Грозовая обитель

Глава 1

Камилла Кинг стояла в комнатке на третьем этаже у окна, выходившего на Грамерси-парк, и смотрела, как последний день марта угасает на лицах Нью-Йорка. Неугомонный бриз трепал верхушки деревьев, играл гривой лошади, тащившей кеб по Двадцать первой улице, сорвал котелок с незадачливого пешехода и покатил его по тротуару.

Вообще-то она любила ветер, особенно штормовой. Но пасмурный день в Нью-Йорке не располагает к романтическим переживаниям. Вся ее жизнь казалась сейчас Камилле такой серой и безрадостной, как затянутое облаками небо над городом.

За ее спиной всхлипывала Нетти, заканчивая укладывать вещи в дорожный сундучок Камиллы. Она делала это бескорыстно: горничная не обязана была тратить время на обслуживание отъезжающей гувернантки. Но Ходжесы куда-то уехали и не могли выразить недовольство поведением Нетти.

— Вы найдете место получше, мисс Камилла, — заверила Нетти, утирая слезы тыльной стороной ладони. — Вы же хорошенькая, умная и все такое.

Камилла усмехнулась, не поворачивая головы.

— Наверное, благодаря этим качествам меня и увольняют со второго места подряд.

— Нет худа без добра, — пробормотала Нетти. — С таким заносчивым и высокомерным господином…

— Мне стало жаль детей, — прервала ее Камилла. — Они такие милые. Я обязана была указать мистеру Ходжесу на недопустимость столь грубого обращения с ними. Но он ответил, что я недостаточно строга и что ему придется нанять другую гувернантку — постарше.

— Вам двадцать три года, это немало! — воскликнула Нетти. — Я в этом возрасте уже пять лет была замужем за Томом и имела двоих детей. Одно нехорошо, мисс Камилла, — что вы так одиноки.

Камилла навещала Нетти у нее дома и не без зависти наблюдала за суетливой неразберихой ее семейного житья, в которой горничная чувствовала себя как рыба в воде. Сама Камилла никогда не знала такой жизни, но до сих пор помнила любовное тепло и веселье, какими была окружена в детстве, пока ей не исполнилось восемь лет — до дня смерти матери. Иногда случалось так, что образ матери возникал в ее воображении с поразительной ясностью, живостью и полнотой. В эти минуты Камилле вспоминалась походка Алтеи Кинг, легкая и невесомая, как у танцовщицы, гордая грация, с какой она несла свою голову, густые черные волосы, образующие треугольный мысок на лбу. Алтея Кинг, где бы она ни появлялась, обладала даром вызывать в окружающих чувство радостного возбуждения. Многое заслонила собой загадочность ее смерти. С годами Камилле все труднее становилось воссоздавать в памяти облик матери.

В те годы, которые Джон Кинг, ее отец, прожил совместно с Алтеей, он иногда отрывался от книг и ненадолго оставлял свои ученые занятия ради тихих радостей семейного очага. Но после того как умерла жена, вдали от него, на Гудзоне, Джон Кинг полностью погрузился в свои писания, исследования и педагогическую работу.

Заботы по хозяйству и воспитанию Камиллы были возложены на домработницу. Миссис Грег весьма ответственно относилась к исполнению своих обязанностей, но не обладала талантом общения с детьми. Камиллу это не угнетало. Она вела довольно свободное существование, хотя и была одинока. Отец заботился о ее образовании, и занятия с ним доставляли девочке огромную радость.

Камилла думала об отце с любовью и нежностью. Она никогда не встречала столь красивого человека — с высоким лбом поэта, большими карими глазами, изящной и чувственной линией рта. Вспоминая о нем теперь, она чаще всего видела отца в маленькой комнатке, служившей ему кабинетом, со склоненной над книгами головой. Он заботился о дочери и любил ее вдвойне, перенеся на Камиллу нерастраченную любовь к жене, на которую она была очень похожа. Отец умер четыре года назад, и Камилла до сих пор полностью не оправилась от этого удара.

Волею обстоятельств на долю Камиллы выпала роль домашнего прагматика, поскольку в семье такого мечтателя, как ее отец, хоть кто-то должен был руководствоваться здравым смыслом. Подобная позиция, разумеется, укрепляла ее независимость. Но Камилла немало унаследовала и от своего отца, так что мечтательная сторона натуры нередко побуждала ее совершать довольно странные поступки.

