавасии руки двоедушцев нет. К происходящему акаи-бата не имеют ни малейшего отношения.

Скотство!

— Говори, друг мой. Рассказывай, — велю я, рассматривая проносящиеся мимо улицы Санкт-Петербурга. По ним неспешно ходят люди, а мне хочется автомат, чтобы спасти их от этого вальяжного медленного самоубийства.

— О-о чем? — заикается парень, тут же добавляя, — Г-господин.

— Обо всем, — вздыхаю я, — О своей прошлой жизни. О хозяине, о тех, кто с ним рядом, о тех, кто его охраняет и о тех, кого он породил. Вот просто берешь и говоришь, что приходит на ум. Ехать нам, как понимаю, неблизко.

— А…

— Живее, парень. Я уже почти разобрался, как управлять машиной самому…

///

Род Терновых был известен двумя вещами — своими котами и своими выходками, но также имел еще кое-что, о чем общественность была совершенно не в курсе. Это была черная тягучая злоба, обременявшая своего носителя до тех пор, пока он не найдет способ излить эту накопившуюся концентрированную субстанцию на того, кто имел неосторожность её пробудить. Правда, нельзя было сказать, что самим Терновым эта фамильная черта нравилась. Кому хочется быть котлом, в котором медленно вскипает это густое смертоносное варево?

Кристине точно не нравилось. Очень не нравилось, особенно потому, что девушка не до конца была уверена, на кого следует обрушить свою фамильную ярость.

— Здесь? — сухой, как пустынный песок, голос девушки тихо разносится по кабине манамобиля. Сидящие на заднем сидении вооруженные люди стараются даже не дышать.

— «Нет, вкус его души ведет дальше», — тут же реагирует даймон, жалуясь, — «Это сложно»

— «Это нужно», — посылает мысль книге Кристина. Спокойно и размеренно, хотя у неё внутри всё клокочет.

Пррроклятый зеленоглазый говнюк! Строил из себя невесть что, умника, опытного стрелка, даже бойца! Смел смотреть на неё сверху вниз! Уверил всех, даже Витиеватого в том, что он, этот проклятый иноземец, понимает, что к чему! А сам! А сам!!

Элементарная, простейшая ловушка, прямая как ослиный член! Для неё нужно было всего лишь выдернуть из академии девку, с которой этот Кейн возился! Да, смело, да, невероятно нагло и рискованно осуществить подобное без грана магии, но оно того стоило! Раз — и придурок уже несется за своей ненаглядной, теряя тапочки и последние мозги!

Так, стоп, здесь что-то не то…

— «Налево!», — говорит Станис, но не успевает, перекресток машина проехала.

— Возвращаемся и налево, — цедит Кристина водителю. Тот коротко кивает, принимая указания. Позади лязгает железо — сопровождающие проверяют оружие. Недовольно шипит пнутый неаккуратным бойцом Мишлен, туше кота тесно в ногах у мужчин, но на колени к хозяйке кот опасается залезать. Знает, как она любит мять и терзать что-нибудь, попавшее к ней под дурное настроение. Он часто бывает этим «чем-нибудь».

Дело ведь не в чувствах, так? Станис бы уловил. Не в них. Значит, в выгоде. В его выгоде. Регентство? Нет, он должен был хоть немного разузнать о Аркендорфе, боярская дочь Кристина отлично знает, как обстоят дела в таких захолустьях. Там всегда держатся своих, даже вида бы делать не стали, что регент чего-то стоит. А он не дурак, он влёт просек, что Тернова не может справиться с отдачей, что довести ствол назад для хрупкой девушки очень сложно. Так и уклонился… подлец.

Пасссскудник.

Кристина уже поняла, чем он её обезоружил. Языком. Русским гад зеленоглазый владеет чуть ли не лучше неё. Говорит свободно, без запинки. А язык — это код, его не только понимать надо, но и сердцем чуять. Вот она и «почуяла», решила, что проблемы и задачи империи для этого засранца чем-то являются. Свой же, говорит как. А Дайхарду было насрать на Русь, у него свои цели. Защищают? И ладно. А вот когда…

Да, точно. О кошельке печется, больше нечего и думать. Причем задумал что-то очень перспективное, раз полетел так за баронессой…

— «Здесь!»

— Останавливаемся! — тут же реагирует Тернова, выскакивая из мрачных дум, как летом из платья после бала.

Она вылетает из машины едва ли не раньше, чем та перестает скрипеть тормозами.

И… замирает, держась за дверцу, при виде огромного мужчины в шляпе, задумчиво курящего сигару, сидя на своем манацикле. Этот мужчина Кристине прекрасно знаком, но не сказать, что с приятной стороны.

— Парадин… — цедит Кристина, чувствуя, как к её ноге прижался вздыбивший шерсть Мишлен.

— А… это ты. Мелкая черная сучка Терновых, — бросает Матвей, не обращая внимания на трех тяжело вооруженных мужчин, вываливающихся с заднего сиденья, как и на шофера, отягощенного аж четырьмя кобурами с пистолетами, — Ну и зачем я понадобился цепным котам императора?

— Ты? — почти выплевывает Кристина, — Думаешь, меня бы послали по твою мусорную шкуру?

— Следи за языком, дочь слабака, — небрежно бросает враг рода, — Мала еще на меня тявкать. Значит, вы здесь за пареньком. Интересно… Но, боюсь, вы опоздали. Совсем опоздали.

Кристина прищуривается и кладёт руку на гримуар.

Мишлен шипит.

В воздухе пахнет схваткой.