Камилла чувствовала, что в данный момент вынуждена всецело полагаться на свою практичность и здравый смысл, поэтому она и посмеивалась над мрачными прорицаниями Нетти и старалась не поддаваться отчаянию. А в этот пасмурный день очень легко было утратить контроль над собой.

— Ничего, — сказала Нетти, сдерживая слезы, чтобы не расстраивать Камиллу. — Такие девушки, как вы, не остаются старыми девами. Вот что вам, знаете ли, нужно, мисс Камилла, — хороший муж и собственные дети.

Камилла снова улыбнулась и ничего не ответила. Надо признаться, в последнее время ее нередко посещали подобные мысли, и она не отгоняла их от себя. Эти грезы могли доставить удовольствие днем, но причиняли острую боль в томительные ночные часы. Она испытывала потребность в более насыщенной жизни, нежели та, что вели женщины в домах, где она служила.

Камилла увидела из окна, как наемный экипаж, замеченный ею прежде, уже во второй раз огибает ограду парка в одном и том же месте, словно его пассажир нетвердо знает, где находится разыскиваемый дом. Теперь кеб остановился у дверей особняка Ходжесов, и из него вышел мужчина, которому приходилось придерживать шляпу, чтобы она не стала добычей ветра.

— К нам кто-то приехал, Нетти, — сообщила Камилла, не поворачивая головы. — Слышишь звонок? Тебе лучше поспешить вниз. И спасибо за помощь.

Нетти устремилась к лестнице, а Камилла сталась у окна, стараясь не поддаться унынию, завтра, утешала себя Камилла, к ней вернется бодрость духа; однако сейчас ею овладело искушение раствориться в пасмурном неуюте серого денька, насладиться горечью своей неустроенности. Она не знала, что ждет ее за следующим поворотом жизненного пути: найдется ли для нее сколько-нибудь надежное место работы? Она не знала даже, хочет ли она этого на самом деле.

Если она и была хорошенькой — в чем Нетти, кажется, не сомневалась, — то не извлекла из этого никаких выгод. Что толку в красоте, если она с пугающей легкостью притягивает мужчин, которые для нее ничего не значат? В доме, где на работала до этого, хозяин был очень добр к ей — так добр, что Камилле пришлось спешно собрать вещи и пуститься в бегство. В ней было оскорблено прежде всего чувство справедливости — как такое могло произойти, если она хорошо справляется со своими обязанностями?

«Так я хорошенькая?» — рассеянно спрашивала она себя. Камилла погрузила руку в черную блестящую копну волос, собранных в узел на макушке и небрежно рассыпавшихся по плечам в стиле, который ныне — в последнем десятилетии девятнадцатого века — входил в моду. Она знала, что унаследовала от матери белоснежную кожу, выгодно оттененную чернотой волос, которые — и в этом она тоже походила на мать — образовывали треугольный мысок на высоком лбу. Камилла знала и то, что английская блузка в розовую полоску, с длинным рукавом, с бантом у высокого воротничка и серая, с небольшим шлейфом юбка неплохо смотрелась на ее стройной фигуре. Надо полагать, и большие карие глаза с густыми ресницами не могли испортить общее впечатление. Но способен ли человек непредвзято судить о собственной внешности? И что это означает — быть красивой? Тем более если работаешь гувернанткой, живешь в затворничестве и почти не имеешь возможности общаться с людьми твоего возраста — особенно с мужчинами?

Камилла отвернулась от окна и посмотрела на сундучок, который уже можно было хлопнуть и запереть, и на дешевый соломенный чемодан, стоявший рядом.

— Я сыта по горло этой жизнью! — громко обратилась она к своим вещам. — Пускай все изменится, все равно хуже не будет.

Конечно, найдется место и получше. Ведь пугливость и беспомощность не свойственны ее независимой натуре. Она сумеет более разумно распорядиться своей судьбой.

Вообще-то у Камиллы были родственники — богатый и незнакомый семейный клан, живший в верхнем течении Гудзона, хотя Нетти и считала ее круглой сиротой. Однако Джадды никак не давали о себе знать, и Камилла всерьез не задумывалась над тем, чтобы как-то познакомиться с ними. Это казалось невозможным после несчастья, случившегося с матерью; отец Камиллы возненавидел деда за то, как он обошелся со своей дочерью Алтеей.

Джон Кинг, будучи мягким человеком, редко проявлял к кому-нибудь антипатию. Но Камилла знала, что он считал Оррина Джадда виновником смерти своей жены и так никогда его и не простил. Он не рассказывал дочери, в чем состояла вина деда, но настаивал, чтобы она не общалась с семейством матери; в памяти Камиллы это требование запечатлелось как последняя воля отца.

Тем не менее, они существовали — Оррин Джадд и его дочери, жившие на Гудзоне в большом, напоминавшем замок особняке, называвшемся Грозовой Обителью. Бесконечные рассказы матери об этом поместье с детства врезались в память Камиллы. Возможно, настанет день, когда она посетит своих родственников хотя бы для того, чтобы узнать, как умерла ее мать. Но она не поедет туда в качестве посетительницы. Никогда!

Послышалось тяжелое дыхание Нетти, взбегавшей вверх по лестнице; через мгновение горничная уже стояла на пороге с расширившимися от возбуждения глазами.

— Посетитель! — объявила она. — К вам, мисс Камилла. Он выглядит как настоящий джентльмен и спрашивает мисс Камиллу Кинг. Я попросила его подождать в гостиной. Может быть, он пришел предложить вам новое место? Поторопитесь — бегите вниз и узнайте, чего он хочет.

Разумеется, Камилла спустилась вниз по лестнице степенным шагом, однако не стала бы отрицать, что неожиданный визит пробудил в ней любопытство. О том, что она ищет новое место работы, пока никто не мог знать. Возможно, это был один из друзей отца, хотя Камилла не обременяла их своими заботами.

У двери в гостиную она немного помедлила, опасаясь проявить излишнюю торопливость. Джентльмен устроился в неосвещенном углу комнаты, так что Камилла не сразу смогла его рассмотреть как следует. Он встал и подошел к ней — человек лет пятидесяти пяти, лысый, если не считать венчика седых волос на затылке, заканчивавшегося кисточками над ушами. Мягкий, розовый, как у ребенка, оттенок кожи, но серые глаза смотрели холодно и настороженно. Незнакомец изучал Камиллу, и на лице его появилось подобие улыбки, однако прямой, жесткий рот выражал скорее неодобрение.

— Вы мисс Камилла Кинг? — спросил он. — Меня зовут Помптон. Александр Помптон. Уверен, мое имя вам ни о чем не говорит. Но я пришел к вам с просьбой.

Камилла жестом предложила ему присесть на диван, а сама, сгорая от любопытства, расположилась на стуле напротив.

— Вы, кажется, работаете здесь гувернанткой, — сказал он. — Вы дорожите этим местом? У вас тесные связи с хозяевами дома?

Вся боль и горечь, вызванные последним разговором с мистером Ходжесом, мгновенно воскресли в ее памяти и выплеснулись наружу.

— У меня нет никаких связей ни с хозяевами, ни с домом, — резко ответила она. — Сегодня утром меня уволили.

Мистер Помптон встретил это сообщение с пониманием, словно оно лишь подтвердило сложившееся у него мнение о собеседнице, и Камилла тут же пожалела о своей импульсивной реплике.

— В таком случае, — заключил мистер Помптон, — ничто не помешает вам сесть на пароход завтра, во второй половине дня. Я взял на себя смелость заказать вам билет до Уэстклиффа, чтобы облегчить вашу задачу.

— Какую задачу? — спросила Камилла, полностью смешавшись.

Он подался вперед и заговорил без всяких околичностей:

— В течение многих лет я являюсь поверенным Оррина Джадда и прибыл сюда, чтобы попросить вас приехать к тяжело больному деду в Грозовую Обитель. Возможно, вы застанете его на смертном одре, ему недолго осталось жить.

С минуту она молчала, не в силах собраться с мыслями.

— Но… он отрекся от моей матери много лет назад. Даже когда она была жива, он не хотел с нами знаться.

— Это не совсем так, — поправил ее мистер Помптон. — Мистер Джадд внимательно следил за всеми событиями жизни дочери. В случае нужды он непременно пришел бы ей на выручку. Правда, он и ваш отец не испытывали симпатий Друг к другу.

— Отец ненавидел его, — сказала Камилла. — Он не хотел, чтобы моя мама поехала в Грозовую Обитель, когда Оррин Джадд послал за ней.

Мистер Помптон вздохнул и провел рукой по розовой лысине, словно поправляя пышную шевелюру. Ему явно не нравилась возложенная на него миссия.

— То, что случилось тогда, было несчастьем, великой трагедией, если хотите. Но ваш отец был не прав, посчитав Оррина Джадда виновником происшествия.

Камилла судорожно стиснула пальцы.

— После смерти матери отца вызвали в Грозовую Обитель на похороны, и он вернулся оттуда больным от горя. Он утверждал, что случившееся — на совести ее семьи, хотя и не объяснил мне, в чем их вина. Он никогда больше не говорил со мной на эту тему. Ему хотелось, чтобы мама осталась в моей памяти живой, и я так и не узнала, как она умерла. И он считал, что я ни при каких обстоятельствах не должна иметь дела с дедом и с теми, кто живет с ним в Грозовой Обители.

— Ваш отец умер несколько лет назад, — напомнил мистер Помптон. — Вы взрослая девушка и сами вправе принимать решения. Перед смертью человек нередко сожалеет о некоторых своих поступках. Ваша мать была любимой дочерью Оррина Джадда, и он хочет повидать свою единственную внучку.

Камилла сидела неподвижно, не разжимая пальцев. Внезапно она испытала странное и неожиданное чувство облегчения. Имя Джаддов было магическим и произносилось с тем же придыханием, с каким произносятся имена Вандербильтов, Асторов или Морганов. Хотя на старости лет Оррин Джадд умерил свой пыл и с эксцентричностью, какую могут себе позволить только очень богатые люди, отказался от свойственного ему ранее расточительного образа жизни. И мир почти забыл о нем, чего не происходило с другими подобными семействами, остававшимися на виду и продолжавшими приумножать свои капиталы и потомство.

Будучи гувернанткой, Камилла никогда и словом не обмолвилась о своем родстве с Оррином Джаддом. Но она запомнила тот день из детства, когда ее мать, показывая на небоскреб, высившийся над Бродвеем, с гордостью произнесла: «Этот дом построил твой дедушка». Маленькая Камилла представила себе старого — белобородого, напоминающего Моисея на иллюстрациях Библии — человека, который кладет кирпич на кирпич, словно играя в кубики. Она долго не могла понять, как это ему удалось сложить постройку выше головы. Но здание для нее навсегда осталось «домом моего дедушки».

Едва уловимая улыбка тронула ее губы и не осталась незамеченной мистером Помптоном.

— В этот приезд вы можете остаться в Грозовой Обители всего на один или два дня, — торопливо добавил он, опасаясь упустить выгодный, по его мнению, момент. — Кратковременная поездка не помешает вам подыскать новое место в Нью-Йорке, если вы того пожелаете. И вы поступите мудро, если не станете ее откладывать. Тогда вы, по крайней мере, успеете познакомиться со своим дедушкой, а может быть, и скрасить последние дни его жизни. Я только один раз встречался с вашей матерью, но видел ее фотографии. Вы необычайно похожи на нее, сходство просто разительное.

Да, Камилла это знала. Вид дочери каждый раз заставлял ее отца горевать и радоваться одновременно. Но почему мистер Помптон оговаривает в качестве особого условия кратковременность визита? Ведь дед настолько нуждается в ней, что специально послал своего поверенного…

— Должен предупредить, — продолжал мистер Помптон торжественным тоном, — что вы не должны рассчитывать на то, что все обитатели имения встретят вас с распростертыми объятиями.

Семейные истории, рассказанные матерью, всколыхнулись в памяти Камиллы.

— Вы имеете в виду тетушку Гортензию? Но если дедушка посылает за мной…

— Возможно, сейчас он слишком слаб, чтобы диктовать домашним свою волю. Боюсь, тетя никогда не простила вашей матери бегство с Джоном Кингом. Но это не так уж важно; вы должны ехать и не принимать близко к сердцу то, что она будет вам говорить.

— Кто еще живет сейчас в Грозовой Обители? — спросила Камилла. — Мама рассказывала мне о средней сестре Петиции. Она так и не вышла замуж?

— Нет. Мисс Летти живет в имении. У нее добрая душа, и она наверняка тепло вас встретит. Вы, конечно, застанете в Обители Бута Хендрикса, которого ваша тетя Гортензия усыновила десятилетним. Теперь ему, должно быть, около тридцати шести, он не женат. Кроме того, в имении живет еще один молодой человек — инженер, давний друг и помощник вашего деда. Сейчас он в Нью-Йорке по делам. Я собираюсь встретиться с ним, пока нахожусь здесь. Мисс Камилла, ведь вы хотите доставить своему деду последнюю радость? Поверьте, дело не терпит отлагательств. Он болел еще до сердечного приступа… возможно, у вас осталось совсем немного времени.

С минуту Камилла не находила слов для ответа. Ее со всех сторон обступила пустота последних лет, когда она тосковала по семейному теплу. Сколько раз она в безвыходном одиночестве мечтала о домашнем уюте, и вот теперь ей, по сути дела, предлагают обрести семью. При этом не придется выступать в роли просительницы, ибо Оррин Джадд сам позвал ее в имение. Возможно, отец вынес слишком поспешный приговор. Кроме того, она могла следовать примеру матери. Когда Оррин Джадд послал за ней, Алтея поехала в Грозовую Обитель, несмотря на возражения своего мужа. Почему же Камилла должна отказаться от приглашения?

Решение было принято, и она улыбнулась мистеру Помптону.

— Не вижу причин, которые могли бы мне помешать последовать вашему совету и отплыть на завтрашнем пароходе.

Мистер Помптон, казалось, был удовлетворен, испытывал чувство, больше похожее на облегчение, чем на радость. Он тут же встал с дивана и протянул Камилле конверт.

— Надеюсь, все оформлено как полагается. Пароход пребывает в Уэстклифф вечером. Я пошлю телеграмму, так что не беспокойтесь: вас встретят на пристани и отвезут в Грозовую Обитель. Я вернусь туда позже, когда улажу кое-какие дела в Нью-Йорке.

Камилла проводила посетителя до двери, потом стояла и смотрела, как он сходит с крыльца и садится в поджидавший его кеб. День был таким же пасмурным и ветреным, но теперь Камилле чудилось в порывах ветра какое-то веселье, предвещающее перемены. Она помчалась вверх по лестнице, чтобы сообщить новость Нетти.

— У меня есть семья! — воскликнула она. — Что ни говори, а семья у меня есть! — Камилла крепко обхватила себя руками, как бы подтверждая этим жестом реальность происходящего. — Если я понравлюсь дедушке, то смогу погостить в Грозовой Обители подольше, и пусть тетушка Гортензия лопнет от злости.

Нетти пришлось тут же сесть и выслушать всю историю, она вышла из комнаты, только когда услышала, как Ходжесы подъезжают к дому. Камилла решила уклониться от встречи со своими, теперь уже бывшими, хозяевами. Она поужинала у себя в комнате и легла в постель, но долго не могла заснуть, припоминая рассказы матери о жизни в большом доме над рекой.

Этот построенный на горе дом, похожий на средневековый замок, с детства завладел воображением Камиллы. Ей представлялись сияющие окна и башни, в которых играет свет восходящего над Гудзоном солнца. Она видела перед собой — хотя никогда там не была — квадратную прихожую, из стен которой жутковато тянулись руки, гостиную, где Оррин Джадд и его жена, любившие путешествовать, собирали диковины со всего света. Бабушка Камиллы умерла, когда Алтея была маленькой девочкой, но в памяти ее дочерей осталась восхитительная, до сих пор напоминавшая о себе эпоха дальних странствий.

Была в доме и восьмиугольная, или «октагональная» лестница, которую Камилла особенно любила — за звучание ее названия. Два лестничных пролета были обшиты резными панелями из тикового дерева, привезенными из Бирмы. На третьем этаже находилась просторная детская, где Алтея играла с двумя старшими сестрами. Камилла ясно представляла себе весело полыхавший в этой комнате камин и милую сердцу, далеко не новую мебель.

Только теперь Камилла осознала, что мать больше рассказывала о доме, чем о его обитателях. В душе Алтеи Кинг кровоточила незаживающая рана, заставлявшая избегать разговоров об отце и сестрах. Но теперь Камилла сама поедет в Грозовую Обитель и собственными глазами увидит сияющие башни, мраморные руки и восьмиугольную лестницу.

И все же главной приманкой для Камиллы служил не сам дом и не живописность его окрестностей. Она ощущала, как ее охватывает жажда любви, тепла; ей хотелось понравиться тетям и Деду, любить их и быть любимой. Что бы ни таило в себе прошлое, его горечь погребена под напластованиями минувших лет. Она не знает за собой никакой вины, так в чем же ее можно упрекнуть? Камиллу захлестнуло непреодолимое Желание быть покладистой и ласковой; родственники не смогут устоять перед наплывом подобных чувств; она их очарует — всех, даже тетю Гортензию, затаившую непостижимую злобу на свою уже умершую сестру.

Камилла заснула с улыбкой, преисполненная любовью.